Александр Тимофеевский
ОТВЕТ РИМСКОМУ ДРУГУ
Целый день брожу по улицам, глазея.
В Риме осень. Все мертво, все одичало.
Туча черная висит над Колизеем.
Неизвестно, что бы это означало.
Льется дождик. Небо платит недоимку.
Жалко, льется не на пашню, а на камень
В тех горбатых переулках, где в обнимку
Мертвецы твои стоят с особняками.
Помнишь дом, где мы не раз с тобой бывали?
На лужайке облысевшей травка вянет,
Не осталось даже праха от развалин
А меня туда все время что-то тянет.
В этом доме ты когда-то был счастливым
И элегию читал о Джоне Донне,
И плоды желто-зеленые оливы
У хозяйки смуглолицей ел с ладони.
Где веселая хозяйка? Где маслины?
Нам остался лишь пустырь за поворотом.
Безусловно, позади одни руины,
Но руины все же лучше, чем пустоты.
Только женщине идет непостоянство,
Мы же любим то, что в юности любили.
Кто придумал, что отечество - пространство?
Это мы с тобою Родиною были.
Ты мне пишешь: чем в империи томиться,
Лучше жить в глухой провинции у галлов.
Только стоит ли с отъездом торопиться,
Ведь империи сто лет как ни бывало.
Рухнул Рим, никто не помнит точной даты.
Вот и спорим и проводим параллели...
Всюду те же кровопийцы и солдаты,
Кровопийцы и ворюги, мой Валерий.
Лучше сам ты возвращайся, путь недолог.
Мы с женою заждались тебя в столице.
Неужели так уж важно въехать в город
На четверке в триумфальной колеснице?
Мимо каменной стены священной рощей,
Где стоят легионеры в карауле...
Мне-то кажется, на кухне нашей проще
О Назоне толковать и о Катулле.
Воск, застывший на странице старой книги,
Гости, спящие вповалку где попало.
Всюду пепел, на полу огрызок фиги,
На столе вишневый обод от бокала.
А когда отмерит время Хронос гулкий,
Проводить тебя сумеет старый Постум.
Вместе выйдем на последнюю прогулку
И отправимся на твой любимый остров.
1992
В Риме осень. Все мертво, все одичало.
Туча черная висит над Колизеем.
Неизвестно, что бы это означало.
Льется дождик. Небо платит недоимку.
Жалко, льется не на пашню, а на камень
В тех горбатых переулках, где в обнимку
Мертвецы твои стоят с особняками.
Помнишь дом, где мы не раз с тобой бывали?
На лужайке облысевшей травка вянет,
Не осталось даже праха от развалин
А меня туда все время что-то тянет.
В этом доме ты когда-то был счастливым
И элегию читал о Джоне Донне,
И плоды желто-зеленые оливы
У хозяйки смуглолицей ел с ладони.
Где веселая хозяйка? Где маслины?
Нам остался лишь пустырь за поворотом.
Безусловно, позади одни руины,
Но руины все же лучше, чем пустоты.
Только женщине идет непостоянство,
Мы же любим то, что в юности любили.
Кто придумал, что отечество - пространство?
Это мы с тобою Родиною были.
Ты мне пишешь: чем в империи томиться,
Лучше жить в глухой провинции у галлов.
Только стоит ли с отъездом торопиться,
Ведь империи сто лет как ни бывало.
Рухнул Рим, никто не помнит точной даты.
Вот и спорим и проводим параллели...
Всюду те же кровопийцы и солдаты,
Кровопийцы и ворюги, мой Валерий.
Лучше сам ты возвращайся, путь недолог.
Мы с женою заждались тебя в столице.
Неужели так уж важно въехать в город
На четверке в триумфальной колеснице?
Мимо каменной стены священной рощей,
Где стоят легионеры в карауле...
Мне-то кажется, на кухне нашей проще
О Назоне толковать и о Катулле.
Воск, застывший на странице старой книги,
Гости, спящие вповалку где попало.
Всюду пепел, на полу огрызок фиги,
На столе вишневый обод от бокала.
А когда отмерит время Хронос гулкий,
Проводить тебя сумеет старый Постум.
Вместе выйдем на последнюю прогулку
И отправимся на твой любимый остров.
1992
Александр Павлович Тимофеевский родился 13 ноября 1933 года в Москве. Окончил сценарный факультет ВГИКа. Первые поэтические публикации в журналах "Юность", "Новый мир", "Стрелец", "Континент". Автор слов знаменитой застольной песни "Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам..." В Издательстве "Книжный сада в 1998 году вышла книга Александра Тимофеевского "Песня скорбных душой" с послесловием Юрия Кувалдина. В 2003 году в издательстве "Новое литературное обозрение" издана книга "Опоздавший стрелок" с напутствием Евгения Рейна. Постоянный с пилотного 1999 года номера журнала "Наша улица".
