Валерий Роньшин
Машенька
рассказ
Владимир Набоков, как это всем хорошо известно, очень любил слово "аляповатый". Оно встречается буквально на каждой странице всех его романов. Василий же Дурнев, напротив того, проходил военную службу в звании капитана, в должности командира роты в военном гарнизоне неподалёку от посёлка Могильцы. Фамилия у капитана Дурнева, как вы, наверное, уже успели заметить, была исконно русская. Но всё равно, каждый раз, засадив бутылку водки, Дурнев распахивал окно во всю ширь и орал на всю часть:
- У меня, бля, исконно русская фамилия! Нам, Дурневым, бля, в своей стране стесняться нечего! Мы при Рюриковичах, бля, жили и сейчас, бля, живём! А кому это не нравится, те пускай, на хрен в Америку уматывают!..
Жизнь в военном гарнизоне известно какая. Свободного времени до едрени фени. Хошь - мух гоняй, хошь - стихи сочиняй. Капитан Дурнев выбрал второе занятие. Он сочинял стихи. Да и как тут не стать поэтом, если кругом привольно раскинулась самая что ни на есть нутряная Россия. Леса, поля, реки, деревеньки с милыми сердцу названиями: Гнилушки, Дрыново, Большие Грязи...
Ну куда от всего этого денешься?.. Никуда не денешься...
Надо отметить, что в части любили бравого капитана. И не только за то, что он мог зараз выпить ведро водки, но ещё и за его талант полкового поэта. Две неизменные темы присутствовали в творчестве Дурнева: бабы и Родина. Часто они так тесно переплетались, что даже самому Дурневу было непонятно: где Родина?.. где бабы?.. Хрен разберёшь.
Но когда капитан Дурнев в парадном кителе выходил на сцену гарнизонного Дома офицеров и начинал читать свои стихи, все просто обалдевали.
- Ай да Дурнев! - восторженно аплодировал зал. - Ай да сукин сын!
А в штабе полка работала некая Машенька, бледная девушка лет двадцати (по её словам). Вся такая воздушная, как попкорн. Впрочем, посылать тоже умела неплохо. И вот эта самая Машенька и капитан Дурнев сошлись на почве любви к поэзии Ахматовой, Цветаевой и прочих Пастернаков.
Кстати, у Дурнева имелась и законная жена - Раиса, естественно, Дурнева, а по первой, девичьей, фамилии, просто даже неудобно и произнести - Волконская. И за ней водился вот такой коленкор (извините за умное слово) - любила Раиса налево сходить. И даже не столько сходить, сколько съездить. В Могильцы.
И вот как-то раз уехала Раиса налево, в Могильцы, а капитан Дурнев возьми да и пригласи Машеньку к себе в гости. Напоил, накормил и спать уложил. А чужая... э-э... душа, как известно, потёмки. Оказалась Машенька - девушкой. Да уж, чего только на свете не бывает. Который год в штабе полка работает, и на тебе - девушка. Как в таких случаях говорит майор Нахнюпа: "Вот так номер, чтоб я помер". Но капитан Дурнев виду не подаёт, любит и любит себе Машеньку, любит и любит... А она всё девушка и девушка... девушка и девушка... Что за нонсенс?.. А между тем уже и ночь к концу подходит.
- Ну, ёлки зеленые - рыжики соленые!.. - кипятится капитан Дурнев.
- Ой, да не кипятись ты, Васенька, - отвечает Машенька. - Меня сам командир полка, полковник Громобоев, четыре раза женщиной сделать пытался. И то не смог. А уж куда тебе, капитану и командиру роты. Давай я тебе лучше свои стихи почитаю. Хочешь?..
- Так точно! - козырнул капитан Дурнев.
Почитала Машенька Дурневу свои стихи, и заснули они, вполне друг другом удовлетворённые.
Ночь между тем прошла. Светало, бля.
- У меня, бля, исконно русская фамилия! Нам, Дурневым, бля, в своей стране стесняться нечего! Мы при Рюриковичах, бля, жили и сейчас, бля, живём! А кому это не нравится, те пускай, на хрен в Америку уматывают!..
Жизнь в военном гарнизоне известно какая. Свободного времени до едрени фени. Хошь - мух гоняй, хошь - стихи сочиняй. Капитан Дурнев выбрал второе занятие. Он сочинял стихи. Да и как тут не стать поэтом, если кругом привольно раскинулась самая что ни на есть нутряная Россия. Леса, поля, реки, деревеньки с милыми сердцу названиями: Гнилушки, Дрыново, Большие Грязи...
Ну куда от всего этого денешься?.. Никуда не денешься...
Надо отметить, что в части любили бравого капитана. И не только за то, что он мог зараз выпить ведро водки, но ещё и за его талант полкового поэта. Две неизменные темы присутствовали в творчестве Дурнева: бабы и Родина. Часто они так тесно переплетались, что даже самому Дурневу было непонятно: где Родина?.. где бабы?.. Хрен разберёшь.
Но когда капитан Дурнев в парадном кителе выходил на сцену гарнизонного Дома офицеров и начинал читать свои стихи, все просто обалдевали.
- Ай да Дурнев! - восторженно аплодировал зал. - Ай да сукин сын!
А в штабе полка работала некая Машенька, бледная девушка лет двадцати (по её словам). Вся такая воздушная, как попкорн. Впрочем, посылать тоже умела неплохо. И вот эта самая Машенька и капитан Дурнев сошлись на почве любви к поэзии Ахматовой, Цветаевой и прочих Пастернаков.
Кстати, у Дурнева имелась и законная жена - Раиса, естественно, Дурнева, а по первой, девичьей, фамилии, просто даже неудобно и произнести - Волконская. И за ней водился вот такой коленкор (извините за умное слово) - любила Раиса налево сходить. И даже не столько сходить, сколько съездить. В Могильцы.
И вот как-то раз уехала Раиса налево, в Могильцы, а капитан Дурнев возьми да и пригласи Машеньку к себе в гости. Напоил, накормил и спать уложил. А чужая... э-э... душа, как известно, потёмки. Оказалась Машенька - девушкой. Да уж, чего только на свете не бывает. Который год в штабе полка работает, и на тебе - девушка. Как в таких случаях говорит майор Нахнюпа: "Вот так номер, чтоб я помер". Но капитан Дурнев виду не подаёт, любит и любит себе Машеньку, любит и любит... А она всё девушка и девушка... девушка и девушка... Что за нонсенс?.. А между тем уже и ночь к концу подходит.
- Ну, ёлки зеленые - рыжики соленые!.. - кипятится капитан Дурнев.
- Ой, да не кипятись ты, Васенька, - отвечает Машенька. - Меня сам командир полка, полковник Громобоев, четыре раза женщиной сделать пытался. И то не смог. А уж куда тебе, капитану и командиру роты. Давай я тебе лучше свои стихи почитаю. Хочешь?..
- Так точно! - козырнул капитан Дурнев.
Почитала Машенька Дурневу свои стихи, и заснули они, вполне друг другом удовлетворённые.
Ночь между тем прошла. Светало, бля.
“Наша улица” №134 (1) январь 2011
