Писатель Юрий Александрович Кувалдин родился 19 ноября 1946 года в Москве, на улице 25-го Октября (ныне и прежде - Никольской) в доме № 17 (бывшем "Славянском базаре"). Учился в школе, в которой в прежние времена помещалась Славяно-греко-латинская академия, где учились Ломоносов, Тредиаковский, Кантемир. Работал фрезеровщиком, шофером такси, ассистентом телеоператора, младшим научным сотрудником, корреспондентом газет и журналов. Окончил филологический факультет МГПИ им. В.И.Ленина. В начале 60-х годов Юрий Кувалдин вместе с Александром Чутко занимался в театральной студии при Московском Экспериментальном Театре, основанном Владимиром Высоцким и Геннадием Яловичем. После снятия Хрущева с окончанием оттепели театр прекратил свое существование. Проходил срочную службу в рядах Вооруженных сил СССР в течение трех лет (ВВС). Автор книг: “Улица Мандельштама”, повести (“Московский рабочий”, 1989), “Философия печали”, повести и рассказы (“Новелла”, 1990), “Избушка на елке”, роман и повести (“Советский писатель”, 1993), “Так говорил Заратустра”, роман (“Книжный сад”, 1994.), “Кувалдин-Критик”, выступления в периодике (“Книжный сад”, 2003), "Родина", повести и роман (“Книжный сад”, 2004), "Сирень", рассказы ("Книжный сад", 2009), "Ветер", повести и рассказы ("Книжный сад", 2009), "Жизнь в тексте", эссе ("Книжный сад", 2010), "Дневник: kuvaldinur.livejournal.com" ("Книжный сад", 2010), "Море искусства", рассказы ("Книжный сад", 2011), "Счастье", повести ("Книжный сад", 2011), "День писателя", повести ("Книжный сад", 2011) Печатался в журналах “Наша улица”, “Новая Россия”, “Время и мы”, “Стрелец”, “Грани”, “Юность”, “Знамя”, “Литературная учёба”, “Континент”, “Новый мир”, “Дружба народов” и др. Выступал со статьями, очерками, эссе, репортажами, интервью в газетех: “День литературы”, “Московский комсомолец”, “Вечерняя Москва”, “Ленинское знамя”, “Социалистическая индустрия”, “Литературная Россия”, “Невское время”, “Слово”, “Российские вести”, “Вечерний клуб”, “Литературная газета”, “Московские новости”, “Гудок”, “Сегодня”, “Книжное обозрение”, “Независимая газета”, “Ex Libris”, “Труд”, “Московская правда” и др. Основатель и главный редактор журнала современной русской литературы “Наша улица” (1999). Первый в СССР (1988) частный издатель. Основатель и директор Издательства “Книжный сад”. Им издано более 100 книг общим тиражом более 15 млн. экз. Среди них книги Евгения Бачурина, Фазиля Искандера, Евгения Блажеевского, Кирилла Ковальджи, Льва Копелева, Семена Липкина, А. и Б. Стругацких, Юрия Нагибина, Вл. Новикова, Льва Разгона, Ирины Роднянской, Александра Тимофеевского, Л.Лазарева, Льва Аннинского, Ст. Рассадина, Нины Красновой, Ваграма Кеворкова и др. Член Союза писателей и Союза журналистов Москвы.
В 2006 году в Издательстве «Книжный сад» вышло Собрание сочинений
в 10 томах.
По каналу «Культура» 18 ноября 2011 года в связи с 65-летием, как и 21 ноября 2006 года в связи с 60-летием, показан телевизионный
фильм «Юрий Кувалдин. Жизнь в тексте» (режиссер Ваграм Кеворков, песня Алексея Воронина "В маленьком раю", посвященная Юрию Кувалдину).
КУВАЛДИН В МАЛЕНЬКОМ РАЮ
Репортаж с вечера, посвященного 65-летию со дня рождения писателя Юрия Кувалдина в Галерее А-3 (А-три), Староконюшенный переулок, 39, 22 ноября 2011 года, во вторник
Я жил когда-то в маленьком раю,
Под чистым небом, с ясною душой,
В каком-то дальнем, северном краю,
Но вырос я из рая и ушёл.
И я попал в нетрезвую страну,
Затопленную огненной водой,
И сам порой нетрезвый и больной
По улицам неведомым иду...
Алексей Воронин
песня из телефильма "Юрий Кувалдин. Жизнь в тексте"
Под чистым небом, с ясною душой,
В каком-то дальнем, северном краю,
Но вырос я из рая и ушёл.
И я попал в нетрезвую страну,
Затопленную огненной водой,
И сам порой нетрезвый и больной
По улицам неведомым иду...
Алексей Воронин
песня из телефильма "Юрий Кувалдин. Жизнь в тексте"
65 лет – это не цифра, и это не возраст, - сказал Сергей Филатов на праздновании полуюбилея писателя Юрия Кувалдина в художественной галерее А-3 в Староконюшенном переулке около Старого Арбата, где собрались узким кругом друзья Юрия Кувалдина, за накрытыми столами с изысканными блюдами и напитками... И по очереди выходили к микрофону, и каждый говорил свои слова любви, восхищения и благодарности в адрес этого великого писателя современности, подпольного классика, лидера, который объединяет лучшие творческие силы Москвы и который создал свою школу в литературе и помог талантливым авторам найти свою дорогу на Парнас...
В фойе стоял стол-витрина с новыми книгами Юрия Кувалдина, красивые стопы книг в стильном оформлении сына писателя – художника Александра Трифонова: «Сирень», «Ветер», «Жизнь в тексте, «Дневник», «Море искусства», «День писателя», «Счастье»... Счастье для писателя и для его почитателей – иметь такие книги!
В фойе стоял стол-витрина с новыми книгами Юрия Кувалдина, красивые стопы книг в стильном оформлении сына писателя – художника Александра Трифонова: «Сирень», «Ветер», «Жизнь в тексте, «Дневник», «Море искусства», «День писателя», «Счастье»... Счастье для писателя и для его почитателей – иметь такие книги!
Вечер вёл сам Юрий Кувалдин.
На вечере выступили и произнесли свои тосты в честь полуюбиляра:
Кирилл КОВАЛЬДЖИ – поэт,
Евгений БАЧУРИН – поэт-бард, художник,
Александр ТИМОФЕЕВСКИЙ – поэт,
Андрей ЯХОНТОВ – писатель, драматург,
Нина КРАСНОВА – поэтесса,
Дмитрий ТУГАРИНОВ – скульптор,
Эмиль СОКОЛЬСКИЙ – писатель, литературовед, критик,
Анатолий ШАМАРДИН – певец и композитор, солист оркестра Леонида Утёсова 70-х годов,
Алексей ВОРОНИН – поэт, бард, писатель,
Владимир ОПАРА – художник,
Маргарита ПРОШИНА – заместитель директора библиотеки им. Бунина,
Геннадий САМОЙЛЕНКО – редактор,
Ваграм КЕВОРКОВ – режиссёр и писатель,
Сергей ФИЛАТОВ – глава администрации первого президента России,
Александр ТРИФОНОВ – художник,
Людмила ОСОКИНА – поэтесса.
На вечере присутствовали также скульптор Владимир БУЙНАЧЁВ, филолог Светлана СОКОЛОВА, художник Азиз АЗИЗОВ, директор галереи А-3 Виталий КОПАЧЁВ и т.д.
Все общались между собой в свободном полёте, дарили Юрию Кувалдину цветы и подарки и говорили, что 65 лет – это не возраст для писателя Юрия Кувалдина, у которого в запасе Вечность.
На вечере выступили и произнесли свои тосты в честь полуюбиляра:
Кирилл КОВАЛЬДЖИ – поэт,
Евгений БАЧУРИН – поэт-бард, художник,
Александр ТИМОФЕЕВСКИЙ – поэт,
Андрей ЯХОНТОВ – писатель, драматург,
Нина КРАСНОВА – поэтесса,
Дмитрий ТУГАРИНОВ – скульптор,
Эмиль СОКОЛЬСКИЙ – писатель, литературовед, критик,
Анатолий ШАМАРДИН – певец и композитор, солист оркестра Леонида Утёсова 70-х годов,
Алексей ВОРОНИН – поэт, бард, писатель,
Владимир ОПАРА – художник,
Маргарита ПРОШИНА – заместитель директора библиотеки им. Бунина,
Геннадий САМОЙЛЕНКО – редактор,
Ваграм КЕВОРКОВ – режиссёр и писатель,
Сергей ФИЛАТОВ – глава администрации первого президента России,
Александр ТРИФОНОВ – художник,
Людмила ОСОКИНА – поэтесса.
На вечере присутствовали также скульптор Владимир БУЙНАЧЁВ, филолог Светлана СОКОЛОВА, художник Азиз АЗИЗОВ, директор галереи А-3 Виталий КОПАЧЁВ и т.д.
Все общались между собой в свободном полёте, дарили Юрию Кувалдину цветы и подарки и говорили, что 65 лет – это не возраст для писателя Юрия Кувалдина, у которого в запасе Вечность.
ХОД ВЕЧЕРА:
Ведущий вечера писатель Юрий Кувалдин
Ведущий вечера писатель Юрий Кувалдин
Юрий КУВАЛДИН:
- Я когда-то, уже очень давно, в начале своего литературного пути, в пору своих «литературных мечтаний», писал стихи. Я написал их очень мало, а подобрал для своего собрания сочинений и включил туда вообще крохи какие-то. Потому что я очень строго отношусь к стихам. И в принципе я вообще в своём журнале «Наша улица» почти не печатаю поэтов и их стихи, и вообще выделил поэтов в особую зону. Где бы я ни встречался с ними, они всегда, подходя к микрофону, выносят с собой стопку стихов сантиметров в пять толщиной и начинают укачивать зал стихами. Я же понял, что стихи плохо воспринимаются на слух, и вообще литературные произведения лучше всего читать глазами. Поэтому я где-то в 1963-м году перешёл на прозу, но всё же сейчас я прочитаю одно своё раннее, очень короткое стихотворение, датированное 1961-1962-1963 годом.
- Я когда-то, уже очень давно, в начале своего литературного пути, в пору своих «литературных мечтаний», писал стихи. Я написал их очень мало, а подобрал для своего собрания сочинений и включил туда вообще крохи какие-то. Потому что я очень строго отношусь к стихам. И в принципе я вообще в своём журнале «Наша улица» почти не печатаю поэтов и их стихи, и вообще выделил поэтов в особую зону. Где бы я ни встречался с ними, они всегда, подходя к микрофону, выносят с собой стопку стихов сантиметров в пять толщиной и начинают укачивать зал стихами. Я же понял, что стихи плохо воспринимаются на слух, и вообще литературные произведения лучше всего читать глазами. Поэтому я где-то в 1963-м году перешёл на прозу, но всё же сейчас я прочитаю одно своё раннее, очень короткое стихотворение, датированное 1961-1962-1963 годом.
Юрий Кувалдин
***
Мой современник - колокол Иван.
К нему я в современники не зван.
Молчание его четвертый век
Не могут заглушить ни скрип телег,
Ни свист плетей, врезающихся в спины,
Ни возгласы юродивых, калек.
Ни бит-ансамбли, ни автомашины.
...А осень вся в подтеках желтизны
Предощущает запах новизны,
Бесшумного отныне снегопада...
Тот колокол у белого фасада
Безмолвствует...
Журнал “Литературная учеба”, № 3-1978Мой современник - колокол Иван.
К нему я в современники не зван.
Молчание его четвертый век
Не могут заглушить ни скрип телег,
Ни свист плетей, врезающихся в спины,
Ни возгласы юродивых, калек.
Ни бит-ансамбли, ни автомашины.
...А осень вся в подтеках желтизны
Предощущает запах новизны,
Бесшумного отныне снегопада...
Тот колокол у белого фасада
Безмолвствует...
ТэЧэКа (точка)!
Я рад видеть здесь знакомые лица. Особенно рад нашей старой гвардии. И хотя я и пускаю копья в адрес поэтов, но по сути дела рядом с нами сидят классики нашей поэзии.
1. ЮРИЙ КУВАЛДИН – КИРИЛЛ КОВАЛЬДЖИ
Кирилл Ковальджи.
Кирилл КОВАЛЬДЖИ:
- Здесь не только поэты, но и поэты-прозаики.
- Здесь не только поэты, но и поэты-прозаики.
Юрий КУВАЛДИН:
- Не надо, Кирилл. Вы – поэт, а не прозаик. И даже то, что вы называете прозой, свои произведения в прозе, это не вполне проза, это в общем-то, скажем так, эссеистика и мемуаристика. Поэт, как правило, не надевает на себя маску другого человека, не входит в образ другого человека, а идёт сам от себя и понимает мир как философ и выражает это стихами. Кирилл Владимирович умеет это делать лапидарно, что в общем-то соответствует моему представлению о поэзии. Поэзия отличается от прозы лаконичностью, лапидарностью, своим языком, иным, чем язык прозы. Или, как говорил Мандельштам: там, где простыни не смяты, там поэзия не ночевала. Вот такой есть афоризм у Мандельштама.
А у Кирилла Владимировича есть замечательные строки, которые он сейчас сам прочитает нам, а я просто напомню их ему. Он читал их в нашей с ним беседе, которую я печатал в «Нашей улице»: «У России не та колея...» Как это полностью звучит, прочитайте, пожалуйста.
- Не надо, Кирилл. Вы – поэт, а не прозаик. И даже то, что вы называете прозой, свои произведения в прозе, это не вполне проза, это в общем-то, скажем так, эссеистика и мемуаристика. Поэт, как правило, не надевает на себя маску другого человека, не входит в образ другого человека, а идёт сам от себя и понимает мир как философ и выражает это стихами. Кирилл Владимирович умеет это делать лапидарно, что в общем-то соответствует моему представлению о поэзии. Поэзия отличается от прозы лаконичностью, лапидарностью, своим языком, иным, чем язык прозы. Или, как говорил Мандельштам: там, где простыни не смяты, там поэзия не ночевала. Вот такой есть афоризм у Мандельштама.
А у Кирилла Владимировича есть замечательные строки, которые он сейчас сам прочитает нам, а я просто напомню их ему. Он читал их в нашей с ним беседе, которую я печатал в «Нашей улице»: «У России не та колея...» Как это полностью звучит, прочитайте, пожалуйста.
Кирилл КОВАЛЬДЖИ:
- Эти стихи надо еще вспомнить... Сейчас я попробую вспомнить их...
- Эти стихи надо еще вспомнить... Сейчас я попробую вспомнить их...
...вековые вопросы...
...на границе вагонам меняют колёса,
у Росси не та колея.
...на границе вагонам меняют колёса,
у Росси не та колея.
Я забыл две первые строки...
Юрий КУВАЛДИН:
- Хорошо, тогда скажите несколько слов в мой адрес. Начинайте.
- Хорошо, тогда скажите несколько слов в мой адрес. Начинайте.
Кирилл КОВАЛЬДЖИ
- Скажу.
- Скажу.
Юрий КУВАЛДИН:
- Я послушаю.
- Я послушаю.
Кирилл КОВАЛЬДЖИ:
- Я готовил речь. (Смотрит в свои бумаги.)
Мне хотелось из своего настоящего времени заглянуть в будущее, потом в прошлое. В будущем я, пытаясь фантазировать, думаю: сколько ещё напишет Юрий Кувалдин, когда достигнет моего возраста?
(Смех в зале.)
- Я готовил речь. (Смотрит в свои бумаги.)
Мне хотелось из своего настоящего времени заглянуть в будущее, потом в прошлое. В будущем я, пытаясь фантазировать, думаю: сколько ещё напишет Юрий Кувалдин, когда достигнет моего возраста?
(Смех в зале.)
Юрий КУВАЛДИН:
- Так, это очень хорошо, да.
- Так, это очень хорошо, да.
Кирилл КОВАЛЬДЖИ (гостям праздника):
- Вы видели в фойе полный стол книг Юрия Кувалдина. Я думаю, что в будущем там будет ещё полтора таких стола. И это будет здорово! И многие из вас это ещё увидят. Я не сомневаюсь в этом. Потому что я знаю его работоспособность, его талант и его девиз: что хочу то и сделаю! Юрий Кувалдин всю жизнь и делает то, что он хочет, слава Богу, это внутренне свободный человек, он был всегда свободным внутренне, а теперь он и внешне свободен. Но я заглянул и в прошлое. Я подумал: а что было со мной в те дни, когда он родился? То есть примерно 19 ноября 1946 года. Я покопался в архиве и нашёл стихи, написанные мною в это время, в эти дни
У меня есть факсимиле этих стихов. И сейчас я прочту их. Они написаны 18 ноября 1946 года. Прямо накануне рождения Юрия Кувалдина. И они - в чем-то пророческие, они говорят, чем он будет заниматься.
- Вы видели в фойе полный стол книг Юрия Кувалдина. Я думаю, что в будущем там будет ещё полтора таких стола. И это будет здорово! И многие из вас это ещё увидят. Я не сомневаюсь в этом. Потому что я знаю его работоспособность, его талант и его девиз: что хочу то и сделаю! Юрий Кувалдин всю жизнь и делает то, что он хочет, слава Богу, это внутренне свободный человек, он был всегда свободным внутренне, а теперь он и внешне свободен. Но я заглянул и в прошлое. Я подумал: а что было со мной в те дни, когда он родился? То есть примерно 19 ноября 1946 года. Я покопался в архиве и нашёл стихи, написанные мною в это время, в эти дни
У меня есть факсимиле этих стихов. И сейчас я прочту их. Они написаны 18 ноября 1946 года. Прямо накануне рождения Юрия Кувалдина. И они - в чем-то пророческие, они говорят, чем он будет заниматься.
Кирилл Ковальджи
***
Когда средь жизненных однообразий
вдруг вспыхнет яркого событья свет
и гаснет вновь его летучий след,
храня в размеренной и чуткой фразе,
в слова вложив воспоминаний нить,
я долго составляю эти тени,
чтоб прелести и годы оживить
из пепла прошлого и из мгновений*.
18 ноября 1946 г.
_____
* В стихотворении могут быть неточности, потому что оно не очень хорошо записалось на диктофон. – Н. К.
Когда средь жизненных однообразий
вдруг вспыхнет яркого событья свет
и гаснет вновь его летучий след,
храня в размеренной и чуткой фразе,
в слова вложив воспоминаний нить,
я долго составляю эти тени,
чтоб прелести и годы оживить
из пепла прошлого и из мгновений*.
18 ноября 1946 г.
_____
* В стихотворении могут быть неточности, потому что оно не очень хорошо записалось на диктофон. – Н. К.
Это – литературная судьба.
Но, встречая 1946 год, 18-22 ноября я написал длинную поэму, которая кончалась так:
Но, встречая 1946 год, 18-22 ноября я написал длинную поэму, которая кончалась так:
Кирилл Ковальджи
***
Домой пришел в 46-м
и, стоя на его пороге,
немало думал я о нём
и от него ждал много-много.
Он оправдал себя во всём,
он превзошёл все ожиданья,
и, с ним прощаясь говорю:
ты перевыполнил заданье,
прими ж моё благодарю.
Домой пришел в 46-м
и, стоя на его пороге,
немало думал я о нём
и от него ждал много-много.
Он оправдал себя во всём,
он превзошёл все ожиданья,
и, с ним прощаясь говорю:
ты перевыполнил заданье,
прими ж моё благодарю.
18 – 22 ноября 1946 г.
Юрий КУВАЛДИН:
- Кирилл Владимирович, надо же, удивительные вещи!
Где это было написано? В Румынии? Или...
- Кирилл Владимирович, надо же, удивительные вещи!
Где это было написано? В Румынии? Или...
Кирилл КОВАЛЬДЖИ:
- Это было написано в Приднестровье... Я был тогда в 10-м классе...
- Это было написано в Приднестровье... Я был тогда в 10-м классе...
Юрий КУВАЛДИН:
- А я тогда только родился...
(Обращается к своему сыну Саше – художнику Александру Трифонову.)
Так Саш открыты бутылки? Кирилл Владимирович сейчас произнесёт тост.
- А я тогда только родился...
(Обращается к своему сыну Саше – художнику Александру Трифонову.)
Так Саш открыты бутылки? Кирилл Владимирович сейчас произнесёт тост.
Кирилл КОВАЛЬДЖИ:
- Получается, что я в своих ранних стихах вроде бы предсказал Юре Кувалдину его судьбу.
За Юру Кувалдина! За будущее, за прошлое и за настоящее! Поэтому давайте наполняйте свои стаканы, а у кого бокалы есть – наполняйте бокалы, и давайте пригубим в честь него кто коньяку, кто шампанского, кто соку!
- Получается, что я в своих ранних стихах вроде бы предсказал Юре Кувалдину его судьбу.
За Юру Кувалдина! За будущее, за прошлое и за настоящее! Поэтому давайте наполняйте свои стаканы, а у кого бокалы есть – наполняйте бокалы, и давайте пригубим в честь него кто коньяку, кто шампанского, кто соку!
2. ЮРИЙ КУВАЛДИН – ЕВГЕНИЙ БАЧУРИН
Евгений Бачурин.
Евгений Бачурин.
Юрий КУВАЛДИН:
- Среди нас Евгений Бачурин! Женя, спой!
- Среди нас Евгений Бачурин! Женя, спой!
Евгенипй БАЧУРИН:
- Нет, я не пою уже. Я скажу (о тебе).
- Нет, я не пою уже. Я скажу (о тебе).
Юрий КУВАЛДИН:
- Дерева вы мои, дерева!
- Дерева вы мои, дерева!
Евгений БАЧУРИН (держит в руках книгу своих стихов и песен, которую когда-то издал ему Юрий Кувалдин):
- Юра, я хочу поздравить тебя (и себя) с тем, что я тебя увидел. Мы с тобой не виделись очень давно.
- Юра, я хочу поздравить тебя (и себя) с тем, что я тебя увидел. Мы с тобой не виделись очень давно.
Юрий КУВАЛДИН (Евгению Бачурину):
- Вы меня ослепляете (как солнце). Мне не верится, что ты пришёл. Сядь за стол.
- Вы меня ослепляете (как солнце). Мне не верится, что ты пришёл. Сядь за стол.
Евгений БАЧУРИН:
- С Юрия Кувалдина всё изменилось в моей жизни и началось всё самое главное в моей литературной судьбе.
- С Юрия Кувалдина всё изменилось в моей жизни и началось всё самое главное в моей литературной судьбе.
ВСЕ:
- За самого молодого человека за этим столом – за Юрия Кувалдина! Многие ему лета! Ура!
- За самого молодого человека за этим столом – за Юрия Кувалдина! Многие ему лета! Ура!
Кирилл КОВАЛЬДЖИ:
- Пить нам за его юбилеи раз, еще раз, еще много-много раз.
- Пить нам за его юбилеи раз, еще раз, еще много-много раз.
3. ЮРИЙ КУВАЛДИН – АЛЕКСАНДР ТИМОФЕЕВСКИЙ
Александр Тимофеевский.
Александр Тимофеевский.
Юрий КУВАЛДИН:
- Как приятно, как приятно сидеть в тесном кругу...
(Все чокаются стаканами, бокалами и пьют за Юрия Кувалдина.)
Мой любимый поэт Александр Павлович Тимофеевский!
Мне выпало счастье издать его книгу 15 лет или 10 или 12 назад, стихи. Любопытная вещь: кому бы я ни дарил эту его книгу, все звонили мне и хвалили эту книгу. Один литературовед сказал: я начал читать её, а потом не мог оторваться, читал всю ночь, пока не прочитал всю книгу Тимофеевского.
К микрофону, Саша!
Прочтите что-нибудь... очень хорошее.. то, что вы мне читали по телефону, Александр Павлович.
- Как приятно, как приятно сидеть в тесном кругу...
(Все чокаются стаканами, бокалами и пьют за Юрия Кувалдина.)
Мой любимый поэт Александр Павлович Тимофеевский!
Мне выпало счастье издать его книгу 15 лет или 10 или 12 назад, стихи. Любопытная вещь: кому бы я ни дарил эту его книгу, все звонили мне и хвалили эту книгу. Один литературовед сказал: я начал читать её, а потом не мог оторваться, читал всю ночь, пока не прочитал всю книгу Тимофеевского.
К микрофону, Саша!
Прочтите что-нибудь... очень хорошее.. то, что вы мне читали по телефону, Александр Павлович.
Александр ТИМОФЕЕВСКИЙ:
- Сейчас, что смогу, я скажу. Я довольно громко говорю, а микрофон тихий.
Во-первых, я хочу подарить Юрию Кувалдину подарок. (Александр Тимофеевский – под аплодисменты и под радостную реакцию зала – дарит Юрию Кувалдину подарок, потом произносит свою речь.)
Замечательный друг юности Юрия Александровича и наш общий с Юрием Александровичем друг – артист Александр Чутко очень тяжело болен, он рвался приехать сюда. Но, к сожалению, сегодня ему стало плохо, его хотели взять в больницу. Он передал привет Юрию Александровичу и всем нам.
Что я хотел сказать, господа? Булгаков заменил не очень удачное слово «инженер» человеческих душ на слово Мастер. Нет, мне кажется, для художника более высокого звания, чем это слово – Мастер. И мне хочется сказать несколько слов о Мастере прозы Юрии Александровиче Кувалдине, о замечательном Мастере.
Я начну с рассказа «Счастье»... Юрий Александрович сейчас, наверное, подумает про себя: «Ну, Тимофеевский говорит всё время про «Счастье», на всех вечерах». Я мог бы сказать не только о «Счастье», а о многом, но регламент не позволяет. Почему я всё время выбираю «Счастье»? Потому что в этом рассказе Юрий Александрович Кувалдин выполнил соцзаказ всех советских писателей, с которым они все не справились. А именно: они получили сверху заказ – написать о счастье труда. Попробовали, но ни фига у них не получалось. Потому что они писали о подневольном большевицком труде, и это было – и им самим, и всем – скучно и неинтересно. Юрий Александрович написал о труде, которым человек занимается в охотку, в воскресенье. Нет ничего прекрасней для мужчины, чем труд в охотку, который превращается в праздник. И вот Юрий Кувалдин написал об этом! И мне кажется это произведение совершенно великим, произведение об этой радости, когда мужик встает утром и думает: я могу взяться за это, а может быть – за это, а может быть – за это... И я – не подневольный, а свободный человек, я делаю то, что я хочу. И это – великое счастье, быть свободным, а не подневольным человеком и делать то, что ты хочешь. И это – великое счастье, что рассказ «Счастье» написан!
Мне хочется низко поклониться Юрию Александровичу, что я и делаю. Поклониться за его творчество и за всё!
Он был землепроходцем для моих стихов, и я очень благодарен ему за это, потому что ему было довольно тяжело, а он шел впереди и расчищал всем нам дорогу.
И еще он сделал замечательную для меня вещь. Он очень бережно и целомудренно охранил меня от тех людей, которые без вазилина и масла рвутся с головой в анальное отверстие. В этом смысле Юрий Александрович относился ко мне всегда необычайно бережно.
Вот я по старости своих лет не запомнил стихи, которые я недавно читал ему по телефону. Но вот если вы разрешите, я прочту стихотворение из того, что вы не знаете. Если Наташа (моя жена) даст мне мою книгу.
- Сейчас, что смогу, я скажу. Я довольно громко говорю, а микрофон тихий.
Во-первых, я хочу подарить Юрию Кувалдину подарок. (Александр Тимофеевский – под аплодисменты и под радостную реакцию зала – дарит Юрию Кувалдину подарок, потом произносит свою речь.)
Замечательный друг юности Юрия Александровича и наш общий с Юрием Александровичем друг – артист Александр Чутко очень тяжело болен, он рвался приехать сюда. Но, к сожалению, сегодня ему стало плохо, его хотели взять в больницу. Он передал привет Юрию Александровичу и всем нам.
Что я хотел сказать, господа? Булгаков заменил не очень удачное слово «инженер» человеческих душ на слово Мастер. Нет, мне кажется, для художника более высокого звания, чем это слово – Мастер. И мне хочется сказать несколько слов о Мастере прозы Юрии Александровиче Кувалдине, о замечательном Мастере.
Я начну с рассказа «Счастье»... Юрий Александрович сейчас, наверное, подумает про себя: «Ну, Тимофеевский говорит всё время про «Счастье», на всех вечерах». Я мог бы сказать не только о «Счастье», а о многом, но регламент не позволяет. Почему я всё время выбираю «Счастье»? Потому что в этом рассказе Юрий Александрович Кувалдин выполнил соцзаказ всех советских писателей, с которым они все не справились. А именно: они получили сверху заказ – написать о счастье труда. Попробовали, но ни фига у них не получалось. Потому что они писали о подневольном большевицком труде, и это было – и им самим, и всем – скучно и неинтересно. Юрий Александрович написал о труде, которым человек занимается в охотку, в воскресенье. Нет ничего прекрасней для мужчины, чем труд в охотку, который превращается в праздник. И вот Юрий Кувалдин написал об этом! И мне кажется это произведение совершенно великим, произведение об этой радости, когда мужик встает утром и думает: я могу взяться за это, а может быть – за это, а может быть – за это... И я – не подневольный, а свободный человек, я делаю то, что я хочу. И это – великое счастье, быть свободным, а не подневольным человеком и делать то, что ты хочешь. И это – великое счастье, что рассказ «Счастье» написан!
Мне хочется низко поклониться Юрию Александровичу, что я и делаю. Поклониться за его творчество и за всё!
Он был землепроходцем для моих стихов, и я очень благодарен ему за это, потому что ему было довольно тяжело, а он шел впереди и расчищал всем нам дорогу.
И еще он сделал замечательную для меня вещь. Он очень бережно и целомудренно охранил меня от тех людей, которые без вазилина и масла рвутся с головой в анальное отверстие. В этом смысле Юрий Александрович относился ко мне всегда необычайно бережно.
Вот я по старости своих лет не запомнил стихи, которые я недавно читал ему по телефону. Но вот если вы разрешите, я прочту стихотворение из того, что вы не знаете. Если Наташа (моя жена) даст мне мою книгу.
Юрий КУВАЛДИН:
- Вы читали мне стихотворение о счастье, которое мне чрезвычайно понравилось.
- Вы читали мне стихотворение о счастье, которое мне чрезвычайно понравилось.
Александр ТИМОФЕЕВСКИЙ:
- Оно у вас будет.
- Оно у вас будет.
Юрий КУВАЛДИН:
- Там две строфы, по-моему, всего.
- Там две строфы, по-моему, всего.
Александр ТИМОФЕЕВСКИЙ:
- Оно коротенькое. Экспромт.
- Оно коротенькое. Экспромт.
Юрий КУВАЛДИН:
- Читай, что собирался читать.
- Читай, что собирался читать.
Александр ТИМОФЕЕВСКИЙ:
- Дело в том, что принято так писать: стихотворение посвящаю господину Н. Н. И это остается на века вообще. У меня эта поэма никому не посвящена. Но вот сегодня мне хочется два конечных стихотворения, которые я сейчас прочту из поэмы «Тридцать седьмой трамвай», посвятить юбиляру, и я это делаю от всей души.
(Александр Тимофеевский читает по книге стихотворение про Каштанку-Россию.)
- Дело в том, что принято так писать: стихотворение посвящаю господину Н. Н. И это остается на века вообще. У меня эта поэма никому не посвящена. Но вот сегодня мне хочется два конечных стихотворения, которые я сейчас прочту из поэмы «Тридцать седьмой трамвай», посвятить юбиляру, и я это делаю от всей души.
(Александр Тимофеевский читает по книге стихотворение про Каштанку-Россию.)
Александр Тимофеевский
***
И тот окликает Каштанку,
чья ласка была столь крута,
кто вывернуть мог наизнанку,
чтоб выдрать кусок изо рта.
И тот окликает Каштанку,
чья ласка была столь крута,
кто вывернуть мог наизнанку,
чтоб выдрать кусок изо рта.
И мигом Каштанка забыла,
что было теплом и добром,
и то, что вчера веселило,
сегодня ей кажется сном.
что было теплом и добром,
и то, что вчера веселило,
сегодня ей кажется сном.
Хозяин пустое бормочет,
и падает крупный снежок,
и ноздри Каштанке щекочет
знакомый сивушный душок.
и падает крупный снежок,
и ноздри Каштанке щекочет
знакомый сивушный душок.
Фонариков света косые
не могут пробить снегопад.
Кашатанка, Кашканка, Россия,
зачем ты вернулась назад?
не могут пробить снегопад.
Кашатанка, Кашканка, Россия,
зачем ты вернулась назад?
И второе стихотворение, кончающее эту поэму, которая называется «Тридцать седьмой трамвай».
(Александр Тимофеевский читает по книге ещё одно стихотворение из поэмы «Тридцать седьмой трамвай».)
(Александр Тимофеевский читает по книге ещё одно стихотворение из поэмы «Тридцать седьмой трамвай».)
Россия. Ночь под Рождество.
Москва в огнях - рекламный рай.
Слов иностранных торжество.
И по Тверской идет трамвай.
Москва в огнях - рекламный рай.
Слов иностранных торжество.
И по Тверской идет трамвай.
Москвички, ускоряя шаг,
Спешат с подарками домой.
Никто не видит впопыхах,
Что их нагнал 37-й.
Спешат с подарками домой.
Никто не видит впопыхах,
Что их нагнал 37-й.
Идёт трамвай 37-й,
А в нём трясутся и сидят,
Но у трамвая ход хромой,
Колёса катятся назад.
А в нём трясутся и сидят,
Но у трамвая ход хромой,
Колёса катятся назад.
Там дед по матери моей
И дед другой, отец отца,
В затылках милых мне людей –
Довесок, девять грамм свинца.
И дед другой, отец отца,
В затылках милых мне людей –
Довесок, девять грамм свинца.
Висит чувак на колбасе,
На буферах сидит шпана,
И дружно распевают все:
Вставай, огромная страна.
На буферах сидит шпана,
И дружно распевают все:
Вставай, огромная страна.
И палачи, и стукачи,
И те, кто ими был казнен,
В единый хор слились в ночи,
Поёт весь праздничный вагон...
И те, кто ими был казнен,
В единый хор слились в ночи,
Поёт весь праздничный вагон...
«Кипучая, могучая...»
(...)
(...)
Играют детки на путях –
Малыш Адольф, а с ним Сосо.
Подумать только, в детстве, ах,
Вдруг попадут под колесо.
Малыш Адольф, а с ним Сосо.
Подумать только, в детстве, ах,
Вдруг попадут под колесо.
А ну, поберегись, сынок,
Уйди с дороги, егоза,
Кондуктор дёргает звонок,
Водитель жмет на тормоза.
Уйди с дороги, егоза,
Кондуктор дёргает звонок,
Водитель жмет на тормоза.
И люди слышат этот звон
Знакомый, из далёких лет.
Звонок звенит. А где вагон?
Вагон исчез, трамвая нет.
Знакомый, из далёких лет.
Звонок звенит. А где вагон?
Вагон исчез, трамвая нет.
Ушёл, растаял, как дымок,
И, не оставивши следов...
А, впрочем, как он ехать мог
Там, где ни рельс, ни проводов?
И, не оставивши следов...
А, впрочем, как он ехать мог
Там, где ни рельс, ни проводов?
А все торопятся, спешат
Под Новый год успеть домой.
И только звон стоит в ушах.
Тридцать седьмой, тридцать седьмой...
Под Новый год успеть домой.
И только звон стоит в ушах.
Тридцать седьмой, тридцать седьмой...
Юрий КУВАЛДИН:
- А-а, это гениально!
Сделаем маленькую паузу для поднятия бокалов...
(Пауза для поднятия бокалов...)
- А-а, это гениально!
Сделаем маленькую паузу для поднятия бокалов...
(Пауза для поднятия бокалов...)
4. ЮРИЙ КУВАЛДИН – АНДРЕЙ ЯХОНТОВ
Андрей Яхонтов.
Андрей Яхонтов.
Юрий КУВАЛДИН (после паузы для поднятия бокалов):
- Среди прозаиков у меня так мало любимых авторов. Но это понятно. Каждый писатель, он в меру своего таланта – эгоист, работает только на себя, тащит одеяло на себя. Особенно после 60-ти лет.
Как я говорю о себе: после 60-ти лет я занимаюсь только собой. В смысле – пишу и издаю свои произведения. Но теперь появилось ещё и третье занятие у писателя – писать, издавать и распространять свои произведения. И, как мне сказала директор библиотеки ЦДЛ Людмила Хонелидзе, пожалуй, последнее-то – самое трудное. Я говорю: да, да. А старики говорят уже просто: книги не продаются. И это очень хорошо, я считаю. Наконец-то настало счастливое время для писателя, когда деньги исчезли из его обихода. Он пишет для души, как герой моей повести... я её повестью все-таки называю, хотя это рассказ. Повестью официально называется произведение от 2-х и более авторских листов, то есть это более 80 тысяч печатных знаков. А там у меня почти 3 листа. Ну я экспериментирую, и даже если есть вещи у меня поменьше, я их жанрирую, как поэмы или как новеллы, использую весь арсенал жанров: прозы, поэзии, публицистики, эссеистики, новелистики...
Так вот, чтобы не растекаться коньяком по бутылке, я предоставлю слово любимому моему прозаику, который очень точно мыслит... Удивительная вещь: бывают произведения, которые, казалось бы, написаны очень изобразительно, там есть краски, но – полное отсутствие мысли. В советское время это называлось – советская художественная проза, 700 страниц (написано) красиво и ни о чём абсолютно. Так вот человек с глубокой мыслью, который, собственно, на этой мысли и работал, я имею в виду тот период, когда он работал в «Литературной газете», и не любимый мною Чаковский возглавлял тогда эту газету, а любимый мной Андрей Яхонтов возглавлял там клуб «12 стульев» и печатал очень хлёсткие, острые и замечательные вещи. Андрей, скажи несколько слов хороших.
- Среди прозаиков у меня так мало любимых авторов. Но это понятно. Каждый писатель, он в меру своего таланта – эгоист, работает только на себя, тащит одеяло на себя. Особенно после 60-ти лет.
Как я говорю о себе: после 60-ти лет я занимаюсь только собой. В смысле – пишу и издаю свои произведения. Но теперь появилось ещё и третье занятие у писателя – писать, издавать и распространять свои произведения. И, как мне сказала директор библиотеки ЦДЛ Людмила Хонелидзе, пожалуй, последнее-то – самое трудное. Я говорю: да, да. А старики говорят уже просто: книги не продаются. И это очень хорошо, я считаю. Наконец-то настало счастливое время для писателя, когда деньги исчезли из его обихода. Он пишет для души, как герой моей повести... я её повестью все-таки называю, хотя это рассказ. Повестью официально называется произведение от 2-х и более авторских листов, то есть это более 80 тысяч печатных знаков. А там у меня почти 3 листа. Ну я экспериментирую, и даже если есть вещи у меня поменьше, я их жанрирую, как поэмы или как новеллы, использую весь арсенал жанров: прозы, поэзии, публицистики, эссеистики, новелистики...
Так вот, чтобы не растекаться коньяком по бутылке, я предоставлю слово любимому моему прозаику, который очень точно мыслит... Удивительная вещь: бывают произведения, которые, казалось бы, написаны очень изобразительно, там есть краски, но – полное отсутствие мысли. В советское время это называлось – советская художественная проза, 700 страниц (написано) красиво и ни о чём абсолютно. Так вот человек с глубокой мыслью, который, собственно, на этой мысли и работал, я имею в виду тот период, когда он работал в «Литературной газете», и не любимый мною Чаковский возглавлял тогда эту газету, а любимый мной Андрей Яхонтов возглавлял там клуб «12 стульев» и печатал очень хлёсткие, острые и замечательные вещи. Андрей, скажи несколько слов хороших.
Андрей ЯХОНТОВ:
- Я думаю, мы тут будем сидеть несколько часов, потому что выступления предыдущих ораторов обязывают как минимум покрыть то временное пространство, которое они заняли.
Юрий Кувалдин относится к тем писателям, которых постигаешь не сразу. Поначалу его проза может оттолкнуть, поначалу она может показаться заданной, прямолинейной, грубой. Его начинаешь постигать постепенно... Вдруг, спустя какое-то время, после прочтения его прозы, именно благодаря тому, что фраза, построенная им, была там очень пряма, груба до ужаса и вроде бы обобщена, она вдруг всплывает в твоём сознании как афоризм вот я приведу такой пример. Я прочитал в «Известиях» статью Юры Кувалдина о Нагибине. Статья – блестящая, по-моему! Он (Юрий Кувалдин) замечательный эссеист! И вот мне казалось, что я Нагибина знаю очень хорошо, понимаю очень хорошо... я с ним сталкивался в жизни. То, что Кувалдину принадлежит заслуга издания «Дневника» Нагибина, это еще будет оценено последующими поколениями. Но вот я скользнул по тексту Кувалдина о Нагибине, отложил эту газету и про эту статью забыл. У меня есть какой-то свой счётчик в голове, и вот он приобщил её к очень хорошим статьям, ну да, очень хорошая статья о Нагибине... И только спустя какое-то время, размышляя о каком-то другом прозаике, я вдруг вспомнил формулировку Кувалдина о том, что Нагибин не мог оторваться от своей биографии, он никуда не уходил от неё, он всё время вынужден был возвращаться к тому, что пережил сам. А вне этого его опыт казался ему недостоверным. Я, после того, как вспомнил эту формулировку Юры, я стал перечитывать Нагибина и поразился! Он был писатель, которого я очень любил. Я любил его, когда был совсем молодым. И вот уже по прошествии времени, когда я стал читать его под тем углом зрения, о котором сказал Юра, стал читать и вдруг увидел, что интересно, любопытно и правдиво у Нагибина только то, что он, этот человек, испытал на собственной шкуре, а всё остальное – донельзя банально и донельзя пусто. Он говорит о великом писателе Сомерсете Моэме и подходит к нему с каких-то невиданных классовых позиций, говорит о том, что Моэм до чего-то такого недорос, что-то такое недопонял. Он говорит о каких-то личных вещах Моэма, жизнь которого совершенно не воспринимается в его изложении личной, а выглядит какой-то казенной, заданной.
Я часто перечитываю «Дневник» Кувалдина. Эту вещь, которая поначалу опять-таки оказалась мне исповедью не вполне нормального человека. Но писатель и не может быть нормальным, если вдуматься в это. И вот поражаешься опять-таки с течением времени тому, что оценки, высказанные Кувалдиным, удивительно точны, пронзительны и проницательны. Например, Кувалдин говорит о писателе, которого я тоже не считаю писателем, что тот плох и не является писателем. Я не хочу сейчас просто называть фамилию того писателя (не писателя).
Или, например, Кувалдин говорит о Юрии Любимове то, что сказали о нём и то, что выяснилось только сейчас. Причем это удивительная формулировка: Любимов не свободен от сцены и от семьи, от жены. Это то самое, что говорили Любимову его актёры: не вы, Юрий Петрович, руководите театром, а руководит им ваша супруга. Но ведь Юра высказывал эту мысль задолго до того, как у артистов возникли претензии к Любимову, и до того, как он позорно был изгнан из Театра, то, чего произойти было не должно. Я считаю, он должен был получить любой другой театр, что угодно. Потому что заслуги этого человека перед искусством, перед театром настолько велики, что с ним нельзя было обращаться как с какой-то ничего не значащей фигурой, как с шавкой, которую выбросили на улицу.
Я говорю о постепенной мудрости Кувалдина, о постепенной для меня, потому что я начинаю постигать его с течением времени. Он живёт удивительной жизнью. Я не совсем понимаю, как мы с ним общаемся. Потому что то он неделями не подходит к телефону, потому что он пишет, то он собирает людей вот в этой галерее, в этой мастерской... Я не знаю, кто из писателей может себе позволить так жить, накрывает для своих друзей такой стол... я хочу сказать, изысканный стол, изысканный, если мы посмотрим, что тут на нём есть... тут не кое-как порубленная варёная колбаса и бутылка портвейна, что, казалось бы, должно соответствовать вольному духу этого человека, а абсолютно элитарные, изысканные яства, которые просто так внавалку лежат на этом столе. В этом весь Кувалдин, его неожиданные экзерсисы, его неожиданные повороты, его неожиданные выходки, которые он себе позволяет. Они есть последствия, продолжение его писательской натуры. Я тихо восторгаюсь этим человеком, потому что он упрямо, тихо, спокойно, не обращая внимания на мелочи, завоёвывает литературное читательское пространство, завоевывает своих приверженцев. Он только что сказал, что люди сейчас не покупают книг. Это не так. Я специально... это для меня очень интересная тема... я специально наблюдаю за тем, как мигрируют книги из рук в руки, и чуть ли не каждый день просто из интереса хожу на развалы букинистов, и я вижу поразительные вещи. Я вижу, как буквально два дня назад в ящике для удешевлённых книг продаётся за 10 рублей Василий Гроссман, и в то же время по достаточно высоким ценам выходят книги того советского ширпотреба, про который Юрий Александрович тоже только что говорил. Но я наблюдаю и другую удивительную картину: как постепенно на развалах удешевлённой литературы рядом с никому не нужными уцененными, за 50 рублей, великими произведениями, начиная с «Божественной комедии», с «Золотого осла», появляется низкопробное чтиво, которое ещё два года назад пользовалось у неразборчивого читателя спросом, как оно постепенно вымывается с прилавков магазинов на эти удешевлённые прилавки и как происходит замена одного другим: я вижу, как всё больше на этих прилавках становится вот этого чудовищного чтива, такого, как «Икона для бешеного трупа», как вся эта чушь, вся эта шваль выбрасывается читателем на удешевлённые прилавки и становится никому не нужной, а великие книги опять становятся нужными и востребованными. Я всё это вижу, это действительно так. Возможно, я самообльщаюсь или обольщаюсь, но мне кажется, этот процесс идёт, он начался, и у какой-то некоторой части населения, вроде бы, как казалось, уже бесповоротно оглуплённого и тупого, начинает пробуждаться какое-то сознание и некий вкус к хорошему и понимание, что такое есть настоящая литература, что такое есть настоящая поэзия, что такое есть настоящая драматургия. Я согласен со словом Кувалдина о том, что к людям возвращается сознание.
Спасибо громадное Юрию Кувалдину за его творчество, и не только за его личное творчество, а за всё, что он сделал ещё и в качестве издателя, и в качестве редактора уникального журнала, который в своё время поддержал и дал путёвку в жизнь очень многим настоящим хорошим, скромным писателям, которые, ну так сложилось, но, может быть, это и нормально, не получили большой славы. Но я опять-таки всё чаще думаю, что удел настоящего писателя, как сказал Александр Палыч, это тишина и уединение, а не мельтешня по салонам.
В завершение своей затянувшейся речи, которая сегодня построена не на шутках, как обычно, а на очень серьезных вещах, я хочу сказать тебе, Юра, что в твои 65 лет я отношусь к тебе очень серьезно, и хочу остановиться в своём выступлении на ещё одном позитивном моменте. Юрий Александрович недавно стал дедом. Это тоже глубоко символичный, мне кажется, и многозначный факт его биографии. Я помню, когда я много лет назад пришел к сыну Юрия Кувалдина Саше Трифонову на свадьбу, а я пришёл туда со своей беременной женой. Юра мне потом передал, что сказал, какие слова произнёс Саша: «Господи, в такие годы, как у Яхонтова, умирать пора, и люди уже умирают, а он еще ребенка решил завести. Сейчас Саша уже приблизился к моему возрасту, и я рад, что он в добром здравии произвёл на свет совершенно замечательную дочку Елизавету, а для Юрия Александровича это должно, мне кажется, послужить мощным дальнейшим стимулом в его творчестве, в том, чтобы он свободно с утра в воскресенье, засучивая рукава, думал: что я могу сделать? могу пьесу написать, могу рассказ написать, могу комнату отремонтировать, могу к внучке поехать, могу стол для друзей накрыть, а могу просто ничего не делать, потому что я свободный человек, живу в свободной стране, и пошли все куда подальше!
Юр, я тебе желаю многих лет (жизни и творчества), я тебе желаю новых книг, я тебе желаю оставаться самими собой, неожиданным, парадоксальным, великим и буду ждать от тебя новых свершений, которые лично мне на моем пути очень помогают жить.
- Я думаю, мы тут будем сидеть несколько часов, потому что выступления предыдущих ораторов обязывают как минимум покрыть то временное пространство, которое они заняли.
Юрий Кувалдин относится к тем писателям, которых постигаешь не сразу. Поначалу его проза может оттолкнуть, поначалу она может показаться заданной, прямолинейной, грубой. Его начинаешь постигать постепенно... Вдруг, спустя какое-то время, после прочтения его прозы, именно благодаря тому, что фраза, построенная им, была там очень пряма, груба до ужаса и вроде бы обобщена, она вдруг всплывает в твоём сознании как афоризм вот я приведу такой пример. Я прочитал в «Известиях» статью Юры Кувалдина о Нагибине. Статья – блестящая, по-моему! Он (Юрий Кувалдин) замечательный эссеист! И вот мне казалось, что я Нагибина знаю очень хорошо, понимаю очень хорошо... я с ним сталкивался в жизни. То, что Кувалдину принадлежит заслуга издания «Дневника» Нагибина, это еще будет оценено последующими поколениями. Но вот я скользнул по тексту Кувалдина о Нагибине, отложил эту газету и про эту статью забыл. У меня есть какой-то свой счётчик в голове, и вот он приобщил её к очень хорошим статьям, ну да, очень хорошая статья о Нагибине... И только спустя какое-то время, размышляя о каком-то другом прозаике, я вдруг вспомнил формулировку Кувалдина о том, что Нагибин не мог оторваться от своей биографии, он никуда не уходил от неё, он всё время вынужден был возвращаться к тому, что пережил сам. А вне этого его опыт казался ему недостоверным. Я, после того, как вспомнил эту формулировку Юры, я стал перечитывать Нагибина и поразился! Он был писатель, которого я очень любил. Я любил его, когда был совсем молодым. И вот уже по прошествии времени, когда я стал читать его под тем углом зрения, о котором сказал Юра, стал читать и вдруг увидел, что интересно, любопытно и правдиво у Нагибина только то, что он, этот человек, испытал на собственной шкуре, а всё остальное – донельзя банально и донельзя пусто. Он говорит о великом писателе Сомерсете Моэме и подходит к нему с каких-то невиданных классовых позиций, говорит о том, что Моэм до чего-то такого недорос, что-то такое недопонял. Он говорит о каких-то личных вещах Моэма, жизнь которого совершенно не воспринимается в его изложении личной, а выглядит какой-то казенной, заданной.
Я часто перечитываю «Дневник» Кувалдина. Эту вещь, которая поначалу опять-таки оказалась мне исповедью не вполне нормального человека. Но писатель и не может быть нормальным, если вдуматься в это. И вот поражаешься опять-таки с течением времени тому, что оценки, высказанные Кувалдиным, удивительно точны, пронзительны и проницательны. Например, Кувалдин говорит о писателе, которого я тоже не считаю писателем, что тот плох и не является писателем. Я не хочу сейчас просто называть фамилию того писателя (не писателя).
Или, например, Кувалдин говорит о Юрии Любимове то, что сказали о нём и то, что выяснилось только сейчас. Причем это удивительная формулировка: Любимов не свободен от сцены и от семьи, от жены. Это то самое, что говорили Любимову его актёры: не вы, Юрий Петрович, руководите театром, а руководит им ваша супруга. Но ведь Юра высказывал эту мысль задолго до того, как у артистов возникли претензии к Любимову, и до того, как он позорно был изгнан из Театра, то, чего произойти было не должно. Я считаю, он должен был получить любой другой театр, что угодно. Потому что заслуги этого человека перед искусством, перед театром настолько велики, что с ним нельзя было обращаться как с какой-то ничего не значащей фигурой, как с шавкой, которую выбросили на улицу.
Я говорю о постепенной мудрости Кувалдина, о постепенной для меня, потому что я начинаю постигать его с течением времени. Он живёт удивительной жизнью. Я не совсем понимаю, как мы с ним общаемся. Потому что то он неделями не подходит к телефону, потому что он пишет, то он собирает людей вот в этой галерее, в этой мастерской... Я не знаю, кто из писателей может себе позволить так жить, накрывает для своих друзей такой стол... я хочу сказать, изысканный стол, изысканный, если мы посмотрим, что тут на нём есть... тут не кое-как порубленная варёная колбаса и бутылка портвейна, что, казалось бы, должно соответствовать вольному духу этого человека, а абсолютно элитарные, изысканные яства, которые просто так внавалку лежат на этом столе. В этом весь Кувалдин, его неожиданные экзерсисы, его неожиданные повороты, его неожиданные выходки, которые он себе позволяет. Они есть последствия, продолжение его писательской натуры. Я тихо восторгаюсь этим человеком, потому что он упрямо, тихо, спокойно, не обращая внимания на мелочи, завоёвывает литературное читательское пространство, завоевывает своих приверженцев. Он только что сказал, что люди сейчас не покупают книг. Это не так. Я специально... это для меня очень интересная тема... я специально наблюдаю за тем, как мигрируют книги из рук в руки, и чуть ли не каждый день просто из интереса хожу на развалы букинистов, и я вижу поразительные вещи. Я вижу, как буквально два дня назад в ящике для удешевлённых книг продаётся за 10 рублей Василий Гроссман, и в то же время по достаточно высоким ценам выходят книги того советского ширпотреба, про который Юрий Александрович тоже только что говорил. Но я наблюдаю и другую удивительную картину: как постепенно на развалах удешевлённой литературы рядом с никому не нужными уцененными, за 50 рублей, великими произведениями, начиная с «Божественной комедии», с «Золотого осла», появляется низкопробное чтиво, которое ещё два года назад пользовалось у неразборчивого читателя спросом, как оно постепенно вымывается с прилавков магазинов на эти удешевлённые прилавки и как происходит замена одного другим: я вижу, как всё больше на этих прилавках становится вот этого чудовищного чтива, такого, как «Икона для бешеного трупа», как вся эта чушь, вся эта шваль выбрасывается читателем на удешевлённые прилавки и становится никому не нужной, а великие книги опять становятся нужными и востребованными. Я всё это вижу, это действительно так. Возможно, я самообльщаюсь или обольщаюсь, но мне кажется, этот процесс идёт, он начался, и у какой-то некоторой части населения, вроде бы, как казалось, уже бесповоротно оглуплённого и тупого, начинает пробуждаться какое-то сознание и некий вкус к хорошему и понимание, что такое есть настоящая литература, что такое есть настоящая поэзия, что такое есть настоящая драматургия. Я согласен со словом Кувалдина о том, что к людям возвращается сознание.
Спасибо громадное Юрию Кувалдину за его творчество, и не только за его личное творчество, а за всё, что он сделал ещё и в качестве издателя, и в качестве редактора уникального журнала, который в своё время поддержал и дал путёвку в жизнь очень многим настоящим хорошим, скромным писателям, которые, ну так сложилось, но, может быть, это и нормально, не получили большой славы. Но я опять-таки всё чаще думаю, что удел настоящего писателя, как сказал Александр Палыч, это тишина и уединение, а не мельтешня по салонам.
В завершение своей затянувшейся речи, которая сегодня построена не на шутках, как обычно, а на очень серьезных вещах, я хочу сказать тебе, Юра, что в твои 65 лет я отношусь к тебе очень серьезно, и хочу остановиться в своём выступлении на ещё одном позитивном моменте. Юрий Александрович недавно стал дедом. Это тоже глубоко символичный, мне кажется, и многозначный факт его биографии. Я помню, когда я много лет назад пришел к сыну Юрия Кувалдина Саше Трифонову на свадьбу, а я пришёл туда со своей беременной женой. Юра мне потом передал, что сказал, какие слова произнёс Саша: «Господи, в такие годы, как у Яхонтова, умирать пора, и люди уже умирают, а он еще ребенка решил завести. Сейчас Саша уже приблизился к моему возрасту, и я рад, что он в добром здравии произвёл на свет совершенно замечательную дочку Елизавету, а для Юрия Александровича это должно, мне кажется, послужить мощным дальнейшим стимулом в его творчестве, в том, чтобы он свободно с утра в воскресенье, засучивая рукава, думал: что я могу сделать? могу пьесу написать, могу рассказ написать, могу комнату отремонтировать, могу к внучке поехать, могу стол для друзей накрыть, а могу просто ничего не делать, потому что я свободный человек, живу в свободной стране, и пошли все куда подальше!
Юр, я тебе желаю многих лет (жизни и творчества), я тебе желаю новых книг, я тебе желаю оставаться самими собой, неожиданным, парадоксальным, великим и буду ждать от тебя новых свершений, которые лично мне на моем пути очень помогают жить.
5. ЮРИЙ КУВАЛДИН – АЛЕКСЕЙ ВОРОНИН
Алексей Воронин.
Алексей Воронин.
Юрий КУВАЛДИН:
- А сейчас я хотел бы вам представить барда Алексея Воронина, чья песня «В маленьком раю» звучит в фильме, который показали в пятницу, 18 ноября 2011 года, по телевизору, по телеканалу «Культура», чему я очень рад. Когда я смотрел фильм, я подумал: «Ай да Кувалдин! Притащил с собой в фильм всю бригаду». Есть авторы, которые говорят: «Вот снимайте в кадре только одного меня, такого хорошего». А я – нет. У меня в фильме участвует масса людей, и сейчас видно, как они все изменились со временем. Нина Краснова после фильма стала обсуждать, какая она была раньше, там, в фильме, помоложе и покрасивее... (Наоборот, я сказала, что я тогда моложе, но не «лучше, кажется, была», чем сейчас, и что сейчас я лучше. – Н. К.) Не-е-ет, все там такие, какие были, просто они были такими пять лет назад.
Алексей Воронин! Кстати, надо сказать, что он когда-то начинал как уличный музыкант, на Арбате, стоял в подземном переходе, положит кепку у своих ног и поёт.
Республика Арбат! Алексей Воронин!
Лёш, одну песню спой – «В маленьком раю».
- А сейчас я хотел бы вам представить барда Алексея Воронина, чья песня «В маленьком раю» звучит в фильме, который показали в пятницу, 18 ноября 2011 года, по телевизору, по телеканалу «Культура», чему я очень рад. Когда я смотрел фильм, я подумал: «Ай да Кувалдин! Притащил с собой в фильм всю бригаду». Есть авторы, которые говорят: «Вот снимайте в кадре только одного меня, такого хорошего». А я – нет. У меня в фильме участвует масса людей, и сейчас видно, как они все изменились со временем. Нина Краснова после фильма стала обсуждать, какая она была раньше, там, в фильме, помоложе и покрасивее... (Наоборот, я сказала, что я тогда моложе, но не «лучше, кажется, была», чем сейчас, и что сейчас я лучше. – Н. К.) Не-е-ет, все там такие, какие были, просто они были такими пять лет назад.
Алексей Воронин! Кстати, надо сказать, что он когда-то начинал как уличный музыкант, на Арбате, стоял в подземном переходе, положит кепку у своих ног и поёт.
Республика Арбат! Алексей Воронин!
Лёш, одну песню спой – «В маленьком раю».
Алексей ВОРОНИН:
- Я хочу подарить вам свою книжонку (Алексей Воронин дарит свою книгу Юрию Кувалдину) и спою одну песню...
А можно мне сказать перед песней два слова?
- Я хочу подарить вам свою книжонку (Алексей Воронин дарит свою книгу Юрию Кувалдину) и спою одну песню...
А можно мне сказать перед песней два слова?
Юрий КУВАЛДИН:
- Два слова (скажи, но только два)!
- Два слова (скажи, но только два)!
Алексей ВОРОНИН:
- Моя мама очень благодарна Юрию Александровичу Кувалдину за то, что она опять видела своего сына (меня) по телевизору. А также и вся моя родня по линии мамы, из Ярославской области. А также моя дочка. Она специально пришла из школы (отпросилась у учительницы по просьбе мамы, по записке от неё), чтобы посмотреть папу по телевизору и увидеть в титрах его имя и фамилию.
(Алексей Воронин поёт свою песню «В маленьком раю».)
- Моя мама очень благодарна Юрию Александровичу Кувалдину за то, что она опять видела своего сына (меня) по телевизору. А также и вся моя родня по линии мамы, из Ярославской области. А также моя дочка. Она специально пришла из школы (отпросилась у учительницы по просьбе мамы, по записке от неё), чтобы посмотреть папу по телевизору и увидеть в титрах его имя и фамилию.
(Алексей Воронин поёт свою песню «В маленьком раю».)
Я ЖИЛ КОГДА-ТО В МАЛЕНЬКОМ РАЮ
Стихи и музыка Алексея Воронина
Я жил когда-то в маленьком раю.
Не знаю, уж поверите ли вы:
В раю сугробы – выше головы
Ведь он в далеком, северном краю.
Там из-под ног скользит веселый лед,Не знаю, уж поверите ли вы:
В раю сугробы – выше головы
Ведь он в далеком, северном краю.
И сыплется с небес веселый снег,
И слышен смех
И топот ножек легких
Адамов маленьких и Ев,
Адамов в валенках и Ев.
Я жил когда-то в маленьком раю
Под чистым небом, с ясною душой
В каком-то дальнем, северном краю,
Но вырос я из рая и ушел.
И я попал в нетрезвую страну,
Затопленную огненной водой.
И сам порой, нетрезвый и больной
По улицам неведомым иду.
И только шум машин по сторонам,
И канонады гул издалека…
Я слышу, кажется, что где-то там
Опять воюют русские войска.
Здесь тоже каждый день идет война,
Здесь ненависть под ноги, будто ртуть,
Разлита, и огромная страна
По ненависти продолжает путь.
Огромная, нетрезвая страна
Не может ни вздохнуть, ни продохнуть.
А если встречу, света не тая,
Глядят глаза в глаза, любви полны,
Я знаю, что они из той страны,
Из той страны, в которой вырос я.
Я жил когда-то в маленьком раю.
Не знаю, уж поверите ли вы –
В раю сугробы – выше головы.
Ведь он в далеком северном краю.
Там из-под ног скользит веселый лед,
И сыплется с небес веселый снег,
И слышен смех,
И топот ножек легких
Адамов в валенках и Ев
Адамов маленьких и Ев.
Я желаю, чтобы вы, Юрий Александрович, чувствовали себя в свои 65 - как 15, а в 75 – как в 25, и так далее! Я очень рад! Спасибо вам большое!
Юрий КУВАЛДИН:
- Видишь, Лёш, какую ты прекрасную песню написал. По сути дела, кино – это совершенно другое искусство. Многие путают литературу и кино. Литература – это высочайшее искусство, которое требует от человека огромного непрерывного труда, преображения знаков души в образы, в картины.
А в кино идёт готовая картинка. Но картинку – как снять (это тоже надо уметь). Я не могу оторваться от фильмов Феллини. И есть такой фильм о Федерико Феллини режиссера Дариана Петтигрю "Я великий лжец", и с музыкой, с замечательной с музыкой. И фильм обо мне – с музыкой, с твоей. В музыке этой, всего три ноты, как говорится. Но ты на этих трёх нотах держишь весь фильм. Я уже не могу представить весь этот фильм обо мне без твоей песни. И она не просто хороша по мелодии, не просто хороша по стихам – она выражает сущность моего формирования как личности в этом маленьком раю, в гостинице «Славянский базар», среди уникальных личностей, среди великолепной атмосферы, которая сама по себе послужила той почвой, на которой вырос такой нарцисс, как я.
- Видишь, Лёш, какую ты прекрасную песню написал. По сути дела, кино – это совершенно другое искусство. Многие путают литературу и кино. Литература – это высочайшее искусство, которое требует от человека огромного непрерывного труда, преображения знаков души в образы, в картины.
А в кино идёт готовая картинка. Но картинку – как снять (это тоже надо уметь). Я не могу оторваться от фильмов Феллини. И есть такой фильм о Федерико Феллини режиссера Дариана Петтигрю "Я великий лжец", и с музыкой, с замечательной с музыкой. И фильм обо мне – с музыкой, с твоей. В музыке этой, всего три ноты, как говорится. Но ты на этих трёх нотах держишь весь фильм. Я уже не могу представить весь этот фильм обо мне без твоей песни. И она не просто хороша по мелодии, не просто хороша по стихам – она выражает сущность моего формирования как личности в этом маленьком раю, в гостинице «Славянский базар», среди уникальных личностей, среди великолепной атмосферы, которая сама по себе послужила той почвой, на которой вырос такой нарцисс, как я.
6. ЮРИЙ КУВАЛДИН – НИНА КРАСНОВА
Нина Краснова.
Нина Краснова.
Юрий КУВАЛДИН:
- Теперь я попрошу выступить человека, который знает мое творчество лучше, чем я, я попрошу выступить автора послесловий к каждому тому собрания моих сочинений, а также лучшую современную поэтессу Нину Краснову!
- Теперь я попрошу выступить человека, который знает мое творчество лучше, чем я, я попрошу выступить автора послесловий к каждому тому собрания моих сочинений, а также лучшую современную поэтессу Нину Краснову!
Нина КРАСНОВА:
- Идя навстречу 65-летию Юрия Кувалдина и наконец придя к этому 65-летию (смех в зале), мы сегодня собрались здесь своим узким кругом избранных друзей Юрия Кувалдина, в этом «маленьком раю», в творческой атмосфере в этой прекрасной художественной галерее А-3, где мы уже не раз бывали и на вечерах журнала «Наша улица», и на выставках художника Александра Трифонова, сына Юрия Кувалдина, и на выставках директора галереи художника Виталия Копачёва... И вот сейчас в такой хорошей обстановке мы говорим хорошие слова Юрию Кувалдину.
Пять лет назад, к своему 60-летию Юрий Кувалдин пришёл с собранием сочинений в 10-ти томах, предисловие к которым написал присутствующий здесь гость из Ростова-на-Дону (вот он сидит напротив Юрия Кувалдина, на другом конце стола), автор «Нашей улицы», кувалдовед, он же и краснововед александротимофеевсковед-ковальдживед Эмиль Сокольский, а комментарии ко всем 10-ти томам (как уже сказал Юрий Александрович) написала я.
А к своему 65-летию Юрий Кувалдин пришёл с новыми книгами: «Сирень», «Ветер», «Жизнь в тексте», «Море искусства», «День писателя», «Счастье» и «Дневник», про который здесь говорил Андрей Яхонтов (интересно, что этот дневник Юрий Кувалдин вёл в течение трёх лет изо дня в день, в Живом Журнале, в Интернете, и сейчас издал его в бумажном варианте, Юрий Кувалдин – первый и единственный из писателей, который сделал это). И ещё Юрий Кувалдин пришёл к своему 65-летию с россыпью новых рассказов и эссе, которых хватит ещё на несколько книг. То есть из всего этого (из новых книг и из россыпи новых рассказов и эссе) он мог бы составить еще одно собрание сочинений в 10-ти томах.
- Идя навстречу 65-летию Юрия Кувалдина и наконец придя к этому 65-летию (смех в зале), мы сегодня собрались здесь своим узким кругом избранных друзей Юрия Кувалдина, в этом «маленьком раю», в творческой атмосфере в этой прекрасной художественной галерее А-3, где мы уже не раз бывали и на вечерах журнала «Наша улица», и на выставках художника Александра Трифонова, сына Юрия Кувалдина, и на выставках директора галереи художника Виталия Копачёва... И вот сейчас в такой хорошей обстановке мы говорим хорошие слова Юрию Кувалдину.
Пять лет назад, к своему 60-летию Юрий Кувалдин пришёл с собранием сочинений в 10-ти томах, предисловие к которым написал присутствующий здесь гость из Ростова-на-Дону (вот он сидит напротив Юрия Кувалдина, на другом конце стола), автор «Нашей улицы», кувалдовед, он же и краснововед александротимофеевсковед-ковальдживед Эмиль Сокольский, а комментарии ко всем 10-ти томам (как уже сказал Юрий Александрович) написала я.
А к своему 65-летию Юрий Кувалдин пришёл с новыми книгами: «Сирень», «Ветер», «Жизнь в тексте», «Море искусства», «День писателя», «Счастье» и «Дневник», про который здесь говорил Андрей Яхонтов (интересно, что этот дневник Юрий Кувалдин вёл в течение трёх лет изо дня в день, в Живом Журнале, в Интернете, и сейчас издал его в бумажном варианте, Юрий Кувалдин – первый и единственный из писателей, который сделал это). И ещё Юрий Кувалдин пришёл к своему 65-летию с россыпью новых рассказов и эссе, которых хватит ещё на несколько книг. То есть из всего этого (из новых книг и из россыпи новых рассказов и эссе) он мог бы составить еще одно собрание сочинений в 10-ти томах.
ГОЛОС из зала:
- Что-то не верится...
- Что-то не верится...
Нина КРАСНОВА:
- Да, это так и есть.
Все произведения Юрия Кувалдина пронизаны глубокой философией, которую он подаёт, преподносит читателям и через свою авторскую речь, и через художественные образы, через героев и персонажей, через их поступки и слова. Флобер писал когда-то: мадам Бовари – это я. А Достоевский говорил когда-то: я – Сонечка Мармеладова, и князь Мышкин, и Рогожин, и Раскольников – это я. То же самое говорит о себе и Кувалдин: все мои герои – это я. Потому что в нём, как и в каждом художнике и вообще в каждом человеке – много разных людей, и таких, и таких, и он входит в шкуру каждого своего героя, когда пишет о них и показывает их нам. То есть он как прекрасный артист сам играет всех своих героев в своих произведениях, их роли играет. И сам же является режиссёром всех спектаклей, в которых играют его герои.
Он не копирует реальность, а, как и подобает художнику, создаёт на бумаге свой художественный мир, вторую реальность в форме текста, которая для него реальнее первой реальности. Он живёт в тексте и потому и назвал одну из своих книг «Жизнь в тексте», как для Станиславского главной жизнью была жизнь Станиславского в искусстве. А реальная жизнь служит для Кувалдина только поводом для литературы.
Роль литературы Кувалдин видит в том, чтобы превратить человека из животного в неживотного, из человека, который живёт животной жизнью и только ест, пьёт и удовлетворяет свои физиологические потребности, в хомосапиенса, в человека интеллектуального, духовного, высокоразвитого, с богатым внутренним миром, с тонкой внутренней организацией, перевести его из животного состояния, в котором он пребывает, в метафизическое, в божественное.
(Обращается к Юрию Кувалдину.)
Правильно я говорю?
- Да, это так и есть.
Все произведения Юрия Кувалдина пронизаны глубокой философией, которую он подаёт, преподносит читателям и через свою авторскую речь, и через художественные образы, через героев и персонажей, через их поступки и слова. Флобер писал когда-то: мадам Бовари – это я. А Достоевский говорил когда-то: я – Сонечка Мармеладова, и князь Мышкин, и Рогожин, и Раскольников – это я. То же самое говорит о себе и Кувалдин: все мои герои – это я. Потому что в нём, как и в каждом художнике и вообще в каждом человеке – много разных людей, и таких, и таких, и он входит в шкуру каждого своего героя, когда пишет о них и показывает их нам. То есть он как прекрасный артист сам играет всех своих героев в своих произведениях, их роли играет. И сам же является режиссёром всех спектаклей, в которых играют его герои.
Он не копирует реальность, а, как и подобает художнику, создаёт на бумаге свой художественный мир, вторую реальность в форме текста, которая для него реальнее первой реальности. Он живёт в тексте и потому и назвал одну из своих книг «Жизнь в тексте», как для Станиславского главной жизнью была жизнь Станиславского в искусстве. А реальная жизнь служит для Кувалдина только поводом для литературы.
Роль литературы Кувалдин видит в том, чтобы превратить человека из животного в неживотного, из человека, который живёт животной жизнью и только ест, пьёт и удовлетворяет свои физиологические потребности, в хомосапиенса, в человека интеллектуального, духовного, высокоразвитого, с богатым внутренним миром, с тонкой внутренней организацией, перевести его из животного состояния, в котором он пребывает, в метафизическое, в божественное.
(Обращается к Юрию Кувалдину.)
Правильно я говорю?
Юрий КУВАЛДИН:
- В общих чертах – да.
- В общих чертах – да.
Нина КРАСНОВА (продолжает):
- В своём «Дневнике» Юрий Кувалдин задаётся вопросом: для кого пишет писатель? Книги сейчас выходят маленькими тиражами - не 100 тысяч экземпляров и не 50 и даже не 20 и 10 тысяч, а 1.000 или 500 экземпляров или даже 100 экземпляров (если это не ширпотреб, как сказал Андрей Яхонтов, если это не попса). То есть они недоступны для широкого круга читателей. Но если эти книги летают в Интернете, то этот тираж как бы увеличивается и их могут читать люди в разных точках земного шара. И даже где-нибудь на каком-нибудь необитаемом острове в Тихом океане, какой-нибудь папуас под пальмой, тоже может прочитать их, если он умеет читать, и если он знает русский язык, и если на необитаемом острове есть Интернет... (Смех в зале.)
Многие люди говорят писателям: для кого вы пишите? мы вас всё равно не читаем. Кувалдин отвечает на это в своём «Дневнике»: писатель пишет для писателя, и прежде всего для самого себя, чтобы переложить свою душу в знаки и стать бессмертным. Потому что тело человека бренно, и только его душа бессмертна, если он запечатлел её в Слове.
(На одной из страниц своего «Дневника» Кувалдин говорит: я – единственный, кто прочитал все свои книги, всего себя целиком. После Кувалдина – единственный, кто прочитал его целиком, это, наверное, я, Нина Краснова... и ещё – Эмиль Сокольский... А после нас – присутствующие здесь друзья Юрия Кувалдина. Они почти все не только читали его, но и писали о нём, кто статьи, кто стихи, кто ещё и странички в Живых Журналах... а если кто ничего не писал о нём, тот говорил о нём в прессе, в интервью, или говорил о нём какие-то хорошие речи на праздниках «Нашей улицы», а я делала стенограммы этих речей, и они сохранились и выходили в брошюре, в бумажном варианте.)
А ещё писателя читают библиотеки, посетители библиотек и главное – сотрудники библиотек. (Смех в зале.) Это самые ценные читатели. У нас есть такие библиотеки, где работают очень культурные люди, которые любят книгу и разбираются в литературе. Это и библиотека им. Экзюпери, и им. Платонова, и им. Горького, и им. Гладкова, и им. Бунина, представители которых находятся в зале...
(Смех в зале.)
Когда Юрий Кувалдин пришёл в центральную библиотеку им. Юрия Гагарина на Западе Москвы...
- В своём «Дневнике» Юрий Кувалдин задаётся вопросом: для кого пишет писатель? Книги сейчас выходят маленькими тиражами - не 100 тысяч экземпляров и не 50 и даже не 20 и 10 тысяч, а 1.000 или 500 экземпляров или даже 100 экземпляров (если это не ширпотреб, как сказал Андрей Яхонтов, если это не попса). То есть они недоступны для широкого круга читателей. Но если эти книги летают в Интернете, то этот тираж как бы увеличивается и их могут читать люди в разных точках земного шара. И даже где-нибудь на каком-нибудь необитаемом острове в Тихом океане, какой-нибудь папуас под пальмой, тоже может прочитать их, если он умеет читать, и если он знает русский язык, и если на необитаемом острове есть Интернет... (Смех в зале.)
Многие люди говорят писателям: для кого вы пишите? мы вас всё равно не читаем. Кувалдин отвечает на это в своём «Дневнике»: писатель пишет для писателя, и прежде всего для самого себя, чтобы переложить свою душу в знаки и стать бессмертным. Потому что тело человека бренно, и только его душа бессмертна, если он запечатлел её в Слове.
(На одной из страниц своего «Дневника» Кувалдин говорит: я – единственный, кто прочитал все свои книги, всего себя целиком. После Кувалдина – единственный, кто прочитал его целиком, это, наверное, я, Нина Краснова... и ещё – Эмиль Сокольский... А после нас – присутствующие здесь друзья Юрия Кувалдина. Они почти все не только читали его, но и писали о нём, кто статьи, кто стихи, кто ещё и странички в Живых Журналах... а если кто ничего не писал о нём, тот говорил о нём в прессе, в интервью, или говорил о нём какие-то хорошие речи на праздниках «Нашей улицы», а я делала стенограммы этих речей, и они сохранились и выходили в брошюре, в бумажном варианте.)
А ещё писателя читают библиотеки, посетители библиотек и главное – сотрудники библиотек. (Смех в зале.) Это самые ценные читатели. У нас есть такие библиотеки, где работают очень культурные люди, которые любят книгу и разбираются в литературе. Это и библиотека им. Экзюпери, и им. Платонова, и им. Горького, и им. Гладкова, и им. Бунина, представители которых находятся в зале...
(Смех в зале.)
Когда Юрий Кувалдин пришёл в центральную библиотеку им. Юрия Гагарина на Западе Москвы...
Юрий КУВАЛДИН:
- Сотрудники узнали меня прямо с порога! Они сказали: «Это Кувалдин!»
- Сотрудники узнали меня прямо с порога! Они сказали: «Это Кувалдин!»
Нина КРАСНОВА:
- Да. И они сказали: «Мы читаем вас, мы знаем вас по вашим книгам!». И стали называть его книги... и газеты, в которых он печатался... И взяли у него интервью. И очень радовались, когда он подарил им свою новую книгу. То есть, как сказал Андрей Яхонтов, нельзя сказать, что писателей никто не читает. Культурные люди читали и читают.
Юрий Кувалдин говорит в своём «Дневнике»: меня прочитают через 500 лет. В этом есть доля шутки и доля не шутки. Чтобы прочитать все книги Кувалдина, да не по одному разу, и чтобы вникнуть в них и постепенно осмыслить их, человеку и в самом деле может понадобиться 500 лет. (смех в зале.) Но Кувалдин никуда не спешит, как он сам говорит. Потому что у него впереди Вечность. Он знает, что слава писателя – это дело загробное. И не пугается этого. Потому что слава может стать обузой для писателя при его жизни и будет только мешать ему делать своё дело, то есть писать.
- Да. И они сказали: «Мы читаем вас, мы знаем вас по вашим книгам!». И стали называть его книги... и газеты, в которых он печатался... И взяли у него интервью. И очень радовались, когда он подарил им свою новую книгу. То есть, как сказал Андрей Яхонтов, нельзя сказать, что писателей никто не читает. Культурные люди читали и читают.
Юрий Кувалдин говорит в своём «Дневнике»: меня прочитают через 500 лет. В этом есть доля шутки и доля не шутки. Чтобы прочитать все книги Кувалдина, да не по одному разу, и чтобы вникнуть в них и постепенно осмыслить их, человеку и в самом деле может понадобиться 500 лет. (смех в зале.) Но Кувалдин никуда не спешит, как он сам говорит. Потому что у него впереди Вечность. Он знает, что слава писателя – это дело загробное. И не пугается этого. Потому что слава может стать обузой для писателя при его жизни и будет только мешать ему делать своё дело, то есть писать.
Юрий КУВАЛДИН:
- Вот Тугаринов пришел! Великий скульптор, член-корреспондент Академии художеств!
- Вот Тугаринов пришел! Великий скульптор, член-корреспондент Академии художеств!
Дмитрий ТУГАРИНОВ:
- Здравствуйте все! (Садится за стол.)
- Здравствуйте все! (Садится за стол.)
Юрий КУВАЛДИН:
- Дело в том, что эти 500 лет, про которые я говорил, это метафора-шутка. Я употребил её для того, чтобы люди, творческие одаренные с детства, не шли в литературу, если они мечтают о славе, которая придёт к ним при жизни, потому что к писателю признание и слава приходит только тогда, когда над ним крышка гроба закроется, захлопнется. А при жизни у нас знают только эстрадных артистов и хлопают только эстрадным артистам!
- Дело в том, что эти 500 лет, про которые я говорил, это метафора-шутка. Я употребил её для того, чтобы люди, творческие одаренные с детства, не шли в литературу, если они мечтают о славе, которая придёт к ним при жизни, потому что к писателю признание и слава приходит только тогда, когда над ним крышка гроба закроется, захлопнется. А при жизни у нас знают только эстрадных артистов и хлопают только эстрадным артистам!
Нина КРАСНОВА:
- Кувалдин – не из тех писателей, которые каждый день мелькают по телевизору и совсем не сидят за столом и ничего не пишут и которые никакие и не писатели, а шоумены. Правда, в день рождения Юрия Кувалдина телеканал «Культура» показал фильм о нём, как и пять лет назад. И теперь многие телезрители узнали, что кроме тех писателей, которые с утра до ночи торчат на экране и навязывают миру сами себя, это не самые главные и не самые лучшие у нас в стране. А самые главные и самые лучшие не мелькают по телевизору, а сидят дома и работают, в тишине и уединении. Как Юрий Кувалдин – великий писатель нашего времени, подпольный классик. Он стоит на одной доске с нашими отечественными классиками, которых когда-то тоже мало кто знал, а теперь знает весь мир.
Я поздравляю Юрия Кувалдина с днём рождения, с 65-летием! И желаю ему дальнейшей реализации своих феноменальных, недюжинных сил в литературе!
- Кувалдин – не из тех писателей, которые каждый день мелькают по телевизору и совсем не сидят за столом и ничего не пишут и которые никакие и не писатели, а шоумены. Правда, в день рождения Юрия Кувалдина телеканал «Культура» показал фильм о нём, как и пять лет назад. И теперь многие телезрители узнали, что кроме тех писателей, которые с утра до ночи торчат на экране и навязывают миру сами себя, это не самые главные и не самые лучшие у нас в стране. А самые главные и самые лучшие не мелькают по телевизору, а сидят дома и работают, в тишине и уединении. Как Юрий Кувалдин – великий писатель нашего времени, подпольный классик. Он стоит на одной доске с нашими отечественными классиками, которых когда-то тоже мало кто знал, а теперь знает весь мир.
Я поздравляю Юрия Кувалдина с днём рождения, с 65-летием! И желаю ему дальнейшей реализации своих феноменальных, недюжинных сил в литературе!
Юрий КУВАЛДИН:
- Нина, прочитай свое стихотворение (одно из своих стихотворений. посвящённых мне) – как оду Державина!
- Нина, прочитай свое стихотворение (одно из своих стихотворений. посвящённых мне) – как оду Державина!
Нина КРАСНОВА (читает одно из своих стихотворений, посвященных ему, оно есть в её новой книге «Избранное», которую издал Юрий Кувалдин):
ЮРИЮ КУВАЛДИНУ
Он – один такой у нас в литературе!
Он кувалдой путь к Бессмертью пробивает.
Он – герой великих дел, Геракл в натуре
И всегда в отличной форме пребывает!
Он кувалдой путь к Бессмертью пробивает.
Он – герой великих дел, Геракл в натуре
И всегда в отличной форме пребывает!
Высший орден должен быть ему присвоен!
Жизнь без подвигов – смешнее анекдота.
И один, как говорится, в мире воин,
Если он при том Кувалдин, а не кто-то!
Жизнь без подвигов – смешнее анекдота.
И один, как говорится, в мире воин,
Если он при том Кувалдин, а не кто-то!
(Аплодисменты! Нина Краснова дарит Юрию Кувалдину бордовую розу на длинном стебле и оранжевый картонный пакет со сладостями и с новым стихотворением. Целует Юрия Кувалдина в щёку.)
7. ОПЯТЬ ЮРИЙ КУВАЛДИН – ЕВГЕНИЙ БАЧУРИН
Юрий КУВАЛДИН:
- Замечательный человек сейчас сидит рядом со мной... Я сижу рядом с ним, а он – сидит рядом со мной. Евгений Бачурин!
- Замечательный человек сейчас сидит рядом со мной... Я сижу рядом с ним, а он – сидит рядом со мной. Евгений Бачурин!
Евгений БАЧУРИН:
- Я принёс сюда книгу своих стихов и песен, которая очень хорошо издана. Эта книга – «дела давно минувших дней», одна из самых лучших моих книг, самая лучшая моя книга, и самая первая, она издана Юрием Кувалдиным.
Я просто хочу сказать, что этот человек сыграл в моей жизни очень важную роль, повлиял на меня и на мою жизнь в какой-то самой мощной степени.
Все тут говорили о нем, а я скажу о себе. Мы столкнулись с ним необычайно... Я уже знал его, знал, что он пишет книги, а он знал меня, что я пою свои песни... И мы с ним столкнулись на одной из дорог жизни...
Я не хочу много говорить, но я хочу сказать самое главное, помимо всего прочего, что я чрезвычайно благодарен этому человеку за всё, что он сделал для меня. И, пока жив буду, буду всегда благодарить его. Дай Бог, нам подольше побыть на этом свете.
Я всё время просто удивляюсь этой своей книге, которую я сейчас держу в руках, это одна из самых лучших моих книг оказалась, самая лучшая, и она именно была сделана и издана Юрием Кувалдиным, который... главное даже не то, что он поэт и пишет книги, а главное то, что он человек, который как увидел мои стихи, так был поражен ими и издал мне книгу, которая оказалась самой первой и самой лучшей из всех моих книг...
Огромное вам спасибо, дорогой! Это самое главное, что я могу сказать вам!
А читать и петь я тут ничего не буду, не стану, не стоит мне этого делать. Главное, что я пришёл сюда и сказал вам спасибо.
- Я принёс сюда книгу своих стихов и песен, которая очень хорошо издана. Эта книга – «дела давно минувших дней», одна из самых лучших моих книг, самая лучшая моя книга, и самая первая, она издана Юрием Кувалдиным.
Я просто хочу сказать, что этот человек сыграл в моей жизни очень важную роль, повлиял на меня и на мою жизнь в какой-то самой мощной степени.
Все тут говорили о нем, а я скажу о себе. Мы столкнулись с ним необычайно... Я уже знал его, знал, что он пишет книги, а он знал меня, что я пою свои песни... И мы с ним столкнулись на одной из дорог жизни...
Я не хочу много говорить, но я хочу сказать самое главное, помимо всего прочего, что я чрезвычайно благодарен этому человеку за всё, что он сделал для меня. И, пока жив буду, буду всегда благодарить его. Дай Бог, нам подольше побыть на этом свете.
Я всё время просто удивляюсь этой своей книге, которую я сейчас держу в руках, это одна из самых лучших моих книг оказалась, самая лучшая, и она именно была сделана и издана Юрием Кувалдиным, который... главное даже не то, что он поэт и пишет книги, а главное то, что он человек, который как увидел мои стихи, так был поражен ими и издал мне книгу, которая оказалась самой первой и самой лучшей из всех моих книг...
Огромное вам спасибо, дорогой! Это самое главное, что я могу сказать вам!
А читать и петь я тут ничего не буду, не стану, не стоит мне этого делать. Главное, что я пришёл сюда и сказал вам спасибо.
Юрий КУВАЛДИН:
- Дело в том, что книга Евгения Бачурина – уникальная, это в сущности – полное собрание сочинений Евгения Бачурина.
Бачурина я узнал задолго до своего личного знакомства с ним, у меня есть эссе, написанное мной об этом, когда я услышал его первые песни в доме Волошина в Коктебеле, и среди них была первая песня, которую я услышал, это «Шахматы на балконе».
Спасибо тебе, Женя!
- Дело в том, что книга Евгения Бачурина – уникальная, это в сущности – полное собрание сочинений Евгения Бачурина.
Бачурина я узнал задолго до своего личного знакомства с ним, у меня есть эссе, написанное мной об этом, когда я услышал его первые песни в доме Волошина в Коктебеле, и среди них была первая песня, которую я услышал, это «Шахматы на балконе».
Спасибо тебе, Женя!
8. ЮРИЙ КУВАЛДИН – ЭМИЛЬ СОКОЛЬСКИЙ
Эмиль Сокольский.
Эмиль Сокольский.
Юрий КУВАЛДИН:
- Сейчас я хотел бы предоставить слово присутствующему здесь автору предисловия к моему собранию сочинений, Эмилю Александровичу Сокольскому, замечательному литературному критику, которого я в принципе первый из всех заметил и который... я сейчас вижу, что он специализируется на всех моих друзьях, пишет о них, потому что у меня в друзьях ходят только классики - плохих в друзьях не держим. Он блестяще пишет и написал очень хорошее предисловие к книге Кирилла Владимировича Ковальджи. Мне Кирилл Владимирович подарил свою изданную в Кишиневе книгу, она, конечно, небольшая. И там – предисловие Эмиля Александровича, которое восхитило меня очень точными мыслями о поэзии Кирилла Владимировича.
Эмиль Александрович, скажите несколько слов.
- Сейчас я хотел бы предоставить слово присутствующему здесь автору предисловия к моему собранию сочинений, Эмилю Александровичу Сокольскому, замечательному литературному критику, которого я в принципе первый из всех заметил и который... я сейчас вижу, что он специализируется на всех моих друзьях, пишет о них, потому что у меня в друзьях ходят только классики - плохих в друзьях не держим. Он блестяще пишет и написал очень хорошее предисловие к книге Кирилла Владимировича Ковальджи. Мне Кирилл Владимирович подарил свою изданную в Кишиневе книгу, она, конечно, небольшая. И там – предисловие Эмиля Александровича, которое восхитило меня очень точными мыслями о поэзии Кирилла Владимировича.
Эмиль Александрович, скажите несколько слов.
Эмиль СОКОЛЬСКИЙ:
- Я забыл всё, что хотел сказать. Но буду говорить на ходу, всё, что придёт мне в голову, так будет более естественно... не знаю, насколько это будет последовательно, но я постараюсь сказать всё, что я хочу сказать о фантастическом явлении, именуемом Юрием Кувалдиным. Тут сказано очень много. Я постараюсь добавить к этому свое веское слово.
В этой ситуации прославления Юрия Кувалдина на самых высоких тонах и в самой превосходной степени самое интересное и самое ценное вообще то, что это является абсолютной правдой – всё то, что о нём тут говорилось и говорится.
Далее. Я хочу сказать о том, что служит мне вечным примером и временами очень тяжким укором.
Дело в том, что Юрий Александрович Кувалдин, писатель, литературовед, критик, искусствовед, философ... он живет очень напряженной литературной жизнью и при всем этом всё делает несуетно, он работает спокойно, он совершенно никуда не спешит, он совершает ежедневные продолжительные прогулки по Москве, он каждый день слушает классическую музыку, он каждый день подробно изучает публикации в Интернете, он каждый день, ежедневно и ежевечерне читает все литературные новинки и перечитывает классику, он каждый день ведет деловые и разъяснительные беседы со своими постоянными помощниками и членами редколлегии «Нашей улицы» - с попугаем Гришей и с котом Урмасом. Он много чего делает. И при этом очень много пишет. И при всём при этом у меня возникло подозрение, что... а может быть, Юрий Кувалдин не сам всё это делает и не сам всё пишет?.. а может быть, он держит где-то там у себя в кладовке какого-то литературного негра, который всё делает за него? Потому что иначе, ну, невозможно так работать, как работает он! Но в том-то и дело, что он всё делает сам! И непонятно, как он всё успевает. При том, что он никуда не спешит и лишён всякой суетности. Все отмечают это.
Всё, о чём я сказал сейчас, об этой несуетности Юрия Александровича Кувалдина, об этом его спокойствии, об этой естественности, всё это отражается в его произведениях. Произведения Кувалдина возникают так же, как облака на небе, как возникает радуга, как возникают звезды. И я даже не знаю, чего пожелать ему, поскольку уже хочется просто выпить (за него) по-человечески. Я хочу пожелать Юрию Александровичу душевного, духовного здоровья, физического здоровья, творческого здоровья! И я хочу пожелать ему долгих лет жизни! Я хочу пожелать ему долгой жизни, это, во-первых, нет, это во-вторых, а во-первых, я хочу пожелать ему вечной жизни... вы понимаете, о чём я говорю, и он понимает, о чём я говорю... я хочу пожелать ему вечной жизни вечной жизни в литературе!
- Я забыл всё, что хотел сказать. Но буду говорить на ходу, всё, что придёт мне в голову, так будет более естественно... не знаю, насколько это будет последовательно, но я постараюсь сказать всё, что я хочу сказать о фантастическом явлении, именуемом Юрием Кувалдиным. Тут сказано очень много. Я постараюсь добавить к этому свое веское слово.
В этой ситуации прославления Юрия Кувалдина на самых высоких тонах и в самой превосходной степени самое интересное и самое ценное вообще то, что это является абсолютной правдой – всё то, что о нём тут говорилось и говорится.
Далее. Я хочу сказать о том, что служит мне вечным примером и временами очень тяжким укором.
Дело в том, что Юрий Александрович Кувалдин, писатель, литературовед, критик, искусствовед, философ... он живет очень напряженной литературной жизнью и при всем этом всё делает несуетно, он работает спокойно, он совершенно никуда не спешит, он совершает ежедневные продолжительные прогулки по Москве, он каждый день слушает классическую музыку, он каждый день подробно изучает публикации в Интернете, он каждый день, ежедневно и ежевечерне читает все литературные новинки и перечитывает классику, он каждый день ведет деловые и разъяснительные беседы со своими постоянными помощниками и членами редколлегии «Нашей улицы» - с попугаем Гришей и с котом Урмасом. Он много чего делает. И при этом очень много пишет. И при всём при этом у меня возникло подозрение, что... а может быть, Юрий Кувалдин не сам всё это делает и не сам всё пишет?.. а может быть, он держит где-то там у себя в кладовке какого-то литературного негра, который всё делает за него? Потому что иначе, ну, невозможно так работать, как работает он! Но в том-то и дело, что он всё делает сам! И непонятно, как он всё успевает. При том, что он никуда не спешит и лишён всякой суетности. Все отмечают это.
Всё, о чём я сказал сейчас, об этой несуетности Юрия Александровича Кувалдина, об этом его спокойствии, об этой естественности, всё это отражается в его произведениях. Произведения Кувалдина возникают так же, как облака на небе, как возникает радуга, как возникают звезды. И я даже не знаю, чего пожелать ему, поскольку уже хочется просто выпить (за него) по-человечески. Я хочу пожелать Юрию Александровичу душевного, духовного здоровья, физического здоровья, творческого здоровья! И я хочу пожелать ему долгих лет жизни! Я хочу пожелать ему долгой жизни, это, во-первых, нет, это во-вторых, а во-первых, я хочу пожелать ему вечной жизни... вы понимаете, о чём я говорю, и он понимает, о чём я говорю... я хочу пожелать ему вечной жизни вечной жизни в литературе!
(Все пьют, едят, звенят стаканами и бутылками.)
9. ЮРИЙ КУВАЛДИН – АНАТОЛИЙ ШАМАРДИН
Анатолий Шамардин.
Анатолий Шамардин.
Юрий КУВАЛДИН:
- У нас присутствует лучший тенор России, народный певец, которого обожают на всех необъятных просторах нашей родины, мой любимый певец Анатолий Шамардин! Сейчас он под гита-а-ару (с нажимом: под гитару, а не под оркестровую фонограмму) исполнит песню «В кофточке белой».
(Нина Краснова подсказывает Юрию Кувалдину: «Где ж ты, мой сад».)
Да, Ниночка, «Где ж ты, мой сад»! Песня на стихи Фатьянова, а музыка – Василия Павловича Соловьева-Седого. Под гитару поёт народный певец Анатолий Шамардин!
- У нас присутствует лучший тенор России, народный певец, которого обожают на всех необъятных просторах нашей родины, мой любимый певец Анатолий Шамардин! Сейчас он под гита-а-ару (с нажимом: под гитару, а не под оркестровую фонограмму) исполнит песню «В кофточке белой».
(Нина Краснова подсказывает Юрию Кувалдину: «Где ж ты, мой сад».)
Да, Ниночка, «Где ж ты, мой сад»! Песня на стихи Фатьянова, а музыка – Василия Павловича Соловьева-Седого. Под гитару поёт народный певец Анатолий Шамардин!
Анатолий ШАМАРДИН (поёт песню «Где ж ты, мой сад», под гитару, на которой аккомпанирует сам себе):
ГДЕ Ж ТЫ, МОЙ САД?
Слова Алексея Фатьянова
Музыка Василия Соловьёва-Седова
Музыка Василия Соловьёва-Седова
Где ж ты, мой сад, вешняя заря?
Где же ты, подружка, яблонька моя?
Я знаю,
Родная,
Ты ждёшь меня, хорошая моя.
Где же ты, подружка, яблонька моя?
Я знаю,
Родная,
Ты ждёшь меня, хорошая моя.
Снятся бойцу карие глаза,
На ресницах темных светлая слеза,
Скупая,
Святая
Девичья горючая слеза.
На ресницах темных светлая слеза,
Скупая,
Святая
Девичья горючая слеза.
Пусть нелегко до тебя дойти.
Я вернусь, родная,
Жди и не грусти.
С победой
Приеду,
Любовь моя хранит меня в пути.
Я вернусь, родная,
Жди и не грусти.
С победой
Приеду,
Любовь моя хранит меня в пути.
Где ж ты, мой сад, вешняя заря?
Где же ты, подружка, яблонька моя?
Я знаю,
Родная,
Ты ждёшь меня, хорошая моя.
Где же ты, подружка, яблонька моя?
Я знаю,
Родная,
Ты ждёшь меня, хорошая моя.
(Аплодисменты! Крики «браво!»)
10. ЮРИЙ КУВАЛДИН – ВЛАДИМИР ОПАРА
Владимир Опара.
Юрий КУВАЛДИН:
- Мы находимся с вами под сводами небольшой, совершенно гениальной галереи, которая в перестроечный и в постперестроечный период была вообще авангардной и была вообще в авангарде среди всех галерей. Здесь выставлялись все самые выдающиеся андеграундные художники, в том числе и Кабаков, и Зверев, и Немухин. И вот уже больше 20 лет галерею возглавляет совершенно изумительный, на мой взгляд, художник, настолько оригинальный и ни на кого не похожий, что пишет не на подрамниках, а на рулонах огромные холсты - Виталий Копачёв. Он присутствует здесь, директор галереи.
(Аплодисменты.)
И очень активную интеллектуальную, искусствоведческую работу проводит замечательный художник Владимир Опара, который обращает внимание на моего сына на Сашу. Саша здесь часто выставляется.
(Юрий Кувалдин обращается к Евгению Бачурину.) Я не знаю, Евгений Владимирович, вы выставлялись здесь, в А-3, или нет?
- Мы находимся с вами под сводами небольшой, совершенно гениальной галереи, которая в перестроечный и в постперестроечный период была вообще авангардной и была вообще в авангарде среди всех галерей. Здесь выставлялись все самые выдающиеся андеграундные художники, в том числе и Кабаков, и Зверев, и Немухин. И вот уже больше 20 лет галерею возглавляет совершенно изумительный, на мой взгляд, художник, настолько оригинальный и ни на кого не похожий, что пишет не на подрамниках, а на рулонах огромные холсты - Виталий Копачёв. Он присутствует здесь, директор галереи.
(Аплодисменты.)
И очень активную интеллектуальную, искусствоведческую работу проводит замечательный художник Владимир Опара, который обращает внимание на моего сына на Сашу. Саша здесь часто выставляется.
(Юрий Кувалдин обращается к Евгению Бачурину.) Я не знаю, Евгений Владимирович, вы выставлялись здесь, в А-3, или нет?
Евгений БАЧУРИН:
- Нет.
- Нет.
Юрий КУВАЛДИН:
- Кстати, Бачурин, я не сказал об этом, он... помимо того, что он выдающийся поэт, бард, музыкант, композитор, он ещё и великолепный художник.
И я вспоминаю, как мы с ним были в гостях у Никиты Владимировича Богословского незадолго до смерти Богословского, который первый из официальных композиторов написал похвальное слово о Бачурине, чтобы его приняли в Союз композиторов, в общем очень тепло отнесся к Бачурину. И мы тогда провели изумительный зимний вечер. Правда, Никита Владимирович прямо с порога огорошил нас, сказал нам: «Ребята, я через месяц умру!» - Мы ему: «Что вы, Никита Владимирович! Нет!» - А он нам: «Да! Мне врач сказал, что я умру». Но самое поразительное - это то, что он взял и умер через месяц. Это было... я уж не помню... в 2002 или в 2004 году... Кстати, Андрюша Яхонтов очень хорошо знал Никиту Владимировича, потому что Никита Владимирович, помимо того, что был изумительным композитором, писал изумительные юморески, короткие рассказы... в общем, был человеком искрометного юмора...
- Кстати, Бачурин, я не сказал об этом, он... помимо того, что он выдающийся поэт, бард, музыкант, композитор, он ещё и великолепный художник.
И я вспоминаю, как мы с ним были в гостях у Никиты Владимировича Богословского незадолго до смерти Богословского, который первый из официальных композиторов написал похвальное слово о Бачурине, чтобы его приняли в Союз композиторов, в общем очень тепло отнесся к Бачурину. И мы тогда провели изумительный зимний вечер. Правда, Никита Владимирович прямо с порога огорошил нас, сказал нам: «Ребята, я через месяц умру!» - Мы ему: «Что вы, Никита Владимирович! Нет!» - А он нам: «Да! Мне врач сказал, что я умру». Но самое поразительное - это то, что он взял и умер через месяц. Это было... я уж не помню... в 2002 или в 2004 году... Кстати, Андрюша Яхонтов очень хорошо знал Никиту Владимировича, потому что Никита Владимирович, помимо того, что был изумительным композитором, писал изумительные юморески, короткие рассказы... в общем, был человеком искрометного юмора...
Александр ТИМОФЕЕВСКИЙ со своего места за столом:
- Я знал Богословского лучше, чем Яхонтов! Я с ним встречался каждую неделю...
- Я знал Богословского лучше, чем Яхонтов! Я с ним встречался каждую неделю...
Юрий КУВАЛДИН:
- Теперь слово замечательному художнику Владимиру Опаре!
- Теперь слово замечательному художнику Владимиру Опаре!
Владимир ОПАРА:
- Я знаю Юрия Кувалдина не столько много, как присутствующие здесь, но, наверное, всё равно уже лет десять, потому что в Интернете, и еще где-то там в журналах, и еще где-то там, в каких-то там информационных порталах, появлялись его очень интересные тексты о выставках и ещё о чём-то, которые я с большим удовольствием читал, а потом в журнале «Наша улица» я читал текст Юрия Кувалдина про Виталия Копачёва и хочу заметить, что он мне очень понравился.
- Я знаю Юрия Кувалдина не столько много, как присутствующие здесь, но, наверное, всё равно уже лет десять, потому что в Интернете, и еще где-то там в журналах, и еще где-то там, в каких-то там информационных порталах, появлялись его очень интересные тексты о выставках и ещё о чём-то, которые я с большим удовольствием читал, а потом в журнале «Наша улица» я читал текст Юрия Кувалдина про Виталия Копачёва и хочу заметить, что он мне очень понравился.
Юрий КУВАЛДИН:
- Виталий Копачев – Хлебников в живописи!
- Виталий Копачев – Хлебников в живописи!
Владимир ОПАРА:
- Да.
- Да.
Юрий КУВАЛДИН:
- Я не напрасно сравнил Виталика с Хлебниковым, потому что Хлебников так же относился к своим художественным произведениям, как Копачёв. Хлубников носил их в наволочках. А Копачёв скручивает свои полотна в рулоны. У него не картины, у него рулоны лежат в мастерской. Если их все раскатать, ему Манежа будет мало.
- Я не напрасно сравнил Виталика с Хлебниковым, потому что Хлебников так же относился к своим художественным произведениям, как Копачёв. Хлубников носил их в наволочках. А Копачёв скручивает свои полотна в рулоны. У него не картины, у него рулоны лежат в мастерской. Если их все раскатать, ему Манежа будет мало.
Владимир ОПАРА:
- Да-да-да, действительно, у него картины по 5 метров в длину по 2 в высоту.
(Смех в зале. Владимир Опара дарит Юрию Кувалдину свой альбом.)
Юрий Александрович, я с большим удовольствием дарю вам свой альбом. Я знаю, что многие поэты, писатели рисуют. А художники иногда пишут. Я тоже иногда пишу. Я однажды сел писать статью про международную крупную выставку, в которой я участвовал, я проводил там мастер-класс, там персональная выставка была. Я должен был и сел писать статью и подумал: боже мой, Господи, какая скука как это всё противно – писать про какое-то современное искусство. При чём здесь всё это? А напишу-ка я просто про художника, как он просто погулял и выпил...
- Да-да-да, действительно, у него картины по 5 метров в длину по 2 в высоту.
(Смех в зале. Владимир Опара дарит Юрию Кувалдину свой альбом.)
Юрий Александрович, я с большим удовольствием дарю вам свой альбом. Я знаю, что многие поэты, писатели рисуют. А художники иногда пишут. Я тоже иногда пишу. Я однажды сел писать статью про международную крупную выставку, в которой я участвовал, я проводил там мастер-класс, там персональная выставка была. Я должен был и сел писать статью и подумал: боже мой, Господи, какая скука как это всё противно – писать про какое-то современное искусство. При чём здесь всё это? А напишу-ка я просто про художника, как он просто погулял и выпил...
Юрий КУВАЛДИН:
- И это было правильно, наверняка...
Я давно обратил внимание, заметил, что когда искусствоведческие статьи пишут специалисты, эти статьи плохо перевариваются. А когда напишешь сам, по-доброму, как вот я о Виталии написал, как вы пишете, так и нужно...
- И это было правильно, наверняка...
Я давно обратил внимание, заметил, что когда искусствоведческие статьи пишут специалисты, эти статьи плохо перевариваются. А когда напишешь сам, по-доброму, как вот я о Виталии написал, как вы пишете, так и нужно...
Владимир ОПАРА:
- Вот вам на память еще как приложение к альбому моих картин книжка с романом «Ытамла». (Владимир Опара дарит свою книгу прозу.)
- Вот вам на память еще как приложение к альбому моих картин книжка с романом «Ытамла». (Владимир Опара дарит свою книгу прозу.)
Юрий КУВАЛДИН:
- Спасибо большое!
- Спасибо большое!
Владимир ОПАРА:
- Я думаю, что только в 65 лет всё и начинается... Когда мне в прошлом году подарили свечки, там было 50 свечек... мне пожелали 95 свечек, это нормально.
- Я думаю, что только в 65 лет всё и начинается... Когда мне в прошлом году подарили свечки, там было 50 свечек... мне пожелали 95 свечек, это нормально.
11. ЮРИЙ КУВАЛДИН – МАРГАРИТА ПРОШИНА
Маргарита Прошина.
Маргарита Прошина.
Юрий КУВАЛДИН:
- Я сказал, что теперь у писателя три дела, помимо написания книг, и что после издания книг самым главным делом для писателя является их распространение. Много лет назад, лет 15 назад, я вдруг обнаружил, обратил внимание на то, что мои книги, которые выходили 100-тысячными тиражами, есть не во всех библиотеках, то есть "Союзкнига" распространяла их как-то выборочно. То есть, скажем, в Ленинке они есть, в Салтыковке есть, в Старосадском есть, еще кое в каких крупных библиотеках есть, а где-то их и нет. И я решил восполнять этот пробел, и по мере сил и возможностей я стал выбирать какие-то библиотеки и завозить туда свои книги. И вот однажды я пришел в замечательную библиотеку имени Бунина. Я давно хотел ее найти, потому что меня привлекало само имя Ивана Алексеевича Бунина. Хотя Бунин не стоит в числе моих ближайших любимых писателей. Его заслоняет Чехов. И я как писатель могу сказать, что Бунин немножко эпигон Чехова, хотя раскрашивает несколько поярче всё то, где Чехов действует и обходится скупыми, серыми тонами, но эта серость, она приобретает какую-то невероятную глубину и подтекст. Так вот я пришел в библиотеку имени Бунина, и меня встретила там зам. директора, присутствующая здесь Маргарита Васильевна Прошина, которая проникновенно сказала мне: «Вы – Кувалдин! Я вас читала! Сейчас она скажет о тех книгах, которые она уже читала...»
- Я сказал, что теперь у писателя три дела, помимо написания книг, и что после издания книг самым главным делом для писателя является их распространение. Много лет назад, лет 15 назад, я вдруг обнаружил, обратил внимание на то, что мои книги, которые выходили 100-тысячными тиражами, есть не во всех библиотеках, то есть "Союзкнига" распространяла их как-то выборочно. То есть, скажем, в Ленинке они есть, в Салтыковке есть, в Старосадском есть, еще кое в каких крупных библиотеках есть, а где-то их и нет. И я решил восполнять этот пробел, и по мере сил и возможностей я стал выбирать какие-то библиотеки и завозить туда свои книги. И вот однажды я пришел в замечательную библиотеку имени Бунина. Я давно хотел ее найти, потому что меня привлекало само имя Ивана Алексеевича Бунина. Хотя Бунин не стоит в числе моих ближайших любимых писателей. Его заслоняет Чехов. И я как писатель могу сказать, что Бунин немножко эпигон Чехова, хотя раскрашивает несколько поярче всё то, где Чехов действует и обходится скупыми, серыми тонами, но эта серость, она приобретает какую-то невероятную глубину и подтекст. Так вот я пришел в библиотеку имени Бунина, и меня встретила там зам. директора, присутствующая здесь Маргарита Васильевна Прошина, которая проникновенно сказала мне: «Вы – Кувалдин! Я вас читала! Сейчас она скажет о тех книгах, которые она уже читала...»
Маргарита ПРОШИНА:
- Я скажу то, что скажу.
Ну, во-первых конечно, я хочу вам сказать сейчас... То что сейчас люди не читают книг - это неправда, я с этим никогда не соглашусь. И я не разделяю все пессимистические настроения по поводу того, что сейчас никто не читает книг. Потому что я уже 37 лет работаю в библиотеке и, сколько работаю, столько слышу, что сейчас никто не читает книг. Но я знаю, что это не соответствует действительности. Люди у нас – разные. И кто-то, да, не читает книг, но кто-то – читает. А самое главное, что даже те люди, которые не читают сейчас бумажных книг, читают их в Интернете, если им попадается на глаза хорошая книга, и люди всё-таки читают литературу, пусть и не все.
Я, наверно, счастливый человек. Потому что я работаю в библиотеке. А туда приходят исключительно замечательные люди, самые лучшие! К нам плохие не ходят - к нам ходят только хорошие люди, которые стремятся к чему-то хорошему, стремятся развиваться... Есть такие, которые начинают с низкосортного чтива – с бульварной литературы, но рано или поздно они всё-таки приходят к настоящей литературе. Поэтому не всё у нас так плохо. Юрий Александрович сказал, что его книги есть в библиотеке имени Ленина. Я хочу вас заверить, что если вы сдаёте свои книги в Книжную палату, выполняете закон об обязательном экземпляре, то они есть и в Санкт-Петербурге, и во Владивостоке... и эти книги будут храниться вечно, и ваша мечта о том, что вас прочтут через 200 или 300 лет, обязательно осуществится, вас обязательно прочтут! Не сомневайтесь в этом.
Конечно, о Юрии Александровиче здесь много говорили. Я не буду останавливаться на его произведениях, хотя у меня есть любимые среди его произведений – например, роман «Так говорил Заратустра». Мне очень нравятся рассказы Юрия Александровича, я считаю, что он многим читателям будет интересен, нашим современникам, сегодня, а не только нашим потомкам через много лет. Потому что он удивительно любит Москву, и он открывает ее нам с совершенно неожиданных сторон... и его рассказы, такие, к примеру, как «Новоконная площадь», «Дрожжи», «Мейер» и многие другие, а также все его книги очень художественны, глубоки по содержанию, и дышат всегда новизной и особым взглядом автора, ни на кого не похожего... Еще раз подчеркну, что Юрий Кувалдин - очень московский писатель. Он знает Москву так, как никто другой. Можно вспомнить только Чехова, но Кувалдин лучше Чехова её знает, и любит. В общем, читайте Кувалдина, и вы будете еще больше знать Москву (и ещё больше любить литературу)!
Я поздравляю его от своей библиотеки!
(Аплодисменты.)
- Я скажу то, что скажу.
Ну, во-первых конечно, я хочу вам сказать сейчас... То что сейчас люди не читают книг - это неправда, я с этим никогда не соглашусь. И я не разделяю все пессимистические настроения по поводу того, что сейчас никто не читает книг. Потому что я уже 37 лет работаю в библиотеке и, сколько работаю, столько слышу, что сейчас никто не читает книг. Но я знаю, что это не соответствует действительности. Люди у нас – разные. И кто-то, да, не читает книг, но кто-то – читает. А самое главное, что даже те люди, которые не читают сейчас бумажных книг, читают их в Интернете, если им попадается на глаза хорошая книга, и люди всё-таки читают литературу, пусть и не все.
Я, наверно, счастливый человек. Потому что я работаю в библиотеке. А туда приходят исключительно замечательные люди, самые лучшие! К нам плохие не ходят - к нам ходят только хорошие люди, которые стремятся к чему-то хорошему, стремятся развиваться... Есть такие, которые начинают с низкосортного чтива – с бульварной литературы, но рано или поздно они всё-таки приходят к настоящей литературе. Поэтому не всё у нас так плохо. Юрий Александрович сказал, что его книги есть в библиотеке имени Ленина. Я хочу вас заверить, что если вы сдаёте свои книги в Книжную палату, выполняете закон об обязательном экземпляре, то они есть и в Санкт-Петербурге, и во Владивостоке... и эти книги будут храниться вечно, и ваша мечта о том, что вас прочтут через 200 или 300 лет, обязательно осуществится, вас обязательно прочтут! Не сомневайтесь в этом.
Конечно, о Юрии Александровиче здесь много говорили. Я не буду останавливаться на его произведениях, хотя у меня есть любимые среди его произведений – например, роман «Так говорил Заратустра». Мне очень нравятся рассказы Юрия Александровича, я считаю, что он многим читателям будет интересен, нашим современникам, сегодня, а не только нашим потомкам через много лет. Потому что он удивительно любит Москву, и он открывает ее нам с совершенно неожиданных сторон... и его рассказы, такие, к примеру, как «Новоконная площадь», «Дрожжи», «Мейер» и многие другие, а также все его книги очень художественны, глубоки по содержанию, и дышат всегда новизной и особым взглядом автора, ни на кого не похожего... Еще раз подчеркну, что Юрий Кувалдин - очень московский писатель. Он знает Москву так, как никто другой. Можно вспомнить только Чехова, но Кувалдин лучше Чехова её знает, и любит. В общем, читайте Кувалдина, и вы будете еще больше знать Москву (и ещё больше любить литературу)!
Я поздравляю его от своей библиотеки!
(Аплодисменты.)
12. ЮРИЙ КУВАЛДИН – ГЕННАДИЙ САМОЙЛЕНКО
Геннадий Самойленко.
Юрий КУВАЛДИН:
- Когда-то я сотрудничал с Книжной палатой. И там работал редактором Геннадий Самойленко. Сейчас мы уже давно не работаем там. Но друг друга не забываем. И Гена Самойленко сейчас приехал из Израиля специально на день моего рождения.
- Когда-то я сотрудничал с Книжной палатой. И там работал редактором Геннадий Самойленко. Сейчас мы уже давно не работаем там. Но друг друга не забываем. И Гена Самойленко сейчас приехал из Израиля специально на день моего рождения.
Геннадий САМОЙЛЕНКО:
- Молодец, Юрочка! Правильно!
- Молодец, Юрочка! Правильно!
Юрий КУВАЛДИН:
- Без него я не мог бы заниматься издательской деятельностью, которой я начал заниматься в 1988 году как первый частный издатель в СССР. Ген, скажешь несколько слов?
- Без него я не мог бы заниматься издательской деятельностью, которой я начал заниматься в 1988 году как первый частный издатель в СССР. Ген, скажешь несколько слов?
Геннадий САМОЙЛЕНКО:
- А вы позволяете?
- Конечно! Геннадий Самойленко! Заместитель главного редактора издательства «Книжная палата» 80-х годов!
- А вы позволяете?
- Конечно! Геннадий Самойленко! Заместитель главного редактора издательства «Книжная палата» 80-х годов!
Геннадий САМОЙЛЕНКО:
- Всем добрый вечер, счастливый день!
Я внезапно приехал, прилетел в Москву из Израиля, по обстоятельствам... И вот попал сюда! на этот праздник!
Юрочка, главное, чтобы человек был хороший, а остальное всё прикладывается к этому автоматически.
Жить до 120-ти, говорит наш еврейский народ... к которому я никакого отношения не имею. (Смех в зале.) А потом жить дальше! Вот мой тост!
- Всем добрый вечер, счастливый день!
Я внезапно приехал, прилетел в Москву из Израиля, по обстоятельствам... И вот попал сюда! на этот праздник!
Юрочка, главное, чтобы человек был хороший, а остальное всё прикладывается к этому автоматически.
Жить до 120-ти, говорит наш еврейский народ... к которому я никакого отношения не имею. (Смех в зале.) А потом жить дальше! Вот мой тост!
Юрий КУВАЛДИН:
- Замечательно!
- Замечательно!
Геннадий САМОЙЛЕНКО:
- А наш арабский народ говорит: иншала!
(Смех в зале, крики «Иншала!»)
- А наш арабский народ говорит: иншала!
(Смех в зале, крики «Иншала!»)
Юрий КУВАЛДИН:
- Да! Это вот правильно!
Кстати, я предлагаю выпить за всех моих друзей сразу, которых я очень люблю и с которыми я вижусь редко, но, как говорится, чем реже мы видимся друг с другом, тем сильнее любим друг друга. Прошу! (Юрий Кувалдин поднимает свой бокал. Все пьют кто что, кто коньяк, кто шампанское, кто сок, кто минеральную воду, потом закусывают.)
- Да! Это вот правильно!
Кстати, я предлагаю выпить за всех моих друзей сразу, которых я очень люблю и с которыми я вижусь редко, но, как говорится, чем реже мы видимся друг с другом, тем сильнее любим друг друга. Прошу! (Юрий Кувалдин поднимает свой бокал. Все пьют кто что, кто коньяк, кто шампанское, кто сок, кто минеральную воду, потом закусывают.)
13. ЮРИЙ КУВАЛДИН - КАРАНДАШ
Достойных авторов из утвердившихся в моей душе перечитываю
по несколько раз и опять с карандашом. Могу сознаться, что именно классики с
детских лет меня призвали взяться за карандаш. Понравилось мне какое-то место,
я подчеркну его, и несколько своих слов запишу на полях. Спустя какое-то время,
опять открыв книгу, вижу свои записи и соотношу их с подчеркнутым у автора.
Вот, к примеру, «Мёртвые души». Всё оно пестрит словом «чиновник». Почти на
каждой странице я подчёркивал слово «чиновник», с последующим раскрытием этого
всевластного хозяина и тормоза России, которая и ныне выглядит так, как под
кинжальным пером Николая Васильевича, выглядит вся набитая чиновниками, словно
я сам только что «отворил дверь в канцелярскую комнату, всю
наполненную чиновниками, которые уподобились трудолюбивым пчелам, рассыпавшимся
по сотам». А кого везёт тройка-Русь? Проходимца Чичикова, чиновника или
подделывающегося под него.
14. ЮРИЙ КУВАЛДИН – ВАГРАМ КЕВОРКОВ
Ваграм Кеворков.
Ваграм Кеворков.
Юрий КУВАЛДИН:
- Гениально! Это мой любимый Гоголь.
Ну и сейчас я попрошу выступить выдающегося артиста, он же режиссёр, он же писатель, един во многих лицах... Ваграм Кеворков! Режиссёр-авангардист!
- Гениально! Это мой любимый Гоголь.
Ну и сейчас я попрошу выступить выдающегося артиста, он же режиссёр, он же писатель, един во многих лицах... Ваграм Кеворков! Режиссёр-авангардист!
Геннадий САМОЙЛЕНКО:
- «РоманЫ бахт» (книга Ваграма Кеворкова, которую издал Юрий Кувалдин)!
- «РоманЫ бахт» (книга Ваграма Кеворкова, которую издал Юрий Кувалдин)!
Юрий КУВАЛДИН:
- Да, «РоманЫ бахт»! Помнят люди эту книгу, да.
- Да, «РоманЫ бахт»! Помнят люди эту книгу, да.
Ваграм КЕВОРКОВ:
- Что касается «РоманЫ бахт», это была первая моя книжка, которую издал Юрий Александрович Кувалдин. И он фактически тогда организовал мой вечер. И надо было видеть, с какой заботой, с каким вниманием он это делал. То есть это было просто поразительно! Он меня повёл в Книжную палату, он меня повёл в книжную лавку, он меня повёл в библиотеку Литинститута, и по всей Москве водил и рассказывал, где что и как. И дарил мои книжки всем писателям, которых мы встречали.
И он очень забо-о-тливый такой отец. Я не раз вспоминал, как с каким трепетом и нежностью и любовью он говорил о своём сыне Саше, о своей семье, о своей жене. Он очень лю-ю-бящий человек, очень любящий, хотя часто притворяется таким каким-то колючим, каким-то другим. На самом деле любовь движет им, любовь во всех его проявлениях. Но говорить о нём можно много, практически, фактически бесконечно. Хотя много о нём сказано, но о нём можно сказать много такого, чего никто о нём не говорил. Ну вот звонит мне как-то Юрий Александрович и говорит: «А не хотите ли вы в Перерву». – «Ну хочу в Перерву. А что там такое?» - «Там замечательный храм». Я сразу вспомнил, что я как-то любовался с высокого берега Москвы-реки храмом. И думал: а что там за храм такой загадочный, огромный такой храм?
Ну вот едем мы с Юрием Алдександровичем. И на той стороне Москвы-реки, на высоком берегу видим огромный, исполинский монастырь. Потом мы пошли так вдоль Москвы-реки... И я даже не предполагал, что есть такие места в Москве. И оказались мы в Печатниках. Я увидел: люди, которые там живут в домах, живут полукурортной зоне, и там - скамеечки, клумбы, так всё цивильно, и Москва-река течёт, так замечательно всё.
И мы пришли туда, и он сказал: внимание, сейчас будет кадр, которого никто не видел! Мы останавливаемся... Батюшки! я и не предполагал, что Москва-река течёт охватом возле Коломенского, она течёт одним рукавом, а другой рукав уходит туда, в Печатники, и то, что я считал бесконечной твердью, берег, высокий берег Коломенского, который всегда был засажен капустой, оказывается, это остров, вот оно что. А здесь вот такая протока неширокая, зеленая с обоих берегов, и прямёхонько-прямёхонько она выходит на этот храм в Коломенском... А дальше - Москва есть Москва... За этим храмом - коломенским громада ракового корпуса... вот полузагадка... И тут же вопрос: а где же корреспонденты? в Москве тысячи корреспондентов, но почему они фотографируют, шлёпают одни и те же адресные планы? ну скадрировали вертикальный, горизонтальный... А где же у них на фотографиях вот это, место, куда привёл меня Юрий Кувалдин и сфотографировал это место? А потому что, чтобы увидеть это место, сюда надо прийти, надо обойти, измерить всю Москву своими ногами, и он всю её проземлемерил. И он имеет право сказать: я люблю Москву больше, чем Чехов, сопоставляя себя с ним таким образом с Чеховым, потому что Чехов говорил о себе, что он - на облаке, и Кувадин говорит о себе, что он - на облаке. Но Чехов тоже ведь оригинально так на облаке сидел: сидит-сидит, потом - бац-бац-бац! разрывным снарядом! и – раз! рассказ «Толстый и тонкий», и – раз! рассказ «Смерть чиновника» или там еще что-нибудь, а потом «Ионыч», период первоначального наколпления, а потом «Палата номер шесть»... всю Россию он накрыл с этого облака! И Кувалдин так же: облако, облако, я сижу на облаке... а потом – раз! и «Поле битвы – Достоевский»! вот какое облако!
Я хочу сказать сегодня спасибо Юрию Кувалдину за то, что он есть, он вывел и ввёл в литературу очень многих талантливых авторов, помог им найти свой путь, свою дорогу. И делает он всё это совершенно бескорыстно, абсолютно бескорыстно. Это суть его жизни, его жизнь – это служение литературе. И он всех, кто так или иначе прикасался к нему, заразил этой прекрасной заразой. Я хочу сказать ему спасибо, пожелать ему многая лета! И думаю, что вот эти 65, насколько я его знаю, это для него молодой возраст. И я не случайно сказал, что он здесь самый молодой человек!
(Ваграм Кеворков обращается к Юрию Кувалдину.)
Я поздравляю вас и обнимаю!
- Что касается «РоманЫ бахт», это была первая моя книжка, которую издал Юрий Александрович Кувалдин. И он фактически тогда организовал мой вечер. И надо было видеть, с какой заботой, с каким вниманием он это делал. То есть это было просто поразительно! Он меня повёл в Книжную палату, он меня повёл в книжную лавку, он меня повёл в библиотеку Литинститута, и по всей Москве водил и рассказывал, где что и как. И дарил мои книжки всем писателям, которых мы встречали.
И он очень забо-о-тливый такой отец. Я не раз вспоминал, как с каким трепетом и нежностью и любовью он говорил о своём сыне Саше, о своей семье, о своей жене. Он очень лю-ю-бящий человек, очень любящий, хотя часто притворяется таким каким-то колючим, каким-то другим. На самом деле любовь движет им, любовь во всех его проявлениях. Но говорить о нём можно много, практически, фактически бесконечно. Хотя много о нём сказано, но о нём можно сказать много такого, чего никто о нём не говорил. Ну вот звонит мне как-то Юрий Александрович и говорит: «А не хотите ли вы в Перерву». – «Ну хочу в Перерву. А что там такое?» - «Там замечательный храм». Я сразу вспомнил, что я как-то любовался с высокого берега Москвы-реки храмом. И думал: а что там за храм такой загадочный, огромный такой храм?
Ну вот едем мы с Юрием Алдександровичем. И на той стороне Москвы-реки, на высоком берегу видим огромный, исполинский монастырь. Потом мы пошли так вдоль Москвы-реки... И я даже не предполагал, что есть такие места в Москве. И оказались мы в Печатниках. Я увидел: люди, которые там живут в домах, живут полукурортной зоне, и там - скамеечки, клумбы, так всё цивильно, и Москва-река течёт, так замечательно всё.
И мы пришли туда, и он сказал: внимание, сейчас будет кадр, которого никто не видел! Мы останавливаемся... Батюшки! я и не предполагал, что Москва-река течёт охватом возле Коломенского, она течёт одним рукавом, а другой рукав уходит туда, в Печатники, и то, что я считал бесконечной твердью, берег, высокий берег Коломенского, который всегда был засажен капустой, оказывается, это остров, вот оно что. А здесь вот такая протока неширокая, зеленая с обоих берегов, и прямёхонько-прямёхонько она выходит на этот храм в Коломенском... А дальше - Москва есть Москва... За этим храмом - коломенским громада ракового корпуса... вот полузагадка... И тут же вопрос: а где же корреспонденты? в Москве тысячи корреспондентов, но почему они фотографируют, шлёпают одни и те же адресные планы? ну скадрировали вертикальный, горизонтальный... А где же у них на фотографиях вот это, место, куда привёл меня Юрий Кувалдин и сфотографировал это место? А потому что, чтобы увидеть это место, сюда надо прийти, надо обойти, измерить всю Москву своими ногами, и он всю её проземлемерил. И он имеет право сказать: я люблю Москву больше, чем Чехов, сопоставляя себя с ним таким образом с Чеховым, потому что Чехов говорил о себе, что он - на облаке, и Кувадин говорит о себе, что он - на облаке. Но Чехов тоже ведь оригинально так на облаке сидел: сидит-сидит, потом - бац-бац-бац! разрывным снарядом! и – раз! рассказ «Толстый и тонкий», и – раз! рассказ «Смерть чиновника» или там еще что-нибудь, а потом «Ионыч», период первоначального наколпления, а потом «Палата номер шесть»... всю Россию он накрыл с этого облака! И Кувалдин так же: облако, облако, я сижу на облаке... а потом – раз! и «Поле битвы – Достоевский»! вот какое облако!
Я хочу сказать сегодня спасибо Юрию Кувалдину за то, что он есть, он вывел и ввёл в литературу очень многих талантливых авторов, помог им найти свой путь, свою дорогу. И делает он всё это совершенно бескорыстно, абсолютно бескорыстно. Это суть его жизни, его жизнь – это служение литературе. И он всех, кто так или иначе прикасался к нему, заразил этой прекрасной заразой. Я хочу сказать ему спасибо, пожелать ему многая лета! И думаю, что вот эти 65, насколько я его знаю, это для него молодой возраст. И я не случайно сказал, что он здесь самый молодой человек!
(Ваграм Кеворков обращается к Юрию Кувалдину.)
Я поздравляю вас и обнимаю!
15. ЮРИЙ КУВАЛДИН – СЕРГЕЙ ФИЛАТОВ
Сергей Филатов.
Сергей Филатов.
Юрий КУВАЛДИН:
- Сергей Александрович немножко опоздал (он был на похоронах Карякина. – Н. К.), но это человек, который в моей судьбе сыграл огромную роль и который уже много лет занимается молодыми литераторами, продвижением молодой нашей смены. Глава администрации Первого президента России Сергей Филатов!
- Сергей Александрович немножко опоздал (он был на похоронах Карякина. – Н. К.), но это человек, который в моей судьбе сыграл огромную роль и который уже много лет занимается молодыми литераторами, продвижением молодой нашей смены. Глава администрации Первого президента России Сергей Филатов!
Сергей ФИЛАТОВ:
- Добрый вечер! все мои дорогие знакомые, друзья! Ну, вообще-то 65 – не юбилей!
- Добрый вечер! все мои дорогие знакомые, друзья! Ну, вообще-то 65 – не юбилей!
ГОЛОС из зала:
- И не возраст!
- И не возраст!
Сергей ФИЛАТОВ:
- Да, и не возраст. У нас с Юрием Александровичем такая разница в годах, что он по сравнению со мной кажется мне шпаной, юношей.
(Смех в зале.)
Я имею право так говорить. Нет, 65 – это всё-таки очень хороший возраст (не в том смысле, что большой, это не большой возраст по сравнению с большим, а в том смысле, что хороший).
В последние годы мы очень мало встречаемся. (Сергей Александрович поворачивается к Александру Трифонову.) Спасибо тебе огромное за портрет (который Саша подарил Сергею Александровичу к его юбилею, летом). Меня все на этом портрете угадывают, там мой рот, мои глаза. Все, кто приходит ко мне, сразу узнают меня на нём. Особенно всем нравится шестерня у меня на месте зрачка, на портрете...
(Смех в зале.)
- Да, и не возраст. У нас с Юрием Александровичем такая разница в годах, что он по сравнению со мной кажется мне шпаной, юношей.
(Смех в зале.)
Я имею право так говорить. Нет, 65 – это всё-таки очень хороший возраст (не в том смысле, что большой, это не большой возраст по сравнению с большим, а в том смысле, что хороший).
В последние годы мы очень мало встречаемся. (Сергей Александрович поворачивается к Александру Трифонову.) Спасибо тебе огромное за портрет (который Саша подарил Сергею Александровичу к его юбилею, летом). Меня все на этом портрете угадывают, там мой рот, мои глаза. Все, кто приходит ко мне, сразу узнают меня на нём. Особенно всем нравится шестерня у меня на месте зрачка, на портрете...
(Смех в зале.)
ГОЛОС из зала:
- Это символ завода "Серп и молот"!
(Смех в зале.)
Да, я начинал на "Серпе и молоте"... Вы знаете, я очень рад, во-первых, тому, что мы с Юрием Александровичем дружим уже много лет, и я постоянно ощущал и ощущаю с его стороны какое-то такое доброе внимание и какую-то такую опёку. Мы с ним в общем-то делаем одно похожее дело, занимаемся литературой. Но я очень завидую ему. Потому что он успевает писать много книг, а я не успеваю.
Сегодня ведь писательский мир вообще, если сказать по-хорошему, какой-то такой осиротевший.
Писатели разбиты на какие-то объединения, которые у всех свои. Задачу объединения литературных сил союзы писателей не выполняют, так, верхушки кучкуются между собой, ведут какие-то разговоры устраивают какие-то встречи, но никакой реальной помощи, в которой нуждаются писатели, у писателей нет.
В Москве сейчас много литературных центров. И один из них это центр Юрия Кувалдина. Вокруг Юрия Кувалдина - хорошие писатели, хорошие песенники и песни, хорошие люди. Не случайно он проповедует одно-единственное слово, которое называется Слово.
Пожалуй, ни один человек, который выступал здесь, не говорил, не сказал, что Юрий Кувалдин оставил нам великое свое Слово, оно у него очень мощное, которое останется на века, потому что оно удивительное и очень нужное. Мне кажется, что Юрий Александрович - собиратель этого Слова. Я сам - тоже собиратель этого слова. И я тоже издаю книги, но сам почти ничего не пишу, у меня не хватает на это ни времени, ни сил. А он, конечно, очень много пишет. И я замечаю с благодарностью, что он дарит мне всё из того, что им написано. Каждый раз, когда мы встречаемся с ним, он мне что-нибудь дарит. И у меня есть такой шкаф, где хранится 1.700 книг авторов с автографами. И, по-моему, 10 процентов книг - это Юрий Кувалдин!
(Смех в зале.)
- Это символ завода "Серп и молот"!
(Смех в зале.)
Да, я начинал на "Серпе и молоте"... Вы знаете, я очень рад, во-первых, тому, что мы с Юрием Александровичем дружим уже много лет, и я постоянно ощущал и ощущаю с его стороны какое-то такое доброе внимание и какую-то такую опёку. Мы с ним в общем-то делаем одно похожее дело, занимаемся литературой. Но я очень завидую ему. Потому что он успевает писать много книг, а я не успеваю.
Сегодня ведь писательский мир вообще, если сказать по-хорошему, какой-то такой осиротевший.
Писатели разбиты на какие-то объединения, которые у всех свои. Задачу объединения литературных сил союзы писателей не выполняют, так, верхушки кучкуются между собой, ведут какие-то разговоры устраивают какие-то встречи, но никакой реальной помощи, в которой нуждаются писатели, у писателей нет.
В Москве сейчас много литературных центров. И один из них это центр Юрия Кувалдина. Вокруг Юрия Кувалдина - хорошие писатели, хорошие песенники и песни, хорошие люди. Не случайно он проповедует одно-единственное слово, которое называется Слово.
Пожалуй, ни один человек, который выступал здесь, не говорил, не сказал, что Юрий Кувалдин оставил нам великое свое Слово, оно у него очень мощное, которое останется на века, потому что оно удивительное и очень нужное. Мне кажется, что Юрий Александрович - собиратель этого Слова. Я сам - тоже собиратель этого слова. И я тоже издаю книги, но сам почти ничего не пишу, у меня не хватает на это ни времени, ни сил. А он, конечно, очень много пишет. И я замечаю с благодарностью, что он дарит мне всё из того, что им написано. Каждый раз, когда мы встречаемся с ним, он мне что-нибудь дарит. И у меня есть такой шкаф, где хранится 1.700 книг авторов с автографами. И, по-моему, 10 процентов книг - это Юрий Кувалдин!
(Смех в зале.)
ГОЛОС из зала:
- Это классика!
- Это классика!
Сергей ФИЛАТОВ:
- И Саша – конечно, он тоже мне всегда дарит свои картины. И у меня книги Юрия Кувалдина и картины Саши стоят на самом хорошем месте. Так, чтобы была видны и книги, которые написал Юрий Кувалдин, и чтобы были видны картины, которые нарисовал Саша.
Я хочу вам сказать самые большие слова благодарности, потому что вы сегодня делаете большие дела, и не просто объединяете людей, но даете им какую-то надежду, вы их связываете с читателями и не проходите мимо ни одного интересного, талантливого человека и начинаете поддерживать его. Вы объединяете и поддерживаете всех интересных, талантливых людей. И это очень важно для истории.
Я долго думал, что вам подарить... Я понимаю, что сейчас век компьютеров... Но я решил подарить вам гусиное перо. Даниил Гранин сказал, что оно для писателя - самое лучшее (орудие труда). Когда ты пишешь этим пером, существует обратная связь между ним и строчками. У меня нет настоящего гусиного пера. Но есть ручка в форме гусиного пера. Я хочу подарить вам ручку, которой вы напишите еще что-нибудь...
- И Саша – конечно, он тоже мне всегда дарит свои картины. И у меня книги Юрия Кувалдина и картины Саши стоят на самом хорошем месте. Так, чтобы была видны и книги, которые написал Юрий Кувалдин, и чтобы были видны картины, которые нарисовал Саша.
Я хочу вам сказать самые большие слова благодарности, потому что вы сегодня делаете большие дела, и не просто объединяете людей, но даете им какую-то надежду, вы их связываете с читателями и не проходите мимо ни одного интересного, талантливого человека и начинаете поддерживать его. Вы объединяете и поддерживаете всех интересных, талантливых людей. И это очень важно для истории.
Я долго думал, что вам подарить... Я понимаю, что сейчас век компьютеров... Но я решил подарить вам гусиное перо. Даниил Гранин сказал, что оно для писателя - самое лучшее (орудие труда). Когда ты пишешь этим пером, существует обратная связь между ним и строчками. У меня нет настоящего гусиного пера. Но есть ручка в форме гусиного пера. Я хочу подарить вам ручку, которой вы напишите еще что-нибудь...
Юрий КУВАЛДИН:
- Придется специально написать что-нибудь.
- Придется специально написать что-нибудь.
Сергей ФИЛАТОВ:
- У меня тоже был юбилей, летом, и я выпустил книжку, которую тоже хочу подарить вам.
- У меня тоже был юбилей, летом, и я выпустил книжку, которую тоже хочу подарить вам.
Юрий КУВАЛДИН:
- О, я вижу – маленькая книжечка! (Юрий Кувалдин листает её.) О, здесь и Краснова попалась...
- О, я вижу – маленькая книжечка! (Юрий Кувалдин листает её.) О, здесь и Краснова попалась...
Сергей ФИЛАТОВ:
- И Краснова попалась, и Кувалдин попался...
- И Краснова попалась, и Кувалдин попался...
Юрий КУВАЛДИН:
- А-а, и Кувалдин здесь, ну надо же!
- А-а, и Кувалдин здесь, ну надо же!
Сергей ФИЛАТОВ:
- Я хочу пожелать вам хорошего здоровья, новых успехов и много-много счастья, и много-много почитателей!
- Я хочу пожелать вам хорошего здоровья, новых успехов и много-много счастья, и много-много почитателей!
Юрий КУВАЛДИН:
- Спасибо!
- Спасибо!
Сергей ФИЛАТОВ (обращается к Александру Трифонову):
- Саша, и тебе я тоже желаю того же!
- Саша, и тебе я тоже желаю того же!
16. ЮРИЙ КУВАЛДИН – АЛЕКСАНДР ТРИФОНОВ
Александр Трифонов.
Александр Трифонов.
Юрий КУВАЛДИН:
- Саша – участник фильма «Юрий Кувалдин. Жизнь в тексте». Саша – художник. Собственно, мы не собрались бы здесь, если бы не Саша.
С детства я ему говорил: Саш, иди сам, пробивайся сам, стучись сам во все двери. Он сам пришёл к художнику Виталию Копачёву, к директору галереи А-3, к Виталику. Виталик говорит ему: о, ты такой хороший художник! давай мы тебя будем выставлять!
- Саша – участник фильма «Юрий Кувалдин. Жизнь в тексте». Саша – художник. Собственно, мы не собрались бы здесь, если бы не Саша.
С детства я ему говорил: Саш, иди сам, пробивайся сам, стучись сам во все двери. Он сам пришёл к художнику Виталию Копачёву, к директору галереи А-3, к Виталику. Виталик говорит ему: о, ты такой хороший художник! давай мы тебя будем выставлять!
Александр ТРИФОНОВ:
- Я выставляюсь в галере А-3 уже 12 лет, с 1999 года. Это прошлый век. Я художник прошлого века.
- Я выставляюсь в галере А-3 уже 12 лет, с 1999 года. Это прошлый век. Я художник прошлого века.
ГОЛОС с места (Александру Трифонову):
- Кокетничаешь, Александр!..
- Кокетничаешь, Александр!..
Александр ТРИФОНОВ:
- ... Нет, но я это к тому говорю, что я уже антикварный. (Смех в зале.)
Юрий Александрович отмечал свои 60 лет в Театре на Таганке, на сцене, и подчеркивал тем самым свою театральность. Сейчас свои 65 лет он отмечает в галерее А-3 и подчёркивает тем самым свою художественность. И в оформлении книг, своих и чужих, которые издавал Юрий Александрович, он часто использует мои картины. И все эти картины, которые есть на обложках его книг и на книгах других авторов, в обязательном порядке выставлялись в этой галерее А-3. Поэтому есть такая привязанность этих книг к этим стенам. И среди книг, которые издал Кувалдин, была одна яркая книга одного рано от нас ушедшего поэта Евгения Блажеевского. И я в качестве поздравления хочу прочитать одно стихотворение оттуда, короткое, «По дороге в Загорск».
(Александр Трифонов читает наизусть, без бумаги, стихотворение Евгения Блажеевского «По дороге в Загорск...», или «Осенняя дорога».)
- ... Нет, но я это к тому говорю, что я уже антикварный. (Смех в зале.)
Юрий Александрович отмечал свои 60 лет в Театре на Таганке, на сцене, и подчеркивал тем самым свою театральность. Сейчас свои 65 лет он отмечает в галерее А-3 и подчёркивает тем самым свою художественность. И в оформлении книг, своих и чужих, которые издавал Юрий Александрович, он часто использует мои картины. И все эти картины, которые есть на обложках его книг и на книгах других авторов, в обязательном порядке выставлялись в этой галерее А-3. Поэтому есть такая привязанность этих книг к этим стенам. И среди книг, которые издал Кувалдин, была одна яркая книга одного рано от нас ушедшего поэта Евгения Блажеевского. И я в качестве поздравления хочу прочитать одно стихотворение оттуда, короткое, «По дороге в Загорск».
(Александр Трифонов читает наизусть, без бумаги, стихотворение Евгения Блажеевского «По дороге в Загорск...», или «Осенняя дорога».)
Евгений Блажеевский
ОСЕННЯЯ ДОРОГА
По дороге в Загорск понимаешь невольно, что осень
растеряла июньскую удаль и августа пышную власть,
Что дороги больны, что темнеет не в десять, а в восемь,
Что тоскуют поля, и судьба не совсем удалась,
растеряла июньскую удаль и августа пышную власть,
Что дороги больны, что темнеет не в десять, а в восемь,
Что тоскуют поля, и судьба не совсем удалась,
Что с рожденьем ребёнка теряется право на выбор,
И душе тяжело состоять при раскладе таком,
Где семейный сонет исключил холостяцкий верлибр,
И нельзя разлюбить, и противно влюбляться тайком.
И душе тяжело состоять при раскладе таком,
Где семейный сонет исключил холостяцкий верлибр,
И нельзя разлюбить, и противно влюбляться тайком.
По дороге в Загорск понимаешь невольно, что время –
Не кафтан, и судьбу никому не дано перешить,
Коли водка сладка, коли сделалось горьким варенье,
Не кафтан, и судьбу никому не дано перешить,
Коли водка сладка, коли сделалось горьким варенье,
Коли осень для бедного сердца плохая опора...
И слова из романса «Мне некуда больше спешить...»
Так и хочется крикнуть в петлистое ухо шофёра.
И слова из романса «Мне некуда больше спешить...»
Так и хочется крикнуть в петлистое ухо шофёра.
1992
В отличие от поэтов (которые читают свои стихи по бумажке) я без бумажки чужое стихотворение прочёл.
17. ОПЯТЬ ЮРИЙ КУВАЛДИН – АЛЕКСЕЙ ВОРОНИН
Юрий КУВАЛДИН (Алексею Воронину):
- Лёш, спой мою любимую песню. Про пиво «Балтика» - спой «Пивное танго».
- Лёш, спой мою любимую песню. Про пиво «Балтика» - спой «Пивное танго».
Алексей ВОРОНИН (расчехляет свою гитару):
- На этом вечере хочется быть минималистом самому, в точном смысле слова. Здесь такие люди, с которыми себя трудно сопоставить, даже если взять свой возраст, что вот мне 47 лет, и я с ужасом, на самом деле с искренним ужасом жду, когда мне исполнится 48. У меня такое ощущение апокалиптическое... мне кажется, что я уже всё...
- На этом вечере хочется быть минималистом самому, в точном смысле слова. Здесь такие люди, с которыми себя трудно сопоставить, даже если взять свой возраст, что вот мне 47 лет, и я с ужасом, на самом деле с искренним ужасом жду, когда мне исполнится 48. У меня такое ощущение апокалиптическое... мне кажется, что я уже всё...
Юрий КУВАЛДИН:
- Лёша, не говори а пой!
- Лёша, не говори а пой!
Алексей ВОРОНИН:
- Я просто хочу сказать, что те песни, которые я буду петь здесь, я их очень редко пою, к сожалению, это песни – довольно давние. И если я вдруг собьюсь, простите меня.
(Алексей Воронин поёт «Пивное танго».)
- Я просто хочу сказать, что те песни, которые я буду петь здесь, я их очень редко пою, к сожалению, это песни – довольно давние. И если я вдруг собьюсь, простите меня.
(Алексей Воронин поёт «Пивное танго».)
ПИВНОЕ ТАНГО
Стихи и музыка Алексея Воронина
На Красной площади – дождь,
Погодка для англичан,
А на душе моей тоже –
А ля Лондон туман.
Погодка для англичан,
А на душе моей тоже –
А ля Лондон туман.
Я выпил «Балтики-7»
В каком-то левом бистро,
А после – «Старого мельника»
Где-то возле метро.
В каком-то левом бистро,
А после – «Старого мельника»
Где-то возле метро.
«Очаковское 0,5»
У Воскресенских ворот,
А после – «Клинского» взять
Решил, или наоборот.
У Воскресенских ворот,
А после – «Клинского» взять
Решил, или наоборот.
Бутылку «Балтики-9»
У старушки одной...
А что прикажете делать?
Я такой заводной!
У старушки одной...
А что прикажете делать?
Я такой заводной!
На Красной площади – дождь,
Погодка для англичан,
А на душе моей тоже –
А ля Лондон туман.
Погодка для англичан,
А на душе моей тоже –
А ля Лондон туман.
(Аплодисменты, крики «Браво!»)
18. ОПЯТЬ ЮРИЙ КУВАЛДИН – АЛЕКСАНДР ТИМОФЕЕВСКИЙ
Александр ТИМОФЕЕВСКЙ (читает своим соседям по столу свой экспромт):
Кувалдин говорил давно,
что мы поэты все плохие...
что мы поэты все плохие...
Пришёл Бачурин,
лоб нахмурен.
«Ты сам поэт, -
сказал Бачурин. - (Юрию Кувалдину)
Мы - мухи все,
а ты, без баек,
кто ты? поэт или прозаик?» -
«Неважно, - думает читатель, -
нам нравится такой писатель!»
лоб нахмурен.
«Ты сам поэт, -
сказал Бачурин. - (Юрию Кувалдину)
Мы - мухи все,
а ты, без баек,
кто ты? поэт или прозаик?» -
«Неважно, - думает читатель, -
нам нравится такой писатель!»
Давайте за такого писателя выпьем!
(все пьют за писателя Юрия Кувалдина.)
(все пьют за писателя Юрия Кувалдина.)
19. ОПЯТЬ ЮРИЙ КУВАЛДИН – АНАТОЛИЙ ШАМАРДИН
Юрий КУВАЛДИН:
- А сейчас Анатолий Шамаридин исполнит песню "В городском саду" в музыкальном сопровождении, с оркестром.
- А сейчас Анатолий Шамаридин исполнит песню "В городском саду" в музыкальном сопровождении, с оркестром.
Анатолий ШАМАРДИН:
- Она так и называется...
- Она так и называется...
Юрий КУВАЛДИН:
- «В городском саду играет духовой оркестр, на скамейке, где сидишь ты, нет свободных мест...»
- «В городском саду играет духовой оркестр, на скамейке, где сидишь ты, нет свободных мест...»
(Анатолий Шамардин поёт песню «В городском саду». Все, кто могут, подпевают ему со своих мест, в том числе Юрий Кувалдин и Нина Краснова.)
В ГОРОДСКОМ САДУ
Стихи Алексея Фатьянова
Музыка Матвея Блантера
Музыка Матвея Блантера
В городском саду играет духовой оркестр.
На скамейке, где сидишь ты, нет свободных мест.
Оттого ль, что пахнет липа иль река блестит,
От тебя, такой красивой, глаз не отвести.
На скамейке, где сидишь ты, нет свободных мест.
Оттого ль, что пахнет липа иль река блестит,
От тебя, такой красивой, глаз не отвести.
Прошёл чуть не полмира я,
с такой, как ты, не встретился,
и думать не додумался,
что встречу я тебя.
с такой, как ты, не встретился,
и думать не додумался,
что встречу я тебя.
Знай, такой, как ты, на свете нет наверняка,
Чтоб навеки покорила сердце моряка.
По морям, по океанам мне легко пройти,
Но такой, как ты, желанной, видно, не найти.
Чтоб навеки покорила сердце моряка.
По морям, по океанам мне легко пройти,
Но такой, как ты, желанной, видно, не найти.
Прошёл чуть не полмира я,
с такой, как ты, не встретился,
и думать не додумался,
что встречу я тебя.
с такой, как ты, не встретился,
и думать не додумался,
что встречу я тебя.
Вот закат весенний гасит звёздочки в пруду,
Но ничто не изменилось в городском саду.
На скамейке, где сидишь ты, нет свободных мест.
В городском саду играет духовой оркестр.
Но ничто не изменилось в городском саду.
На скамейке, где сидишь ты, нет свободных мест.
В городском саду играет духовой оркестр.
Прошёл чуть не полмира я,
с такой, как ты, не встретился,
и думать не додумался,
что встречу я тебя.
с такой, как ты, не встретился,
и думать не додумался,
что встречу я тебя.
(Аплодисменты, крики «Браво!»)
20. ЮРИЙ КУВАЛДИН – ДМИТРИЙ ТУГАРИНОВ
Дмитрий Тугаринов.
Дмитрий Тугаринов.
Юрий КУВАЛДИН:
- Я хочу дать слово великому скульптору Земли Русской, автору моей головы в бронзе – Дмитрию Тугаринову, автору также полюбившейся всем скульптуры «Туфельки», в Парке искусств на Крымском валу.
- Я хочу дать слово великому скульптору Земли Русской, автору моей головы в бронзе – Дмитрию Тугаринову, автору также полюбившейся всем скульптуры «Туфельки», в Парке искусств на Крымском валу.
ГОЛОСА:
- Да, да, мы знаем эти скульптуры Дмитрия Тугаринова...
- Да, да, мы знаем эти скульптуры Дмитрия Тугаринова...
Дмитрий ТУГАРИНОВ:
- Вообще-то наше дело (дело скульпторов) – не говорить. Говорить мы не умеем, не любим и не должны этого делать... если только иногда, как сейчас... к счастью...
Юр, мы с тобой знакомы лет 25-30, попались мы друг другу благодаря Вовке Буйначёву, с помощью Вовки Буйначёва, который куда-то сбежал, нажрался и сбежал и лёг спать под забором. Лежит и спит.
- Вообще-то наше дело (дело скульпторов) – не говорить. Говорить мы не умеем, не любим и не должны этого делать... если только иногда, как сейчас... к счастью...
Юр, мы с тобой знакомы лет 25-30, попались мы друг другу благодаря Вовке Буйначёву, с помощью Вовки Буйначёва, который куда-то сбежал, нажрался и сбежал и лёг спать под забором. Лежит и спит.
Геннадий САМОЙЛЕНКО:
- Ну где-то спит под забором. Мы скоро все будем под забором. Вопрос – под каким? Заборы бывают разные, перспективные и переспективные, а как правильно сказать: перспективы переспективные или переспективы перспективные?
(Смех в зале.)
- Ну где-то спит под забором. Мы скоро все будем под забором. Вопрос – под каким? Заборы бывают разные, перспективные и переспективные, а как правильно сказать: перспективы переспективные или переспективы перспективные?
(Смех в зале.)
Дмитрий ТУГАРИНОВ:
- А если серьезно, я Юрины книжки читал, читаю и читать буду. Характеры, которые он там нарисовал, выписывая эти характеры словечками, они даже могут быть исполнены в форме скульптур, в каменном материале и изображении, настолько они зримые и рельефные и пластичные. Я, видите, залезаю в какие-то такие искусствоведческие вещи, а делать этого не стоит, потому что делать я этого не люблю и не умею.
Сейчас я начну говорить: «Гениальный на всю жизнь писатель Юрий Кувалдин! Вы такого писателя не знаете? Не знаете, как у него всё это получается – нарисовать словами характеры людей? Вы видели его характеры?» Знаете, я не буду говорить этого. Потому что я опять залезаю в искусствоведческие вещи. Я просто вместо этого хочу пожелать дорогому Юрию Александровичу здоровья, счастья и творческих сил, чтобы он смог еще что-то многое сделать в литературе. И хочу пожелать всего хорошего его семье, его сыну Саше... Правда, я должен сказать, Юра, характер у тебя тяжёлый, но это, видимо, плата за то, что Господь тебе дает выдавать какие-то совершенно удивит вещи. И я жалею, что это всё, твои книжки мало кто знает, то есть знают, но только тогда, когда я, например, даю кому-то читать эти книжки, понимаете?..
У меня был такой случай, знаете? Вот нам, скульпторам, дают задание – сделать композицию, а не знают, что конкретно сделать. Я говорю им: «А прочитайте маленький рассказ Юрия Кувалдина, где вот едет маленький персонаж Дубовской, он едет в метро и вообще... ну вот изобразил человек, писатель Юрий Кувалдин, нарисовал словами точную картинку, а ты ее попробуй слепить...»
Это интересно, ведь это ключ к иллюстрированию любых романов, знаете? То есть художник читает книгу и через буквы видит перед собой картинку и может её нарисовать карандашом или кистью. А скульптор читает книгу и видит картинку и может её слепить из глины...
- А если серьезно, я Юрины книжки читал, читаю и читать буду. Характеры, которые он там нарисовал, выписывая эти характеры словечками, они даже могут быть исполнены в форме скульптур, в каменном материале и изображении, настолько они зримые и рельефные и пластичные. Я, видите, залезаю в какие-то такие искусствоведческие вещи, а делать этого не стоит, потому что делать я этого не люблю и не умею.
Сейчас я начну говорить: «Гениальный на всю жизнь писатель Юрий Кувалдин! Вы такого писателя не знаете? Не знаете, как у него всё это получается – нарисовать словами характеры людей? Вы видели его характеры?» Знаете, я не буду говорить этого. Потому что я опять залезаю в искусствоведческие вещи. Я просто вместо этого хочу пожелать дорогому Юрию Александровичу здоровья, счастья и творческих сил, чтобы он смог еще что-то многое сделать в литературе. И хочу пожелать всего хорошего его семье, его сыну Саше... Правда, я должен сказать, Юра, характер у тебя тяжёлый, но это, видимо, плата за то, что Господь тебе дает выдавать какие-то совершенно удивит вещи. И я жалею, что это всё, твои книжки мало кто знает, то есть знают, но только тогда, когда я, например, даю кому-то читать эти книжки, понимаете?..
У меня был такой случай, знаете? Вот нам, скульпторам, дают задание – сделать композицию, а не знают, что конкретно сделать. Я говорю им: «А прочитайте маленький рассказ Юрия Кувалдина, где вот едет маленький персонаж Дубовской, он едет в метро и вообще... ну вот изобразил человек, писатель Юрий Кувалдин, нарисовал словами точную картинку, а ты ее попробуй слепить...»
Это интересно, ведь это ключ к иллюстрированию любых романов, знаете? То есть художник читает книгу и через буквы видит перед собой картинку и может её нарисовать карандашом или кистью. А скульптор читает книгу и видит картинку и может её слепить из глины...
Юрий КУВАЛДИН:
- Я и сам иногда – напишу главу и удивляюсь её изображению, её изобразительности.
- Я и сам иногда – напишу главу и удивляюсь её изображению, её изобразительности.
Дмитрий ТУГАРИНОВ:
- У Юры все его вещи такие, которые художник и скульптор может иллюстрировать. И я думаю, и я уверен, что Юра со своими вещами останется в будущем. Мы сейчас сидим здесь все по-простому все, и вот стоит перед нами гениальный человек Юрий Кувалдин, а не все это пока осознают. Но это всё будет позже. В общем, будущее, Юра, за тобой!
- У Юры все его вещи такие, которые художник и скульптор может иллюстрировать. И я думаю, и я уверен, что Юра со своими вещами останется в будущем. Мы сейчас сидим здесь все по-простому все, и вот стоит перед нами гениальный человек Юрий Кувалдин, а не все это пока осознают. Но это всё будет позже. В общем, будущее, Юра, за тобой!
Юрий КУВАЛДИН:
- Спасибо, Дмитрий! И за тобой!
(Дмитрий Тугаринов садится за стол. Юрий Кувалдин объявляет следующего участника вечера.)
- Спасибо, Дмитрий! И за тобой!
(Дмитрий Тугаринов садится за стол. Юрий Кувалдин объявляет следующего участника вечера.)
21. ЮРИЙ КУВАЛДИН – ЛЮДМИЛА ОСОКИНА
Людмила Осокина.
- Чудесная кофейная девушка Людмила Осокина. Она прочитает специально для меня и любимое мною своё стихотворение о зеркале...
Людмила ОСОКИНА:
- Я его еще должна найти (листает свою книгу «Кофейная девушка», выходит к микрофону).
С Юрием Кувалдиным я вижусь только второй раз в своей жизни. Но тем не менее я очень довольна, что познакомилась с вами. Я познакомилась с ним в библиотеке им. Экзюпери, на презентации альманаха Нины Красновой «Эолова арфа» 19 мая 2011 года. Меня поразила его мужская сила. Он поразил меня в первую очередь тем, как он быстро всё сорганизовал, всё это мероприятие, как он быстренько так прогнал всех строем по Спасской... провёл всю презентацию всего за полтора часа. У Нины Красновой вечера альманаха всегда очень затягивались. Ей было сложно организовать авторов, было сложно кому-то отказать, не предоставить кому-то слово или кого-то сократить во времени, то есть обидеть кого-то... А Юрий Кувалдин всё взял в свои руки и чётко всё так распределил и за полтора часа всё так быстренько провёл, и всё это так быстренько кончилось. Меня всё это так поразило. И я вспомнила о роли, так сказать, мужчины в доме. Меня поразила мужская сила Кувалдина, сила не столько сексуального плана, а сила отца, сила лидера, которому ни в чём нельзя перечить. Вот он – как отец такой строгий, но справедливый, он всё взял в свои руки... Вот если бы нам побольше таких отцов в нашей жизни, в нашей стране...
Я вспомнила своего отца – как у нас в семье было, что он был главой семьи, и никто ему перечить ни в чём не смел, то есть даже никто и не пытался перечить ему. Он просто сам своим присутствием всё организовывал. Вот так же и Юрий Кувалдин. Он всё организовывает своим присутствием. Но сегодня он что-то слишком добрый... Я так боялась идти на этот вечер, я думала: сейчас Кувалдин опять построит всех нас в строй и прогонит по Спасской. Но нет, он какой-то такой сегодня расслабленный, мне даже странно видеть его таким, в этой ипостаси, таким не строгим. Войдя в этот зал, я встретилась, можно сказать, с классиком. Я так поразилась его облику, который очень сильно отличался от того, который я видела 19 мая. Так что мне это как-то даже понравилось.
Ну ладно, что я сказать хочу?
Проза у него действительно очень сложная, как-то так вот сразу её не воспримешь, потому что там фантасмагория, интеллектуальная проза... Ну что? Я начала ее читать и с удовольствием прочла вот это – «Станция Энгельгардтовская». Это первое, что я прочитала. Я читала почти всю ночь. Но там я всё время натыкалась... уже не в этом произведении, а в других... на такие сексуальные вещи... я просто не ожидала таких вещей, и я просто закрывала книжку и говорила себе, понимаете: нет, я не могу это читать, нет. Но потом я приходила в себя и думала: нет, всё же это надо прочитать... ну а почему, собственно, нет? это же есть такое в мировой литературе, а почему, собственно, Юрий Кувалдин не может это писать?
Ну, больше всего мне, конечно, понравился роман «Счастье», потому что там вот даже не только, как сказал Александр Тимофеевский, написано о работе, а там написано, вы знаете, о том, что живут люди вроде непритязательно, в каком-то поселке, в деревне вроде живут, как бы плохо, по современным меркам и понятиям, плохо вроде живут... и домик у них там какой-то захудалый, и эта работа у них постоянная какая то, и выпивки, но люди эти – счастливы. Это меня больше всего поразило. Им нравится работать, им нравится выпивать, им нравится общаться со своей семьей, делать всё всем вместе, человеку хорошо всё прекрасно Я даже думаю: может, и дело не в том, как мы все живем, и с кем мы живём, и где мы живём, а дело в нас самих, дело в состоянии нашей души... потому что счастье – это состояние души. Вот что хотел, наверное, показать и сказать Юрий Кувалдин в этом своём произведении.
Что касается «Кофейной девушки», у меня в прошлом году вышла в издательстве «Время» книжка с таким названием, и с этой книжкой я выступала на презентации альманаха «Эолова арфа». И в книжке есть стихотворение «Кофейная девушка», это название теперь прилипло ко мне и стало моим брэндом, и все теперь называют меня «кофейная девушка». Ну ладно. Юрий Кувалдин не хочет, чтобы я прочитала это стихотворение, а хочет, чтобы я прочитала стихотворение «Зеркало». Я прочитаю стихотворение «Зеркало».
- Я его еще должна найти (листает свою книгу «Кофейная девушка», выходит к микрофону).
С Юрием Кувалдиным я вижусь только второй раз в своей жизни. Но тем не менее я очень довольна, что познакомилась с вами. Я познакомилась с ним в библиотеке им. Экзюпери, на презентации альманаха Нины Красновой «Эолова арфа» 19 мая 2011 года. Меня поразила его мужская сила. Он поразил меня в первую очередь тем, как он быстро всё сорганизовал, всё это мероприятие, как он быстренько так прогнал всех строем по Спасской... провёл всю презентацию всего за полтора часа. У Нины Красновой вечера альманаха всегда очень затягивались. Ей было сложно организовать авторов, было сложно кому-то отказать, не предоставить кому-то слово или кого-то сократить во времени, то есть обидеть кого-то... А Юрий Кувалдин всё взял в свои руки и чётко всё так распределил и за полтора часа всё так быстренько провёл, и всё это так быстренько кончилось. Меня всё это так поразило. И я вспомнила о роли, так сказать, мужчины в доме. Меня поразила мужская сила Кувалдина, сила не столько сексуального плана, а сила отца, сила лидера, которому ни в чём нельзя перечить. Вот он – как отец такой строгий, но справедливый, он всё взял в свои руки... Вот если бы нам побольше таких отцов в нашей жизни, в нашей стране...
Я вспомнила своего отца – как у нас в семье было, что он был главой семьи, и никто ему перечить ни в чём не смел, то есть даже никто и не пытался перечить ему. Он просто сам своим присутствием всё организовывал. Вот так же и Юрий Кувалдин. Он всё организовывает своим присутствием. Но сегодня он что-то слишком добрый... Я так боялась идти на этот вечер, я думала: сейчас Кувалдин опять построит всех нас в строй и прогонит по Спасской. Но нет, он какой-то такой сегодня расслабленный, мне даже странно видеть его таким, в этой ипостаси, таким не строгим. Войдя в этот зал, я встретилась, можно сказать, с классиком. Я так поразилась его облику, который очень сильно отличался от того, который я видела 19 мая. Так что мне это как-то даже понравилось.
Ну ладно, что я сказать хочу?
Проза у него действительно очень сложная, как-то так вот сразу её не воспримешь, потому что там фантасмагория, интеллектуальная проза... Ну что? Я начала ее читать и с удовольствием прочла вот это – «Станция Энгельгардтовская». Это первое, что я прочитала. Я читала почти всю ночь. Но там я всё время натыкалась... уже не в этом произведении, а в других... на такие сексуальные вещи... я просто не ожидала таких вещей, и я просто закрывала книжку и говорила себе, понимаете: нет, я не могу это читать, нет. Но потом я приходила в себя и думала: нет, всё же это надо прочитать... ну а почему, собственно, нет? это же есть такое в мировой литературе, а почему, собственно, Юрий Кувалдин не может это писать?
Ну, больше всего мне, конечно, понравился роман «Счастье», потому что там вот даже не только, как сказал Александр Тимофеевский, написано о работе, а там написано, вы знаете, о том, что живут люди вроде непритязательно, в каком-то поселке, в деревне вроде живут, как бы плохо, по современным меркам и понятиям, плохо вроде живут... и домик у них там какой-то захудалый, и эта работа у них постоянная какая то, и выпивки, но люди эти – счастливы. Это меня больше всего поразило. Им нравится работать, им нравится выпивать, им нравится общаться со своей семьей, делать всё всем вместе, человеку хорошо всё прекрасно Я даже думаю: может, и дело не в том, как мы все живем, и с кем мы живём, и где мы живём, а дело в нас самих, дело в состоянии нашей души... потому что счастье – это состояние души. Вот что хотел, наверное, показать и сказать Юрий Кувалдин в этом своём произведении.
Что касается «Кофейной девушки», у меня в прошлом году вышла в издательстве «Время» книжка с таким названием, и с этой книжкой я выступала на презентации альманаха «Эолова арфа». И в книжке есть стихотворение «Кофейная девушка», это название теперь прилипло ко мне и стало моим брэндом, и все теперь называют меня «кофейная девушка». Ну ладно. Юрий Кувалдин не хочет, чтобы я прочитала это стихотворение, а хочет, чтобы я прочитала стихотворение «Зеркало». Я прочитаю стихотворение «Зеркало».
Я тайно влюблена в зеркальное стекло.
У зеркала стою в одном пустынном зале.
Давно меня сюда безудержно влекло,
как будто бы меня здесь очень-очень ждали.
У зеркала стою в одном пустынном зале.
Давно меня сюда безудержно влекло,
как будто бы меня здесь очень-очень ждали.
Я вглядываюсь в даль, в зеркалье зазеркал,
В сверкание теней, в трепещущие блики...
Да, кто-то там меня настойчиво искал,
Повсюду расплескав свои сквозные лики.
В сверкание теней, в трепещущие блики...
Да, кто-то там меня настойчиво искал,
Повсюду расплескав свои сквозные лики.
Ласкающий покой, обманчивая гладь...
В туманной полутьме прозрачное оконце...
И я приду к тебе, приду к тебе опять,
О, зеркало моё, моё ночное солнце!
В туманной полутьме прозрачное оконце...
И я приду к тебе, приду к тебе опять,
О, зеркало моё, моё ночное солнце!
Я поздравляю Юрия Александровича Кувалдина с его днем рождения, с 65-летием! Я слышала, что он очень много работает. Но всё-таки лучше так много работать и периодически отдыхать. И для того, чтобы Юрий Александрович периодически отдыхал, я решила подарить ему вот это, такое вот приспособление для отдыха. (Людмила Осокина подарила Юрию Кувалдину пакет с этим приспособлением, но что это за приспособление – не сказала залу.)
Долгих вам лет жизни, успехов в труде, в творческой работе и самое главное – здоровья!
Долгих вам лет жизни, успехов в труде, в творческой работе и самое главное – здоровья!
Юрий КУВАЛДИН:
- Это чудесное стихотворение – «Зеркало». Я небольшое эссе о нём написал. Как-то оно меня так тронуло, оно из ничего совершенно состоит, и это зеркало... мы с ним сталкиваемся каждый день, по сути дела каждый человек сталкивается с ним каждый день, но изображение лживо, мы видим себя не такими, какие мы есть на самом деле, мы видим себя в перевернутом виде, и когда через два зеркала смотришь на себя, думаешь: Господи, а чего-то я такой там непохожий на себя? тут нос у меня чуть влево, а тут чуть вправо... это любопытно. И вот Людмила сделала оригинальное стихотворение. Это, казалось бы, всё лежит на поверхности, и писать об этом считается как бы банальным. Но она во всём этом банальном и известном нашла тончайший поэтический ключик к раскрытию своей души. Спасибо!
- Это чудесное стихотворение – «Зеркало». Я небольшое эссе о нём написал. Как-то оно меня так тронуло, оно из ничего совершенно состоит, и это зеркало... мы с ним сталкиваемся каждый день, по сути дела каждый человек сталкивается с ним каждый день, но изображение лживо, мы видим себя не такими, какие мы есть на самом деле, мы видим себя в перевернутом виде, и когда через два зеркала смотришь на себя, думаешь: Господи, а чего-то я такой там непохожий на себя? тут нос у меня чуть влево, а тут чуть вправо... это любопытно. И вот Людмила сделала оригинальное стихотворение. Это, казалось бы, всё лежит на поверхности, и писать об этом считается как бы банальным. Но она во всём этом банальном и известном нашла тончайший поэтический ключик к раскрытию своей души. Спасибо!
22. ЮРИЙ КУВАЛДИН – И КРИВОКОЛЕННЫЙ ПЕРЕУЛОК
Юрий КУВАЛДИН:
...Саша, мой сын Саша, недавно был по своим художественным делам в Санкт-Петербурге и приехал оттуда восторженный и говорит: у-у-у, там такая красота! это не город – это музей! что тут, в Москве, все эти разные кривые и косые переулки Староконюшенные, дома вразнобой... Но меня с курса не собьёшь. И я вспомнил свою «Поэму Кривоколенному переулку». Поэмой я назвал её потому, что я против длинных стихов. И эта поэма - она короче многих стихов.
(Юрий Кувалдин читает свою короткую поэму о Кривоколенном переулке.)
...Саша, мой сын Саша, недавно был по своим художественным делам в Санкт-Петербурге и приехал оттуда восторженный и говорит: у-у-у, там такая красота! это не город – это музей! что тут, в Москве, все эти разные кривые и косые переулки Староконюшенные, дома вразнобой... Но меня с курса не собьёшь. И я вспомнил свою «Поэму Кривоколенному переулку». Поэмой я назвал её потому, что я против длинных стихов. И эта поэма - она короче многих стихов.
(Юрий Кувалдин читает свою короткую поэму о Кривоколенном переулке.)
Юрий Кувалдин
ПОЭМА КРИВОКОЛЕННОМУ ПЕРЕУЛКУ
Крива Москва. От века окривела.Кривилась без заботы, как хотела,
Лепилась по холмам и по низинам...
Из окон типографии окину
Кривые переулки...
Люблю у темных окон постоять,
Пока готовят полосы в печать.
Вахтер в шинели черной подойдет,
Короткий разговор произойдет,
Попросит “Беломору” - угощу,
И спросит, мол, о чем стою-молчу.
Отвечу, что на улице тепло,
А в январе морозу бы хотелось,
Что вечером от снежных крыш светло,
Что старая Москва похорошела,
Что просто так задумался, что вот
Церковных окон виден переплет,
Где стекла запотели от дыханий,
Как странно наблюдать на расстояньи,
Как странно: если служба там идет.
- Чего же странно, ежели идет, -
Вахтер ответит. - Пусть себе идет!
Пойду по криво плящущим домам,
По улицам - изогнутым лучам,
Я сам себе маршрут криволинейный -
В Москве иного не было и нет,
Не сыщешь, как на севере, Литейный
Простреливает города макет.
Здесь улица из улицы вкривую
Выкручивает поселений сбрую,
А в самой середине закавыки,
Никак не обойдется без музыки
Доски мемориальной на фасаде,
Прочтения одной поэмы ради.
Я криво улыбнусь в Кривоколенном.
Я криво позавидую поэтам,
Один из них сочтен первостепенным,
Другой из жизни вышел на рассвете.
Как барина, все ждут прихода оды,
Прихода первоклассного поэта -
Решит, как постовой за пешехода,
Рассудит, как собранье педсовета.
Скривились желтяки-особняки,
Без подорожной мерят расстоянья.
Я узнаю туманные зрачки
И голосов последние сказанья.
Не в назиданье строилась Москва,
Но в корчах, как на сносях, распласталась
И стала потому-то голова,
Что криво и беззубо улыбалась,
Кормилицей налево и направо
Для каждого вошедшего была,
Для всей России стала переправой.
Кривись, Кривоколенный проводник.
Я сам себе маршрут криволинейный -
В Москве иного не было и нет...
Журнал “Литературная учеба”, № 3-1978
Вот так!
(Аплодисменты.)
(Аплодисменты.)
23. ОПЯТЬ ЮРИЙ КУВАЛДИН – АНАТОЛИЙ ШАМАРДИН
Юрий КУВАЛДИН (смотрит в листок с перечнем песен из репертуара Анатолия Шамардина):
- Толя, следующее у нас в программе что?.. о! «Утомленное солнце» - из репертуара героя моей повести «Станция Энгельгардтовская»... солдата Виноградова. Вот, кто знает, почему я дал такую фамилию герою - Виноградов, тот понимает, что это в честь знаменитого довоенного, военного и послевоенного тенора Георгия Виноградова. Сейчас посмотрим, как будет конкурировать с ним наш лучший современный тенор, которого изредка называют «бельканто наше», да.
- Толя, следующее у нас в программе что?.. о! «Утомленное солнце» - из репертуара героя моей повести «Станция Энгельгардтовская»... солдата Виноградова. Вот, кто знает, почему я дал такую фамилию герою - Виноградов, тот понимает, что это в честь знаменитого довоенного, военного и послевоенного тенора Георгия Виноградова. Сейчас посмотрим, как будет конкурировать с ним наш лучший современный тенор, которого изредка называют «бельканто наше», да.
Анатолий ШАМАРДИН:
- Спасибо, Юра! Кувалдин, как никто другой, понимает и любит моё искусство.
- Спасибо, Юра! Кувалдин, как никто другой, понимает и любит моё искусство.
Юрий КУВАЛДИН:
- Ещё бы! Я твой лучший режиссер. Когда ты выступаешь под моим управлением, тебя встречают и провожают бурей аплодисментов! Кстати говоря, Анатолий Викторович Шамардин работал в оркестре Утёсова. Утёсов посмотрел на его нос и сказал: "Толя, какие же русские песни ты будешь петь? А? (Смех в зале: «Ха-ха-ха!») Ты будешь петь у нас иностранные песни". Вот с тех пор он и мучил нас разными немецкими и греческими песнями. А я ему запрещаю их петь...
- Ещё бы! Я твой лучший режиссер. Когда ты выступаешь под моим управлением, тебя встречают и провожают бурей аплодисментов! Кстати говоря, Анатолий Викторович Шамардин работал в оркестре Утёсова. Утёсов посмотрел на его нос и сказал: "Толя, какие же русские песни ты будешь петь? А? (Смех в зале: «Ха-ха-ха!») Ты будешь петь у нас иностранные песни". Вот с тех пор он и мучил нас разными немецкими и греческими песнями. А я ему запрещаю их петь...
Анатолий ШАМАРДИН:
- Ладно, не буду я их здесь петь...
- Ладно, не буду я их здесь петь...
Юрий КУВАЛДИН:
- Как хорошо Толя выступает здесь. Поёт только песни на русском языке, только то, что мне нравится. «Утомлённое солнце».
(Анатолий Шамардин поёт песню «Утомлённое солнце».)
- Как хорошо Толя выступает здесь. Поёт только песни на русском языке, только то, что мне нравится. «Утомлённое солнце».
(Анатолий Шамардин поёт песню «Утомлённое солнце».)
УТОМЛЁННОЕ СОЛНЦЕ
музыка Ежи Петербургского
слова И. Альвека (псевдоним Иосифа Соломоновича Израилевича
музыка Ежи Петербургского
слова И. Альвека (псевдоним Иосифа Соломоновича Израилевича
Утомленное солнце
Нежно с морем прощалось.
В этот час ты призналась,
Что нет любви.
Мне немножко взгрустнулось
Без тоски, без печали.
В этот час прозвучали
Слова твои.
Нежно с морем прощалось.
В этот час ты призналась,
Что нет любви.
Мне немножко взгрустнулось
Без тоски, без печали.
В этот час прозвучали
Слова твои.
Расстаёмся,
Я не стану злиться.
Виноваты в этом я и ты.
Утомлённое солнце
Нежно с морем прощалось.
В этот час прозвучали
Слова твои.
Я не стану злиться.
Виноваты в этом я и ты.
Утомлённое солнце
Нежно с морем прощалось.
В этот час прозвучали
Слова твои.
(Музыкальный проигрыш.)
Расстаёмся,
Я не стану злиться.
Виноваты в этом я и ты.
Утомлённое солнце
Нежно с морем прощалось.
В этот час ты призналась,
Что нет любви.
Я не стану злиться.
Виноваты в этом я и ты.
Утомлённое солнце
Нежно с морем прощалось.
В этот час ты призналась,
Что нет любви.
(Крики «Браво!», весёлый, довольный смех, аплодисменты!)
24. ВОЛЬНАЯ ПРОГРАММА - КТО В ЛЕС, КТО ПО ДРОВА
Юрий КУВАЛДИН:
- Мне хочется поднять тост за наших поэтесс замечательных – за Нину Краснову...
- Мне хочется поднять тост за наших поэтесс замечательных – за Нину Краснову...
Нина КРАСНОВА:
- ...и Людмилу Осокину. Люда, за нас...
- ...и Людмилу Осокину. Люда, за нас...
Анатолий ШАМАРДИН:
- Эмиль Сокольский хочет спеть!
- Эмиль Сокольский хочет спеть!
Юрий КУВАЛДИН
- Эмиль... мы с ним только хором поём, в метро причём!
- Эмиль... мы с ним только хором поём, в метро причём!
Эмиль СОКОЛЬСКИЙ:
- Великий русский певец, гитарист, эстрадный артист Анатолий Шамардин и Эмиль Сокольский исполняют романс «Хризантемы», музыка Николая Харито, стихи Василия Шумского, 1914 год.
- Великий русский певец, гитарист, эстрадный артист Анатолий Шамардин и Эмиль Сокольский исполняют романс «Хризантемы», музыка Николая Харито, стихи Василия Шумского, 1914 год.
ОТЦВЕЛИ УЖ ДАВНО ХРИЗАНТЕМЫ В САДУ
В том саду, где мы с вами встретились,
Ваш любимый куст хризантем расцвёл,
И в душе моей расцвело тогда
Чувство яркое нежной любви.
Ваш любимый куст хризантем расцвёл,
И в душе моей расцвело тогда
Чувство яркое нежной любви.
Отцвели уж давно
Хризантемы в саду,
Но любовь всё живёт
В моём сердце больном.
Хризантемы в саду,
Но любовь всё живёт
В моём сердце больном.
Опустел нащ сад, нас давно уж нет,
Я брожу один, весь измученный,
И невольныя слёзы катятся
Под увядшим кустом хризантем.
Я брожу один, весь измученный,
И невольныя слёзы катятся
Под увядшим кустом хризантем.
Отцвели уж давно
Хризантемы в саду,
Но любовь всё живёт
В моём сердце больном.
Хризантемы в саду,
Но любовь всё живёт
В моём сердце больном.
Тысяча девятьсот четырнадцатый год!
(Аплодисменты!)
(Аплодисменты!)
25. ОПЯТЬ ЮРИЙ КУВАЛДИН – АНАТОЛИЙ ШАМАРДИН
Юрий КУВАЛДИН (Анатолию Шамардину):
- Толь, смотри... следующая в нашей программе песня на стихи Евгения Долматовского «Моя любимая»: «В кармане маленьком моём есть карточка твоя»... (Юрий Кувалдин объявляет песню.) Сейчас выступит Анатолий Шамардин, он – под гитару! - споёт песню «В кармане маленьком моём есть карточка твоя» ... Это мы с Ниной Красновой заставили Толю выучить эту песню. Потому что автор текста этой песни – учитель Нинин, Евгений Долматовский! Она кончала его семинар в Литературном институте. Стихи Евгения Долматовского, музыка Матвея Блантера! Исполняет лучший «тэнор» России Анатолий Шамардин.
(Аплодисменты.)
- Толь, смотри... следующая в нашей программе песня на стихи Евгения Долматовского «Моя любимая»: «В кармане маленьком моём есть карточка твоя»... (Юрий Кувалдин объявляет песню.) Сейчас выступит Анатолий Шамардин, он – под гитару! - споёт песню «В кармане маленьком моём есть карточка твоя» ... Это мы с Ниной Красновой заставили Толю выучить эту песню. Потому что автор текста этой песни – учитель Нинин, Евгений Долматовский! Она кончала его семинар в Литературном институте. Стихи Евгения Долматовского, музыка Матвея Блантера! Исполняет лучший «тэнор» России Анатолий Шамардин.
(Аплодисменты.)
Анатолий ШАМАРДИН
- Мы все вместе поём её...
(Анатолий Шамардин поёт песню на стихи Евгения Долматовского «Моя любимая», ему начинают подпевать Юрий кувалдин и Нина Краснова, потом все, кто может.)
- Мы все вместе поём её...
(Анатолий Шамардин поёт песню на стихи Евгения Долматовского «Моя любимая», ему начинают подпевать Юрий кувалдин и Нина Краснова, потом все, кто может.)
МОЯ ЛЮБИМАЯ
Стихи Евгения Долматовского
Музыка Матвея Блантера
Музыка Матвея Блантера
Я уходил тогда в поход
В далёкие края,
Руков взмахнула у ворот
Моя любимая.
В далёкие края,
Руков взмахнула у ворот
Моя любимая.
Второй стрелковый батальон (Второй стрелковый храбрый взвод)
Теперь моя семья,
Поклон привет тебе он шлёт,
Моя любимая.
Теперь моя семья,
Поклон привет тебе он шлёт,
Моя любимая.
Чтоб дни мои быстрей неслись
В походах и боях,
Издалека мне улыбнись,
Моя любимая.
В походах и боях,
Издалека мне улыбнись,
Моя любимая.
(Музыкальный проигрыш.)
Ля-ля, ля-ля,
ля-ля, ля-ля. ля-ля...
Ля-ля, ля-ля,
ля-ля, ля-ля. ля-ля...
В кармане маленьком моём
Есть карточка твоя,
Так значит – мы всегда вдвоём,
Моя любимая.
Есть карточка твоя,
Так значит – мы всегда вдвоём,
Моя любимая.
(Крики «Браво!», аплодисменты!)
Дмитрий ТУГАРИНОВ (Анатолию Шамардину):
- Вам спасибо! Так вы душевно пели...
- Вам спасибо! Так вы душевно пели...
Анатолий ШАМАРДИН:
- Экспромтом... Это песня как бы не из моего репертуара...
- Экспромтом... Это песня как бы не из моего репертуара...
Дмитрий ТУГАРИНОВ:
- Так душевно, душевно вы её пели, так душевно, так красиво... здорово! Спасибо вам, спасибо...
- Так душевно, душевно вы её пели, так душевно, так красиво... здорово! Спасибо вам, спасибо...
26. ОПЯТЬ ВОЛЬНАЯ ПРОГРАММА – КТО В ЛЕС, КТО ПО ДРОВА
(Алексей Воронин поёт всем свою песню в стиле группы Битлз.
Анатолий Шамардин по просьбе Маргариты Прошиной и Свеитланы Соколовой поёт греческую песню «Хроня се перимета», на греческом языке. Юрий Кувалдин в это время общается с Виталием Копачёвым, Азизом Азизовым, Владимиром Опарой и не слышит эту греческую песню, или делает вид, что не слышит, то есть таким образом как бы разрешает Анатолию Шамаридну отвести свою душу на иностранной песне.)
Анатолий Шамардин по просьбе Маргариты Прошиной и Свеитланы Соколовой поёт греческую песню «Хроня се перимета», на греческом языке. Юрий Кувалдин в это время общается с Виталием Копачёвым, Азизом Азизовым, Владимиром Опарой и не слышит эту греческую песню, или делает вид, что не слышит, то есть таким образом как бы разрешает Анатолию Шамаридну отвести свою душу на иностранной песне.)
Анатолий ШАМАРДИН (всем сидящим за столом):
- Какую песню вам спеть? Может быть, мы все вместе какую-то песню споём?
- Какую песню вам спеть? Может быть, мы все вместе какую-то песню споём?
Нина КРАСНОВА:
- «Пряху»!
- «Пряху»!
Маргарита ПРОШИНА и другие:
- «Пряху»! «Пряху»!
- «Пряху»! «Пряху»!
Анатолий ШАМАРДИН (поёт русскую народную песню «Пряха», под гитару, все подпевают ему, хором.)
ПРЯХА
(Русская народная песня)
(Русская народная песня)
В низенькой светёлке
Огонёк горит,
Молодая пряха
У окна сидит.
Огонёк горит,
Молодая пряха
У окна сидит.
Молода, красива,
Карие глаза,
По плечам развита
Русая коса.
Карие глаза,
По плечам развита
Русая коса.
Русая головка,
Думы без конца.
Ты о чём мечтаешь,
Пряха ты моя?
Думы без конца.
Ты о чём мечтаешь,
Пряха ты моя?
В низенькой светёлке
Огонёк горит,
Молодая пряха
У окна сидит.
Огонёк горит,
Молодая пряха
У окна сидит.
(Аплодисменты.)
Александр ТИМОФЕЕВСКИЙ:
- Господа! Саша Трифонов сказал, что поэты моего возраста не могут читать стихи на память. Вот мой ответ Саше Трифонову! Я прочитаю на память своё стихотворение. Слушайте:
- Господа! Саша Трифонов сказал, что поэты моего возраста не могут читать стихи на память. Вот мой ответ Саше Трифонову! Я прочитаю на память своё стихотворение. Слушайте:
С утра Лаура не одета,
В квартире у неё бедлам,
Она петрарковским сонетом
Петрарку хлещет по щекам.
В квартире у неё бедлам,
Она петрарковским сонетом
Петрарку хлещет по щекам.
- Зачем ко мне, Петрарка, ходишь?
Зачем с меня ты глаз не сводишь?
Во мне нашёл ты колорит?
А я живу с плешивым мужем,
А у меня треска на ужин,
И у детей моих колит.
Зачем с меня ты глаз не сводишь?
Во мне нашёл ты колорит?
А я живу с плешивым мужем,
А у меня треска на ужин,
И у детей моих колит.
И вот идёт домой Петрарка,
От прозы мысли далеки.
Он думает о том, как ярко
Опишет взмах ее руки.
От прозы мысли далеки.
Он думает о том, как ярко
Опишет взмах ее руки.
Александр ТРИФОНОВ и другие (Александру Тимофеевскому):
- Молодец!
- Молодец!
Александр ТИМОФЕЕВСКИЙ:
- А еще я песню спою.
Однажды мне сказали, что поэт не может написать пародию на самого себя. Это было на одной тусовке. Я вышел на балкон минуты на три-четыре и через три-четыре минуты вернулся к тусовке вот с такой песней...
(Александр Тимофеевский поёт пародию на самого себя, на мотив своей песни «К сожаленью, день рожденья только раз в году».)
- А еще я песню спою.
Однажды мне сказали, что поэт не может написать пародию на самого себя. Это было на одной тусовке. Я вышел на балкон минуты на три-четыре и через три-четыре минуты вернулся к тусовке вот с такой песней...
(Александр Тимофеевский поёт пародию на самого себя, на мотив своей песни «К сожаленью, день рожденья только раз в году».)
Взял я визу в ОВИРе
И из Ту-104
Помахал особистам рукой,
И неясно прохожим
В этот день непогожий,
Почему я счастливый такой?
И из Ту-104
Помахал особистам рукой,
И неясно прохожим
В этот день непогожий,
Почему я счастливый такой?
Я машу им так красиво
У прохожих на виду.
Буду жить я в Тель-Авиве
Каждый день в году.
У прохожих на виду.
Буду жить я в Тель-Авиве
Каждый день в году.
Прибегут с ордерами
Не за мной, а за вами
И собрать вам вещички велят,
С днём рожденья поздравят
И туда вас отправят,
Где Макар не гоняет телят.
Не за мной, а за вами
И собрать вам вещички велят,
С днём рожденья поздравят
И туда вас отправят,
Где Макар не гоняет телят.
Я машу им так красиво
У прохожих на виду,
Буду жить я в Тель-Авиве
Каждый день в году.
У прохожих на виду,
Буду жить я в Тель-Авиве
Каждый день в году.
(Смех, аплодисменты!)
Александр ТИМОФЕЕВСКИЙ (Геннадию Самойленко):
- Где ваш паспорт? Покажите мне ваш паспорт.
- Где ваш паспорт? Покажите мне ваш паспорт.
Геннадий САМОЙЛЕНКО:
- Это не паспорт, это просто вид на жительство, он по цвету сразу отличается от паспорта, он оранжевый...
- Это не паспорт, это просто вид на жительство, он по цвету сразу отличается от паспорта, он оранжевый...
СИДЯЩИЕ ЗА СТОЛОМ (Геннадию Самойленко):
- Ген, что там, в Израиле? Расскажи нам.
- Ген, что там, в Израиле? Расскажи нам.
Геннадий САМОЙЛЕНКО:
- Я столько сказок вам расскажу, и не только расскажу, а напишу и у Юрки Кувалдина напечатаю, вся страна будет смеяться и умирать со смеху...
- Я столько сказок вам расскажу, и не только расскажу, а напишу и у Юрки Кувалдина напечатаю, вся страна будет смеяться и умирать со смеху...
...Вечер продолжался почти до полночи. И ознаменовал собой границу между двумя периодами жизни – до и после 65-летия – и вступление Юрия Кувалдина в новую фазу, в новый период, который да будет ещё более радостным и счастливым для него, чем предыдущий, как для писателя и человека, с самых своих пелёнок созданного для литературы и отмеченного печатью Бога!
Материал подготовила
поэтесса Нина КРАСНОВА
поэтесса Нина КРАСНОВА
(Расшифровала стенограмму с диктофона: 23 – 25 ноября,
отредактировала: 27 – 30 ноября 2011 года)
отредактировала: 27 – 30 ноября 2011 года)
“Наша улица” №145 (12) декабрь 2011
