ВЕЛИКИЙ БЫЛ КУРИЛЬЩИК

Владимир Георгиевич Скребицкий родился 27 июля 1934 года в Москве. Окончил биологический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова. Доктор биологических наук, профессор, член-корреспондент Российской академии наук и член-корреспондент Академии медицинских наук. Печатался в "Литературной газете", в газете "Литературная Россия", в журналах "Знамя", "Новая Россия". Автор книг рассказов "В троллейбусном кольце" (1991) и "Хор охотников" (2003). В "Нашей улице" опубликованы следующие произведения: "Плющиха и несть ей конца", рассказ, № 11-2003; “Ау с Коктебельских гор”, литературные портреты, № 2-2005; "Вокруг чайного стола", роман, № 5-2005; "Мария Иванна и ее кредо", рассказ, № 7 (68) 2005; "Открытие", рассказ, № 11 (72) 2005; “Шишикун”, рассказ, № 93 (8) август 2007; Шапкинский лес", рассказ, № 96 (11) ноябрь 2007 и др.

Владимир Скребицкий

Смерть и Воскресение Василия Розанова

(Доклад, прочитанный на конференции "Художник и власть" г. Лодзь, Польша, 1994. Фрагмент был опубликован в журнале "Родина",1992)

Василий Васильевич Розанов не хотел, чтобы на его могиле произносились официальные речи. "Если кто будет говорить мне похвальное слово "над раскрытою могилою", то я вылезу из гроба и дам пощечину"... Но и того, что случилось, он, наверное, тоже не хотел: могилы просто не стало.

А ведь писал: "Могила... знаете ли вы, что смысл ее победит целую цивилизацию...

Т.е. вот равнина... поле... ничего нет, никого нет. И этот горбик земли, под которым зарыт человек..." Так вот и горбика земли не стало. Цивилизованный наш век смел все следы, не сохранил даже место, где похоронен один из самых замечательных русских писателей. Бердяев писал, что "литературный дар его был изумителен, самый большой дар в русской прозе, настоящая магия слова". У него была магия слова, а горбика земли над ним не сохранилось.

Советская власть сделала все, чтобы стереть писателя Розанова с лица земли. И надо сказать, что это ей удалось и удалось без особого труда. Его не пришлось ни расстреливать, ни травить, ни высылать - он сам умер от инсульта в голодную зиму 1919 года, 5 февраля, в Сергиевом посаде. Отпевали трое священников, в том числе Павел Флоренский. Похоронили в Черниговском скиту на окраине посада, рядом с могилой Константина Леонтьева, близкого ему по духу человека. А дальше все пошло своим чередом: кладбище уничтожили, скит превратили в груду красного кирпича, Флоренского замучили на Соловках - соц.реализм восторжествовал.

Мне кажется, что справиться с Розановым властям было особенно просто. Ибо, если уж Вас. Вас-ыч чем и не был, то он не был борцом. "Слабым я стал делаться с 7-8 лет - писал он о себе. Эта странная потеря воли над собою, над своими поступками,"выбором деятельности", "должности"... Я всегда шел в "отворенную дверь", и мне было все равно, "какая дверь отворилась". Никогда в жизни я не делал выбора, никогда в этом смысле не колебался. Это было странное безволие и странная безучастность".

Он производил впечатление человека, который постоянно меняет взгляды, противоречит себе, приспосабливается... но при этом никогда не изменяет себе, всегда остается самим собой и в главном никогда не меняется. Бердяев, преклонявшийся перед Розановым, писал, что его (Бердяева) стихией был сухой огнь, стихией Розанова была вода. Вода - всюду проникающая, все растворяющая, дающая жизнь всему живому. Вот уж кто наверняка не умел отличать поражение от победы, и как впоследствии завещал Пастернак был "...живым и только, живым и только, до конца". Опять-таки Бердяев писал, что в писаниях Розанова было "...что-то расслабляющее и разлагающее... что-то противоположное всякому закалу души". Мудрено ли было справиться с ним в эпоху, когда "закалялась сталь"?

И все-таки мудрено, и не только мудрено, но даже просто "не по зубам". Но об этом чуть позднее.

Творчество Розанова пронизано тенденцией чрезвычайно характерной для русского менталитета - стремлением к самообнажению. Здесь он вполне следовал Достоевскому, которого боготворил.

Самообнажение это часто носило откровенно эротический характер. "Когда пишу, то часто держусь рукой за источник всякого вдохновения". Многие ли бы смогли признаться, да что там признаться - написать об этом? Эротика пронизывает мироощущение и творчество Розанова.

Апостол Иоанн учил: "Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей.

Ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего".

Вот с этим Розанов, я думаю, никогда бы не мог согласиться: он любил мир и принимал похоть плоти и похоть очей как магический дар, исходящий от Бога.

Атеистом-то уж он не был во всяком случае. "Я мог бы отказаться от даров, от литературы, от будущности своего я, от славы или известности... но от Бога я никогда бы не мог отказаться. Бог есть самое "теплое" для меня. С Богом мне "всего теплее". С Богом никогда не скучно и не холодно. В конце концов, Бог - моя жизнь".

Но Бог Розанова был не распятый Христос.

В "Апокалипсисе нашего времени" нет недостатка в язвительных высказываниях в адрес Бога-сына. "Христос на самом деле невыносимо отяготил человеческую жизнь, усеяв ее "терниями и волчцами" колючек, чего-то рыхлого и несбыточного".

Зачем понадобился сын, когда в Отце уже была вся полнота и все сияние Творца, и вся интимность самого близкого друга сердца человеческого? Только затем, чтобы все запутать, обесплотить, запугать геенной огненной и скрежетом зубовным. "Люди более не посягают, не любят, не множатся. А все слушают Тебя, как эта бедная Мария".

"Апокалипсис нашего времени" - это гимн язычеству и юдаизму в противовес христианству. Бердяев вспоминает, что за месяц до смерти, в разгар коммунистической революции, Розанов, уже тяжело больной, шептал ему на ухо: "Я молюсь Богу, но не вашему, а Озирису, Озирису".

И этот же человек, не принимавший христианства, глумившийся над ним, писал: "Как пуст мой "бунт против Христианства": мне надо было xорошо жить, и были даны для того(20 лет) замечательные условия. Но я всё испортил своими "сочинениями". Жалкий сочинитель, никому в сущности не нужный, - и поделом, что не нужный...

Церковь есть единственное поэтическое, единственно глубокое на земле. Боже, какое безумие было, что лет 11 я делал все усилия, чтобы её разрушить.

И как xорошо, что не удалось".

Религиозное сознание Розанова было диаметрально противоположным религиозному сознанию таких мыслителей как Владимир Соловьёв и Сергей Булгаков. Им было всё ясно: только примитивный и необразованный человек может сомневаться в существовании личного бессмертия, и в том, что единственная истинная религия - это Христианство, а Православие - её высшая ступень. Розанову всё было неясно. Для него, если я правильно его понимаю, религия была надеждой, упованием, состоянием души, которое никак не укладывалось в догматы Христианского канона.

И тем не менее, как следует из приведенныx цитат, он любил Христианскую церковь, тяготел к ней, и даже сам Xристос, которого он отвергал, притягивал его каким-то мистическим, чувственным, эротическим притяжением: "Об Иисусе сладчайшем и о горькиx плодаx мира" писал он.

Последние письма умирающего Розанова, продиктованные им его дочери Татьяне Васильевне полны Христианского смирения и всепрощения.

"Напиши всем литераторам.

Напиши, что больше всего чувствую, что xолоден мир становится. И что они должны предупредить тот xолод, что это должно быть главной иx заботой.

Что ничего нет xуже разделения и злобы, и чтобы они всё друг другу забыли и перестали ссориться. Все литературные ссоры просто чепуxа и злое наваждение.

Никогда не плачьте, всегда будьте светлы дуxом. Всегда помните Xриста и Бога нашего..."

И всё же, когда Татьяна Васильевна предложила умирающему, уже соборованному Розанову отказаться от такиx его антиxристианскиx книг как "Тёмный лик" и "Люди лунного света", он не заxотел это сделать, сказав, что в этиx книгаx есть что-то верное.

Таков был этот человек - бесконечно противоречивый и в то же время неизменно себе верный.

Влияние Розанова на мировую литературу было огромным. Алдос Xаксли, потрясённый его произведениями сделал названием своего романа парафраз Розановскиx "Опавшиx листьев" - "Those fallen lives" (Те опавшие листья). А разве не от Розанова пошли "Записки на манжетаx", "Мысли врасплоx" и многое другое.

Советской власти не надо было бороться с Розановым: она просто не удостоила его даже минимальным вниманием. Я xорошо помню, как в учебникаx литературы, по которым учился в 40е-50е годы, мелким шрифтом упоминались произведения реакционера Достоевского, которого Ленин соизволил назвать гением, xотя и больным. Но даже самого микроскопического шрифта не нашлось, чтобы упомянуть имя одного из самыx крупныx русскиx писателей.

Но и Розанов не боролся с Советской властью. Единственное антисоветское высказывание, которое я запомнил - это мельком брошенное в "Апокалипсисе" замечание, что у Ленина - несимпатичное лицо. Наверное, было и что-нибудь еще. Но разве же это борьба?

Но ему и не надо было бороться, ибо его стиxией была вода, которая оплодотворяет жизнь, неумолимо зарождающуюся на руxнувшиx оковаx власти и на руинаx империй.

***

Я приеxал в Черниговский скит осенью 90-го года, чтобы посетить могилу Розанова и был потрясён тем, что не существовало ни только могилы, но даже место, где было кладбище, можно было определить лишь по нескольким вросшим в землю надгробным плитам.

И все-таки кое-что сохранилось: сохранился храм, и не только сохранился, но и реставрировался, и, что самое главное, - действовал; сохранилась ограда скита и надвратная колокольня.

Когда ходил по скиту, встретил молодого человека, назвавшегося послушником. Он помогал мне искать "место Розанова".

Писателя он такого не знал, но очень интересовался и хотел знать, и я подумал, что найдется много таких молодых людей, которые все узнают и все восстановят.

Я заказал памятную доску и решил положить её на тот участок земли, где раньше было кладбище. Может быть место было не совсем то, где поxоронен Розанов, но земля-то уж наверняка была та самая.

Когда приехал с братом устанавливать доску, то уже лежал первый снег. Священник храма - отец Борис показал место, куда положить доску. Это место уже было кем-то помечено колышками. Когда же я стал спрашивать у служительницы храма, как лучше положить доску, куда повернуть, надо ли цементировать и всякое такое, то она ответила, чтобы я особенно об этом не заботился: положил, и хорошо, а там Господь устроит все, как надо.

Так оно и получилось. Нашлись люди. Я иx не знаю, и они меня не знают. Но это не имеет никакого значения, Они установили кресты на могилаx Розанова и Леонтьева и положили надгробные плиты с именами Василия Васильевича, его жены Варвары Дмитриевны и дочери Татьяны Васильевны.

Я хотел бы закончить свой очерк - как было принято говорить в советское время - призывом: приезжайте в Черниговский скит, давайте устроим что-то вроде Розановскиx чтений. Речей говорить не будет (зачем нам пощечины получать). Просто вспомним Вас Вас-ча. Глядишь, и он между нами окажется: будет бороденкой трясти и папироску курить. Великий ведь был курильщик. Такой живой, такой теплый человек!

"НАША УЛИЦА" № 100 (3) март 2008

МИХАИЛ БОЙКО В МЕХАХ

Михаил Евгеньевич Бойко родился 17 мая 1979 года в Москве. Литературный критик, журналист, культуролог. Автор «Независимой газеты», «Завтра», «Литературной России», «Дня литературы», журналов «Вопросы литературы», «Литературная учеба», «Дети Ра», интернет-изданий «Русский журнал», «Реакция», «Частный корреспондент», «Полярная звезда», «Органон» и других печатных и электронных СМИ. Проза печаталась в журнале «Футурум АРТ».
Публикуется с 1998 года. Окончил физический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова (2001). Служил командиром взвода в ВС РФ (2002-2003). Работал инженером в Российском научно-исследовательском институте Космического приборостроения (2004-2005), руководителем отдела по связям с общественностью Союза молодежи «За Родину!» (2005-2006), заведующим отделом публицистики еженедельника «Литературная Россия» (2006-2007). С 2007 года работает в «Независимой газете» – сначала обозревателем, а затем заместителем ответственного редактора «НГ Ex libris».
Референт Алины Александровны Витухновской (1999-2006).
Автор книги «Диктатура Ничто» (2007).
Участник VIII Форума молодых писателей России (2008).
Пресс-секретарь «Клуба метафизического реализма ЦДЛ (Клуба писателей-метафизиков)» (с июня 2007 года).
Член Союза писателей Москвы (2008).

Михаил Бойко

Зеркало для Венеры

175 лет со дня рождения Леопольда фон Захер-Мазоха

Фатальная бездарность сродни гениальности.

Талант не может написать гениального произведения, он так и будет скользить в плоскости своего таланта. Труднее трансцендировать собственную одаренность, чем собственную бездарность.

А фатально бездарный человек – может. Леопольд фон Захер-Мазох смог. Жалкий в художественном отношении роман «Венера в мехах» – дотла гениален.

Другой пример литературно сомнительного, но гениального произведения – «Что делать?» Николая Чернышевского. Как и полтора века назад, этот роман завораживает, но уже, конечно, не полетом социальной мысли, а отразившимися в тексте психическими и сексуальными расстройствами.

На этой неделе сразу два юбилея. Мы отмечаем 175 лет со дня рождения Леопольда фон Захер-Мазоха (1836–1895), а могли бы – 235 лет со дня рождения Эрнста Теодора Амадея Гофмана (1776–1822), прославившегося, кроме прочего, откровенно садомазохистским романом «Эликсиры дьявола» (Т. I – 1815; Т. II – 1816).

Разница между Захер-Мазохом и Гофманом в том, что Гофман – просто гений, а Захер-Мазох «самоогениалившийся» бездарь, не гнушавшийся плагиатом (как показала, в частности, питерская мазоховедка Лариса Полубояринова). О стратегии этого самоогениаливания поведал сам писатель: «С самого начала в духе каждого из нас присутствует врожденное предрасположение улавливать некий предмет, ускользающий от большинства других художников; затем к этому предрасположению присоединятся жизненные впечатления, представляющие автору живую фигуру, прототип которой уже существует в его воображении. Фигура эта его захватывает, соблазняет, пленяет, потому что она опережает его предрасположение, а также потому, что она соответствует природе художника, который затем преображает ее и дарит ей тело и душу. Наконец, в этой реальности, перевоплощенной им в творение искусства, он находит проблему, которая является источником всех проистекающих отсюда впоследствии видений. Обратный путь, от проблемы к фигуре, – это не путь художника».

Мы бы не были столь категоричны и сказали бы, что путь от фигуры к проблеме свойственен гению, а путь от проблемы к фигуре – таланту (таким талантом был, например, Эмиль Золя).

Самое поразительное, что проблема, постановкой которой так гордился Захер-Мазох, была известна с античности. Ванда имела все основания говорить Северину: «всякий знает и чувствует, как близко родственны друг другу сладострастие и жестокость». К XIX веку садомазохизмом было сложно кого-то удивить.

Примечательный факт: «Маркиза Шуазель в свое время проводила исследование, стучась в различные бордели и представляясь прислугой в поисках работы; она утверждает, что во всех борделях имелись комнаты пыток с самыми хитроумными приспособлениями и что в этих комнатах ежедневно устраивались оргии» (Л. Адлер. Повседневная жизнь публичных домов во времена Мопассана и Золя. М., 2005. С. 67).

Мазохистами были великий физик Жан Лерон д’Аламбер и великий философ Огюст Конт, из писателей – Жан-Жак Руссо, Альфред де Мюссе, Иван Тургенев, Федор Достоевский, а всех не перечислить.

Маркиз де Сад тоже был мазохистом, или, если быть совсем точным, садомазохистом. Правда, Жиль Делёз в «Представлении Захер-Мазоха (Холодное и жестокое)» описал садизм и мазохизм как взаимоисключающие «фигуры», а термин «садомазохизм» назвал «семиологическим монстром». Но это на совести французского мыслителя. Теория Делёза глубока и остроумна. Но некоторые теории глубоки в силу своей глубокой ошибочности.

«Не следует забывать, – пишет биограф де Сада Морис Левер, – что претерпевание страданий («мазохизм») также является частью садического сексуального поведения. Персонаж испытывает удовольствие как от ударов, которые сам раздает, так и от ударов, им получаемых». Мазохистский компонент обнаруживается и в «деле Жанны Тестар», повлекшем первое заключение маркиза в Венсеннский замок (1763), и в еще более скандальном «Марсельском инциденте» (1772).

В чем же секрет «Венеры в мехах»? Почему, раз «подсев» на этот роман, возвращаешься к нему снова и снова?

У автора этих строк личный рекорд – 40 прочтений на русском языке и языке оригинала, и это не предел...

Во-первых, в мире «Венеры в мехах» русскому человеку тепло и комфортно. Герои цитируют Пушкина и Гоголя, обсуждают роман Писемского, подогревают чувства чтением стихотворений Лермонтова.

Во-вторых, основанный на бесконечных повторах, этот роман, по-видимому, полностью раскрывается только в бесконечных повторах прочтения.

А загадок в тексте полным-полно.

Зададимся простейшим вопросом: что же, собственно, произошло с героями романа?

Разобраться в этом пытается Ванда в письме к Северину: «Надеюсь, что вы выздоровели под моим хлыстом. Лечение было жестоко и радикально».

Северин полностью с ней согласен, согласен до такой степени, что может только повторить за ней, слегка переставив слова: «Лечение было жестоко и радикально. А главное – я выздоровел».

Но так ли все просто?

Зачем Ванда спустя три года пишет Северину письмо?

Почему она пытается обелить себя?

Почему хочет оправдать собственное вероломство?

Кого она хочет убедить при этом – себя или Северина?

Почему Северин с безропотной покорностью принимает ее версию?

Не сохранила ли Ванда магическую власть над Северином и после разрыва?

Произошло ли выздоровление?

Здоровее ли домашний тиран, в которого превратился Северин, безобидного романтика в начале романа?

В чем боится признаться себе Ванда?

Считала ли она, что Северин нуждался в излечении?

Или его безобидные странности, по ее мнению, заслуживали только смеха?

Ставила ли она себе цель излечить его?

Не ставил ли кто-то прямо противоположную цель – искалечить психику Северина?

Кто в действительности был инициатором жестокого и радикального «лечения»?

Читайте, перечитывайте, разгадывайте.

А в заключение цитата из романа:

«– Да, он уже и теперь ревнует к тебе, – воскликнула она, – он – к тебе! Он требовал, чтобы я немедленно отпустила тебя, и когда я сказала ему, кто ты...

– Ты сказала ему... – в оцепенении повторил я.

– Я все ему сказала! – ответила она. – Рассказала всю нашу историю, обо всех твоих странностях, все – и он – вместо того, чтобы расхохотаться, рассердился и топнул ногой».

Зеркало для Венеры

175 лет со дня рождения Леопольда фон Захер-Мазоха

Сотни работ Игоря Григорьевича Снегура находятся в российских и зарубежных частных собраниях

Открытие
состоится
в субботу
29 января 2011 года
в 16.00. по адресу:
Москва,
Чистопрудный
бульвар 5/10
вход в галерею
со стороны
Гусятникова
переулка)

Игорь Снегур

50 лет
творчества

Живопись, графика,
объекты

29 января 2011 г. - 25 февраля 2011 г.

«Галерея на Чистых прудах» рада представить Вашему вниманию первую выставку 2011 года, которая, без преувеличения, может быть названа уникальным событием московской художественной жизни. Это ретроспективная выставка работ известнейшего московского художника-авангардиста Игоря Снегура.

Игорь Григорьевич Снегур родился в Москве в 1935 году. Он участник первых выставок абстракционистов в Москве в 1958-60-х годах в студии Э. М. Белютина. В 1975 году художник приобрел широкую известность, когда его работы были представлены на знаменитом вернисаже авангардистов в павильоне «Пчеловодство» на ВДНХ. Работал в кино, книге, театре, плакате. Игорь Григорьевич является организатором известной группы «20 московских художников», ежегодные выставки которой проходили на Малой Грузинской в Москве в 1978-88 годах. В общей сложности за свою творческую жизнь участвовал более чем в 50-ти выставках. Сотни работ Игоря Григорьевича Снегура находятся в российских и зарубежных частных собраниях.

На выставке в «Галерее на Чистых прудах» вашему вниманию будут представлены графические, живописные работы, а также объекты руки авангардного мастера за полвека его творчества.

Игорь Григорьевич Снегур родился 27 марта 1935 года в Москве. Учился в полиграфическом институте на факультете графики в 1960-64 гг. Участник первых выставок абстракционистов в Москве в студии Э.М. Белютина, 1958-60. Работал в кино, театре, книге, плакате. Художник Игорь Снегур не просто звезда русского авангарда, он оригинальный философ, воплощающий себя в Слове. Был организатором известной группы “20 московских художников”, ежегодные выставки которой проходили на Малой Грузинской в Москве в 1978-88 годах. В общей сложности участвовал более чем в 50 выставках. Литературные художественные произведения публиковались в журнале “Наша улица”, в альманахах “Ре-цепт” и “Золотая птица”, где увидели свет и его беседы об искусстве, полные глубоких жизненных и философских размышлений. Теоретик искусства. Юрий Кувалдин издал в своем издательстве "Книжный сад" (2009, 2010) большую его книгу "Транзиты. Диагонали".

ПЕРЕСЕЧЕНИЯ

Беседа с поэтессой Ниной Красновой
28 декабря 2006 года в “Галерее АЗ”

Нина Краснова. - Сегодня в Галерее А-З проходит замечательная выставка трех художников-постмодернистов трех поколений - Игоря Снегура, Виталия Копачева и Александра Трифонова Виталия Копачева и Александра Трифонова. Игорь Снегур - это Вы. Я уже ознакомилась со всеми картинами выставки и со всеми Вашими картинами, которые здесь есть. Я от всего этого в полном восторге. Давайте побеседуем с Вами о живописи, о Вас. Расскажите, пожалуйста, как Вы дошли до такой жизни, что стали классиком, мэтром современной живописи.

Игорь СНЕГУР. - Олег Табаков сказал: если ты хочешь внимания и успеха, живи долго. Ну, поскольку мне уже 72 года...

Н.К. - Это возраст еще не такой большой (по крайней мере не самый большой). Какие Ваши годы...

И. - Поскольку мне все-таки уже 72 года, я только-только сейчас, может быть, начинаю приходить к тому, к чему шел всю свою жизнь.

Н.К. - Вы родились в Москве. Вы - коренной москвич. Как Вы стали художником? Вы с самого детства рисовали?

И. - Да. Я рисовал с самого детства. Но серьезно стал заниматься этим в 17 лет. И первую свою работу, маслом, от которой идет отсчет всех моих работ, я написал в 1951 году, 55 лет назад.

Н.К. - И почему вы решили стать художником? Что подвигло Вас на это, что вдохновило? Почему вы решили пойти в жизни по этой дороге, которой Вы идете уже 55 лет?

И. - Дорога в искусство - это очень длинная дорога, и история о ней и о том, почему я решил стать художником, - это длинная история. Сначала, конечно, увлекаешься тем, что видишь в музеях, картинами разных художников, подражаешь художникам, которые тебе нравятся. И я увлекался разными художниками и подражал им - у меня была такая целая большая полоса в жизни. Я служил в армии на Северном флоте, пришел оттуда в 1958 году. И когда пришел оттуда, то весь первый год я ходил в Третьяковку. За год был там 100 раз.

Н.К. - Сто раз?! Сто-о-о!

И. - Да. А в следующем году я был 100 раз в музее изобразительных искусств имени Пушкина. Я поставил перед собой такую цель, такую задачу: изучить досконально живопись разных художников, воспринять ее сам своими собственными глазами. И каждый раз, когда я приходил в музей, я работал там только с одним каким-нибудь художником. По три часа. Я работал с ним (с каждым из них) как? - Я останавливался напротив его картины и стоял около нее три часа. И размышлял: зачем он ее написал, почему он выбрал такой, а не какой-то другой цвет для нее, почему он выбрал для нее такую, а не какую-то другую форму? И вот так я шел от одного художника к другому, от другого к третьему, от третьего к четвертому. И так, можете себе представить, я за сто дней прошел сто художников. А потом за сто дней - еще сто художников. И так я в конце концов как бы определился в своих интересах. Ну, конечно, ближе всего мне были работы последнего времени. Я имею в виду постимпрессионизм. Музей имени Пушкина.

Н.К. - Гоген, Ван-Гог, Матисс и так далее?.. Малевич и Кандинский?..

И. - Да. Все это было мне очень близко. Кроме того, в 1960 году я занимался в студии Белютина, в экспериментальной студии Ильи Михайловича Белютина, где отношение к форме, к цвету, к пространству, к линии, к композиции... оно было как бы нетрадиционным в то время...

Н.К. - В Третьяковке Вы насмотрелись на нашу русскую классическую живопись, да? и сказали себе: так больше рисовать нельзя, все это уже нарисовали до меня другие художники? (Так сказал себе когда-то и юный художник Александр Трифонов, который с детства ходил со своим отцом писателем Юрием Кувалдиным в Третьяковку.) И Вы решили идти в живописи другим путем?

И. - Да. Путь, который уже прошли до меня другие художники, был мне неинтересен. И все, что они сделали в искусстве, было мне уже как бы тоже неинтересно. Я решил идти дальше. Потому что как человек своего времени, 60-х годов ХХ века я не чувствовал в их искусстве той полноты, которая мне необходима самому. Там у них - нравоучение в каждой картине или назидание... то есть это скорее обращение к уму, к сознанию, к какой-то идее, к той культуре, которая называется живописной. А не живописная культура живописи... она - не в идеях, не словах, не в каких-то готовых истинах... она в другом... Я попробую сказать - об этом. Истина - не в картине, а в чем-то еще, в том, чего она касается. Это - или какая-то тема или образ или состояние или настроение картины, это - как бы след какой-то истины на картине. А сама истина не поддается ни словам, ни философии, ни социальным, ни профессиональным каким-то ориентирам. Истина - есть то сущее, что светится в картине. И вот если убрать все школы всех художников, остается какая-то особая эта особая истина, особая правда, которую художник пытается офразировать своим языком живописи, через краски и формы. Потому что живопись - это тот же самый язык, что и все остальные, язык музыки, язык слов. У нее есть, как бы это сказать, свои собственные законы, в данном случае живопись опирается только на зрительное восприятие, минуя запахи, звуки, тем более движение. Живопись - это статика, запечатленный момент. И вот выясняется, что до постимпрессионистов никто не занимался структурой пространства так, как они. А пространство это есть тело, в котором мы с вами находимся и живем. Нет пространства - нет нас, нет вас. Или вы - плоский лист или вы точка или вы линия. Я работаю в трехмерном пространстве, не обязательно в глубоком, у меня оно не глубокое, у меня глубина моего пространства... где-то, может быть, пять-десять сантиметров. Можно и за него уходить, за рамки этого пространства, можно делать и плоское, можно делать очень глубокое пространство. Но мне пока достаточно вот такого, какое у меня есть. Это как бы путешествие художника в живописи, которые он совершает, чтобы себя лучше узнать. Ты себя узнаешь не через сознание свое и не через учебу и систему воспитания и не через ценности нашей цивилизации. Потому что цивилизации и ее культурные ценности - это все прикладывается к художнику. Вид путешествия во времени (вид путешествия человека во времени) - вот что такое цивилизация. Это его форма меняющаяся. А сам человек он непосредственно находится в сущем, так скажем. И вот это состояние меня сущего мне и хочется передать. Но поскольку я не сущий, я хочу узнать вообще-то, насколько я соответствую этому сущему.

Н.К. - Нет, а почему Вы - не сущий? Вы - сущий, существующий. И через себя показываете то, что хотите показать. Через себя - лучше всего все показывать?

И. - Я - один из объектов сущего, или субъект сущего... Короче, вот, изучая живопись, все ее школы и направления, я понял, что это очень трудно передать на картине какое-то свое состояние... Как вот там у Кандинского... какое-то смутное состояние. Я бы даже сказал - не смутное... а... истину трудно передать. Я первый раз я сказал правильно: что всякое описание чего-то (и очень точное описание) - в живописи и в любом другом искусстве (и в литературе, и в поэзии) - не есть истина сущего.

Н.К. - Истина - это не что-то такое внешнее, да? А то, что светится через внешнее, как Вы уже сказали?

И. - Да, оно приближается к истине. А всякое описание не есть истина. И всякое искусство, где-то так скажем, оно помогает не открыть эту истину сущего... это неправильное слово - открыть... оно помогает не открыть истину, а причаститься к ней и что-то все-таки от этого сущего в себя впитать. Вот тогда возникает ощущение силы искусства и какой-то его эстетической целесообразности. Тогда произведение искусства само по себе оправдано, независимо от того, куда его припишут искусствоведы, к какому жанру и к какому уровню. Потому что всякое творчество - оно абсолютно индивидуальное. Хотя у нас есть разные направления, школы, но это уже бизнес, это уже как бы арткультура, да? это уже, так сказать, художественные идеи, которые становятся популярными. Но кто-то первый начал разрабатывать их или представил глазам художника. То есть фактически смысл всякого творчества - это самоопределение через творчество.
(Продолжение беседы после открытия выставки и во время фуршета.)

Н.К. - Что Вы еще хотели бы сказать?

И. - Я сейчас скажу пару-тройку фраз, которые существенны.

Н.К. - Да у Вас все существенно - все, что Вы говорите.

И. - Я сейчас, может быть, повторюсь...

Н.К. - Да ничего, если и повторитесь, это будет хорошо.

И. - Продолжая тему о том, чем я занимаюсь, скажу, что я все больше разочаровываюсь в искусстве предметном, потому что оно содержит в себе нравоучение, назидание, дидактику... Оно опирается на мир вещей, который может свидетельствовать нам о социуме. А высшее искусство стоит над социумом, над миром вещей, над признаками цивилизации. Признаки цивилизации занимаются упорядочением жизни общества, а творчество или живопись занимается совсем другим, совершенно противоположным всему этому. Оно старается остановить человека на каком-то очень глубоком внимании к самому себе в окружающем мире, не к внешним вещам, а к тому, что у него внутри, оно помогает нам заглянуть внутрь человека, да, внутрь. Так вот творчество сегодня оправдывается для меня только тогда (к сожалению, поздновато я к этому пришел), когда художник входит внутрь человека, внутрь себя, чтобы по крайней мере как минимум узнать себя через краску, через цвет, через форму, через пространство, то есть как бы изложить самого себя, пользуясь своим языком искусства. Вопрос: а что же я могу изложить, если у меня нет каких-то идей, ни социальных, ни духовных, ни религиозных там, ни научных. А не это главное в человеке. Главное в человеке - это его единение в сущем, в бытии, ну, это довольно такое затрепанное слово - “бытие”, но не в этом дело. Каждый человек находится внутри жизни, он ее часть, и ему себя вычленить из нее нельзя. Потому что - как рыба вынет, вытащит себя из воды, и что она тогда сможет сказать? И вот творчество помогает человеку, который находится внутри жизни, как рыба внутри воды, что-то такое сказать о себе, какими-то своими фразами, конечно, это очень бедные, так скажем, фразы, но вот это все и называется культурой. Но в этой культуре... в ней как бы нет истины...

Н.К. - Ну да, потому что вообще нет какой-то одной истины для всех, истин на самом деле много, и у каждого человека она своя...

И. - Но живопись, насколько ей это удается, показывает истину, и через искусство живописи можно представить и узнать истину, какова она есть. Как, допустим, через какие-то природные явления можно узнать какие-то законы природы и что это такое. Многие люди представляют, слышат природу, как она с нами разговаривает, и понимают, что она неодномерна, непроста, она находится в каком-то гармоничном, сложном взаимодействии всех ее частей, которые составляют между собой одно целое, одно единое целое, одно множество: утро, вечер, муравьи, комары, люди, и там есть и раки и животные и растения всякие... Человек не может все это постичь целиком, он изучает какие-то отдельные части, отдельные субъекты, но их невозможно постичь в динамике жизни, и человеку надо как бы остановиться и через какую-то фразу правильно сказать не о чистом бытии, а как бы о своем пребывании в этом бытии, без этих вот плоских, узких внешних проблем, скажем так, то есть связаться с источником жизни, а он проходит на том уровне, где никаких слов нет, где все едино, где все есть поток самоощуния, что-то примерно вот такое. И вот творчество, искусство помогает сегодня современному человеку узнать какую-то истину, и ближе всего к ней в буквальном смысле слова - музыка, литература, живопись, но не скульптура и не архитектура, оно помогает человеку все-таки воспринимать в самом себе маленькую часть огромного всеобщего мира, и если это у него получается, то у него возникает восторг, и у него появляется система координат, у него появляется эстетика, он может сказать, что он нашел глубокую точку опоры, на которую он может встать впервые в своей жизни и сказать: я - имярек, меня зовут так-то, вот моя территория, это мне годится, это мне не годится, в эту дверь я войду, в эту дверь не пойду... Вот это самооткрывание себя, если живопись, творчество выходит на широкую аудиторию, сразу обнаруживается, как сразу обнаруживается и то, какой глубины идет у личности художника контакт с этим первичным самоощущением.

Н.К. - Но одни люди обладают способностью воспринять первичное ощущение художника (и свое собственное), а другие - нет. И те, которые не обладают этой способностью и не подготовлены для этого, не могут воспринять искусство художника, основанное на его первичном ощущении?

И. - Есть люди, которые ушли далеко в этой своей способности, а есть такие, которые воспринимают только формализованные проекты, и поэтому все другое они не воспринимают. Мы говорим, например, о наличии у человека таких качеств, как душевная или духовная глубина, способность к любви, к отзывчивости, к совестливости и так далее, но у многих людей они формализованы, тем более у людей, которые не занимаются творчеством и не понимают, что такое творчество. Поэтому они не могут понять, чем занимается художник, что он делает. Чем я занимаюсь? Я слушаю цвет, слушаю форму, слушаю пространство, слушаю себя, ищу вот то, что ко мне приходит... ищу в себе отзвук на все, что я слышу. И пытаюсь как бы оформить все это через язык изобразительного искусства, все, что не имеет ни названия, ни темы... какие-то свои состояния и настроения, какую-то энергию, которая исходит из всего этого... создать что-то адекватное тому, совпадающее с тем, что я слышу и что идет ко мне и что я испытываю в себе... Но все это может почувствовать и воспринять, конечно, только человек, который сам занимается этим, а не подготовленные для этого люди и не искусствоведы...

Н.К. - ...которые ко всему этому разные термины придумывают, вгоняют художника в какие-то свои схемы...

И. - Искусствоведы все систематизируют, классифицируют, чтобы им легко было говорить о художнике... Они только и смотрят, кого куда пришить.

Н.К. - И в чем для Вас и вообще для художника смысл творчества?

И. - Смысл любого творчества как бы в том, чтобы очень бережно относиться к тому, что приходит к тебе, когда ты слушаешь цвет, слушаешь форму, слушаешь пространство и вслушиваешься в себя, и к тому, чем ты можешь ответить на все это, и в том, чтобы не сломать своих отношений со всем этим и с природой, частью которой ты сам являешься... Если ты ее игнорируешь, ты обязательно будешь искалечен и не создашь того, что мог бы создать.

Н.К. - Некоторые понимают природу, так сказать, только в форме березки... и когда копируют ее на холсте, думают, что они рисуют природу... Они не понимают природы искусства...

И. - Да. И последнее, что я хочу сказать. Вот, действительно, Малевич - это великий художник. Не знаю, почему его, там, некоторые обзывают разными нехорошими словами. Главная для меня опора в изобразительном искусстве, которая помогает мне двигаться вперед, это - Малевич. О Малевиче надо говорить так, как сам Малевич сказал о себе, - он сказал, что вся культура, которая была до ХХ века, до этого момента, к ней надо повернуться спиной, а впереди ничего нет, никто еще ничего не наработал. И надо начать все с нуля, с черного квадрата. И он показал миру черный квадрат. И предложил всю так называемую культуру прошлого, ангажированную капиталом или религиозными и другими конфессиями, оставить за спиной, чтобы творчество стало персоналией...

Н.К. - И чтобы оно делалось не по социальным заказам и не по каким-то социальным программам...

И. - Да. И вот когда авангардисты отвернулись от этой культуры и встали спиной ко всем социальными программам и социальным заказам... они стали делать новое искусство. Причем они не были какими-то там антихристами, они были религиозные люди... Но они стали делать свое искусство.

Н.К. - Другие искусства, которые были раньше, пускай тоже будут. Но каждый новый художник должен создавать свое новое?

И. - Да. И вот возник “Черный квадрат” и новая культура нового человека, а не социального заказа и уж тем более - не денег. Потому что заказ - это что такое? Это труд ради денег. И, как правильно сказал кто-то, это еще и рабский труд.

Н.К. - И это еще и подстраивание под вкус заказчика и потакание этому вкусу...

И. - Главное - если человек имеет время для творчества и если у него есть нужда жить только ради этого... И если художник не находит себя в творчестве, он чувствует себя очень дискомфортно. И вот он ищет себя в одном, в другом... там и там... и находит. И вот тогда он входит в свое пространство, и глаза его отворачиваются от всего внешнего мира и обращаются к миру внутреннему, где не должно быть ни одного знака, ни одного слова, а должно быть только состояние художника, которое он и старается запечатлеть. То есть - прочь все визуальное искусство!

Н.К. - У вас есть такая картина, “Визуализация”... визуализация невизуального... такая штука интересная... мы сейчас пройдемся по Вашим картинам немножко... посмотрим их и поговорим о них.

И. - То есть, конечно, в искусстве живописи невизуальное становится визуальным.

Н.К. - Потому что живопись - это изобразительное искусство и художник рисует красками и переносит на полотно свой невидимый внутренний мир, который на полотне становится видимым, то есть миром изображенным...

И. - Конечно, проект художника появляется в физическом мире из виртуального мира художника, и, конечно, обретает какие-то конкретные визуальные черты. Но никогда это не должно быть связано с цензором, который будет диктовать художнику, что и как ему рисовать, и никогда это не должно быть связано с какими-то правилами и законами, которых художник должен придерживаться.

Н.К. - У каждого художника должны быть свои законы и свои правила?

И. - Главным законом для художника должна быть та сила, которая работает внутри него и которая заставляет его творчество дышать. И художник должен подчиняться только этой силе, чтобы его творчество дышало... Главный закон художника находится внутри него. А кто подчиняется общим правилам и законам и работает по социальным заказам, у того получается формализованное искусство. Формализованное искусство - оно очень легкое. Это не искусство, а его имитант. Его создают не созидатели, не творцы, а ремесленники. А созидателей сейчас становится все меньше и меньше. Но все легкое, как мы знаем, всплывает в воде и находится наверху (как та попса, которую мы каждый день видим на ТВ), и всем становится ясно, что это не искусство. А все тяжелое, то есть все весомое, мы знаем, тонет и находится внизу.

Слава ЛЁН (вступающий в беседу Нины Красновой с Игорем Снегуром, бросает свою реплику):
А говно всегда сверху!
(Присутствующие в зале посетители Галереи А-З: “Ха-ха-ха!”)

Нина КРАСНОВА (Игорю Снегуру): - Так, а теперь давайте мы с Вами по картинам выставки пройдемся, поговорим конкретно о них, о каких-то некоторых из них... Здесь, на выставке мы видим картины Виталия Копачева - “Сон рыцарей”, “Усмирение дракона” - большие монументальные полотна... картины Александра Трифонова - “Знак фараона”, “Эхнатон”, “От Осириса к Христу”, “Путями черного квадрата”... картины Игоря Снегура, Ваши - “Цветовой узел”, “Мерцающее синее”, “Далекого свет”, “Вибрация с красным квадратом”, “Фрактала”, “Диагональ и транзиты”... Про картину Виталия Копачева “Усмирение дракона”, где все люди представляют из себя отдельные куски самих себя, Слава Лён сказал, что это люди-”герники”, хотя, по его словам, сам художник не держал в своей голове, в своем сознании и в своем подсознании эту тему. Что Вы можете сказать о Виталии Копачеве, в общих чертах?

И. - Ему сорок лет (сорок три года). Это могучий мужик (художник), совершенно могучий. “Усмирение дракона” я не считаю “Герникой”, нет, это не “Герника”. ...Виталий Копачев занимается разработкой структуры своего пространства. Он когда-то занимался черно-белым рисунком, потом стал работать с цветом. У него появился свой ритм, у него есть пространство в размерах его картин, которое он очерчивает. Кроме того, когда он ведет линию по холсту, он видит, что сама линия как бы просит его, чтобы она остановилась в какой-то своей точке, то есть ушла бы в орнамент или в какую-то геометрическую фигуру, в символ или еще куда-то, чтобы она превратилась во что-то. В его картинах есть напряжение движения, которое заканчивается сюжетом. Вот, например, на картине “Усмирение дракона” линия идет, идет и - раз, поворачивается в сторону под каким-то своим углом. Она не хочет дальше идти по прямой... и идет туда, а потом сюда. И он как бы чувствует внутреннюю энергию линии и ведет ее туда, куда она его просит. А поскольку движение этой линии и всех других - спонтанное, то по пути следования этих линий он собирает огромный культурный материал разного типа попадания, намечает где-то какие-то новые линии и точки, неважно какие, неважно где... Главное у него - это бешенство культур, которые сталкиваются между собой... Я видел его предыдущие работы и сказал ему когда-то: хочешь не хочешь, но тебе придется на цвет выйти и заниматься цветом. Он им сейчас занимается. Он упростил энергию структуры пространства, чтобы выявить ее скрытые ресурсы в более предметной, в более доходчивой, более понятной для зрителей форме. Это мы видим и в его картине “Усмирение дракона” и в его картине “Сон рыцарей”. У него здесь на переднем плане - мелкие фигуры, а на заднем - крупные. И он здесь опрокидывает привычное пространство, разрушает его физическую глубину и вгоняет передний и задний планы в одну плоскость. То есть дальний и близкий планы у него находятся в одном поле, в одном пространстве... здесь у него закомпанованы и большие и небольшие силуэты, как бы большие и небольшие фразы... здесь у него все как бы такое коллажное, коллажная территория, где есть свой цвет, свои линии и формы, свое пространство...

Н.К. - А вы давно знаете Виталия Копачева? Вам приходилось встречаться с ним на выставках?

И. - Мы участвовали с ним в одних и тех же выставках. Самая первая такая выставка была в 1991 году, в Третьяковке, пятнадцать лет назад. Если учесть его молодой возраст и отнять от этого возраста пятнадцать лет... Тогда Виталий Копачев был совсем юным. Но он уже тогда был абстрактным художником. И сразу пришел к монументальной росписи, к огромным полотнам. И главное - все полотна у него многожанровые. Здесь сталкиваются разные эпохи, разное время, смесь культурных пространств в одной художественной фразе.

Н.К. - У него в одной картине - как бы не одна, а много картин.

И. - У него в одной картине - много культур. И в “Усмирении дракона”, и в “Сне рыцарей” - как бы то же самое. Здесь интерьер больше, здесь есть некоторая пейзажность с разновременными какими-то аппликациями и с обратной перспективой...

Н.К. - А как Вы воспринимаете художника Сашу Трифонова, работы которого висят в Галерее А-З вместе с Вашими работами и работами Виталия Копачева? Что Вы можете сказать о Саше Трифонове?

И. - Ой, мне трудно говорить о нем и вообще о ком-то. Я могу только о своих работах говорить. ...А вы записывали на диктофон то, что говорил о нем Копачев? Отли-и-ично он сказал, отли-и-ично.

Н.К. - Да, Виталий Копачев сказал о нем отлично. Ну а Вы что можете сказать о нем? Скажите, пожалуйста, свое слово мэтра. Например, о том, чем он Вам интересен? Виталий Копачев сказал, что Саше надо быть более лаконичным в живописи. Но мне кажется, он и так очень лаконичен. Куда же боле? Или это как бы обманчивая лаконичность?

И. - Нет, не обманчивая.

Н.К. - У него всегда минимум деталей в каждой картине. Виталий Копачев сказал, что художник должен стремиться к минимуму деталей. Но у самого Виталия Копачева их намного больше, чем у Саши Трифонова? У Саши появились в его работах новые египетские мотивы, с пирамидами фараонов, с новым голубым фоном вместо черного. Как Вам все это нравится? Мне кажется, в его стиле письма есть что-то детское, а? Во всех его кубиках, шариках, треугольниках... И что-то такое прикольное. В “Картине и ее двойнике” это есть.

И. - Прикольное? Нет, нет...

Н.К. - А в его “Ромео и Джульетта” есть какой-то юмор, что-то юморное, а? Зрители представляют себе Ромео и Джульетту не такими, какими Саша нарисовал их... Зрители представляют их себе как два привычных отформатированных, оформленных идеала из балета Прокофьева. А у Саши они такие фигуративные конструкции, состоят из квадратиков, цилиндров...

И. - Я скажу о Саше Трифонове пару слов. Мне надо для этого сосредоточиться чуть-чуть... Саша Трифонов работает в системе символов, знаков. А символы, знаки могут быть разные. Это могут быть иероглифы, которые считываются ассоциативно. Это могут быть какие-нибудь буквы каких-нибудь алфавитов. Они могут иметь свои иероглифические ритмы, то есть свое движение и энергию и иметь внутри картины свои оправдания (оправданности) и свои основания. Символом может быть и математическое число, и орнамент. Ко всему этому нельзя подходить с логарифмической линейкой. Когда Саша выстраивает свои символы, свои знаки, свои ритмы, линии, полоски и плоскости, он идет не от рассудочности, а от своего внутреннего чувства. И каждому символу, знаку, образу он придает какое-то свое значение, какой-то свой смысл. Потому что пиктаграфическое, архетипическое письмо, характерное для стиля Саши Трифонова, оно всегда опиралось на какие-то зримые факты, факторы: змея вот так рисуется, дом - вот так, человек - вот так, гора - вот так, дерево - вот так, что-то там еще такое - вот так. Все знаки, которые мы считаем архетипическими, они идут от первичного восприятия мира человеком. То есть они есть архетипы пластического мышления. Из них складываются письмена разных народов, там, и так далее. Саша как бы исследует эти письмена, порой проверяя себя на архетипическое письмо, в котором есть что-то от языка детей. Когда дети остаются одни, сами с собой, они придумывают свой язык, первичный. И у Саши в его картинах - свой собственный, первичный язык, на который он как художник имеет полное право. У Саши получаются интересные путешествия среди его знаков и символов, которые он чертит, рисует и которыми он распоряжается, как хочет, он составляет из них свои фразы, которые несут в себе локальную информацию... или организуют плоскость равновесий или содержат в себе какую-то двойную игру.

Н.К. - Некоторые знаки и символы у Саши Трифонова переходят с одной картины на другую... как может переходить с картины на картину солнце или со страницы на страницу - одна и та же буква или одно и то же слово, и они воспринимаются у Саши как двойники самих себя, но уже в новом контексте. Например, оранжевая геометрическая фигура с полотна “Ромео и Джульетты” переходит у него на полотно “Картина и ее двойник”, но там она уже не оранжевого, а желтого цвета и находится в окружении других геометрических фигур и стоит на другом месте, в другом углу картины и является уже как бы другим знаком с другим содержанием, знамением, кодом и шифром.

И. - Они сами по себе интересны. И если сосредоточиться на каждом из них, то они могут много чего сказать. Вот представьте себе: если чуть-чуть продолжить на картине какую-то линию, сделать ее чуть-чуть подлиннее, - тут же изменится то информационное поле картины, которое создал Саша. То есть он в своих произведениях как бы исследует тот первичный уровень зрительного ряда, с которым собирается работать или работает сейчас. Вот он на голубое небо накладывает какие-то светящиеся в небесах знаки. Это, конечно, не НЛО, не инопланетяне... Это как бы такая аппликация, я бы сказал, даже какой-то полимпсес.

Н.К. - Я в белом вытянутом треугольнике на этой картине вижу как бы бумажный самолетик. А кто-то увидит в этом что-то другое. Каждый видит свое, в зависимости от своей фантазии и от своего воображения.

И. - Саша в своем искусстве идет от первичного себя, не оттого, что он видит на выставках мастеров живописи, который он изучал, а от самого себя...

Н.К. - ...То есть как бы от “Черного квадрата”, от нулевого письма, о чем Вы говорили здесь. У него и картина такая есть - “Нулевое письмо”. И “Черные квадраты” у него есть. То есть он не зомбирован другими художниками, всеми авторитетами, которые были до него, не хочет подчиняться им и делать в искусстве то, что делали они, не оглядывается ни на кого, не смотрит, кто что делал в искусстве делал в искусстве до него, а идет своим путем и делает то, что он хочет. И не копирует чей-то путь в искусстве.

И. - То есть он путешествует сам от себя. А это - самое главное. Это - самое главное. И я согласен с тем, что говорил о нем Виталий Копачев: что Саша Трифонов самодостаточен в своем творчестве. Кроме иерогоглифов, если они имеют у него какую-то, скажем, плоскую форму или кубическую форму, он может уйти в какие-то знаки, которые имеют сюрреалистическую форму. То есть у него очень большой зрительный ряд разных знаков. И Саше нужен большой жизненный и культурный опыт, чтобы маневрировать ими, искать какие-то новые взаимодействия между ними. Далее... Какие он строит фразы многосложные, какие многосложные предложения... Если взять его картину “Явление Яхве”... Это - целая фраза, и даже не фраза, а целая повесть. Тут и египетские пирамиды на небесах, а не на земле, тут и солнце на земле, а не на небесах, тут перевернутое пространство, тут разные символы и знаки, которые надо уметь читать. И ведь все это он нарисовал по наитию, по очень тонкому внутреннему чувству, по чувству нелжи самому себе. И во всем этом (в его работах) нет никаких конъюктурных соблазнов, нет никаких экивоков куда-то в сторону, в этом - есть его сила и крепость. Это все замечательно. То есть мне очень нравятся его работы. Кроме того, в них просвечивает, конечно, так называемая метафизика (я беру ее в кавычки). Это не та метафизика, о которой принято говорить, а это метафизика времени и пространства, а не сюрреализма. То есть он находится где-то на той пограничной линии, где художники становятся спиной к визуализированной культуре и начинают с нуля путешествие вперед, по своему пути... И то, что то что этот путь приведет его к какой-то своей трифоновской системе, это безусловно. Я думаю, ему самому очень нравится то, что он делает, он делает это увлеченно. И в этом тоже его сила.

Н.К. - Не все и не сразу признают новых, молодых художников. Но Слава Лён сказал мне, что Вы сразу признали Сашу Трифонова.

И. - Да, я сразу воспринял и признал его.

Н.К. - Это счастье для молодого художника, когда его признает мэтр, да еще если такой, как Игорь Снегур, который давно попал в разряд культовых и обозначил своими работами главные вехи в отечественном авангардном искусстве и Бронзового века, и нового ХХI века. Вы с 60-х годов участвуете в выставках абстракционистов. И Вы такой абстракционист, который был интересен и 55 лет назад, и интересен и сейчас. Давайте пройдемся по Вашим работам, которые мы видим на этой выставке в Галерее А-З. Мне очень нравится ваша картина “Бабочка”. Такая совершенно необычная картина. Тут и крылья бабочки есть, коричневого, зеленого и синего цвета... и траектории, по которым она летает.

И. - Ну, это не совсем бабочка. Я все свои картины называю условно. И эту картину назвал условно - “Бабочка”, чтобы не называть ее просто “Композиция” под каким-то номером. Условно, да, это что-то вроде бабочки. А на самом деле это не бабочка, а аморфная форма геометрии. Я работаю в двух системах: аморфная форма и геометрия. Аморфная форма - это женское начало, а геометрия - это мужское начало. И я, как сваха, пытаюсь их поженить и привести в некое единство.

Н.К. - А вот у Вас еще чистая аморфная форма. Картина “Триаморф”. Здесь на ней прямо эмбрион какой-то... эмбрион новой жизни.

И. - Здесь три аморфные формы: желтого, розового и голубого цвета... А на следующей картине - тоже аморфная форма и геометрия.

Н.К. - Эта картина называется “Альтпульсар”. Здесь на ней все как-то пульсирует... От нее исходит энергия со своим движением, со своей скоростью движения и со своим ритмом.

И. - В этой картине - источник всякого изображения вообще. Здесь есть все для всех картин, которые написаны в прошлом и будут написаны в будущем. Вот эти соединения (Игорь Снегур показывает соединения сообщающихся между собой двух округлых оранжевых частей картины на желтом фоне. - Н. К.) - основа для любого изображения. Это есть сердце с двумя желудочками, которые перекачивают вверх и вниз творческую энергию... Это нельзя рассказывать и пересказывать.

Н.К. - А вот эта картина (с серыми вавилонами на сером фоне) называется “Визуализация”. В центре - два темно-серых звена одной цепи, которые перекрещиваются друг с другом в форме буквы икс с четкими контурами и составляют одно звено.

И. - На самом деле это хромосома. А фон, на котором она нарисована, это хаос, из которого появляется хромосома и который есть основа всего сущего и основа будущего. Это огромная серая масса, из которой, из этой огромной массы, из миллиардов частиц появляется одна такая хромосомочка. Она появляется из этого Ничто, из огромного количества серых частиц и консолидируется с другой хромосомой. И здесь на этой картине я показал одно звено хромосом. Это - визуализация хромосом. Огромное количество серой массы с ее движением и ритмом породило хромосому...

Н.К. - Эту хромосому можно сравнить с художником, который тоже появился из огромной серой аморфной массы и вышел из нее на свет и оформился в хромосому... который не утонул в этой массе и выделился из нее, в то время как другие погибли в ней, не стали ничем (никем). Можно сказать, что это хромосома художника?

Игорь СНЕГУР (смеется): - Нет, это не хромосома художника... Это хромосома червяка, дерева... всего, что живет.

Н.К. - ...Всего, что выделяется из аморфной массы и оформляется в нечто неаморфное, конкретное и живет своей жизнью и растет и развивается... Можно сказать, что это хромосома червяка, но все же можно сказать, что это и хромосома художника... Можно трактовать ее по-всякому и применять образ хромосомы как к червю, так и к художнику.

Игорь СНЕГУР (пауза): - ...

Нина КРАСНОВА. - А это вот Ваша картина “Тау-рефлексия”. Тут тоже геометрические фигуры, розовые.

И. - Ну а здесь у меня каждая территория - она самодостаточна, и она с соседней территорией разговаривает. В результате у них столько консолидированного взаимодействия друг с другом получается. И они превращаются в симфонию. А всякая симфония имеет начало и конец, то есть она имеет свою фразу, в которой есть свое начало и свой конец. И вот эта “Таурефлексия” - это как бы заголовок только. А с ним у меня тут связана еще огромная история. У меня же огромная серия картин “Тау”. И “Таурефлексия” - одна из картин этой серии.

Н.К. - А слово “Тау” как расшифровывается?

И. - “Тау” - это крест. То есть это значит - первичный крест. Буква “Т” - это первичный крест, распятие. Вот такой крест, то есть - традиционный (Игорь Снегур показывает на пальцах, какой, две палочки крест-накрест. Н. К.) - это вторичный крест. Он состоит из соединения и пересечения двух палочек: вертикали и горизонтали. Вертикаль это - архетипический знак. На вертикали лежит палка - горизонталь - получается буква “Т” - первая буква: вертикаль и на ней горизонтальная палочка. А вот если чуть-чуть поднять вертикаль вверх, над горизонталью, это будет крест. А просто вертикаль, без горизонтальной палочки, - это жертвенник. То есть “Тау” - это первый антологический знак во всей письменности: палка-вертикаль (основание) - и на ней палка-горизонталь. Во всем этом очень много смысла и глубины. А если стоит палка-вертикаль, и на нее сядет ворона, то эта палка будет уже жертвенник. Так что тут такие путешествия в глубины смысла. Допустим, ты идешь в лесу - проходя мимо пенька (или мимо верстового столбика-указателя. - Н. К.), положишь на него листочек - получится жертвенник. Конец вертикали - всегда жертвенник, если на него что-то кладется. А если на вертикали есть перекладина, значит вертикаль дальше закрыта, и все это превращается в распятие.

Н.К. - Значит “Тау” - это как бы предкрестие, предкрест, неполный крест, недооформленный крест? Но это уже распятие, первичное?

И. - Это рефлексия.

Н.К. - Вот еще мне хотелось бы остановиться на Вашей картине “Диагонали и транзиты”. Здесь у Вас полосы-дорожки разных цветов идут туда-сюда, вверх, вниз, вправо, влево, по диагоналям, и выходят за рамки картины...

И. - Вся эта картина состоит из диагоналей, они есть главные герои этой картины. Что такое диагональ? Это путешествие, это транзит. Вся жизнь человека и художника - это транзиты, пересечения дорог, людей, судеб...

“Наша улица” № 88 (3) март 2007

ЗАПРЕТНЫЕ ПЛОДЫ РАЗДУМИЙ ВЛАДИМИРА КОЛЕЧИЦКОГО

Владимир Колечицкий

ЗАПРЕТНЫЕ ПЛОДЫ РАЗДУМИЙ

ИРОНИЧЕСКИЕ ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ HOMO SAPIENS

Отсебятина

Автопосвящение:

Тропа Чайковского. Сосна Шишкина.

Поляна Толстого. Скала Рериха.

И ничего моего в пейзаже...

Появился я на свет в отдельно взятой стране в 1938 году. Накануне Дня смеха, когда многим было не до шуток.

Родился в рубашке, поскольку со шмотками тогда было плохо. По мере утверждения материализма, материя исчезла вовсе: не стало ни мяса, ни обуви...

Может быть, поэтому у меня было счастливое, но трудное и босоногое детство, несмотря на то, что род наш имеет глубокие дворянские корни. Прапрадед мой Гуль-Колечицкий вместе с Кутузовым брал Париж. А отец мой, хоть и потерял приставку Гуль, но стал генералом Генштаба и брал Берлин.

В отличие от своих славных предков я ничего не брал. Чужого мне не надо.

Мои юные годы прошли не под аккомпонемент великого Рихтера, как, например, у Александра Ширвиндта (не в обиду ему это сказано), а под блатной жаргон бауманской шпаны.

Когда научился читать, узнал, что на 10 библейских заповедей использовано около 300 слов. Для Декларации независимости потребовалось уже 1500. А одно из сообщений об установлении новых цен на уголь в США содержит 26811 слов!

Понял, что люди становятся болтливее.

Я поклялся облегчить участь человечества и не сочинять громоздких произведений. Из любви к ближнему решил писать афоризмы.

“Краткость - сестра таланта” - это мне импонировало. Тем более, что у меня не было других родственников.

А когда усвоил мысль Станислава Ежи Леца: “Достаточно одной фразы - остальное болтовня!”, я окончательно укрепился в своем выборе и вывел первый афоризм: “Вначале было слово. Потом слова, слова, слова”...

Его напечатали, удержав, разумеется, подоходный налог.

С тех пор я систематически выплачивал его “Литературной газете”, “Комсомольской правде”, “Авроре”, “Вопросам литературы”, “Крокодилу”, “Науке и религии”, “Огоньку” и другим не менее серьезным изданиям.

Немалая доза подоходного оседала в светлой памяти “Кабачке 13 стульев”. Но это меня не смущало, поскольку я знал первую заповедь юмористов: “Острить и занимать деньги нужно внезапно”...

Как-то на вечере смеха меня спросили:

- Почему вы стали заниматься юмором? Я ответил:

- Наверное, потому, что живу между больницей имени Остроумова и дурдомом на Потешной... А если серьезно, то я давно заметил, что интерес слушателя, зрителя, читателя, в основном, держится на трех “С”: Страх, Страдание и Смех (Секс я не считаю, поскольку его у нас нет. Старая шутка!). И вообще мне кажется, что в букве “С” есть что-то магическое. Не случайно Владимир Набоков заметил:

“Разница между комической стороной вещей и их коСмической стороной зависит от одной свистящей согласной...”

Вероятно, не случайно: Союз Советских Социалистических ... ИоСиф ВиССарионович Сталин...

Увы, Страх и Страдание стали ритуальной частью нашего бытия, поэтому я выбрал смех.

Смех Сквозь Слезы. Заметьте - опять три “С”. Смеясь и плача окончил факультет журналистики МГУ. С 1972 года - член Союза журналистов СССР, а с 1980-го - лауреат премии “Золотой теленок” и журнала “Аврора”.

Участник телепередач “Вокруг смеха”, “Утренняя почта” и десяти юмористических сборников.

Однажды попал в переплет мировой антологии по жанру афоризма, которая вышла в Болгарии.

В списке авторов соседствую с Жаном Кокто и Козьмой Прутковым.

Был “отцом” и главным редактором юмористического журнала “ВО!”. Вечная ему память.

Написал книгу миниатюр “Запретные плоды раздумий”, которую смог издать только в годы неслыханной для нас гласности!

Первая половина моей сознательной жизни прошла во времена культа, вторая - в эпоху застоя. Такое впечатление, что я еще не жил. Пора начинать жить!

Но мне не суждено было внести свою лепту в общий фонд оптимизма - приспела Павловская реформа с человеческим лицом, и жизнь вновь повернулась к нам задом. Этой позе весьма способствовали и приватизация, и, конечно, деноминация всей нации.

Воистину “народ может жить, но ему нельзя!”... Большинство мыслей этой книжки родилось в годы тоталитарного режима. Мне знакомо цветаевское: “Я очень сама любила смеяться, когда нельзя”. А когда разрешили, смеяться уже не хотелось, надо было “вползать” в рынок...

Казалось бы, “разгул” демократии и гласность девальвировали нашу сатиру, и время подтекстов ушло. Однако, думаю, аллюзия остается тем бульоном, который питает раздумье, оставляя читателю возможность пробраться во внутренние покои смысла. Ведь, по словам Искандера, оттенки - лакомство умных...

Эта книжка - смею надеяться - “голос нынешнего века и виденья той поры”, иронические штрихи к портрету “Homo Sapiens”, своеобразный Веселый Ковчег, на борт которого я взял малые жанры.

Бытует мнение, что “афоризм - это полуправда, сформулированная так, чтобы сторонников второй половины хватила кондрашка”...

Но не пугайтесь. От смеха еще никто не умирал! Так что смелее в путь... Отдать концы!

Вл. Колечицкий

Беспризорные мысли

***

Вначале было слово. Потом слова, слова, слова.

***

Сеять разумное, доброе, вечное? А вдруг засуха! А вдруг дожди!

***

Если вождь с протянутой рукой, значит, страна - богатая.

***

Мы часто оглядываемся на пройденный путь. Особенно когда за нами гонятся.

***

После семнадцатого года его Величество Случай стали называть Товарищем.

***

Равенство возможно только в математике.

***

И у ЭВМ бывают потерянные поколения.

***

В зените славы - тени исчезают.

***

Если судить по отпечаткам пальцев, - кругом оригиналы.

***

Трудности переходного периода: прежняя правда уже обернулась ложью, а новая ложь еще не стала правдой.

***

Всю жизнь работал на совесть, ум и честь нашей эпохи.

***

Как легко обольстить нацию, назвав ее великой.

***

За локомотивом власти нередко следует состав преступлений.

***

Дефицит перчаток хорош тем, что всех можно брать голыми руками.

***

Народ перебивался с хлеба на квасной патриотизм.

***

То, что выше наших возможностей, как правило, ниже нашего достоинства.

***

Время, конечно, работает на нас. Но тоже спустя рукава.

***

Порой счастье так огромно, что приходится смириться.

***

Если жизнь диктует, нужно писать.

***

У нас самый читающий между строк народ в мире.

***

У писателя был добротный суконный язык, но “Шинель” не выкраивалась.

***

Рукописи принципиальнее их авторов: они не возвращаются.

***

Писатель совсем не знал жизни. Счастливчик.

***

Не глаголы жгут сердца людей, а инфаркты.

***

У каждого писателя есть внутренний цензор. Для внутреннего голоса.

***

Запоздалая ломка голоса нередко приводит к немоте.

***

У голодающего вся жизнь - обеденный перерыв.

***

Иным много дано: и медный лоб, и металл в голосе.

***

Лозунг эпохи Каина: “Все люди - братья!”

***

Все остается людям. Даже развалины.

***

Иногда, чтобы лишиться чести, достаточно приложить руку к козырьку.

***

Лучше гор могут быть только... Горки-9.

***

Жизнь дает прикурить, несмотря на предупреждения Минздрава.

***

Автомобиль - это божество, которому ставят свечи.

***

Энергокризис: вся нефть ушла на икру.

***

Кукольник связан с марионеткой одной бечевкой.

***

Время - деньги. Но по Гринвичу.

***

Главная черта российского человека - черта бедности.

***

Как часто пора рассвета застает нас в чем мать родила.

***

Жаль, что любимые становятся женами.

***

Архаизм - это неологизм на пенсии.

***

Жизнь познается в сравнении. Поэтому сравнение всегда хромает.

***

Чем меньше мы делаем глупостей, тем они становятся дефицитнее.

***

Недостатки так резко бросаются в глаза, что ослепляют.

***

Бывают времена, когда от доверия остается только телефон.

***

Чем страшнее химеры, тем прекраснее архитектурное сооружение.

***

А трезвые от счастья - в запое.

***

Из могикан выживают тоже самые последние.

***

Крылатым словам - птичьи права!

***

Да здравствует человеческий фактор всего прогрессивного человечества!

***

Надпись на ломбарде: “Здесь будет город заложен!”

***

Факты - упрямы. Оттого и голые.

***

Ничто так не портит краски мира, как ретушь.

***

Вся страна борется с организованной преступностью: у нас даже картошка в милицейском мундире.

***

Забрало открыто с 14 до 20 часов.

***

Скоро от тишины останется только Матросская.

Новости прошлого

***

На одном из древнегреческих худсоветов цензоры предложили скульпторам впредь создавать свои произведения с одной обязательной деталью - фиговым листком.

- Идея неплохая, - сказал Фидий, - фиговые листки помогут лучше запомнить лики статуй.

***

- Значит, вы продолжаете утверждать, что она все-таки вертится? - строго спросили, где следует, Галилея.

- Видите ли, - уклончиво ответил ученый, - взгляды, которые я выражаю, необязательно совпадают с моими собственными.

***

Находясь у подножия статуи Свободы в Нью-Йорке, один заезжий острослов заметил:

- Свободе поставили памятник. Посмертно?

***

Великий Роден, придя как-то раз к себе в мастерскую и увидев полногрудую натурщицу, воскликнул:

- Не пора ли поставить бюст бюсту?

***

Молодежная газета предложила ответить на вопрос:

“Способствует ли прогресс улучшению нравов?” - “Конечно, - ответил один читатель, - на Голгофе, например, построили фуникулер: ждут второго пришествия”.

***

Громовержец Зевс сидел на скале и смотрел в небо. Там, в бездонной синеве, парил орел, только что отведавший прометеевской печени.

- Гордая птица, - подумал Зевс, - в ней есть что-то от Прометея.

***

- Как у вас холодно, Ваше преосвященство, - сказал Людовик XIII, опускаясь в кресло у нетопленого камина.

- Чем больше еретиков, тем хуже с дровами, сир, - ответил Ришелье.

***

Как-то раз одна из почитательниц таланта Эзопа спросила его:

- Я слышала, Вы еще и полиглот. Какими же языками Вы владеете?

- Эзоповым со словарем, французским, хинди, испанским, банту и другими с переводчиком, - скромно ответил баснописец.

***

Одну неглупую курицу спросили:

- Говорят, чтобы высоко взлететь, нужны птичьи мозги. Почему же куриное племя не летает?

- А разве птичьи права дают возможность взлететь?! - ответила та.

***

В свите царя Гороха было множество льстецов и подхалимов. Как-то раз один из приближенных с таким усердием бил поклоны, что, стукнувшись лбом об пол, испустил дух. Оказавшись поблизости придворный шут заметил: “Бейте поклоны! И подхалимов станет меньше!”

***

Встретились два древних грека, один и говорит:

- Слушай, как тебе удается: ты очень много пьешь, но никогда не пьянеешь?

- Чтобы оставаться трезвым, - ответил тот, - надо пропускать рюмку за рюмкой...

***

Надоело Кентавру стоять в стойле, захотелось ему свет божий увидеть, страны заморские посмотреть. Собрал он свой нехитрый скарб и поскакал куда глаза глядят.

Долго ли, коротко ли, очутился он у развилки двух дорог. Глядь, стоит большой былинный камень. А на том камне начертано: направо пойдешь - голову сложишь, налево пойдешь - коня потеряешь...

Кентавр подумал, подумал и вернулся в свою конюшню.

***

Великан Голиаф рассказал Давиду забавную историю. Некто Макарий был глупым с детства. Однако по воле случая камень опустился на его голову, и он поумнел.

- Намек понял, - сказал Давид и зарядил пращу...

***

Несколько часов подряд окулист возился со стооким Аргусом, замеряя глазное дно. В коридоре росла очередь возмущенных Циклопов. Когда Аргус, сверкая многоглазьем расширенных зрачков, наконец вышел из кабинета, те набросились на него с гневными словами. На что Аргус спокойно ответил:

- Вам хорошо - у вас только одна точка зрения...

Сюжеты

Новинка сезона

Вниманию деловых людей, брокеров, рокеров, дилеров, киллеров и гостей столицы! Только в нашем ателье вы сможете приобрести новинку сезона - кепку Мономаха. Броневик прилагается.

Для блага человека

Минздрав предупреждает и советует: из-за стола нужно вставать с ощущением легкого головокружения от голода.

Указ №1

Заменить звездный час на комендантский.

Указ №2

Переименовать Красное море в Социалистическое.

Указ №3

Считать ужин врагу - гуманитарной помощью.

Навстречу юбилею

Прогрессивная общественность отдельно взятой республики выступила инициатором движения “За достойную встречу юбилея “100 лет - временным трудностям!”.

Объявление

Просьба ко всем желающим и заинтересованным лицам позвонить по телефону 01. Вознаграждение гарантируется.

Экономить в Большом и Малом!

С января этого года в Большом и Малом театрах сокращены штаты уборщиц, маленьких лебедей и коней на фронтоне.

Провокационный вопрос

- Интересно знать, - ехидно спросил на брифинге корреспондент миланской газеты Джузеппе Поднаторелли, - многочисленные взрывы советских цветных телевизоров производятся в мирных целях или для совершенствования военной техники?

По законам жанра

Кочерга, стоявшая у печки в финале новой пьесы “Несчастный случай”, упала и убила критика Акулова. По делу драматурга Козлодоева ведется следствие.

Юбилей

На днях коллектив табачной фабрики “Дым коромыслом” торжественно отметил триллионное предупреждение Минздрава.

Приказ

Писателю Тимофею Чупракову за повесть “Косые лучи” (десять условных печатных листов) выплатить гонорар в размере трех тысяч условных рублей.

Завтрак интуриста

Вчера шеф-повар ресторана “Шницель” в честь зарубежных гостей дал завтрак интуриста.

Се ля ви

- Как жизнь?

- Как у северного оленя зимой: жрать нечего и кругом волки.

Верность предкам

Дарвинист тов. Сухов сделал интересный вывод в своем докладе “О трех ветвях власти”.

- Как видим из заголовка, - заметил он, - власть-предержащие еще не спустились с дерева.

Сенсационное открытие

Искусствовед Иохим Сидоров, много лет работавший в запасниках Эрмитажа, недавно сделал сенсационное открытие. Он наткнулся на малоизвестные наброски великого Малевича: “Черный треугольник”, “Черный куб” и “Черномырдин, играющий на черном баяне”.

Кража века

Вчера на глазах организованной милиции кто-то спер “колесо истории”. Операция “Перехват” результатов не дала.

Наблюдение

В сатире правят Михаилы: Мих. Салтыков-Щедрин, Мих. Булгаков, Мих. Зощенко, Мих. Жванецкий, Мих. Городинский, Мих. Мишин, Мих. Задорнов и главный критик социализма Михаил Горбачев.

***

Kinder-сюрприз

***

Наташа жалуется маме: “У меня Света отняла солдатика, я хотела его взять, а она кулачок зажмурила”.

***

У подъезда на лавочке сидят бабушки. К ним подходит трехлетняя Наташа и спрашивает:

- Баба Катя, а ты была девочкой? Баба Катя (после некоторого смущения):

- Конечно, была... Наташа:

- Что-й-то я тебя не помню...

***

- Солдат похрабрел и пошел вперед.

***

Наташа смотрит детскую энциклопедию и вдруг спрашивает:

- Папа, почему дяди на тетю залезли?

Я в смятении бегу смотреть порнографическую картинку...

На длинноволосом Гулливере - лилипуты.

***

Корзинный бал

***

Политбюро находок.

***

Кремлевские прейскуранты.

***

Когда хоронят заслуженную проститутку, все подушки и простыни в орденах.

***

Утрата коммунальных кухонь компенсируется массовым одиночеством.

***

Вниманию подписчиков! Открыта подписка о невыезде!

***

- Только “Правду”, ничего, кроме “Правды”, сказал подписчик.

***

То зона рискованного земледелия! То зона рискованного животноводства! То зона рискованного машиностроения! Откуда взять столько каскадеров?!

***

Удел шута - быть под колпаком.

***

Политика аморальна. Вот почему многие ей интересуются.

***

Жизнь - сплошная очередь: за каждым кто-то стоит.

***

Лучше гор может быть только ... пик Коммунизма.

***

Инфляция: золото звезд переходит в бронзу памятников.

Фото-Ярмарка

тщеславиЯ

Фотоснимки:

Вл. Колечицкий и Чапаев на южном берегу Урала.

Вл. Колечицкий и вождь пролетариата у северной стены мавзолея В. И. Ленина.

Вл. Колечицкий, Арманд и Крупская в сауне на даче Фурцевой.

Вл. Колечицкий и маршал Конев на коне у постели больного Горького.

Вл. Колечицкий и Берия в подвалах Лубянки.

Вл. Колечицкий и Япончик у кассы взаимопомощи Минфина.

Вл. Колечицкий и праправнук Ньютона под яблоней на даче у Явлинского.

Вл. Колечицкий и Жириновский в сапогах на пляже Бомбея.

Эти и другие фотоснимки изъяты цензурой и будут опубликованы во втором дополненном издании.

ВЫ МНЕ ПИСАЛИ

***

- Что надо делать, если девушка сказала: “Не будь дураком!”?

- Есть правило: выслушай совет женщины и поступи наоборот...

***

- Когда вас впервые осенило?

- В первую же Болдинскую осень...

***

- Интересно, из чего сделаны мужчины, если дома их пилят, а на работе снимают стружку?

- Спросите у папы Карло.

***

- Ваше мнение: юмор - это профессия или призвание?

- Юмор - это состояние души. И постоянный конфликт с действительностью юмориста или сатирика, это его тоска по идеалу. Его “нет” в надежде на “да”. Ведь “Юмор - это Санчо Пансо, удерживающий Дон Кихота от безрассудных поступков”.

***

- Кто ходит сидя?

- Заключенные на прогулке...

(У задающих этот вопрос был ответ: шахматист.)

***

- А что должна говорить по утрам жена своему мужу?

- Хорошая жена утром говорит хорошему мужу:

“Доброй ночи, милый!”

***

- Почему очень часто тот или иной журналист, творя в одиночку, все время пишет, однако, “мы”, “мы”?

- Возможно, потому, что говорить о себе “мы” - привилегия писателей, монархов и больных солитером...

***

- Вы говорите много смешных вещей. Почему не смеетесь сами?

- Это закон жанра. Табакерка не имеет права чихать.

БЕСПРИЗОРНЫЕ МЫСЛИ

***

Куда сбываются мечты?

В слаборазвитые страны.

***

Когда все вверх дном, не каждому дано до него опуститься.

***

С таким камнем за пазухой - и не тонет!

***

Столько голов пробивают стену, что ее становится жалко.

***

Когда провожают по уму - дурдома переполнены.

***

Если дуракам везет, то счастливых гораздо больше, чем мы думаем.

***

Сколько бесплодных споров рождает истина!

Призыв “Не щадить живота своего!” для героев и обжор звучит по-разному.

***

Современный романс: “Я индекса ее не знаю”.

***

Лучше, когда льет просто из облака, чем из облака в штанах.

***

Не всем по карману отовариваться на Общем рынке.

***

Дети голой истины редко рождаются в рубашках.

***

Дипломат о женской фигуре: “Статус - во!”

***

Жизнь - это форма существования. А содержания опять нет.

***

Плоды раздумья нередко с червями сомнения.

***

Иногда гений и злодейство созвучны: Данте и Дантес.

***

Гримаса демократии: народ освободили условно.

***

Порой истина настолько голая, что возбуждает даже кастратов.

***

Это еще цветочки. Будет и Ягода.

***

Как жаль, что способность делиться осталась только у простейших.

***

Время собирать камни. И вешать их на шею.

***

Завоевание российских “демократов”: навоз и ныне там!

***

Так хочется крикнуть: “А все-таки она плоская!”. Но страшно - сожгут на костре.

**

- Солнце - это я! - заявил Людовик XIV. С тех пор светило в пятнах.

***

Россия - это одна шестая

часть света

и

пять шестых тьмы

“А напоследок

вам скажу...”

То, что выше

наших возможностей,

как правило,

ниже нашего достоинства.

Вл. Колечицкий

За творчеством Владимира Колечицкого я стал наблюдать давно, где-то с конца 60-х годов. Тогда “Литгазета”, а именно “Клуб 12 стульев” ввел новую рубрику “Фразы”.

Тогда явно стали выделяться, на фоне большого количества “фразистов”, такие имена, как Михаил Генин, Владимир Голобородько, и, конечно же, Владимир Колечицкий. Естественно, были и другие талантливые “афористы”, но эту тройку отличало большое уважение к традициям жанра (Станислав Ежи Лец, Эмиль Кроткий) и, главное, прекрасная работа мысли, а не поверхностная игра слов (каламбур), которая, на мой взгляд, все-таки “осетрина второй свежести” - так - ради красного словца...

Жанр афористики только кажется легким: - Подумаешь, создать короткую фразу? Перефразируя Родена, - я взял роман, отсек все лишнее, вот вам и афоризм!

На самом деле жанр весьма непростой и требует философского склада ума, умения увидеть и поднять с земли “золотой”, мимо которого слепо проходят обычные зрячие.

Вот этим-то умением и прекрасно владеет Владимир Колечицкий.

Я с удовольствием прочитал его книгу; я с удовольствием еще раз встретился с его фразами, которые знал давно. Я с удовольствием констатировал, что многие его афоризмы пошли в “народ”; думаю, это высшая оценка творчества писателя, работающего в жанре афористики.

Книга рассчитана, мне кажется, на читателя, любящего не только улыбнуться, рассмеяться, но и задуматься.

Да что же это я все о фразах да афоризмах?

В книге, удачно названной “Запретные плоды раздумий” представлены и другие жанры, в частности жанр исторического анекдота, но не переписанный, а парадоксально интерпретированный автором. Этот раздел мне кажется очень удачным, емким и своеобразным.

Дорогой Володя Колечицкий! Я искренне желаю этой книге “семи футов под килем” и “чистого неба над головой” - т.е. хорошего, доброго, понимающего читателя.

А тебе - творческого горения и новых книг.

Искренне твой

Арк. Арканов

"Наша улица", № 3-2001