Алексей Михеев-Верхов родился 8 апреля 1948 года в Новосибирске. Окончил Новосибирский педагогический институт. Автор книг прозы: "От первого лица" ("Советский писатель", 1990), "В поисках сущности" ("Молодая гвардия", 1988) и др. Печатался в журналах: "Континент", "Новый мир", "Смена" и др. С "Нашей улицей" сотрудничает с № 9-2003, в котором опубликовал повесть “Дорожный роман”.
Алексей Михеев-Верхов
УЧГУРЫ
очерк
Первый раз о них как о явлении заговорили в 1999 году, когда они стадом в сто тысяч голов крупного и мелкого рогатого скота вышли к Омску и встали в виду города со стороны деревни Ростовка в открытой степи. “Омская правда” за 6 октября того года писала: “Это похоже на татарское нашествие, на лагерь кочевников, приготовившихся брать город...”
Это и на самом деле было нашествие, и они и на самом деле взяли город, потому что сто тысяч голов скота в одночасье не в состоянии переработать ни один мясокомбинат, ни одно продовольственное предприятие, не в состоянии освоить ни один областной центр.
Цена баранины и даже говядины на рынках упала чуть ли не вдвое. Это была катастрофа для местных мясопроизводителей. Они не могли себе позволить такую цену, а эти - могли: себестоимость килограмма мяса у них была низка. Открытое содержание скота. Продуманное мясопроизводство. Кочевники. Затраты в их деле были сведены до минимума.
Местные конкуренты было пытались их вытеснить или запугать, коммерсанты-посредники даже наняли бандитов. Но те наткнулись на хорошо укрепленную оборону из собак и вооруженных автоматами охранников и после обмена мнениями, оформленных, как обычно, в выражения “в натуре”, “за базар ответишь”, “козлы”, “чмо”, “бараны”, они без особого шума рассосались. На слишком серьезное столкновение никто не отчаялся...
Целый месяц стояли они лагерем под городом, день за днем уменьшалось стадо, частично сдаваемое на мясокомбинат, частично в торговую сеть, частично продаваемое на рынках, частично увозимое в вагонах в другие края. Снег в 1999 году выпал рано, горели костры, дымились юрты и трубы еще каких-то особого рода современных перевозных вагончиков, между которыми по снегу с криками и визгом бегали и резвились маленькие ребятишки - и какая-то невероятная средневековая невзаправдишная виделась во всем этом жизнь. Если не считать равномерного тарахтенья движков Куботовских электростанций.
Исчезли они так же неожиданно. Однажды утром снялись и откочевали в степь в восточном направлении...
Истоки (введение)
Климат в Сибири, как в целом и по всей России и, несмотря на морозные зимы в Европейской части, стал мягче. Например, под Новосибирском стали водиться раки. Ежи в изобилии бегают теперь в Сибири по всем лесам, в то время как еще сорок лет назад их было там единицы. Полста лет назад запущенная в озерные водоемы Западной Сибири канадская ондатра - взятая из региона все-таки не с таким суровым климатом, каким обладает Сибирь - развелась благополучно в неимоверном количестве. Да что говорить, заброшенный в речонки таежной зоны европейский бобер благополучно расширяет свой ареал обитания, и встретить плотины его можно теперь повсюду, в некоторых местах подчас на каждой канаве и ручье, что говорит о том, что и в Сибири становится не так резко-континентально, как раньше. Даже урожаи пшеницы который год в Сибири собирают не виданные во всей истории, почти как на Кубани. А на Кубани как вообще, наверное, в субтропиках или неизвестно еще где. Мы просто не замечаем, что климат на Земле меняется, просто не обращаем в текучке дел на это внимание, не задумываемся, сталкиваясь каждый год с уникальными явлениями в атмосфере, имевшими место по охотно выдаваемым метеорологами данным раз лишь в пятьдесят, сто или двести лет, то есть с того времени как эти данные стали вообще накапливаться, привыкли к каждогодним скачкам изолиний температуры, к слишком ранней или слишком поздней весне относимся привычно. Скорее отклонения стали уже нормой. Происходит, как там ни говори и не закрывай глаз на это, изменение климата, потепление. Кто знает, может быть скоро, как мечталось, всюду на самом деле будут сады цвести, и северные земли будут давать урожаи как на юге...
Тем не менее, на российских сельхозземлях, призванных давать урожаи, картина запустения катастрофическая, как в тундре почти. Ничто более безотрадного, пока едешь по дорогам нашей страны, для взгляда путешествующего нет. Там, где в былые годы колосилась рожь, разливались моря пшеницы, радовала глаз цветущая гречиха и домики сел и деревень, сейчас один бурьян и поросль березы. Жуткая картина. Поля брошены, деревни умерли. Все то, за что бились наши предки, отвоевывая корчеванием в лесной зоне поля для посевов и обживая лесостепь, предано забвению и гибнет в прямом смысле слова. Точно как подчас страшно в наши дни смотреть на большинство заводов, которые, когда приглядишься, за десять лет новой жизни превратились не только в замершие производства, а давно уже в груду развалин, не подлежащую никакому восстановлению. Их специально не разрушали, не ломали, но и не поддерживали в рабочем состоянии, и время, отсутствие отопления, дождь, ветер, снег, коррозия их съели, сгубили, даже здания стали - как после бомбежки, да что там говорить: как после атомного взрыва...
И что характерно, вот в Германии, что совершенно естественно, посмотришь: абсолютно вся земля возделана, аккуратные поля, засеянные сельскохозяйственными культурами. У дома свой маленький газончик, а в остальном - все вдумчиво использовано, вся земля, вплоть до железнодорожной насыпи, как в Грузии или Армении в социалистические времена, задействована. В Польше эти их личные наделы граждан, их приватизированные пятнадцатиметровые полоски, тянущиеся, Бог знает, на сколько километров, как ни вызывают смех или критику своей лоскутностью, тоже практически все засеяны. Кукуруза на полоске шириной пятнадцать метров, дальше ленточка капусты, двадцать метров ширины - люцерна, узенькая ленточка сада и т. д. И очень мало пустующих земель. Еще в Белоруссии, поскольку там продолжает быть социализм, на полях всюду идет работа: пашут, сеют, комбайны что-то молотят. Знакомая всем приятная картина. Начиная же со Смоленской области, все чаще попадаются брошенные поля. Полуброшеные деревни с разваливающимися домами. Пустующие, и не просто под паром, а вообще непаханые, и непаханые уже много лет подряд, земли. А о полях североевропейской части нашей страны нечего и говорить. Тревогу навевают и томление духа... Брошены все полностью. Да и то: что делать-то с ними, с нечерноземьем, с малоурожайными землями, когда сельяне и на пятидесяти процентах - столько, кажется, по Госкомстату осталось у нас обрабатываемых земель - собранный урожай сколько лет подряд государству продать не могут!.. Плачут, взывают, вопиют, но ничего сделать не в состоянии, зерно гниет. Ну, не покупает наше родное государство продукцию своих граждан. Двадцатую или десятую часть купит и то столько хвастается этим, как достижением, ну, не нужна эта продукция ему! Как собственно и заодно сами граждане. Смертность превышает рождаемость, обычное явление, население сокращается на один миллион человек в год, безработица, прожиточный уровень вычисленный - на это в Европе можно купить разве что десяток булок хлеба, такой уровень жизни надо еще поискать, - гражданства своим людям из ближнего зарубежья, из бывших союзных республик, даже дать не можем и превращаем своих вернувшихся беженцев-сородичей в бомжей на их же родине. Рассказывать о своих достижениях, планах и кампаниях, в частности, о вырабатывании программы своей продовольственной безопасности, государство может без конца, но ничего реального, путного, существенного, как не делалось десять лет назад, так и сейчас не делается...
Это что касается земель европейской части страны, а уж Сибирь по пашне вообще приходит в допетровское состояние...
И вот какой-то умной голове, - какая это голова, или головы, вообще-то известно, чего лукавить, начинали все это несколько предпринимателей из города Красноярска... - пришла мысль создать на брошенных полях и пустошах кочевое скотоводство... Трудно сказать, достаточно ли это было продумано, потому что никаких сверхприбылей это занятие, конечно, принести не могло, и первопроходцами двигал поначалу исключительно избыток энтузиазма. Вряд ли был до конца просчитан точный экономический эффект. Всех, кто затевал это дело, поначалу подкупала идея бесплатного пользования землей, соблазнял именно это “халявный” момент, потому что к тому времени, как они начинали, не украдено в стране было только то, что никому уже не было нужно, как, например, эти брошенные земли... Другими словами, идея заключалась в следующем: если пастухи будут кочевать по неудобьям, по землям, брошенным колхозами, в середине девяностых годов это уже были миллионы гектаров, по лугам, оставленным порезавшими свою скотину крестьянами, а какие луга на границе лесостепи и тайги в Западной Сибири это только надо видеть - то всегда с хозяевами этой земли, если они вообще остались, можно договориться. Причем договориться за плату чисто символическую. Тем более, когда вас много, кочевье, а деревня бессильна, разрозненна, в полумертвом состоянии и даже “Газиков” у деревенских председателей, чтобы гоняться за вами по давно брошенным ими их полям, нет. Да и, с другой стороны, всегда можно сельчан подкупить, предложив им взамен работу, у них сейчас всегда есть для таких случаев в запасе договорная работа для деревенских по откорму скота, по отелу их стельных коров и овец, на которой, помогая кормами, они используют в деревнях даже стариков, а то и включить, если человек непьющий и работящий, в своё кочевье. Вести за землю войну они изначально не собирались, это было бы слишком дорогостоящее предприятие, они предполагали, что она им просто будет отдана даром...
А сколько, брошенной-то, ее!.. А если договориться с сельчанами и часть их взять работать к себе, то занятие земли еще можно обставить и юридически, чтобы избежать стычек с властью (которая всегда как собака на сене), с ее армией и президентским правлением в стране. Это уже дело крючкотвора- юриста. Хорошего юриста, способного помочь формированию политики предприятия, который нужен всегда, потому что если в степи, тайге, в оторванности от центров они в относительной безопасности, то с продукцией они ведь все равно вынуждены выходить в город....
Так и закрепилось, переходя на земли очередного АОЗТ или колхоза, они, судя по обстановке, либо ничего не сообщают в деревню, если она уж совершенно мертвая, либо ждут из деревни депутацию из пьяных парламентеров, либо сами идут в сельсовет и за определенные услуги просят позволения своим стадом по их землям пройти. Отказов они не встречали ни разу, нищее деревенское население радо любому пустяку, даже тому, что с их подачи появляется дешевая крупа в магазине.
Откармливают на чужих землях стадо, договариваются с хозяевами еще ближайших земель, с другим рухнувшим колхозом, и идут дальше, обрастая по дороге трудоспособным населением и заручаясь на этих землях поддержкой оставляемых в деревнях сородичей этих людей.
Условно “их землями” можно уже считать всю лесостепную зону от Урала до Красноярска, всю территорию эту они уже прошли, изучили, на ней установили контакт со старожилами, собрали информацию, составили мнение, каких старожилов переманили к себе, - это только с виду кочевье, а жизнь у них гораздо лучше, чем сейчас на селе, - оставили по себе добрую память, с помощью средств малой авиации, точнее, мотодельтапланами, которые у них в ходу, обследовали все. И уже до тонкостей знают, на каких полях еще теплятся хозяйства, какие поля свободны, какие заняты, где и как их встретят, где расположены скотомогильники, где гиблые места, где на пути попадаются коровники и старые водопои, какие земли для них малопригодны и на какие можно делать ставку. И уж эти земли они после себя оставляют в окультуренном состоянии, с уничтоженной своими руками вездесущей теперь на полях порослью молодых деревьев и кустов, удобренные скотом, рационально используемыми, что значит, поля эти теперь не пропадут, и на них спокойно можно будет вернуться в будущем... А ближе к своей “столице”, к их “ставке”, к центру обитания, даже засеивают поля кормовыми многолетними травами.
Всего у них к началу прошлого года, когда проводились последние подсчеты, по всей Западной Сибири было уже около двухсот тысяч человек - сейчас еще больше - и около пяти тысяч стад до трехсот голов крупного рогатого скота и овец каждое. Если посчитать, что только для жизни одной овцы по английским меркам требуется около квадратного километра пастбищ в год, то можно прикинуть, какую это они уже к прошлому году осваивали площадь...
Столица
Начало своей истории они положили в северной части Барабинской низменности, в лесной зоне, в истоках речонок Каргат и Бакса, на полях бывшего Пеньковского совхоза. А еще определеннее, в Чулымском районе Новосибирской области. Места эти всегда были глухие... Преддверье Васюганья, болота, тайга... Правда, тайга уже переродившаяся. Весь кедрово-еловый и сосновый лес давно вырублен - в деревне Пенек как раз и находился лесхоз - и на месте вырубленного леса вырос осинник и березняк, тоже еще та непроходимая чаща. Еще лет тридцать назад был изведен в этих местах последний деловой лес и все хозяйства этого “медвежьего угла” с каждым годом приходили более и более в запустение, пока в начале девяностых вообще не были ликвидированы, как класс. А ликвидированы были пространства под стать пол-Бельгии или Израилю. Тут была узкоколейная дорога длиной в двести километров, соединяющая последнюю деревню Пихтовка со станцией Кокошино на транссибирской железнодорожной магистрали, были деревни, разъезды, полустанки, локомотивчики, раз в сутки ходящий поезд из двух пассажирских и двух грузовых вагончиков. Накатанная машинами вьющаяся вдоль железнодорожного полотна грунтовая дорога. Мелиорированные болота, ирригационные каналы, вырытые еще в сталинские времена и такой мощности в исполнении и по глубине, что любители-охотники и ягодники, попадавшие сюда, принимали их за Петровские каналы, якобы соединявшие Иртыш с Обью. Было двадцать тысяч гектаров пахотной земли, и полмиллиона гектаров леса, луга, грибы, клюква, брусника и населения в восьми деревнях несколько тысяч. Сейчас там, в этом углу, кроме них, нет ни души. Ни в одном доме, ни в одной деревне. Ни пашни нет, ни леспромхоза.
И вся эта страна стала принадлежать им. Только с железной дорогой они не успели. За полгода до их появления она была продана. Это была чудная узкоколейка, прямая как натянутая ниточка просека среди берез, кронами нависавших над насыпью, с гудящим локомотивчиком, по-семейному вывозящим людей в цивилизацию, на Транссиб. Но министерство путей сообщения продало ее за нерентабельностью. За какую-то символическую цену. Всю. Китайцам... А как бы она могла пригодиться им. Китайцы же ее полностью, вместе с рельсами, костылями и оборудованием полустанков, с локомотивчиками и вагонами, сняли и увезли к себе. Видимо, она ими нужнее там, в Китае. Нам только в нашей стране никому ничего не нужно... Кроме долларов в чьем-нибудь кармане...
Так что угол этот, страна, территория, урочище, без железной дороги, а это значило без дороги вообще, потому что та лесная дорожка, вьющаяся вдоль насыпи, превращающаяся в любой дождик в грязное скользкое месиво, это не дорога, а скорее зимник, - территория эта снова сделалась, как сто лет назад, необжитым краем. И вся эта роскошь, первозданность, как подарок, полностью перешла в их пользование.
Именно там, на сочных лугах Каргатской поймы, и в советские-то времена, за их отдаленностью и труднодоступностью редко посещаемых людьми, а в новые вообще ставшими, считай, белым пятном на карте, они обкатали и свои задумки, и свой опыт по работе со скотиной, и свою технологию, и свой образ жизни. Это сейчас у них существует целая наука, которая, расширив и углубив школьный курс “борьбы за выживание”, наряду с “биологией”, “лесным хозяйством” и “навыками кочевого мясопроизводства”, преподается детям в их школах, это сейчас, пополнив их ряды, у них существуют и свои дипломированные зоотехники, и ветеринары, и свои ученые, кандидаты и доктора наук, охотно воспользовавшиеся в свое время предоставленным им простором для экспериментальной и теоретической работы и сделавшие на их общем деле и карьеры, и степени, и известность, да и хорошие деньги, что там говорить, отбоя от “высоколобых” не было. И всякого рода другие специалисты, и опытнейшие, набранные по всей Западной Сибири пастухи и скотники. Это сейчас у них есть свои умельцы, изобретатели, высококлассные профессионалы, а тогда им приходилось опробовать и изобретать все самим...
На одних только паутов, комаров и гнус было положено огромное количество интеллектуальной энергии. Это была проблема номер один, не решив которую они не смогли бы решить и вообще вопрос существования их предприятия, поскольку кровососущие насекомые в летнее время в таежной зоне Западной Сибири - это не комарики средней полосы, не Пушкинские “комары да мухи”, а смертельный бич и животных, и людей. Даже дикие звери откочевывают летом на открытые пространства, где ветерок, где кровососущих меньше. Домашние животные теряют в весе, болеют, не могут есть, не могут спать, даже гибнут, а люди не в состоянии существовать без брезентовой одежды и накомарников. И если с клещами и угрозой энцефалита для людей они разобрались просто - профилактикой, прививками и сывороткой, то по отношению к гнусу было испробованы и использованы все доступные и недоступные средства, все известные методы, и традиционные и нетрадиционные. И дымокурение, и озоновые люстры Чижевского, и аутотренинг, и марлевые пологи над спальными местами, и юрты и яранги, и вентиляторы для скота, и репелленты, и психотропные средства и всякие другие химические препараты и еще кое-какие ноу-хау, благо, опыт цивилизации, в том числе и техногенной, и в этой области был огромен. Результатом чего, кстати, явилось наряду со всеми другими, старыми и испытанными, которые никогда не списывались со счетов, ими изобретенное средство, зарегистрированное в патентной палате, представляющее собой звуковой генератор высокой частоты, безвредный для людей и скота и используемый как индивидуальное и коллективное средство. Который и решил проблему содержания животных в особо трудных условиях.
Потом пошли проблемы полегче: понадобилось подобрать породы скота, какие бы выдерживали холодные сибирские зимы и переносили бы повышенную влажность заболоченных почв, потребовалось решить проблему охраны от волков и проблему жилищ. В отношении пород они воспользовались советским опытом, наработками института ВАСХНИИЛ. Для защиты животных научились использовать днем собак и ружья, а ночью в первые годы применяли элементарную сетку рабица, ставя ее каждый раз на новом месте очень быстро, делая из нее загоны, и тогда к животным не мог проникнуть никто. Что до жилищ, то эта проблема решалась дольше. Им, в основном, привычным к оседлому образу жизни и к европеизированным жилищам, привыкнуть к войлочной юрте, оказавшейся лучшим средством для жизни в их условиях, было все же трудно. Несмотря на то, что юрты могут быть и со всеми удобствами, могут быть огромной величины, из них можно чуть ли не дворцы делать, они могут быть “оцивилизованы”, разгорожены, благоустроены, украшены, - и перевозимы даже в собранном состоянии всего парой-тройкой лошадей. Они и до сих пор продолжают использовать их, а еще и перевозные вагончики и ими спроектированные модульные конструкции, из которых они при разбивании нового стойбища сразу, в самую первую очередь, создают клуб. Который используется днем детьми для их спортивных или учебных занятий, и как библиотека, и как читальный зал, кинозал, а вечером там даже работает барчик.
К зиме они устраиваются более стационарно. Надо пережить долгую снежную зиму, сохранить в кошарах и яслях нарождающееся потомство, ягнят и телят, еще и добиться хорошего приплода. Для чего требуется еще летом заготовить огромное количество сена, накосить, свезти и заскирдовать. И поэтому-то они сразу вынуждены были использовать уже какие-то более приспособленные для этого площади. Тут-то в первую очередь как раз и был выбран Пенек. Со временем они всю территорию с его лугами и оставшимися от совхоза полями, стали использовать для зимнего содержания своих отелочных стад, для центра селекции, сгоняя их к осени с дальних мест, а весной приплод распространяя по остальной территории, и даже стали засевать снова в свое время мелиорированные и отвоеванные от болот поля кукурузой и кормовой смесью, переведя земли этой территории уже и в свою собственность, как правило, беря их за бесценок. И все потому что в Пеньке оставалась кое-какая инфраструктура, столбы линии электропередачи, телефонная линия, артезианские скважины, кое-какие не сожженные большие требующие только ремонта строения под мастерские и гаражи.
Они отремонтировали там еще много домов и понастроили новых зданий. И теперь, через несколько лет жизни, у них в Пеньке есть и гостиница, и столовая, и общежития, и киноцентр, и ресторан, какие-то изостудии, музыкальная и художественная школа, бассейн, клуб малой авиации, ипподром. И их главная администрация с множеством сотрудников, кабинетов и бухгалтерских компьютеров, и их полевой исследовательский центр, племенной центр, опытное механическое производство, главный ремонтно-механический завод, и войлочная фабрика, и консервный завод, и больница на четверть тысячи мест. И даже турагентство, где они обслуживают совместно с Новосибирским охотничьим агентством “Зеленый шум” и по договору с Новосибохотой как местных охотников, так и иностранных туристов, устраивая им охоту на глухарей, лосей и волков. Благо, что зверья развелось много, воздействие антропогенного фактора снизилось, лишнее голодное население покинуло урочище. Да и от браконьеров они теперь свою вотчину охраняют. В их края ведет только одна дорога, та, что шла вдоль ж/д, а кругом тайга, так что легко наладить контроль, и все приезжие на всех тысячах квадратных километров на виду... Специальная служба для охоты создана, с егерями, с доставкой к местам охоты на санях или верхом на лошади, с подкормочными площадками в лесу. А что не сделать, когда приработок под ногами валяется, когда оплата путевки иностранным клиентом доходит до пяти тысяч долларов, например, за медведя в берлоге, за которым едут на снегоходах в Васюганскую тайгу.
И опять ветку тянут, собираясь узкоколейное движение хотя бы до Пенька, до 72 километра восстановить. Куда денешься, столица все ж...
Технология
Хотя так, стационарно, они редко обустраиваются. В основном у них кочевые поселки, стойбища, по всей их стране до Урала, ведь основное средство существования у них - это шерсть и мясо, а это на одном месте не образуется...
Кормовая база, нужная им трава, произрастает на многих тысячах кв. километров. И поэтому основной упор делается на работе и жизни в пути. Для чего у них созданы все условия.
В каждом большом зимовье у них есть школа. Клуб, ясли, детский сад. Все, что требуется для рабочей, репродуктивной и культурной жизни человека. Зимовье хорошо оборудовано и в бытовом смысле, начиная от юрт и перевозных вагончиков на каждую семью и кончая общественной баней, магазинами, пунктами питания. Зимовье обязательно укомплектовано трактором в гараже-ангарчике, ремонтно-механической станцией, собранной из модулей, кузней, еще кое-какими транспортными средствами, маслозаводиком на колесах, всеми средствами связи, связывающими их друг с другом и с близлежащим крупным населенным пунктом.
А летом, разбившись по семьям или по несколько семей и взвалив на себя обязанность по уходу за взятым под ответственность стадом, они уходят в степь, и жизнь у них происходит в пути.
Но нельзя сказать, что они очень разобщены. Радиосвязь у них отменно поставлена. Каждый зимник, летник, выпас, точка, поле, стойбище радиофицировано. Либо есть, как минимум несколько мобильных телефонов, если находятся не так далеко от города или районного центра с антенной сотовой связи, или рация, по которой они селекторно каждый день связываются с Пеньком. А то и на крайний случай спутниковая связь. Все это сейчас доступно и достаточно недорого и добавляет большой момент оперативности в освоение не только лесостепной зоны, но и тайги. И когда происходят какие-то недоразумения со встреченными “недобрыми” людьми, инциденты разрешаются моментально по вызову помощи от соседней бригады любыми подвернувшимися средствами. Инциденты эти происходят сейчас довольно редко, но и от отрицательных последствий их они обстоятельно защищены. У них и своя вооруженная охрана существует.
До оскудения овцами они траву не выщипывают и землю не вытаптывают. Два года подряд одни места они не посещают. Дают траве и земле отдохнуть. Тем не менее, использование земель, какие они разведывали, предполагается регулярное. Для пастьбы в их зоне одной овцы или телка надо в день примерно полсотки, а поля в лесостепной зоне небольшие и поэтому менять место приходится часто. Да и в Алтайском крае, в Барабинской и Кулундинской степях, где они тоже с успехом пасут скот, потому что и там множество огромных пустых пространств, тоже надо чаще менять место, чтобы не рисковать случайно выйти на используемые поля, а то еще и на засеянные. Если выйти на засеянное поле стадом в триста голов - это не шутка. Подобрать те поля, какие свободны, без риска случайно забрести в чужие владения, произвести разведку им продолжают помогать мотодельтапланы, которые, заключив договор с одной Омской фирмой, работающей на базе НПО “Восток”, они покупают все чаще. С высоты все детали поверхности хорошо видны, и, соотносясь с подробными кадастровыми картами и наблюдая происходящее внизу, легко можно на местности определиться. Средства малой авиации они покупают сейчас даже и в личное пользование... Мотодельтаплан, который и транспортируется на легковом прицепе или даже телеге, и взлетает и садится где угодно, даже с воды и на воду, и проходит капитальный ремонт по договору на том же НПО и коими теперь укомплектован практически каждый из центральных кочующих поселков, это обычное здесь средство передвижения. Они доставляют и ветврача, и врача скорой помощи, и почту, это средство и для бытовых срочных дел. В их зоне и при их жизни дельтапланы оказались вообще самым удобным транспортным средством крайнего случая. Самым дешевым, это ведь не дорогостоящий - двести долларов в час - заказываемый у МЧС вертолет. Гораздо дешевле своя малая авиация. И она им по силам. Что там мотодельтаплан стоит-то, от восьми тысяч долларов. Как новая автомашина. Не говоря уже о тех, которые они сами мастерят в молодежном клубе в Пеньке. Так это ведь не “внедорожник”, который увязнет в первом же снегу и в любом болоте, а средство передвижения над любой не проезжаемой местностью. Причем, средство быстрого передвижения. И грузоподъемность у них, у тех, скажем, что делаются на НПО “Восток”, до пятисот килограммов, и ресурс австрийского двигателя, который там на дельтапланы ставится, тысяча часов без капремонта. Это сколько же тысяч километров без ремонта можно преодолеть тайги!..
Что же касается текущих дел, основного их производства, то для него, как такового, транспорта не требуется. Их товар к потребителю доставлять нет необходимости, он идет сам, полями да лугами, и еще набирает по дороге в весе. И даже для зимы сено они тоже стараются не подвозить к своим “зимникам” с лугов, используя “Камазы”, не притаскивать тросом по снегу стога уже зимой тракторами, как это они делают в Пеньке, поскольку там “столица”, отелы, телки, дойные коровы, молоко, крупные молокозаводы, где живут люди не кочевьем, а оседло, и они так трафаретно для оседлых людей поступать вынуждены. В основном же, они наоборот перегоняют скот - зимой от базы к базе, к заранее заготовленным летом и выставленным в определенном порядке на случай снежных заносов, и в огромном количестве, скирдам. Скоту ведь все равно, он у них на открытом содержании, а людям, чтобы сняться, да переехать достаточно нескольких лошадей, которые у них тут в своем всегдашнем статусе надежных друзей человека, наряду с собаками, целиком в своих правах восстановлены.
Стоит ли говорить, что заготовка ягод, грибов, кедрового ореха и пушного зверя, с их возможностями тоже поставлена у них на высокий уровень. В освоении дела по очистке от скорлупы кедровых ядрышек они были одними из первых в Сибири, внедрив очередное высокотехнологическое ноу-хау, и теперь упаковки, коробочки и просто весом очищенный от скорлупы орех они отправляют не в один регион страны...
Но вернемся к главному. Мясо они сдают, обычно, поздней осенью. Когда идет массовый забой. Тогда они освобождаются, разгружая себя, по крайней мере, от трети своего стада. Зима посвящается восстановлению, именно зимой происходит основной отел. Еще летом они специально подбирают себе место для зимников, чтобы сделать тепло для новорожденных телят. Если есть возможность и встречаются на прокладываемом еще летом зимнем маршруте брошенные коровники, деревни или кошары, это все тоже в изобилии и полуразрушено, то после определенного санитарного осмотра они используют и их, заранее их ремонтируя и свозя к ним корма, Подводя воду, договариваясь с деревенскими, и уж тогда в будущем они посещают эту базу неоднократно. Все остатки колхозной системы они стараются использовать максимально. Это что касается крупного скота. С овцами и того проще, эти могут котиться в любое время и ягнята уже через день ходят с матерью по снегу...
От бескормицы скот у них, как правило, не страдает. Бескормицы у них в принципе не может быть. Как бы ни было засушливое лето, как бы ни выгорала в степной зоне трава, они своей мобильностью всегда подстрахованы, они всегда имеют возможность откочевать из степи к северу и найти пастбища на лугах лесной таежной зоны, в бассейнах маленьких притоков рек Иртыш и Тобол и на подступах к Васюганью... В любые годы пойменные луга или усыхающие и ужимающиеся в сушь болота, покрыты травой в пояс, по крайней мере, осот они дают в изобилии, а это тоже на худой конец не бескормица...
И косить сено в запас и устраивать зимние стойбища тоже удобнее в северной зоне, потому что и сена больше, и эта зона уже на сто процентов вся людьми и сельским хозяйством брошена и конкуренция на луга отсутствует, что обозначает никто твой стог, приготовленный еще в середине лета, к себе домой не свезет.
Поэтому они и планируют, чтобы перемещающиеся зимовки начинались с севера, чтобы оставшиеся стада начали зиму на самых северных приготовленных для скота угодьях, а к весне вслед за расположенным на новых базах кормом постепенно переместились к югу и вышли в степь, где и снег сходит быстрее, и трава начинает расти раньше. А летом меньше гнуса. К осени же они опять возвращаются на север. Где уже производен интенсивный сенокос и заготовлено кормов огромное количество.
Конечно, в северных районах лесной зоны обстановка для пастьбы сложная, и луга и поля меньше, и лес с волками ближе - а их в последнее время поразвелось... - и болот больше, и скотина заблудиться может, в болото залезть, но на то и сноровка, на то и разведка, на то и опытные сноровистые люди и принятые не без умысла к ним на работу местные жители, которые знают свои поля и леса вдоль и поперек, на то и свой выработанный опыт и детальная сверка каждого маршрута с местностью.
Вообще, планирование и строгая дисциплинированность в выполнении планов здесь характерное явление... Как и строгое продуманное руководство. Для их кочевого способа в условиях чужих территорий иначе и не может быть. Еще летом надо все предусмотреть. Накосить сено, подготовить “зимовки”, проложить маршрут. В центре высшее начальство знает местонахождение каждого отдельного стада в любое время, картина у них составляется каждый день полная, но и перспективная картина тоже строится ими на полгода вперед. А на каждый день, на местах, каждый бригадир сам себе начальник, он ведет и отвечает за свое стадо, согласуясь с обстоятельствами и вдумчиво решая текущие проблемы, сообщаясь со своими соседями и с центром... Все вместе и порознь они составляют огромную производительную силу.
Рабочая сила
Где же найти таких людей, которые будет кочевать и вести непривычный полевой образ жизни и еще и думать о качестве работы, да еще не пить... Ну, во-первых, полевой-то полевой, но с достаточным количеством удобств. Те люди, какие, в основном сюда попадают, таких удобств и условий жизни даже подчас и не видывали... А во-вторых: находятся!.. В середине девяностых в безработицу к ним люди шли валом, да и сейчас свисни, народ пойдет, потому что они уже о себе заявили, их знают, да и потому что люди в стране измучились и изголодались в поисках настоящих работ.
Предпочтенье они отдают, как и отдавали с самого начала, военным. Демобилизованным офицерам, уволившимся сверхсрочникам. Военным из раскомплектованных воинских частей на территории страны и союзных республик, беженцам, членам их семей. Эти - самые лучшие работники, дисциплинированные, надежные, они считаются опорой. Практически все руководящее и культурно-просветительское ядро из бывших офицеров и сохранившихся жен офицеров, которые всегда занимали в местах работы мужей рабочие места в сфере обслуживания, образования и культуры. Жены работают и в конторах, и в школах, и в клубах, и детских садах, и в фельдшерских пунктах воспитательницами, учительницами, секретарями, бухгалтерами, санитарками, врачами, нянечками и т. д. И что мужья, что жены, все они очень деятельны и ответственны. Когда такие, намыкавшись по стране в поисках жилья, да просто угла, уже не говоря про стабильную зарплату, оказывается в их системе, у них в глазах начинает светиться один энтузиазм.
Переселенцам с севера. Они специально в свое время делали рейд по брошенным государством северным и приморским городам и весям, и, помогая людям в их отчаянном положении, давали денег на билет, чтобы можно было выехать на большую землю, и набрали себе много отменных специалистов. Это тоже контингент, привычный к неудобствам быта и трудностям. Из этих также составляется крепкий костяк.
Из городов они тоже берут народ. Но с этими сложнее, эти уже избалованны и развращены городской жизнью, и даже соблазненные постоянной работой, они трудно привыкают к кочевью и приживаются у них, но если уж остаются, то те, что самые “отвязанные”, революционные, отчаянные, романтики.
Безработных и бомжей даже привлекают, и ими не гнушаются, поставив лишь единственным условием - это борьба с алкоголем. И кто не справился - тот сам виноват.
И весьма успешно и с превеликим удовольствием эксплуатируют детский труд. В летнее время в местах массовых сенокосов они при использовании своих мобильных средств, рассчитанных на зимнее стойбищное время, создают хорошо оснащенные пионерские лагеря, проводят рекламную компанию в близлежащих городах и набирают праздношатающихся, которых родители готовы отправить куда угодно, по улицам детей, привозя их к себе на своем транспорте и используя на полевых работах. За счет которой те и себя содержат и обслуживающий их персонал, и из-за которой ни от самих детей, ни от их родителей претензий к ним никогда не поступало, никогда нареканий не слышали. Детей приучают работать в расчете на будущее. Кто знает, может, позже они к ним придут. Приучают работать с удовольствием. Им устраивают и трудовые игры, трудовые десанты, соревнования, как в былые времена, военные зарницы и походы, формируют и культурную программу, и экскурсии по своим производственным объектам с их новыми изобретениями и сельскохозяйственными ноу-хау, конный спорт, Пеньковский мотодельтаклуб, стараясь показать им всю свою жизнь во всем ее многообразии.
Даже наркоманов берут, в их недрах у них для таких есть коммуны с трудотерапией, созданные инициативными людьми, энтузиастами-врачами, которых они в свое время к себе приняли, это тоже их постоянный контингент, потому что те, кто вылечиваются, уже назад в город не возвращаются, они уже намертво привязываются к ним.
Ну, и, безусловно, подбирают в деревнях, через которые проходят, всех страждущих. Это уже их люди изначально, этим даже не особенно и надо привыкать к новому образу жизни, который тут ведут. Земля есть земля, и скотина есть скотина, это все везде одинаково.
На всем этом, на выживании в современных условиях, на способах борьбы с безработицей, на возможностях повышения уровня жизни в настоящее время, на создании большого количества рабочих мест и “оазиса” среди социальных бурь и нищеты и на формировании разветвленной крупной успешно действующей социально-производственной структуры, на деле укрепляющей продовольственную безопасность страны, можно было бы и остановиться. Так ведь это им мало. Они еще имеют претензию считать себя народом.
“Учгуры”
Юридически все они как бы оформлены в Закрытое акционерное общество, ЗАО “Учгуры”, - название, данное их образованию впопыхах при регистрации их деятельности одним из учредителей еще в 1995 году. Как все эти десятки тысяч человек объединены в одно акционерное предприятие, как они умещаются хотя бы в списках в нем на деле - это уже тонкости их юридического центра, который приспосабливает их жизнедеятельность ко всей бюрократической невнятице, изобретенной в недрах государственного аппарата нашей чудесной демократической родины. Но как бы там ни было, больших претензий к ним по этому поводу от властей нет, как-то все устроено, придумано и договорено, и все они на самом деле являются в определенном смысле акционерами чего-то, и на самом деле имеют акции и отдельные счета в банке и стоят горой за общий рост их общего благосостояния...
Как-то они так связаны вместе, что они заинтересованы и в общих доходах всей их гигантской системы, и в экономии, и в сохранности доверенной им техники, несмотря на то, что каждый зарабатывает в зависимости от того, сколько он содержит овец или коров, пася их своей семьей. Казалось бы, частнособственнические индивидуалистические отдельносемейные отношения должны быть... Но все они влюблены в свою “малую землю” и все от мала до велика осознают себя общностью. Народом. И особенными.
По национальному составу они очень разные. Не говоря уже об исконных народностях, которые составляют русскую нацию, как-то: русские, чуваши, марийцы, мордвины, башкиры, белорусы, украинцы, или даже какие-нибудь самоназванные новгородцы, поморы, пермяки-солены-уши и др., кроме этих, у них есть и татары, и казахи, - а как же без них, степняков, - и беженцы-таджики, и азербайджанцы, и армяне, и узбеки, и даже евреи, и кого только нет... Но все они упорно, хотя часто и говорят меж собой на своих языках и по переписи пишутся обязательно татарами, чувашами и якутами, и хотя все скопом имеют даже свое пусть и дурно выдуманное, но, тем не менее, общее нейтральное, официальное, связывающее всех в одно производственное объединение, название “учгуры”, как бы там ни было, все равно они все стойко именуют себя русскими.
И мало того, настолько русскими считают себя, что именно себя и мнят ими, остальных же, находящихся за пределами их мира и территории вообще не держат за народ. Стадо, зомби. Хотя и относятся, полагая себя намного морально выше того разброда, который видится ими в остальной, окружающей их стране, к этим остальным участливо-снисходительно, как к малым неразумным детям, сбившимся с правильного пути и пребывающим в их детском постсоветском затянувшемся идиотизме.
И понимая, что один и тот же крест придется все равно нести всем, все в мире связаны в одно целое, как клеточки одного большого и во многом больного тела, и страдать или процветать все равно придется сообща, отдельно от грядущих катаклизмов не схоронишься, они не отказываются от участия в деятельности страны и, как бы ни сторонились ее, как бы ни находились к происходящему в ней в оппозиции, по мере сил участвуют и в ее жизни. Например, в армию своих детей они записывают безоговорочно, осознавая, что бойцы против потенциальной угрозы должны быть всегда и поставлять защитников их общих интересов - это долг, они отправляют детей в их общую армию обязательно, тут не поотсиживаешься.
И налоги они тоже платят, хотя и понимают, что деньги исчезают в криминальной дыре и, в большинстве своем, используются не по назначению. И хотя платят не в той мере, конечно, как требовалось бы - а кто сейчас платит все налоги?... - но что-то отчисляют в надежде, что не все разворуется и хоть часть денег до нужных целей дойдет. И вообще, сознательностью они все далеко не обделены, наоборот, даже считают себя сверхидейными, видимо, замполитов бывших невольное влияние... “Идейность” у них в почете. Ей, как оружием, они даже при приезде всяких проверок пользуются, тех налоговых, пожарных, санитарных, по делам несовершеннолетних и т.д. инспекций, которые, по сути, есть только настоящий беспредел, губящий все сколько-нибудь доброе, появляющееся в стране...
- Что ж, вы, - говорят они таким, - не русские? И не жаль вам исчезающую нашу нацию? Вы ведь прекрасно все знаете и видите, что мы тут только на пользу стране и работаем, что только мы хранителями ее и являемся?! Да хоть этих ваших детей, с нашей этой как бы эксплуатацией!.. Ведь прекрасно понимаете, что только дремучие законы, только с виду направленные на защиту детства, и растлили новое поколение. Ведь в данных обстоятельствах эти законы преступны! А вот у нас детям - хорошо! И вы это видите. И видите, понимаете в глубине себя, что мы правы, что именно мы помогаем им, что только на таких, как мы, и надежда, мы сохраняем и защищаем их от криминала, от улицы, от наркотиков, от бандитизма, от разврата, царящего во всей стране. И трудом спасаем, чем всегда и спасали людей во все времена. Только этим одним...Что же рубить-то сук, на котором все мы сидим?... Что ж вы с буквой-то к нам, с вашим параграфом, с закостенелым постановлением, которое, кроме вреда, ничего не несет?..
И ведь подчас убеждают, чиновники тоже люди, и имеют национальность, и когда их призывают к патриотизму, это иногда срабатывает, и не все такие отпетые подлецы...
Кстати, они выходили даже с предложением в дворянское собрание и офицерское, лично к Стерлигову, борьбу которого против абортов они всячески приветствовали, чтобы призвать, наряду с раутами и великосветскими тусовками, совершать аристократическим собраниям и полезные для страны дела, причем те, что больше совершить никому не под силу. Поскольку в народе - пусть, может быть, это во многом, миф и представление, созданное классической художественной литературой - держится еще мнение о чести и порядочности дворянского сословия, так дворянскому собранию, имеющему право принимать новых членов в свои ряды, сам Бог велел ввести практику награждения чиновников, зарекомендовавших себя неподкупными и не берущими взяток, причислением этих отличившихся к их элитарному кругу. Не официальным, не государственным, вне зависимости от профессиональных заслуг и положения на служебной лестнице, но знаковым дарованием какого-нибудь, пусть низшего, но дворянского чина. И обязательно с выдачей какой-то регалии или знака отличия, шеврона, значка; скажем, с орлом или белой лилией, которую чиновник должен на лацкане пиджака носить. Тогда ведь все люди, заходя в учреждение и осмотревшись, именно к нему и пойдут, к нему в ожидании нужного слова выстроятся в очередь, на него будут ссылаться и ориентироваться. Представить только себе рядового милиционера или, более того, постового гаишника с цветком белой лилии, да народ таких будет на руках носить!.. Всего-то пустяк для аристократического собрания, но хоть перспектива у народа будет, какой-то просвет, стержень, будущее, а дворянское собрание внесет свою неоценимую лепту в работу по возрождению достоинства, чести и нравственности в стране...
И еще, кстати, надо заметить, что они тут и непосредственно сами своим существованием участвуют, и не на словах, а на деле, в борьбе против пресловутого исчезновения нации, огромным количеством рождаемых здесь детей, всеми теми условиями, которые здесь созданы для беспроблемного появления ребенка на свет и его дальнейшего существования. И благодаря духу чести, остающемуся еще в сердцах уволенных в запас из офицерского, да и вообще воинского сословия людей и прибившихся сюда романтиков, они, передавая этот дух детям путем правильного воспитания, спасают нацию еще и от ее окончательного нравственного вырождения.
Быт
А работа тяжелейшая! Животные, отелы, окоты, болезни, вечная опасность падежа, прививки, санитарные обработки, карантины, заготовка сена, пауты, холод, зной. И жить в лесостепи в юрте или перевозном модуле. Или на краю тайги, в которой снег по пояс, и возить из нее себе сухостой на дрова... При теперешней-то развитой “цивилизованной” жизни, а еще и после городской квартиры... Зачем?!
Но когда увидишь, как покрытые морозом и белым куржаком кудрявые березы окрашиваются в розовый цвет от восходящего солнца, а дети, с визгом и гомоном, кто на лыжах, кто в валенках, несутся куда-то в снежную искристую даль, а то и с радостью наперегонки прут на вилах сено, чтобы задать его в загоне телятам и овцам, и когда услышишь, какие здоровые разговоры ведут меж собой здесь простые труженики, как здоровьем, добродушием и доброжелательностью веет от каждого из них, как счастьем окрашены лица многодетных и спокойных за будущее своих детей матерей, то поневоле усомнишься в правомерности такого вопроса, а при взгляде на розовые щеки смеющихся ребятишек, не имеющих наших городских социальных болезней, пороков и проблем, поневоле еще и позавидуешь всем им...
А, тем более, когда увидишь насколько продуманы их жилища, с их тамбурами, сенями, насколько хорошо держит тепло войлочно-меховая юрта со множеством современных усовершенствований и приспособлений и насколько умно продуманы и даже комфортабельны их перевозные модули, которые по их заказу и проекту поточным порядком собирают для них где-то в Новосибирске и которые они тут имеют возможность составлять вместе, создавая либо круглый оазис из множества комнат на несколько семей с одним централизованным отоплением, чем решается вопрос тепла, либо отдельно стоящее общественное здание, как школа, как спортзал, как скорняжная мастерская, как чайная, зал отдыха, прачечная и т. д. Тем более что на каждом зимнике и летнике у них компьютер или компьютеры, в зависимости от количества семей, а если зимник со школой, то обязательно еще и Интернет.
И на каждой точке библиотека, и кинозал. И ни чиновников, ни милиции, ни поборов. А у каждого семейного очага и своя баня, модное здесь и самое первоочередное для всякой вновь прибывшей семьи приобретение, тоже перевозная, но нисколько не хуже тех сибирских бань, про которые еще с таким восторгом, в захлеб писал наш - старой эпохи - залетный в Сибири поэт, посетивший в свое время ее Восточную часть:
Бани, бани
Двери - хлоп,
Бабы прыгают в сугроб!
Прямо с пылу,
прямо с жару.
Слабовато Ренуару
От таких сибирских ню!”
(Андрей Вознесенский)
Еще остается только добавить: а какие отпечатки от них в снегу остаются!..
Это про бани...
А еще школы со своим собственным образованием, и ясли, и детсады, и свое телевидение...
А летом вокруг бескрайние, покрытые разнотравьем, цветами и сеном пахнущие луга...
Механика успеха
Выручил их 1998 год. То, что для спекулянтов импортом в стране было катастрофой, для них, как и для всех отечественных производителей, обвал рубля и доллара того года явился звездным часом. Государство в растерянности и подавленности после дефолта выпустило вожжи из рук, полагая, что страна уже умирает, что агония уже, и перестало вмешиваться во что-либо, перестало “проводить” финансовую политику, что-то планировать, изобретать новые “нужные” законы и даже руководить, чем очень всех людей в стране одолжило.
И народ стал жизнь восстанавливать. Заработали заводы, фабрики. В полсилы, в треть силы, но заработали. Продукцию заводов стали в стране покупать. Обменивать по бартеру, использовать обмен натурой и другие способы взаимного платежа, но главное - продукция своих предприятий в своей стране стала востребоваться.
Бандиты во властных структурах решили, что брать с людей уже нечего, поэтому в сборе налогов тогда государство не усердствовало, не зверствовало со своими штрафами и проверками. Народ получил передышку.
И в этот момент Лужков купил у них мясо.
Метрополия забеспокоилась, занервничала, что в столице начнется голод, и нечем будет избранное в стране население кормить, поскольку коммерсанты из-за опасения не потянуть перестали ввозить в мгновение ставшее дорогущим продовольствие из-за рубежа. И Лужков загнал в Западную Сибирь несколько железнодорожных составов с маркитантами, посланными покупать мясо у населения, у сельчан. У колхозов-то скота уже не было, это было известно, порезали его из-за нерентабельности давно.
Но ведь и у сельчан, у частников, его тоже не было! Не растили они его уже на продажу, потому что не оправдывались год от года затраты на корма, дешевое импортное мясо и окорочка всех задавили... только за год до этого мяса здесь было изобилие, но так пришлось продать его дешево, - как сейчас, например продается всюду зерно, десять рублей ведро, - что держать скотину люди отказались. А тут грянул спрос, люди получили возможность растить и продавать у себя в стране и свое. Но поздно, продавать было больше нечего, поля были не засеяны, а поголовье скота вырезано.
А у них мясо - было! Они как раз только, выйдя на большое поголовье, ломали голову, как продать. А Лужков еще и закупал-то по два доллара за килограмм, то есть давал московскую закупочную цену, это было почти вдвое больше цены, практиковавшейся в глубинке.
Это явилось началом их успеха. Они смогли за следующий год позволить себе втрое увеличить свое стадо.
И еще и в 99 году государство пребывало в ступоре и боялось рулить, и спрос на отечественные товары держался стойкий. И им удалось опять остаться с хорошей прибылью, потому что они в своем росте поголовья обогнали всех. Это уже в 2000 году начались трудности, пришлось бороться за сбыт отдельно, что даже привело к самостоятельной продаже за рубеж, в тот же Китай. Заодно они поняли, что то, что наша сельскохозяйственная продукция не продается за рубежом, в связи с перепроизводством этой продукции там - это утка. И если государство не может продать зерно за границу, гноя его у себя в стране, то не из-за транспортных трудностей, это отговорка, оно просто сознательно сельское хозяйство банкротит. Как в свое время банкротились специально заводы. А зачем это делалось, все мы прекрасно знаем...
За счет прибыли, у них появились передвижные мясоперерабатывающие и маслоделательные заводики. Те же модули, которые привозились на “КамАЗах”, отцеплялись и составлялись в заводик у любой деревни, где была электрическая сеть. Когда-то до революции масло Барабы продавали в Англию. Оно было исключительное по вкусу. Это развесистая клюква, что наше масло в Европе сейчас не нужно. Его же не сравнить с их маслом, скажем, с тем же финским...
Заводики их работали круглосуточно...
Чтобы не пугать народ, они теперь реже выходят со стадом под города. Часть мяса они перерабатывают в консервы и мясоизделия сами, и мы видим его сейчас под разными названиями разных товаропроизводителей. Не стоит их, наверное, называть, чтобы не создавать рекламу подделкам, такому моментальному и характернейшему явлению в стране... Но если попадается вам сейчас качественный товар, а он с каждым годом занимает все больше места на нашем рынке, вытесняя долларовое мясо наших недобросовестных импортеров, травящих население нашей страны бракованными, отвергнутыми производителями для продажи в их стране продуктами - ну скажите, какое мясо можно, привезя из-за рубежа и заплатив еще и таможенную пошлину, продавать на внутреннем рынке нашей страны за один доллар? Если попадается вам хороший доброкачественный товар - то знайте, это - они.
Юрисдикция / Отношения
с властями
На отправке своих детей служить в армию мирные взаимоотношения с окружающим их государством у них, в общем-то, и заканчиваются. Во всем остальном у них с государством невидимая война. Не с простыми, конечно людьми, среди которых они живут, и на земле которых они трудятся, с их потенциальным работниками, с этим у них, напротив, добрососедские отношения, и эти к ним тянутся, и не с теми здравомыслящими людьми, которые в государственном аппарате изредка попадаются и о судьбе и благосостоянии своей страны пекутся. С этими у них полное взаимопонимание. А с той криминальной, продажной, антинародной, антигосударственной, по сути, структурой, которая и представляет собой власть в стране, от зависимости которой они себя всячески оберегают, и стране, находящейся под властью которой, всячески сочувствуют.
И от налогов они уходят. Платят, как говорилось, только часть. И те 90%, да и потом 50 процентов налогов с прибыли, коими государство в стране хотело, да и во многом сумело, растоптать отечественного производителя, они никогда не платили. И этим себя уберегли. Платят уже вообще просто как подарок, могли бы вообще не платить. Излишне объяснять почему. Впрочем, не платить тоже нельзя, чтобы не озлоблять излишне.
Так что, с выплатой дани на первый взгляд все в порядке...
Взятки у них не практикуются тоже. Вернее сказать, в их сфере взяточничества не существует в принципе. Дети их даже не знают, что такое может быть. На самом первичном уровне, на учредительском, на самом высоком, “дипломатическом”, “хозяева” их, когда кого-то ублажают и задабривают, подмазывают и проталкивают им нужное, все же, видимо, какие-то суммы и платят, приходится, входя в сношения с чиновниками того государства, разговаривать их языком и действовать их оружием, но в подобные сношения они вступают мало и взяток потому и тут мало дают - что же до внутренней жизни, все остальные люди, а их уже сотни тысяч, разбросанные по их собственной территории в их собственной стране на тысячах квадратных километров со всеми своими юридическими консультациями, врачами, инспекторами, больницами, бытовыми службами, управлениями, учителями, зав. складами, они об этом уже забыли...
Внешний мир их вообще практически не касается, они от него свободны и отделены в силу их мобильности и труднодоступности. Поэтому и от рэкетиров защищены. Да и на этих тут своя управа. И мафии, как одной из сторон той власти, они не боятся. И для бюрократического аппарата, проводника правительственной политики, являющейся другой стороной той же мафиозной медали, они недостижимы. Кто будет их отлавливать в тайге и по степи?.. Да и то, отловишь ты одну семью, пасущую скот, а что дальше? А на настоящих бандитов у них существует собственная “армия”. Именно собственная, не присланная УВД, МВД, ФСБ или какой-то другой посторонней силой, расставляющей везде своих соглядатаев, а своя, представленная теми же людьми с бывшим воинским прошлым, оформленными в официально зарегистрированное охранное предприятие, единственное, пожалуй, из всего у них, что оформлено с величайшей строгостью, в соответствии со всеми требованиями и законами Российской Федерации, со всеми тонкостями, оружейными комнатами, отношением к боекомплектам и т.д., чтобы никакой комар не мог носа подточить и лишить потом их самодостаточности и в себе уверенности. Достает их государство, на территории которого они располагаются, обычно в Пеньке. Но в Пеньке у них все чиновничье правильно. Пенек у них только вершина айсберга, и здесь все на поверхности, все соответствует постановлениями бюрократов, это здесь осуществить достаточно нетрудно. К тому же во всей полноте представлена дипломатия их “хозяев”, в чем тем надо отдать должное, потому что без этих их как бы китайских хитростей и премудростей в этом полном агрессивности окружении, чуждом их идеалам и психологии, им не суждено было бы выжить и все задуманное осущес лошадей, которые у них тут в своем всегдашнем статусе надежных друзей человека, наряду с собаками, целиком в своих правах восстановлены.
Стоит ли говорить, что заготовка ягод, грибов, кедрового ореха и пушного зверя, с их возможностями тоже поставлена у них на высокий уровень. В освоении дела по очистке от скорлупы кедровых ядрышек они были одними из первых в Сибири, внедрив очередное высокотехнологическое ноу-хау, и теперь упаковки, коробочки и просто весом очищенный от скорлупы орех они отправляют не в один регион страны...
Но вернемся к главному. Мясо они сдают, обычно, поздней осенью. Когда идет массовый забой. Тогда они освобождаются, разгружая себя, по крайней мере, от трети своего стада. Зима посвящается восстановлению, именно зимой происходит основной отел. Еще летом они специально подбирают себе место для зимников, чтобы сделать тепло для новорожденных телят. Если есть возможность и встречаются на прокладываемом еще летом зимнем маршруте брошенные коровники, деревни или кошары, это все тоже в изобилии и полуразрушено, то после определенного санитарного осмотра они используют и их, заранее их ремонтируя и свозя к ним корма, Подводя воду, договариваясь с деревенскими, и уж тогда в будущем они посещают эту базу неоднократно. Все остатки колхозной системы они стараются использовать максимально. Это что касается крупного скота. С овцами и того проще, эти могут котиться в любое время и ягнята уже через день ходят с матерью по снегу...
От бескормицы скот у них, как правило, не страдает. Бескормицы у них в принципе не может быть. Как бы ни было засушливое лето, как бы ни выгорала в степной зоне трава, они своей мобильностью всегда подстрахованы, они всегда имеют возможность откочевать из степи к северу и найти пастбища на лугах лесной таежной зоны, в бассейнах маленьких притоков рек Иртыш и Тобол и на подступах к Васюганью... В любые годы пойменные луга или усыхающие и ужимающиеся в сушь болота, покрыты травой в пояс, по крайней мере, осот они дают в изобилии, а это тоже на худой конец не бескормица...
И косить сено в запас и устраивать зимние стойбища тоже удобнее в северной зоне, потому что и сена больше, и эта зона уже на сто процентов вся людьми и сельским хозяйством брошена и конкуренция на луга отсутствует, что обозначает никто твой стог, приготовленный еще в середине лета, к себе домой не свезет.
Поэтому они и планируют, чтобы перемещающиеся зимовки начинались с севера, чтобы оставшиеся стада начали зиму на самых северных приготовленных для скота угодьях, а к весне вслед за расположенным на новых базах кормом постепенно переместились к югу и вышли в степь, где и снег сходит быстрее, и трава начинает расти раньше. А летом меньше гнуса. К осени же они опять возвращаются на север. Где уже производен интенсивный сенокос и заготовлено кормов огромное количество.
Конечно, в северных районах лесной зоны обстановка для пастьбы сложная, и луга и поля меньше, и лес с волками ближе - а их в последнее время поразвелось... - и болот больше, и скотина заблудиться может, в болото залезть, но на то и сноровка, на то и разведка, на то и опытные сноровистые люди и принятые не без умысла к ним на работу местные жители, которые знают свои поля и леса вдоль и поперек, на то и свой выработанный опыт и детальная сверка каждого маршрута с местностью.
Вообще, планирование и строгая дисциплинированность в выполнении планов здесь характерное явление... Как и строгое продуманное руководство. Для их кочевого способа в условиях чужих территорий иначе и не может быть. Еще летом надо все предусмотреть. Накосить сено, подготовить “зимовки”, проложить маршрут. В центре высшее начальство знает местонахождение каждого отдельного стада в любое время, картина у них составляется каждый день полная, но и перспективная картина тоже строится ими на полгода вперед. А на каждый день, на местах, каждый бригадир сам себе начальник, он ведет и отвечает за свое стадо, согласуясь с обстоятельствами и вдумчиво решая текущие проблемы, сообщаясь со своими соседями и с центром... Все вместе и порознь они составляют огромную производительную силу.
Рабочая сила
Где же найти таких людей, которые будет кочевать и вести непривычный полевой образ жизни и еще и думать о качестве работы, да еще не пить... Ну, во-первых, полевой-то полевой, но с достаточным количеством удобств. Те люди, какие, в основном сюда попадают, таких удобств и условий жизни даже подчас и не видывали... А во-вторых: находятся!.. В середине девяностых в безработицу к ним люди шли валом, да и сейчас свисни, народ пойдет, потому что они уже о себе заявили, их знают, да и потому что люди в стране измучились и изголодались в поисках настоящих работ.
Предпочтенье они отдают, как и отдавали с самого начала, военным. Демобилизованным офицерам, уволившимся сверхсрочникам. Военным из раскомплектованных воинских частей на территории страны и союзных республик, беженцам, членам их семей. Эти - самые лучшие работники, дисциплинированные, надежные, они считаются опорой. Практически все руководящее и культурно-просветительское ядро из бывших офицеров и сохранившихся жен офицеров, которые всегда занимали в местах работы мужей рабочие места в сфере обслуживания, образования и культуры. Жены работают и в конторах, и в школах, и в клубах, и детских садах, и в фельдшерских пунктах воспитательницами, учительницами, секретарями, бухгалтерами, санитарками, врачами, нянечками и т. д. И что мужья, что жены, все они очень деятельны и ответственны. Когда такие, намыкавшись по стране в поисках жилья, да просто угла, уже не говоря про стабильную зарплату, оказывается в их системе, у них в глазах начинает светиться один энтузиазм.
Переселенцам с севера. Они специально в свое время делали рейд по брошенным государством северным и приморским городам и весям, и, помогая людям в их отчаянном положении, давали денег на билет, чтобы можно было выехать на большую землю, и набрали себе много отменных специалистов. Это тоже контингент, привычный к неудобствам быта и трудностям. Из этих также составляется крепкий костяк.
Из городов они тоже берут народ. Но с этими сложнее, эти уже избалованны и развращены городской жизнью, и даже соблазненные постоянной работой, они трудно привыкают к кочевью и приживаются у них, но если уж остаются, то те, что самые “отвязанные”, революционные, отчаянные, романтики.
Безработных и бомжей даже привлекают, и ими не гнушаются, поставив лишь единственным условием - это борьба с алкоголем. И кто не справился - тот сам виноват.
И весьма успешно и с превеликим удовольствием эксплуатируют детский труд. В летнее время в местах массовых сенокосов они при использовании своих мобильных средств, рассчитанных на зимнее стойбищное время, создают хорошо оснащенные пионерские лагеря, проводят рекламную компанию в близлежащих городах и набирают праздношатающихся, которых родители готовы отправить куда угодно, по улицам детей, привозя их к себе на своем транспорте и используя на полевых работах. За счет которой те и себя содержат и обслуживающий их персонал, и из-за которой ни от самих детей, ни от их родителей претензий к ним никогда не поступало, никогда нареканий не слышали. Детей приучают работать в расчете на будущее. Кто знает, может, позже они к ним придут. Приучают работать с удовольствием. Им устраивают и трудовые игры, трудовые десанты, соревнования, как в былые времена, военные зарницы и походы, формируют и культурную программу, и экскурсии по своим производственным объектам с их новыми изобретениями и сельскохозяйственными ноу-хау, конный спорт, Пеньковский мотодельтаклуб, стараясь показать им всю свою жизнь во всем ее многообразии.
Даже наркоманов берут, в их недрах у них для таких есть коммуны с трудотерапией, созданные инициативными людьми, энтузиастами-врачами, которых они в свое время к себе приняли, это тоже их постоянный контингент, потому что те, кто вылечиваются, уже назад в город не возвращаются, они уже намертво привязываются к ним.
Ну, и, безусловно, подбирают в деревнях, через которые проходят, всех страждущих. Это уже их люди изначально, этим даже не особенно и надо привыкать к новому образу жизни, который тут ведут. Земля есть земля, и скотина есть скотина, это все везде одинаково.
На всем этом, на выживании в современных условиях, на способах борьбы с безработицей, на возможностях повышения уровня жизни в настоящее время, на создании большого количества рабочих мест и “оазиса” среди социальных бурь и нищеты и на формировании разветвленной крупной успешно действующей социально-производственной структуры, на деле укрепляющей продовольственную безопасность страны, можно было бы и остановиться. Так ведь это им мало. Они еще имеют претензию считать себя народом.
“Учгуры”
Юридически все они как бы оформлены в Закрытое акционерное общество, ЗАО “Учгуры”, - название, данное их образованию впопыхах при регистрации их деятельности одним из учредителей еще в 1995 году. Как все эти десятки тысяч человек объединены в одно акционерное предприятие, как они умещаются хотя бы в списках в нем на деле - это уже тонкости их юридического центра, который приспосабливает их жизнедеятельность ко всей бюрократической невнятице, изобретенной в недрах государственного аппарата нашей чудесной демократической родины. Но как бы там ни было, больших претензий к ним по этому поводу от властей нет, как-то все устроено, придумано и договорено, и все они на самом деле являются в определенном смысле акционерами чего-то, и на самом деле имеют акции и отдельные счета в банке и стоят горой за общий рост их общего благосостояния...
Как-то они так связаны вместе, что они заинтересованы и в общих доходах всей их гигантской системы, и в экономии, и в сохранности доверенной им техники, несмотря на то, что каждый зарабатывает в зависимости от того, сколько он содержит овец или коров, пася их своей семьей. Казалось бы, частнособственнические индивидуалистические отдельносемейные отношения должны быть... Но все они влюблены в свою “малую землю” и все от мала до велика осознают себя общностью. Народом. И особенными.
По национальному составу они очень разные. Не говоря уже об исконных народностях, которые составляют русскую нацию, как-то: русские, чуваши, марийцы, мордвины, башкиры, белорусы, украинцы, или даже какие-нибудь самоназванные новгородцы, поморы, пермяки-солены-уши и др., кроме этих, у них есть и татары, и казахи, - а как же без них, степняков, - и беженцы-таджики, и азербайджанцы, и армяне, и узбеки, и даже евреи, и кого только нет... Но все они упорно, хотя часто и говорят меж собой на своих языках и по переписи пишутся обязательно татарами, чувашами и якутами, и хотя все скопом имеют даже свое пусть и дурно выдуманное, но, тем не менее, общее нейтральное, официальное, связывающее всех в одно производственное объединение, название “учгуры”, как бы там ни было, все равно они все стойко именуют себя русскими.
И мало того, настолько русскими считают себя, что именно себя и мнят ими, остальных же, находящихся за пределами их мира и территории вообще не держат за народ. Стадо, зомби. Хотя и относятся, полагая себя намного морально выше того разброда, который видится ими в остальной, окружающей их стране, к этим остальным участливо-снисходительно, как к малым неразумным детям, сбившимся с правильного пути и пребывающим в их детском постсоветском затянувшемся идиотизме.
И понимая, что один и тот же крест придется все равно нести всем, все в мире связаны в одно целое, как клеточки одного большого и во многом больного тела, и страдать или процветать все равно придется сообща, отдельно от грядущих катаклизмов не схоронишься, они не отказываются от участия в деятельности страны и, как бы ни сторонились ее, как бы ни находились к происходящему в ней в оппозиции, по мере сил участвуют и в ее жизни. Например, в армию своих детей они записывают безоговорочно, осознавая, что бойцы против потенциальной угрозы должны быть всегда и поставлять защитников их общих интересов - это долг, они отправляют детей в их общую армию обязательно, тут не поотсиживаешься.
И налоги они тоже платят, хотя и понимают, что деньги исчезают в криминальной дыре и, в большинстве своем, используются не по назначению. И хотя платят не в той мере, конечно, как требовалось бы - а кто сейчас платит все налоги?... - но что-то отчисляют в надежде, что не все разворуется и хоть часть денег до нужных целей дойдет. И вообще, сознательностью они все далеко не обделены, наоборот, даже считают себя сверхидейными, видимо, замполитов бывших невольное влияние... “Идейность” у них в почете. Ей, как оружием, они даже при приезде всяких проверок пользуются, тех налоговых, пожарных, санитарных, по делам несовершеннолетних и т.д. инспекций, которые, по сути, есть только настоящий беспредел, губящий все сколько-нибудь доброе, появляющееся в стране...
- Что ж, вы, - говорят они таким, - не русские? И не жаль вам исчезающую нашу нацию? Вы ведь прекрасно все знаете и видите, что мы тут только на пользу стране и работаем, что только мы хранителями ее и являемся?! Да хоть этих ваших детей, с нашей этой как бы эксплуатацией!.. Ведь прекрасно понимаете, что только дремучие законы, только с виду направленные на защиту детства, и растлили новое поколение. Ведь в данных обстоятельствах эти законы преступны! А вот у нас детям - хорошо! И вы это видите. И видите, понимаете в глубине себя, что мы правы, что именно мы помогаем им, что только на таких, как мы, и надежда, мы сохраняем и защищаем их от криминала, от улицы, от наркотиков, от бандитизма, от разврата, царящего во всей стране. И трудом спасаем, чем всегда и спасали людей во все времена. Только этим одним...Что же рубить-то сук, на котором все мы сидим?... Что ж вы с буквой-то к нам, с вашим параграфом, с закостенелым постановлением, которое, кроме вреда, ничего не несет?..
И ведь подчас убеждают, чиновники тоже люди, и имеют национальность, и когда их призывают к патриотизму, это иногда срабатывает, и не все такие отпетые подлецы...
Кстати, они выходили даже с предложением в дворянское собрание и офицерское, лично к Стерлигову, борьбу которого против абортов они всячески приветствовали, чтобы призвать, наряду с раутами и великосветскими тусовками, совершать аристократическим собраниям и полезные для страны дела, причем те, что больше совершить никому не под силу. Поскольку в народе - пусть, может быть, это во многом, миф и представление, созданное классической художественной литературой - держится еще мнение о чести и порядочности дворянского сословия, так дворянскому собранию, имеющему право принимать новых членов в свои ряды, сам Бог велел ввести практику награждения чиновников, зарекомендовавших себя неподкупными и не берущими взяток, причислением этих отличившихся к их элитарному кругу. Не официальным, не государственным, вне зависимости от профессиональных заслуг и положения на служебной лестнице, но знаковым дарованием какого-нибудь, пусть низшего, но дворянского чина. И обязательно с выдачей какой-то регалии или знака отличия, шеврона, значка; скажем, с орлом или белой лилией, которую чиновник должен на лацкане пиджака носить. Тогда ведь все люди, заходя в учреждение и осмотревшись, именно к нему и пойдут, к нему в ожидании нужного слова выстроятся в очередь, на него будут ссылаться и ориентироваться. Представить только себе рядового милиционера или, более того, постового гаишника с цветком белой лилии, да народ таких будет на руках носить!.. Всего-то пустяк для аристократического собрания, но хоть перспектива у народа будет, какой-то просвет, стержень, будущее, а дворянское собрание внесет свою неоценимую лепту в работу по возрождению достоинства, чести и нравственности в стране...
И еще, кстати, надо заметить, что они тут и непосредственно сами своим существованием участвуют, и не на словах, а на деле, в борьбе против пресловутого исчезновения нации, огромным количеством рождаемых здесь детей, всеми теми условиями, которые здесь созданы для беспроблемного появления ребенка на свет и его дальнейшего существования. И благодаря духу чести, остающемуся еще в сердцах уволенных в запас из офицерского, да и вообще воинского сословия людей и прибившихся сюда романтиков, они, передавая этот дух детям путем правильного воспитания, спасают нацию еще и от ее окончательного нравственного вырождения.
Быт
А работа тяжелейшая! Животные, отелы, окоты, болезни, вечная опасность падежа, прививки, санитарные обработки, карантины, заготовка сена, пауты, холод, зной. И жить в лесостепи в юрте или перевозном модуле. Или на краю тайги, в которой снег по пояс, и возить из нее себе сухостой на дрова... При теперешней-то развитой “цивилизованной” жизни, а еще и после городской квартиры... Зачем?!
Но когда увидишь, как покрытые морозом и белым куржаком кудрявые березы окрашиваются в розовый цвет от восходящего солнца, а дети, с визгом и гомоном, кто на лыжах, кто в валенках, несутся куда-то в снежную искристую даль, а то и с радостью наперегонки прут на вилах сено, чтобы задать его в загоне телятам и овцам, и когда услышишь, какие здоровые разговоры ведут меж собой здесь простые труженики, как здоровьем, добродушием и доброжелательностью веет от каждого из них, как счастьем окрашены лица многодетных и спокойных за будущее своих детей матерей, то поневоле усомнишься в правомерности такого вопроса, а при взгляде на розовые щеки смеющихся ребятишек, не имеющих наших городских социальных болезней, пороков и проблем, поневоле еще и позавидуешь всем им...
А, тем более, когда увидишь насколько продуманы их жилища, с их тамбурами, сенями, насколько хорошо держит тепло войлочно-меховая юрта со множеством современных усовершенствований и приспособлений и насколько умно продуманы и даже комфортабельны их перевозные модули, которые по их заказу и проекту поточным порядком собирают для них где-то в Новосибирске и которые они тут имеют возможность составлять вместе, создавая либо круглый оазис из множества комнат на несколько семей с одним централизованным отоплением, чем решается вопрос тепла, либо отдельно стоящее общественное здание, как школа, как спортзал, как скорняжная мастерская, как чайная, зал отдыха, прачечная и т. д. Тем более что на каждом зимнике и летнике у них компьютер или компьютеры, в зависимости от количества семей, а если зимник со школой, то обязательно еще и Интернет.
И на каждой точке библиотека, и кинозал. И ни чиновников, ни милиции, ни поборов. А у каждого семейного очага и своя баня, модное здесь и самое первоочередное для всякой вновь прибывшей семьи приобретение, тоже перевозная, но нисколько не хуже тех сибирских бань, про которые еще с таким восторгом, в захлеб писал наш - старой эпохи - залетный в Сибири поэт, посетивший в свое время ее Восточную часть:
Бани, бани
Двери - хлоп,
Бабы прыгают в сугроб!
Прямо с пылу,
прямо с жару.
Слабовато Ренуару
От таких сибирских ню!”
(Андрей Вознесенский)
Еще остается только добавить: а какие отпечатки от них в снегу остаются!..
Это про бани...
А еще школы со своим собственным образованием, и ясли, и детсады, и свое телевидение...
А летом вокруг бескрайние, покрытые разнотравьем, цветами и сеном пахнущие луга...
Механика успеха
Выручил их 1998 год. То, что для спекулянтов импортом в стране было катастрофой, для них, как и для всех отечественных производителей, обвал рубля и доллара того года явился звездным часом. Государство в растерянности и подавленности после дефолта выпустило вожжи из рук, полагая, что страна уже умирает, что агония уже, и перестало вмешиваться во что-либо, перестало “проводить” финансовую политику, что-то планировать, изобретать новые “нужные” законы и даже руководить, чем очень всех людей в стране одолжило.
И народ стал жизнь восстанавливать. Заработали заводы, фабрики. В полсилы, в треть силы, но заработали. Продукцию заводов стали в стране покупать. Обменивать по бартеру, использовать обмен натурой и другие способы взаимного платежа, но главное - продукция своих предприятий в своей стране стала востребоваться.
Бандиты во властных структурах решили, что брать с людей уже нечего, поэтому в сборе налогов тогда государство не усердствовало, не зверствовало со своими штрафами и проверками. Народ получил передышку.
И в этот момент Лужков купил у них мясо.
Метрополия забеспокоилась, занервничала, что в столице начнется голод, и нечем будет избранное в стране население кормить, поскольку коммерсанты из-за опасения не потянуть перестали ввозить в мгновение ставшее дорогущим продовольствие из-за рубежа. И Лужков загнал в Западную Сибирь несколько железнодорожных составов с маркитантами, посланными покупать мясо у населения, у сельчан. У колхозов-то скота уже не было, это было известно, порезали его из-за нерентабельности давно.
Но ведь и у сельчан, у частников, его тоже не было! Не растили они его уже на продажу, потому что не оправдывались год от года затраты на корма, дешевое импортное мясо и окорочка всех задавили... только за год до этого мяса здесь было изобилие, но так пришлось продать его дешево, - как сейчас, например продается всюду зерно, десять рублей ведро, - что держать скотину люди отказались. А тут грянул спрос, люди получили возможность растить и продавать у себя в стране и свое. Но поздно, продавать было больше нечего, поля были не засеяны, а поголовье скота вырезано.
А у них мясо - было! Они как раз только, выйдя на большое поголовье, ломали голову, как продать. А Лужков еще и закупал-то по два доллара за килограмм, то есть давал московскую закупочную цену, это было почти вдвое больше цены, практиковавшейся в глубинке.
Это явилось началом их успеха. Они смогли за следующий год позволить себе втрое увеличить свое стадо.
И еще и в 99 году государство пребывало в ступоре и боялось рулить, и спрос на отечественные товары держался стойкий. И им удалось опять остаться с хорошей прибылью, потому что они в своем росте поголовья обогнали всех. Это уже в 2000 году начались трудности, пришлось бороться за сбыт отдельно, что даже привело к самостоятельной продаже за рубеж, в тот же Китай. Заодно они поняли, что то, что наша сельскохозяйственная продукция не продается за рубежом, в связи с перепроизводством этой продукции там - это утка. И если государство не может продать зерно за границу, гноя его у себя в стране, то не из-за транспортных трудностей, это отговорка, оно просто сознательно сельское хозяйство банкротит. Как в свое время банкротились специально заводы. А зачем это делалось, все мы прекрасно знаем...
За счет прибыли, у них появились передвижные мясоперерабатывающие и маслоделательные заводики. Те же модули, которые привозились на “КамАЗах”, отцеплялись и составлялись в заводик у любой деревни, где была электрическая сеть. Когда-то до революции масло Барабы продавали в Англию. Оно было исключительное по вкусу. Это развесистая клюква, что наше масло в Европе сейчас не нужно. Его же не сравнить с их маслом, скажем, с тем же финским...
Заводики их работали круглосуточно...
Чтобы не пугать народ, они теперь реже выходят со стадом под города. Часть мяса они перерабатывают в консервы и мясоизделия сами, и мы видим его сейчас под разными названиями разных товаропроизводителей. Не стоит их, наверное, называть, чтобы не создавать рекламу подделкам, такому моментальному и характернейшему явлению в стране... Но если попадается вам сейчас качественный товар, а он с каждым годом занимает все больше места на нашем рынке, вытесняя долларовое мясо наших недобросовестных импортеров, травящих население нашей страны бракованными, отвергнутыми производителями для продажи в их стране продуктами - ну скажите, какое мясо можно, привезя из-за рубежа и заплатив еще и таможенную пошлину, продавать на внутреннем рынке нашей страны за один доллар? Если попадается вам хороший доброкачественный товар - то знайте, это - они.
Юрисдикция / Отношения
с властями
На отправке своих детей служить в армию мирные взаимоотношения с окружающим их государством у них, в общем-то, и заканчиваются. Во всем остальном у них с государством невидимая война. Не с простыми, конечно людьми, среди которых они живут, и на земле которых они трудятся, с их потенциальным работниками, с этим у них, напротив, добрососедские отношения, и эти к ним тянутся, и не с теми здравомыслящими людьми, которые в государственном аппарате изредка попадаются и о судьбе и благосостоянии своей страны пекутся. С этими у них полное взаимопонимание. А с той криминальной, продажной, антинародной, антигосударственной, по сути, структурой, которая и представляет собой власть в стране, от зависимости которой они себя всячески оберегают, и стране, находящейся под властью которой, всячески сочувствуют.
И от налогов они уходят. Платят, как говорилось, только часть. И те 90%, да и потом 50 процентов налогов с прибыли, коими государство в стране хотело, да и во многом сумело, растоптать отечественного производителя, они никогда не платили. И этим себя уберегли. Платят уже вообще просто как подарок, могли бы вообще не платить. Излишне объяснять почему. Впрочем, не платить тоже нельзя, чтобы не озлоблять излишне.
Так что, с выплатой дани на первый взгляд все в порядке...
Взятки у них не практикуются тоже. Вернее сказать, в их сфере взяточничества не существует в принципе. Дети их даже не знают, что такое может быть. На самом первичном уровне, на учредительском, на самом высоком, “дипломатическом”, “хозяева” их, когда кого-то ублажают и задабривают, подмазывают и проталкивают им нужное, все же, видимо, какие-то суммы и платят, приходится, входя в сношения с чиновниками того государства, разговаривать их языком и действовать их оружием, но в подобные сношения они вступают мало и взяток потому и тут мало дают - что же до внутренней жизни, все остальные люди, а их уже сотни тысяч, разбросанные по их собственной территории в их собственной стране на тысячах квадратных километров со всеми своими юридическими консультациями, врачами, инспекторами, больницами, бытовыми службами, управлениями, учителями, зав. складами, они об этом уже забыли...
Внешний мир их вообще практически не касается, они от него свободны и отделены в силу их мобильности и труднодоступности. Поэтому и от рэкетиров защищены. Да и на этих тут своя управа. И мафии, как одной из сторон той власти, они не боятся. И для бюрократического аппарата, проводника правительственной политики, являющейся другой стороной той же мафиозной медали, они недостижимы. Кто будет их отлавливать в тайге и по степи?.. Да и то, отловишь ты одну семью, пасущую скот, а что дальше? А на настоящих бандитов у них существует собственная “армия”. Именно собственная, не присланная УВД, МВД, ФСБ или какой-то другой посторонней силой, расставляющей везде своих соглядатаев, а своя, представленная теми же людьми с бывшим воинским прошлым, оформленными в официально зарегистрированное охранное предприятие, единственное, пожалуй, из всего у них, что оформлено с величайшей строгостью, в соответствии со всеми требованиями и законами Российской Федерации, со всеми тонкостями, оружейными комнатами, отношением к боекомплектам и т.д., чтобы никакой комар не мог носа подточить и лишить потом их самодостаточности и в себе уверенности. Достает их государство, на территории которого они располагаются, обычно в Пеньке. Но в Пеньке у них все чиновничье правильно. Пенек у них только вершина айсберга, и здесь все на поверхности, все соответствует постановлениями бюрократов, это здесь осуществить достаточно нетрудно. К тому же во всей полноте представлена дипломатия их “хозяев”, в чем тем надо отдать должное, потому что без этих их как бы китайских хитростей и премудростей в этом полном агрессивности окружении, чуждом их идеалам и психологии, им не суждено было бы выжить и все задуманное осуществить. Именно хозяевам все население здесь обязано.
Уложения/ Социально-
экономическое устройство
Но нельзя сказать, чтобы собственники всего этого дела сильно заносились или притесняли своих подчиненных. Сильно наживались на огромном количестве своих работников. Напротив, все сделано здесь так, чтобы каждый работник чувствовал себя достойно и имел определенную экономическую самостоятельность.
Прежде всего, они все на самом деле акционеры. Как по законам теперешней рыночной экономики и положено, у них акционерное общество, полностью соответствующее и формам собственности, существующим в РФ, и постановлениям правительства Российской Федерации. Но внутри у них полный авангардизм.
Внутри у них, можно так назвать, планово-коммерческий авторитарный социализм, или еще что-нибудь типа: опытный нестихийный нравственный капитализм. Ну, или еще какая-нибудь галиматья.
Как бы то ни было, питание у них бесплатное. Комплексные обеды в общественных столовых, представляющие собой самую простую, но здоровую пищу: каша, мясо, овощи, щи, молоко, к которым, - чтобы уж отсечь упреки противников военного коммунизма, - в столовых можно покупать или заказывать за деньги все, что хочешь, дополнительно, но за счет которых, даже без дополнений, можно вполне жить, в достаточной мере поддерживая силы и получая весь необходимый организму набор витаминов, белков, углеводов и микроэлементов.
Причем это питание всегда бесплатное. Вновь прибывшие начинают именно с этого общественного питания, и те парии, которыми часто эти вновь прибывшие являются, считают это заведенное правило вообще праздником. Питаться можно и дома, можно, если есть желание, брать обеды на дом, можно есть в столовых и в кухнях куреней, можно вообще все продукты покупать себе в магазинах, но главное, что существует обязательная необходимая основа, состоящая из продуктов на каждого члена их сообщества и приготовленная общественным путем, что и в дальнейшем помогает людям при надобности освободиться от рутинного в каждодневном приготовлении пищи элемента и сосредоточить силы на основной своей деятельности. Да и надо сказать, не многие старожилы отказываются от этого выверенного и здорового и одобренного их “минздравом” рациона и в дальнейшем.
Оплачивается это питание из прямых социальных отчислений, которые производятся из прибыли, принадлежащей, по идее, как акционерам, всем им.
Бесплатны у них так же ясли, школы, интернаты, детские сады... И культурные мероприятия у них тоже бесплатные. Все это идет из их фондов, к внешнему государству отношения не имеющих... Бесплатна и медицина.
Широко используется кредит для приобретения жилищ и товаров народного потребления. Для этого у них есть свой банк. Не государственный, не коммерческий, а основанный что-то по типу кассы взаимопомощи на основании внутреннего для их акционерного общества устава. Возврат ссуд практически беспроцентный. Ссуды на какое-то дело, коммерческое предприятие, создаваемое в сфере их бизнеса и на их территории, например, если кто-то вздумал сделать у них вязальную мастерскую, магазинчик, консервный заводик по переработке клюквы и брусники, решил начать торговлю ими производимыми шкурами за пределами собственной территории, еще более льготны, при условии что регистрация их деятельности производится у них. Они как-то выговорили себе право регистрировать предприятия, может быть, потому, что они фиксируют их как свои отделения, как свое дополнительное производство, оформляя налоги, которые на своих предпринимателей накладывают, как прибыль от своих производств. Налоги в их системе взимаются небольшие. Учитывая, что это неблагоприятная зона для жизни и работы и вообще север страны, зона слишком рискованного земледелия и животноводства, берутся в общей сложности от силы десять процентов с прибыли. Как дальше они отвечают за своих предпринимателей и какую часть взимаемых с них налогов отдают внешнему государству, пытающемуся эксплуатировать все и вся, это уже руководства забота и вещь особенно не афишируемая.
Денежные заимствования со стороны у них не дозволяются. То есть кредитная политика государства, которое позволяет напечатанные им же деньги давать своим гражданам под двадцать с лишним процентов годовых, чтобы потом объявить примерно на такой же процент ежегодное обесценивание денег из-за инфляции, им непонятна и не приветствуется. Да и им денег никто со стороны и не дает, потому что у них не принято за кредит рассчитываться с процентами. Так что на стороне денег никто и не берет, это не имеет смысла. На личных счетах деньги тоже практически никто не держит. Все накопления у них - в их акциях, за хранение же денег просто на личных счетах они не получают процентов, как в стародавние социалистические времена - один-два процента в год. Собственные акции их собственного общего дела - это самое прибыльное вложение денег, стоимость этих акций вместе с расширением и увеличением прибыльности постоянно растет, акции дают им самый главный процент.
Но цена акций может расти и от цены на продукцию. Что зависит от спроса на внешнем рынке, от улучшения качества, увеличения поголовья, урожайности пшеницы, от времени года, от разного рода случайностей, от формы подачи товара, что зависит уже от предприимчивости людей наверху. Тогда люди наверху выгодой, полученной от такой коньюктуры, с людьми внизу подчеркнуто открыто делятся, - это у них целая политика такая,- в ожидании, что люди снизу с ними поделятся выгодой от улучшения качества продукции, увеличения поголовья, от экономии, бережливости и вообще добросовестного и честного труда.
Таким образом, все они заинтересованы в развитии их общей системы.
Кооперация
Все они прекрасно осознают, что только при общественном производстве, системе, позволяющей рационализировать работу средств труда и уменьшить затраты на единицу продукции, в том числе, или даже особенно, в сельском хозяйстве, можно и добиться снижения себестоимости продукции и выжить в условиях жесткой конкуренции сельскохозяйственных товаров из-за несправедливого перераспределения доходов в мировой экономике в пользу вечного победителя и эксплуататора деревни: промышленного города.
Поэтому, хотя каждая бригада, семейная или смешанная, как самая мельчайшая производственная единица, у них, по сути, самостоятельна и каждая на хозрасчете, и зарабатывают все в зависимости от количества откормленных голов скота, от привеса, то есть при полном одобрении индивидуализма - тем не менее, именно кооперация у них в почете, именно она приветствуется, для нее тут зеленый свет, полная свобода и все условия, вплоть до разработки программ, разъяснения прав и преимуществ объединений, помощи в оформлении документов кооперативов, консультации по юридическим основам, удобные формы регистрации, пропаганда, образцы, планы. Кредит кооперативам оказывается тоже в первую очередь.
Бригады связаны в кооперативы еще и по использованию их общей техники, тракторов, автомашин, или по использованию чесальных машин, войлочных фабрик и т.д. И связаны не просто в артели, созданные из центра, подобные сталинским МТС, а в сообщества, возникшие изнутри по собственной, подготовленной памятью о былых временах, заинтересованности в кооперации.
Если же люди или предприятие со стороны захотели прийти к ним со своим капиталом, инвестировав его в какое-то их производство, они, эти люди, предприятия, обязаны принимать их политику, их общественные взаимоотношения и включаться в их систему, платить им налоги, а по завершению создания нового производства, непосредственно рисковать своими деньгами, участвуя в работе созданного “детища” на выбранном ими участке их общей хозяйственной деятельности, напрямую завися от успехов или неуспехов своего предприятия. По сути дела, быть полностью включенными в их структуру. Просто снимать проценты с кредитов, данных какому-то новообразованию, - такого нет. Как нет и предприятий, зарегистрированных в оффшорных зонах. Отсутствия подобной экономической свободы они не стесняются. Им здесь некого стесняться и не от кого выслушивать упреки в отсутствии у них подобных свобод. У них вообще считается, что они обладают полным правом все ненужное им запрещать, считают, что обладают правом иметь ровно столько свободы, сколько им выгодно. Делать же что-то лишь для произведения впечатления на посторонних людей считается расточительным. Например, вот, никого не побоявшись, они запретили у себя кредит в его чистом виде, ликвидировали банковский ростовщический процент, систему рантье, большие проценты по вкладам. Ну и что, нисколько от этого не обеднели, нисколько не пострадали, даже выиграли. И что им кто сказал? Это их воля и их право, как граждан отдельного, независимого и имеющего свою власть... уже хотелось сказать, государства, но заменим его словом... образования...
Массмедиа/Телевидение
Понимая, что средства массовой информации являются четвертой, а если разобраться, то может статься, самой первой и главной, властью в стране, телевидение у них тоже свое. Передачи, непосредственно касающиеся их текущей жизни, связывающие их всех вместе, на каком бы летнике, зимнике, стойбище они не находились, как бы далеко не были отрезаны от их центра и студии, говорящие об их насущных делах, сделанные пусть не с привлечением всех последних медиа-технологий, но на достаточно профессиональном уровне, достаточном для изложения их внутренних новостей и проблем, подаются всегда сюжетно, в развитии, как процесс становления, утверждения и выживания их народа в условиях неблагоприятного окружения, и воспринимаются всеми здесь как захватывающий увлекательный действо, как поединок, как приключение, и этим интересны всем. Подобные программы ведутся каждодневно. На каждый день представляется баланс сил в природе и мире и всегда он представлен ярко и сводится к отношениям их уклада жизни, их потребностей, забот и проблем с проблемами и укладом жизни внешними и отдаленными, существующими за пределами их территории, пусть не враждебным, пусть любопытным иногда по своей неожиданности, даже привлекательным, но для них являющимся все же чужим, и часто малоразумным.
Не благоприятность в нравственном и политическом отношении жизни вовне и так не нуждается в подчеркивании, это для всех здесь очевидно. Да это и не только здесь очевидно. Но они прекрасно осознают, что благоприятность только у них присутствует, только ими поддерживается. А поскольку дана воля аналитическим передачам, пытающимся объяснить причину и природу неблагоприятности вовне, вывести законы, по которым возникают в мире эти нравственная и политическая неблагоприятности, то им понятно, и как нравственное общество должно создаваться и в какой стране нравственность может существовать. И это помогает им творчески отнестись к их собственной обособленности, не скучать в своей провинции а, наоборот, воспринимать подобную ситуацию как преимущество, как выгодную возможность избежать ошибок и повторения общего печального положения дел.
О жизни общества разговор ведется на гораздо более глубоком уровне, чем где-либо, с участием философов, социологов, экологов, представителей разных общественных движений, ведущих диалог не ради острых ощущений и спектакля, а ради истины. Например, скомпрометировавшая себя теория коммунизма ими представляется во всей полноте, с анализом, просчетами и приобретениями, теория капитализма - тоже; сталинизм, национально-освободительные движения и т.д. - с привлечением самых сведущих специалистов. И им, подчас более подкованным и понимающим, чем многие, болтающие по ЦТ политологи и политобозреватели модных каналов, - философов там ныне не держат, - которых они иногда все же слушают и смотрят, в программах, скажем, того же НТВ, кажутся порой даже забавными. Когда понимаешь гораздо больше, знаешь гораздо шире проблему и держишь в памяти гораздо больше точек зрения, представленных в мире на одни и те же события и предметы, поневоле чувствуешь снисхождение к людям, несущих невнятицу в политических шоу и жующих какую-то тягомотину мякину, не знающих иногда элементарнейших вещей, не поднимающихся выше каких-то облюбованных ими идей и пытающихся делать на их скудном информационном уровне обобщения, а то еще и учить жить. И даже юмористически начинаешь относиться к таким. А когда они наблюдают глубокомысленные позы, скажем, того же бывшего Евгения Киселева, которые тот принимал, когда давал свой анализ событий за неделю в своей программе “Итоги”, именовавшейся им по наивности программой интеллектуальной, их разбирал просто смех.
Показываются им передачи и Московского телевидения, в записи, правда; выдержки других программ и каналов, полностью представлен, пожалуй, только государственный канал “Культура”. Очень часто даются старые советские фильмы. Все остальное дается выборочно, обзором. Много каналов они транслировать своими мощностями и не могут, да и многое купируется, скажем, коммерческих реклам, на беду собственникам, здесь уж точно нет, и матери вопросов, можно ли такое показывать детям, тоже не задают, потому что “такое” им и не показывают. И даже не из опасения, что люди изменят здешним идеалам, идеалы-то у них как раз неизменные, им тысячи лет, или поддадутся “вражеской пропаганде” и превратятся в “диссидентов”, но из общего понимания, что телевидение обладает гипнотической, завораживающей и мощнейшей силой, недостаточно изученной, но являющейся, это уже ясно сейчас, главным инструментом в воздействии на людей. И с этой силой, если не хочешь бесповоротно попасть под ее влияние, нельзя легкомысленничать, и надо с ней поступать осторожно, осознавать ее, вести себя с ней, как люди ведут себя, скажем, при экспериментах с наркотическими веществами, - пробующие даже из любопытства должны о воздействии и последствиях все знать, - и по большей части направлять подобные эксперименты в нужное русло. Бредовые мысли, происходящие от лукавства или недоумия, о свободе, которые навязываются сейчас правительствами людям по всему миру, за исключением, разве что, мусульманских стран, и сводящиеся, по сути, к свободе смотреть порнографию, ужасы и жестокости - “а не хочешь - переключи кнопку!” - ими тут определяются как провокация. Чтобы завершить тему, приведем постулат о свободе главного их здесь идеолога из высшего идеологического аппарата, часто повторяющего в несколько измененном виде фразу одного одиозного деятеля: “когда я слышу слово “свобода”, я сразу хватаюсь за что-нибудь тяжелое”:
“Свобода - это по большей части стремление одержимых пороками людей через вкрадчивое проталкивание вседозволенности, навязать всем остальным на земле людям такой образ мышления, который поможет им утихомирить их собственную совесть, от укоров которой страдает их собственная душа. В своем самообольщении они считают, что с наличием большего числа людей, исповедующих их “свободу”, им с их угрызениями совести станет проще жить, и, если не правильными поступками, то хотя бы огромным числом неправильных поступков других людей, они облегчат себе существование”.
Надо как-то держать эту силу под контролем и механизм ее воздействия продолжать постоянно изучать. Что здесь и делается. Даже наиболее, казалось бы, безвредные, советские фильмы, досконально изучаются, и потом результаты их публикуются как факты всеобъемлющего анализа, выносятся на обсуждение, многократно демонстрируются.
Вот, например, текст статьи в одном из первых средств их массовой информации, газеты “Учгурия”, напечатанной еще в самом начале функционирования сообщества, еще в 1996 году. Как образец их журналистики. Статьи на вездесущую тогда тему гласности и свободы, которую не затрагивал в те годы едва ли только не ленивый у нас в стране:
Отто Алкснис
(латыш, кстати, по национальности)
Гласность
Ну и что далась нам эта гласность? Все это обилие “горькой правды”, все то, что в свое время старательно скрывалось и до чего мы сейчас стали так падки? Что она нам принесла?
Да ничего. Ровным счетом - ничего.
Руководство в стране так же бездарно, как и было. В финансовых сферах, как воровали, так и воруют, только в гораздо больших размерах. Должностные лица взятки берут на несколько порядков больше, чем до гласности, причем, даже не стесняются уже, незачем им маскироваться под невзяточников, когда гласность и “правда” вменили взяточничество им в обязанность.
Мафию уже совсем не остановить, несмотря на то, что мы все о ней теперь знаем. Милиция сделалась наглой, жестокой и опасной до беспредела, она уже вся целиком такая, как о ней пишут в газетах, с ее мордобоями, пытками, подставными свидетелями, и уже незачем ей напрягаться, поддерживая о себе реноме порядочного советского милиционера, потому что газеты освободили ее от этого реноме, никто ему уже все равно не поверит, этот “надуманный” сентиментальный литературный образ дяди Степы-милиционера, в какой мы с детства привыкли облекать нашу милицию, канул в Лету. Мы теперь сделались умные, дядя Степа-милиционер для нас, да и для самих милиционеров, - это уже просто смешно.
Ну, а от того, что в каждой газете, в каждом средстве массовой информации, на каждом шагу нам всем открыто и “правдиво” говорят, что вследствие семидесятилетнего периода преступного тоталитаризма, мы превратились в общество, выродившееся и безнравственное, нравственнее мы не становимся...
Но зато гласность...
Как будто мы раньше, до гласности, не знали, что чиновники - подлецы, что суды заказаны и несправедливы, что правительство наше это кучка подонков и государственных идиотов (неужели вы думаете, что мы вам верили, так что появилась уж такая неотложная необходимость нас просвещать, говорить нам правду и наставлять на путь истинный? Полно, товарищи журналисты, кто же тогда еще до вас и вашего героического просветительства сочинял про наших государственных деятелей анекдоты?)...Но зато у нас теперь есть, как в любой свободной высокоразвитой стране, где ничто не запрещается, и свободные, имеющие возможность писать любую “отрицаловку” журналисты, и вездесущая реклама, которую, как все на Западе, мы тоже можем раздраженно проклинать, смотря телевизор, и голые девочки в отечественных кинофильмах и иллюстрированных журналах, и своя официально признанная проституция - смотрите-ка, как в любой цивилизованном стране...
У ценнейшего и талантливейшего русского писателя Михаила Пришвина (я подчеркиваю, талантливейшего, потому что есть тенденция сейчас его творчество, как и творчество многих других старых писателей, умалять и недооценивать, видимо, в силу недостаточного количества так необходимой сейчас “отрицаловки”, ну да еще в силу его азиатской провинциальности: что там, какой-то чудик, агроном,- даром, что дворянин и получил еще дореволюционное образование в германском университете - всю жизнь в деревне, в захолустье прожил и рассказики про нецивилизованную природу писал...) есть слова о том, что еще в самом начале своего творческого пути он дал себе зарок, никогда не изображать порока. Как бы мы для своего оправдания не убеждали себя, что мы его изображаем с целью критики, говорил он, все равно его изображение уже есть привнесение его в мир, его утверждение, многократное повторение, навязывание.
Сейчас же каждый даже порядочный автор спешит только патологической информацией с читателями поделиться, положительного и доброго мы в себе стесняемся... Мудрый, спрятавшийся от суеты цивилизации, философ-одиночка, Пришвин. Как он был прав. Но что же представляет собой наша теперешняя модная цивилизованная философия? Да и есть ли теперь она?...
Была “положительная” литература. Даже в страшные суровые времена террора, царизма, феодализма, сталинизма и т.д.... она существовала и вдохновляла людей то на поиски смысла жизни, то на подвиг, то на порыв. На что подвигает людей литература сейчас?.. “Положительной” литературы не стало. Во всех печатных изданиях, как и во всех структурах государственного аппарата, получили свободу лишь маленькие ничтожные людишки, которых со всего положительного воротит, которые для оправдания своей ничтожности, гадостности и порочности, хотят и всюду видеть только гадость, ущербность и порочность. И мало того еще и выдавать это все за истину и правду.
Столетиями народом управляли личности. Разные, со своими недостатками, Петры, Александры, Николаи, как к ним ни относись, Ленины и Сталины - но личности! Начиная же с Хрущева, кто, кроме быдла и посредственности, находился в государственном аппарате у нас?..
И действительно ли нужна вообще свобода? Пресловутая закордонная свобода с ее гласностью, демократией и свободой волеизъявления имеет один хронический ничем неискоренимый недостаток: при возможности народа ощущать свободу, говорит правду, бузить, делать баррикады и демонстрировать свое недовольство, власть у власти все равно остается. Именно та власть, которая уже есть. Которая власть в руки уже захватила и установила свой порядок. Она только вводит для компенсации народного недовольства подразделения полиции с дубинками, слезоточивый газ, водометы и прекрасно у власти продолжает существовать. Может быть, кто-то в состоянии сказать, что с этой свободой и демократией исчезает власть капитала, культ силы и устанавливается царство порядочности, справедливости и гармонии, и перестает властвовать принцип все на продажу?.. Да нигде ничего подобного никому в голову не придет, как ни напрягайся, ничего такого нигде не отыщешь...
Неужели такой ход вещей трудно было предугадать?..
Или вот еще:
Алексей Иванов
Рассказ слесаря шестого разряда.
Слесаря бывшего треста
Кузбасуголь
Завода точного оборудования
Будочникова В.П.
В школе я был жуткий борец за свободу личности. В старших классах я все возмущался, что нет свободы. Вечно демократии учим, а на самом деле ее не имеем. Еле мне тогда дали аттестат...
Я, конечно, понимал, что при наличии и х лагеря и в условиях идеологической борьбы с ними свобода терпит ущерб и полной демократии быть не может и что определенный контроль и определенные ограничения все равно будут. Но я всюду доказывал, что некритическое по вине всяких перестраховщиков отношение к положению дел у нас в стране, безмерное восхваление нашего образа жизни, как это кондово делалось в школе, оборачивалось некритическим отношением и к нашим действительным, требующим своего искоренения недостаткам, и мало того, подрывало доверие и к самой идее нашей жизни. Я заявлял тогда, что в школе надо формировать борца, недовольного, что время борцов не кончилось с эпохой Белинского, который мечтал, что в школе будут формировать человека с критическим образом мысли, а мужик с базара “ не Булгарина со всякой другой халтурой, а Некрасова понесет”, глупо было бы считать, что борцы и недовольные были нужны только тогда, а в новую эпоху нужен только строитель, так сказать, исполнитель. Нет, недовольный настоящим положением вещей нужен всегда, иначе кто будет двигать общество вперед? Просто исполнитель - он не помощник. Только недовольный, ясно видящий недостатки, ищет способы их искоренения, стремится к положительной цели, борется за ее осуществление, он творческая личность. И по-другому не может быть. Замалчивание недостатков это и было главное зло, главный недостаток, оно породило консерватизм, косность, что и явилось остановкой в развитии. Как бы там ни было, и при враждебном окружении должна быть быть полная демократия, иначе мы всегда обрекаем себя на вырождение...
Сейчас бы я более осторожно обращался с подобными формулировками. Уже и демократия из абсолютной ценности стала оружием. Штаты купили нас именно на нее. Это явилось их главным средством. Ведь мы только хотели поправить, а получилось, как всегда...
Поэтому о свободе, как раньше, я сейчас бы не говорил. Время внесло свои поправки, я уже готов обеими руками голосовать против, от всех своих свобод отказаться... Но с другой стороны при отсутствии свободы для недовольных опять постоянный тупик. Меня, например, всегда из-за своих “правдоисканий”, задвигали подальше. И в прежнее время и теперь. С пользой для дела, естественно. Свободно рассуждать никогда не дозволяется... Получается безвыходная ситуация. Пожертвуешь сознательно своей свободой ради того, чтобы все вернуть назад и чтобы кто-то больше не смог использовать твое стремление к свободе в своих корыстных целях, сознательно откажешься от нее, обязательно найдутся те, кто с удовольствием твою отвергнутую свободу подберут и твоим добровольным отказом от нее охотно воспользуются...
Возвращаясь же к самому массовому из средств массмедиа - телевидению, нельзя сказать, что у них запрещается спутниковое телевидение, то есть запрещается тенденциозно иная интерпретация информации. В обход их собственных способов ретрансляции. Нет, но у них создан, сформирован, или просто образовался такой психологический климат, психологический фон, что иметь спутниковое телевидение читается непристойным. Как-то неприличным. Это как будто смотреть в замочную скважину. Для индивидуального же, бесцензурного и бескупюрного доступа к свободному рынку информации у них выбран другой, менее навязчивый и агрессивный способ, чем телевидение, - это Интернет.
Искусство/Культура
С культурой у них как везде. Есть для... назовем так, “высоколобых”, есть для остальных. Тут уж кто что выбирает...
Например, одно время у них была шлягером песня “Самурай”, которую можно было услышать в любом доме, юрте, поселке, будь то поле или сам Пенек:
Самурай
...И пока самолет задевал облака,
Он сказал, что в Японии нет молока,
Что в Японии нет ни лесов, ни лугов
и что нечем кормить ни овец, ни коров.
Я тебя понимаю, мой маленький брат,
Ведь таежный наш край и красив, и
богат.
Ты не зря, Панассоник, завидуешь мне
............................................
Самурай, самурай, я тебе помогу
Наливай, самурай, будем пить за тайгу!
Про загадочный край я тебе расскажу,
Наливай, самурай, я еще закажу...
И не потому, конечно, песня нравилась, что тут был намек на какую-то отечественную алкогольную бесшабашную тему, нет, это их тут мало тревожит, они к этой вещи относятся без ребячества, как взрослые, а потому что тут присутствует, пусть с юмором, но их жизнь и о них. Это их радовало, они крутили песню без конца.
Но это в порядке юмора. Для расслабления. Любят они, конечно, много другого. Но Пугачеву, скажем, уже не так сильно. Они любили ее, когда она была страдающая женщина, которая поет. Но звездная Пугачева с салоном мод и представительница бомонда ими воспринимается только выборочно. Любят, конечно, Расторгуева, “Комбат”, Гамзатова, Малинина и так далее...
Культивируется тут и серьезное искусство.
Для высоколобых Маркес, Куросава, Акутагава, Бунюэль, Антониони, Гамсун, Тарковский, Олеша, Платонов и другие русские и советские классики, которые, пожалуй, ценятся выше всего.
Поддерживают связь со многими островками культуры, оставшимися в стране, с Коломенской радиостанцией “Благо”, где в “Свободном университете” даются лекции ныне широко известного и ныне благополучно здравствующего профессора богословия Московской духовной академии А. И. Осипова, в рубрике “Портрет мастера” делаются передачи о Иосифе Бродском, а на ночь каждый день совершенно обворожительно читает вечерние молитвы мальчик Сережа Рыжов. Они транслируют эту станцию у себя. Транслируют так же известную Московскую радиостанцию “Тройка”, с ее попсовыми русскими песнями всех времен. Имеют связь с Московским этнографическим театром, с Нижне-Новгородской студией живописи, Тверским фольклорным ансамблем, с Общероссийским обществом аутсайдеров, с организациями, практикующими нетрадиционное земледелие. Все интересное они сразу тащат к себе...
Сами создают свое. Жизнь в тайге это тоже своеобразная культура. Юрты, лошади, культура взаимоотношений с животными, популярна старина.
Но вот чего нет, это навязчивого оболванивающего момента массовой культуры. От той цивилизации приходится отгораживаться. Приходится даже обороняться. Желтой литературы нет. Чтива. Это только кажется, что без него нельзя жить. Та страна жила без этого почти семь десятков лет. А мусульманский мир и сейчас продолжает жить...
Порнографии нет. Сразу договориться, что это то, что создается в искусстве без всякого дополнительного смыслового момента, только для возбуждения. Как фотографии голых женщин на обложках определенного рода газет, продающихся у нас сейчас на каждом железнодорожном вокзале, где они с ногами раздвинутыми как можно шире, а там, где начинается уже вообще Бог знает что, поставлен ценник на газету или какая-нибудь клякса. Не то, что этого у них нет вообще. Господи, это всегда было и будет, сфера сексуальности - это такой дремучий лес. Конечно, есть. Но это не продается у них нигде. Не навязывается, не афишируется. За свободу не держится.
Зубодробительной жестокости нет. Боевики у них тоже ограничены в показе. Ужастики, если только уж не совсем знаменитый фильм. Фильмам “красивой жизни” тоже ограничения.
Кстати для детей они тут придумали при показе какой-нибудь известной, но спорной, картины, форму антирекламы, как для сигарет: “Опасно для здоровья”. Например, хичкоковские актеры сходили с ума. Элизабет Тейлор с красивой жизнью и массой любовников умерла от рака прямой кишки, обязательно это сказать в конце фильма. Секс-символ Мэрлин Монро умерла молодой от передозировки героина. Голос за кадром, иногда комментирующий, напоминающий, старающийся создать дистанцию между рекламной навязываемой красивой жизнью и актером; битлы, Пресли, или еще какой-то символ свободы умер от СПИДа, одна из наших самых отвязанных писательниц-свободолюбок, автор романа “Мама, я жулика люблю”, Наталья Медведева умерла бездетной и в возрасте сорока пяти лет от наркотиков, - с тем, чтобы отстранить молодого зрителя или читателя от своего кумира, кумира свободы ли, любви ли, поэзии и пр., подчеркнуть момент условности в искусстве, как в свое время в советском театре, где Джульетту обязательно играла из служебных, коньюктурных или еще каких-то соображений какая-нибудь старая заслуженная мымра, и это, наряду с отрицательной стороной имело и свою положительную: созерцание пожилой заслуженной Джульетты привносило в пьесу необходимый момент условности, благодаря которому зритель меньше попадает под влияние художника, его художественного образа, его личности и, трезво воспринимая искусство, научается привыкает ценить прежде всего, не авторскую или актерскую человеческую личность, а Божью искру талантливости, авторское мастерство. Чтобы не сливался в экстазе молодой человек, зацепленный сопереживанием за живое, с героем фильма, чтобы хоть отчасти лишился вранья самый современный и важный для них вид искусства - кинематограф.
Архитектура сталь и бетон это тоже не для них. Свободны они и от гигантизма. Хотя могли бы, деревня сейчас переходить к ним валом, вместе с землей, селами, целыми районами. И богаты они стали безмерно. Могли бы строиться капитально и монументально. Принять на вооружение евростиль, евродизайн, как всюду у нас в стране, западную технологию, конструктивизм, модерн, и окопаться, врыться в землю, воздвигнуть огромные дома, заводищи, дворцы. Представляете, какое это великолепие: возвышающиеся среди тайги или открытой степи, видные издалека многоэтажные сталь, стекло и бетон. Но они уходят от этого в свою культуру, в первозданность, в степи, в простоту. Они уже выбрали свой стиль, с упором на природу, и на то, что к ней ближе.
Простота это вообще принцип их жизни, ни в коем случае не излишество. А есть ли смысл? В высоких технологиях, в последних достижениях науки и техники, делает ли это жизнь человека лучше, чище, светлее, счастливее, наконец, приводит ли к пониманию смысла жизни? Ничто не решается без оглядки на эту точку зрения...
Да и какай тут модерн!.. Тут на серединке бы удержаться, выстоять вообще бы в борьбе с народившимся, и все более ширящимся, самими ими когда-то созданным у себя, движением “зеленых”, - тоже не дающее скучать приобретение, - которые вообще требуют отказаться от всего, что наносит ущерб первозданности, и от скотоводства, в частности, потому что этот вид деятельности всегда связан с насильственной смертью животных. А это значило бы отказаться от всей своей экономики вообще. От основы. Тогда прощай и культура, и их цивилизация. “Прощай, оружие...”
Любимые авторы
(А. Н. Энгельгард “Письма из
деревни”)
Вы хотите, чтобы я писал вам о нашем деревенском житье-бытье. Исполняю, но предупреждаю, что решительно ни о чем другом ни думать, ни говорить, ни писать не могу, как о хозяйстве. Все мои интересы, все интересы лиц, с которыми я ежедневно встречаюсь, сосредоточены на дровах, хлебе, скоте, навозе...
Пятого февраля я праздновал годовщину моего прибытия в деревню. Вот описание моего зимнего дня.
...Поужинав, я ложусь спать и, засыпая, мечтаю о том, что через три года у меня будет тринадцать десятин клеверу наместо облог, которые я теперь подымаю под лен. Во сне я вижу стадо пасущихся на клеверной отаве холмогорок, которые народятся от бычка, обещанного мне одним известным петербургским скотоводом. Просыпаюсь с мыслью о том, как бы прикупить сенца подешевле.
Проснувшись, зажигаю свечку и стучу в стену - барин, значит, проснулся, чаю хочет. “Слышу!” - отвечает Авдотья и начинает возиться с самоваром. Пока баба ставит самовар, я лежу в постели, курю папироску и мечтаю о том, какая отличная пустошь выйдет, когда срубят проданный мною нынче лес. Помечтав, покурив, надеваю валенки и полушубок. Дом у меня плоховат: когда вытопят печи, к вечеру жарко донельзя, к утру холодно, из-под полу дует, из дверей дует, окна замерзли, совершенно как в крестьянской избе. Я было сначала носил немецкий костюм, но скоро убедился, что так нельзя, и начал носить валенки и полушубок. Тепло и удобно. Наконец баба, позевывая, несет чай. Одета она, как и я, в валенки и полушубок.
- Здравствуй, Авдотья. Ну, что?
- А ничего!
- Холодно?
- Не то чтобы очень; только метет.
- Иван ушел на скотный?
- Давно ушел: чай, уж корм задали...
Я заказываю обед, Авдотья, жена старосты Ивана, у меня хозяйка в доме. Она готовит мне кушанье, моет белье, заведует всем хозяйством. Она же доит коров, заведует молочным скотом, бьет масло, собирает творог. Авдотья - главное лицо в моем женском персонале, и все другие бабы ей подчинены, за исключением “старухи”, которая хозяйкой в застольной.
Обед заказан. Баба уходит. Я пью чай и мечтаю о том, как будет хорошо, когда нынешнею весною вычистят низины на пустошах и облогах, через что покос улучшится и сена будет больше.
Пью чай, курю и мечтаю. Иван, староста, пришел; одет в валенки и полушубок.
- Здравствуй, Иван. Ну, что?
- Все слова богу. Корм скоту задали. Корова бурая белобокая телилась.
- А! Благополучно?
- Славу богу. Сходилась как следует. В маленький хлевок поставили.
- Телочку телила?
- Телочку - буренькая, белоспинная... Ничего телочка.
Я достаю из стола записную книгу, записываю новорожденную телочку в список нынешних телят...
- Что, хорошо съели вечернюю дачу?
- Хорошо съели, только былье осталось. Пустошное сено, сами изволите посмотреть, роговой скот хорошо будет съедать: кроме былья ничего не останется, потому в нем вострецу нет.
- Что это Лыска вчера вечером лаяла?
- Так, ничего. Волки, должно, подходили.
Молчание. Говорить больше не о чем. Иван, выждав, сколько требует приличие, и видя, что говорить больше нечего, берет чайную посуду и уходит к Авдотье пить чай.
После чая я или пишу, или читаю химические журналы, собственно, впрочем, для очищения совести: неловко как-то, занимавшись двадцать лет химией, вдруг бросить свою науку. Но не могу не сознаться, что очень часто, читая статью о каком-нибудь паро-хлор-метаталуйдине, я задумываюсь на самом интересном месте и начинаю мечтать, как бы хорошо было, если бы удалось будущею осенью купить пудов 500 жмаков... навоз-то какой был бы!
Обутрело. Кондитер Савельич пришел печи топить. У меня печи топит кондитер, настоящий кондитер, который умеет делать настоящие конфеты... Когда-то, лет пятьдесят или шестьдесят тому назад - за старостью кондитер сам позабыл, сколько ему лет,- Савельич учился кондитерскому ремеслу в одной из лучших кондитерских в Москве, был кондитером в одном из московских клубов, потом был взят помещиком в деревню... - под старость оглох и с тех пор жил все больше около церкви. Последние же два года жил как птица небесная, со дня на день перебиваясь кое-как. .. Ко мне Савельич попал после Авдотьи...
Поселившись в деревне, я решился не заводить ни кучеров, ни поваров, ни лакеев, то есть всего, что составляет принадлежность помещичьих домов, что было одною из причин разорения небогатых помещиков, не умевших после “Положения1861 года” повести свою жизнь иначе...Поселившись в деревне, я повел жизнь на новый лад.
В имении я нашел старосту; у старосты, разумеется, оказалась баба, которая вела его хозяйство, готовила ему кушанье, мыла белье. Я переместил старосту с бабой из избы в дом и сделал Авдотью моею хозяйкой, кухаркой, прачкой. По хозяйству - молочное дело, выпойка телят и пр.- учить ее мне было нечему: я сам у нее учусь и должен сознаться, что от нее научился гораздо большему, чем по книгам, где говорится, что “у молочной коровы голова бывает легкая, с тонкими рогами, ноги тонкие, хвост длинный и тонкий, кожа и волосы мягкие и нежные, вообще же весь вид женственный, и пр.”... Все идет у нас отлично: и масло выделываем превосходное, и бархатный сливочный сыр делаем такой, что Эрберу не грех было бы подать своим посетителям, и раков маринуем, и ветчину солим, и гусей коптим, и колбасы чиним, и рябчиков жарим не хуже, чем у Дюссо. В одном только мы с Автотьей Прохоровной не сходимся: я забочусь только о вкусе, а она, кроме того, и о том, чтобы все было хорменно (форменно), как у господ бывает, чтобы нас не осудили. Кондитер Савелич, который живал при господах, был для нее истинною находкой, и она с волнением ожидала, разрешу ли я пригласить его...
Кондитер затопил печи. Авдотья из-под коров пришла. Хлебы в печь сажает. Стряпать собирается. Пришел Иван.
- Что?
- Надумался за Днепр сегодня съездить. Сена не удастся ли дешево купить. Говорят, с выкупными сильно нажимают. Становой в волости был. Теперь, по нужде, сено, может, кто продаст, а то как заплатят недоимки - не купишь, потому нынче и у крестьян корму везде умаление...
Староста ушел. Я иду на скотный двор. Скот уже напоили и начинают закладывать вторую дачу корма. Я захожу в каждый хлев, смотрю, чисто ли съедена утренняя задача. Вторую задачу дают при мне. Я смотрю, как скот ест, не отбивают ли одни коровы других, не следует ли которую поставить в отдельный хлевок для поправки. Захожу в телятник, в овчарню, в скотную избу, где кроме скотника, скотницы (его жены) и их семерых детей помещаются еще новорожденные телята и ягнята.
Кроме старосты у меня есть еще скотник Петр с женой Ховрой и детьми. У скотника семеро детей...
Все это семейство, до младшей Солошки включительно, работает безустанно с утра до ночи, чтобы только прокормиться.
Сам скотник Петр.. В этой работе ему помогают два старших сына... и даже десятилетний Андрей работает настоящим образом, по мере своих сил: запрягает лошадь, помогает брату накладывать сено на воз... Разумеется, Андрей забирает маленькие охапочки сена; но посмотрели бы вы, как он бойко ходит между коровами, как покрикивает на быка, - и бык его боится, потому что у Андрея в руках кнут. Летом Андрей носит за отцом ружье, но при случае и сам выстрелит. Раз, летом, я был в поле, недалеко от стада, которое рассыпалось между кустами. Вдруг слышу выстрел. Бегу на выстрел и вижу: Андрей (ему тогда только что десятый год пошел) держит в руках дымящееся ружье. “В кого ты стрелял?” - “В волка”. - “Где?” - “Да вот за ровком”. - “Как же ты стрелял?”. - Ружье у скотника тяжелое, длинное, одноствольное, еще с 12-го года, французское, солдатское. - “На сучок положил, да и выстрелил. Что ж? Так и подрал; да вон по полю дует”. Действительно, смотрю, волк несется по паровому полю.
Жена скотника, скотница Ховра.... В ее работах ей помогают старшая дочь, Аксюта (двенадцать лет), и младшая, Солошка (шесть лет), специальная обязанность которой состоит в уходе за маленькой Ховрой, которую она качает в люльке, таскает по двору, забавляет и нянчит. Прохор (восемь лет) тоже помогает по хозяйству: он рубит дрова, и так как силенки у него мало, то он целый день возится, чтобы нарубить столько дров, сколько нужно для отопления одной печки..
За все это скотник получает в год шестьдесят рублей деньгами...
Не много, как видите. Недорого оплачивается такой тяжелый труд, как труд скотника со всем его семейством...
Я всегда с удовольствием бываю в скотной избе. Мне ужасно нравится этот “детский сад”, где все дети постоянно заняты, веселы, никогда не скучают, не капризничают, хотя в “саду” нет никакой “Gartnerin”, которая выбивалась бы из сил, чтобы занять детей бесполезными работами и скучными сентиментальными песенками, как в петербургских детских садах, где на немецкий лад дрессируют будущих граждан земли русской.
Осмотрев все на скотном дворе, потолковав с скотником, скотницей, полюбовавшись ребятами, телятами, ягнятами, - вы не можете себе представить, как мил маленький Павлик, когда он играет на полу с ягнятами, - я возвращаюсь в дом. Авдотья, вся раскрасневшись, взволнованная, в забвении чувств, отчасти даже сердитая, хлопочет около плиты, на которой все кипит и клокочет.
- Обедать буду подавать: готово.
- Подавай.
Авдотья накрывает стол и подает обед. Подав кушанье, она стоит и в волнении ждет, что я скажу - хорошо ли. В особенности волнуется она, если подает новое какое-нибудь кушанье: в эти минуты она находится в таком же возбужденном состоянии, как ученик на экзамене, как химик, который делает сожжение какого-нибудь вновь открытого тела. Она стоит и смотрит на меня: что будет. Обыкновенно всегда бывает все очень хорошо. Авдотья на верху блаженства. Если же случится, что у меня гости, то мне даже жалко становится Авдотьи: она волнуется до такой степени, что у нее от расстройства нервов делается головная боль...
В конце обеда иногда является сюрприз - это кондитер сделал что-нибудь сладкое, “на закуску”, как говорит Авдотья. С кондитером у нас в некотором роде дружба; нас сближает, как мне кажется, сходство положений, что мы оба втайне чувствуем, хотя никогда друг другу не высказывались. Весь мой хозяйственный персонал - из мужиков; один только кондитер Савельич из дворовых, из старинных дворовых, из природных дворовских, как говорит Авдотья. Вследствие этого Савельич, точно так же как и я, барин, пользуется особенным уважением, оказываемым “белой кости”. Савельичу, точно так же как и мне, даже староста говорит “вы”... Должен сознаться, я сам чувствую к Савельичу особенное расположение и именно вследствие сходства наших положений... Я - отставной профессор; он - отставной кондитер. Вместо того чтобы читать лекции, возиться с фенолами, крезолами, бензолами, руководить в лаборатории практикантами, я продаю и покупаю быков, дрова, лен, хлеб, вожусь с телятами и поросятами, учу Авдотью делать пикули, солить огурцы, чинить колбасы. Он, Савельич, вместо того чтобы делать конфеты, пирожки, безе, зефиры, караулит горох, гоняет лошадей из зелени, топит печи. Масса специальных знаний, приобретенных многолетним трудом, остается без приложении, я как у меня, так и у него.
После обеда я курю сигару, пью пунш и мечтаю... С января, когда солнце начинает светить по-весеннему и пригревает, после обеда я выхожу, в ясные дни, греться на солнышке. Сидишь на крылечке на солнечной стороне и греешься... Хорошо. Нужно прожить в деревне одному октябрь, ноябрь, декабрь - эти ужасные месяцы, когда целый день темно, никогда не видно солнца на небе, а если и проглянет, то тусклое, холодное, когда то мороз, то оттепель, то дождь, то снег, то так моросит, когда нет проезду, грязь или груда, гололедица или ростепель, - чтобы научиться ценить хороший санный путь в декабре и первый луч солнца в январе. Вы в Петербурге и понятия об этом не имеете. Вам все равно, что ноябрь, что январь. Самые тяжелые для нас месяцы - октябрь, ноябрь, декабрь, январь - для вас, петербуржцев, суть месяцы самой кипучей деятельности, самых усиленных удовольствий и развлечений. Вы встаете в одиннадцатом часу, пьете чай, одеваетесь, к двум часам отправляетесь в какой-нибудь департамент, комиссию, комитет, работаете часов до пяти, обедаете в шесть, а там - театр, вечер, вечернее заседание в какой-нибудь комиссии - время летит незаметно. А здесь, что вы будете делать целый вечер, если вы помещик, сидящий одиночкой в вашем хуторе, - крестьяне, другое дело, они живут обществами, - читать? Но что же читать?
С января уже весной потягивает...В хлеве все телята толкутся против окошка, обращенного на солнечную сторону. Быки, чувствуя приближение весны, ревут, сердятся, роют навоз ногами. Сидишь себе на крылечке в полушубке, подставив лицо теплым солнечным лучам, куришь, мечтаешь. Хорошо...
Вечереет. Я возвращаюсь домой пить чай. Приготовить самовар к моему приходу - дело Савельича, потому что Авдотья в это время под коровами. До сих пор не было случая, чтобы кондитер запоздал с самоваром. Вхожу в кухню - самовар кипит. Это Савельич порадел.
Во время вечернего чаепития у меня доклад... Является с докладом Иван и сообщает, что сделано сегодня по хозяйству, что будет делаться завтра. С ним мы толкуем ежедневно подолгу...
Иван ушел, чаепитие кончилось. Скучно. Сижу один и читаю романы Дюма, которыми меня снабдил один соседний помещик. Авдотья, Иван, Савельич, напившись чаю, собираются идти ужинать...
А на дворе вьюга, метель, такая погода, про которую говорят: “хоть три дня не есть, да с печки не лезть”. Ветер воет, слышен наводящий тоску отрывистый лай Лыски: “гау”, “гау”, через полминуты опять “гау”, “гау”, и так до бесконечности. Волки, значит, близко бродят.
Поужинав, я ложусь спать и мечтаю...
Из “Письма седьмого”
(О “прочной” и “легкой” пище)
Как-то осеннью случилось мне прийти посмотреть граборские работы. В эту осень граборы работали у меня поденно и занимались чисткой лужков, заросших лозняком.
Граборы сидели у огонька и обедали.
- Хлеб-соль!
- Милости просим.
Я подсел к огоньку. Обед граборов состоял из вареного картофеля. Это меня удивило, потому что я слыхал, что граборы народ зажиточный...
- Что это? вы кажется, одну картошку едите? - обратился я к рядчику.
- Одну картошку.
- Что ж так?
- Да не стоит лучше есть, когда с поденщины работаешь.
- Вот как! А мне говорили, граборы хорошо едят.
- Мы хорошо едим, когда сдельно работаем, когда канавы роем, землю с куба возим...
- Что же вы тогда едите?
- Тогда? Щи с ветчиной едим, кашу. Прочную, значит пищу едим, густую. На картошке много ли сделаешь?
- Что же вы ее тогда сейчас одну едите? Каша с ветчиной ведь вкуснее.
Рядчик посмотрел на меня с недоумением. Его, видимо, удивило, как это я не понимаю такой простой вещи...
- Нам не стоит хорошо есть теперь... Вот если бы мы работали сдельно и канавы рыли, землю возили,- это другое дело, тогда нам было бы выгоднее больше сделать, сработать на 75 копеек, на рубль в день, а этого на одной картошке не выработаешь. Тогда бы мы ели прочную пищу - сало, кашу. Известно, как поедаешь, так и поработаешь. Ешь картошку - на картошку сработаешь, ешь кашу - на кашу сработаешь.
- Ну, а если бы я возвысил поденную плату и потребовал, чтобы вы лучше ели?
- Что же, это можно. Отчего же? Если такое будет ваше желание - можно,- усмехнулся рядчик.
- Ну, а работа спорее бы шла тогда?
- Пожалуй, что спорее.
- А выгоднее ли бы мне было?..
-...Мы и теперь не сидим сложа руки, работаем положенное, залогу делаем, как по закону полагается. И тогда так же бы работали - ну, приналегли бы иногда, чтобы удовольствие вам сделать, особенно если б вы ребятам водочки поднесли...
Артелыцики, засмеялись...
- Работа не такая,- продолжал рядчик,- работа тут ручная, огульная, счесть ее нельзя. Работаем, да не так, как сдельно, все же каждый себя приберегает - не убиться же на работе,- меры тут нет, да и плата все равно поденно.
- Да ведь харч был бы хороший!
- Так что ж? Харч работать не заставит, когда сам не наляжешь. Харч, сам знаешь, только на баловство порет, а на работу нет... Нет, вам невыгодно будет, и так положенное работаем. Тогда бы у нас харч в жир пошел, мы бы тогда у вас за осень во как отъелись, ребята ни одной бабе проходу не дали бы!..
- Ну, а при сдельной работе?
- То другое совсем дело. При сдельной работе каждый на себя работает, каждый свою дольку канавы роет, каждый свою долю земли возит, каждый на себя старается, сколько сработает, столько и получает. Да и работа там мерная, хотим - на рубль в день выгоняем, хотим - на семь гривен, как согласие артели.
- Так и сдельно не всегда одинаково работаете?
- Еще бы! И сдельно не всегда одинаково. В весеннюю упряжку с начала весны работаем побольше, на рубль в день выгоняем, а к концу работаем полегче, гривен на восемь и того меньше - к покосу себя приберегаем. Нам, сами знаете, домашний покос дело самое важное, тут мы во всю силу работаем. Погони-ка всю весеннюю упряжку на земляной, денег заработаешь много, да косить-то потом дома как будешь? Все нужно с расчетом...
Все, что я слышал от граборов теперь и впоследствии, когда обратил особенное внимание на этих замечательных рабочих, было для меня ново. Не знаю, как другие, но я по крайней мере никогда до того не слыхал и не читал о том, что иногда бывает, что не стоит хорошо есть.
Не стоит хорошо есть, потому что работаем с поденщины. Значит, хорошо едят только тогда, когда это стоит, т. е. только для того, чтобы хорошо работать? Нет работы, дешева работа, плата не зависит от количества работы, поденщина - и есть хорошо не стоит. Да, это так: когда глубокой осенью нет работы для лошадей, им овса не дают, весною, когда много работы, дают овес. Это так...
Люди точно знают, на какой пище сколько сработаешь, какая пища к какой работе подходит. Если при пище, состоящей из щей с солониной и гречневой каши с салом, вывезешь в известное время, положим, один куб земли, то при замене гречневой каши ячною вывезешь менее, примерно куб без осьмушки, на картофеле - еще меньше, например три четверти куба и т. д. Все это грабору, резчику дров, пильщику, совершенно точно известно, так что, зная цену харчей и работы, он может совершенно точно расчесть, какой ему харч выгоднее,- и рассчитывает. Это точно паровая машина. Свою машину он знает, я думаю, еще лучше, чем машинист паровую, знает, когда, сколько и каких дров следует положить, чтобы получить известный эффект.
Прочною пищей считается такая, которая содержит много питательных, но трудно перевариваемых веществ, потому что раз кишка пуста, работать тяжелую работу нельзя и необходимо опять подъесть.
Так как черный ржаной хлеб составляет главную составную часть пищи, то хлеб должен быть крут, не вадок, не тестян, хорошо выпечен, из свежей муки. На хлеб рабочий обращает главное внимание. Хороший хлеб - первое дело, но одного только хлеба для полной работы мало. Затем прочная пища должна состоять из щей с хорошей жирной солониной или соленой свининой (ветчиной - только не копченой) и гречневой каши с топленым маслом или салом. Если при этом есть стакан водки перед обедом и квас, чтобы запить эту прочную, крутую пищу, то пища будет образцовая, самая прочная, такая, при которой можно сделать работы, вывезти наибольшее количество земли, нарезать наибольшее количество дров, выпилить наибольшее количество досок. С такой пищей можно перейти Альпы, перетащить через Балканы, под звуки “Дубинушки”, пушки, отмахать поход в Индию...
Школа
Школы здесь обычно делаются на берегах озер, в лесу, на излучинах рек, у холмов и косогоров, с трамплинами и лыжней, с горками удобными для зимних игр, в самых живописных местах. Где можно уединиться, где природа и лес, где природная лаборатория и естественный взгляд на жизнь.
Письмо десятиклассника
“Друг мой, Паша!
В прошлый раз мы не закончили с тобой разговор о том, кто прав при выяснении отношений на предмет какого-то спора.
Если ты считаешь, что я должен был уступить...
Кто должен уступать, тот, кто победил в споре или тот, кто оказался побежденным? Если ты считаешь, что победитель и так получает много больше уже лишь одним фактом своей победы, то, конечно, требовать от побежденного признания своего поражения и еще какой-то демонстрации его проигрыша, это в высшей степени безобразно.
Я даже, например, когда в шахматы выигрываю, пусть это и не так часто случается... стараюсь перевести разговор на какую-нибудь нейтральную тему, как-то замять, отвлечь внимание соперника, потому что иногда даже стыдно побеждать... Если ты считаешь, что я должен извиниться, я готов охотно, ты просто меня не так понял...
...Я даже думаю иногда, а каково будет в будущем бороться за красивую девушку?.. И вообще, соперник - это слово какое-то вымороченное. Мы вот живем, исповедуя принципы “победила дружба”, “главное не победить, а участвовать”, и совсем не учитываем то мозолистое животное, которое проявляется в нас даже при игре в волейбол...
...Весной, ты замечал за собой такую штуку? Когда начинает таять снег, особенно сильно растут на руках ногти....
Сестра собралась замуж. Я это тебе говорю, потому что ты ведь никогда не обращал на нее внимания. Я думаю, не обратишь и на это раз...
Посылаю письмо с оказией.
С приветом из столицы. Надеюсь увидеть ваши “выселки” в скором времени. От земства целым автобусом к вам едет с какой-то проверкой шеф. Ответ отправь через базу в Панкратьеве, оттуда на днях будет к нам вертолет. Или всегда можно послать письмо, когда будешь в Восточном, на мой адрес на сервере mu.ru...”
Образовательный ценз у них достаточно высок, выше среднего, среднее образование обязательно. Уровень образованности высок изначально, гораздо выше, чем в общем по стране, учитывая, что высшее образование съехало за рубеж, у них стал самый высокий постсоветский уровень.
Как уже говорилось, в школе у них есть свои предметы. “Борьба за выживание”, самый главный и любопытный, очень специфический здесь, предмет, которому посвящено много часов.
Например, одна только цитата из их учебника...
Самый основной принцип выживания - это предоставить себя в руки Бога. Если ты остался наедине со стихией, с природой, то, если ты ей нужен, она тебя все равно сохранит.
Правда, недурная рекомендация человеку, заблудившемуся среди дремучих лесов?..
Среди преподавателей у них много неординарных личностей. Есть кому учить, и у кого учиться. Кому делиться опытом. Много у них кого понабралось. Много маргинальных, не нашедших себе применения, представителей интеллигенции, не посчитавших нужным уезжать за границу, многие нашли здесь себе место, принеся с собой оригинальный творческий неугомонный дух.
У нас в Ивановке (орган печати главного управления Учгурской полевой администрации)
“20 мая закончен сев во всех основных районах региона. На землях Баганского,, Кыштовского, Северного, Заозерского и Ишимского районов он еще длится из-за позднего схода воды . Засеяно уже 414370 гектаров клевера, 328300 пшеницы, овса и кормовых культур.
...........................................
Будет день будет пища, будем надеяться, что в накладе не останемся...”
Предмет “Выживание” объемен, он учит основам, чтобы человек мог все. Игровой момент: попадаешь на необитаемый остров. Если теперешний человек останется без цивилизации, так чтобы он хоть мог огонь добыть. Надо, чтобы он мог в кротчайшее время восстановить весь путь, пройденный цивилизацией. Не забывать, что огонь можно добыть трением, пользуясь компьютерами, надо не отвыкать считать в уме, а заодно и знать на каком принципе компьютер работает. Как устроен двигатель внутреннего сгорания, не только пользоваться им, но и знать все тонкости этого изобретения.
Человек должен быть автономным носителем всех достижений цивилизации. Он должен знать, как выращивать скот. Как сеять хлеб, как проводить селекцию зерна, как варить легированную сталь, изготавливать микрочипы. Ребенку в школе формируют интерес к учебе на вечной теме Робинзонады.
Животноводство. Экология. Биология. Площадка для изучения рядом, достаточно только выйти из стен класса. Точно так же как для квантовой физики и астрономии - чистое звездное небо над головой.
Это все в дополнение к обычным дисциплинам. Обычная школьная программа тут тоже представлена. Любят здесь и историю, ее здесь учат по Льву Гумилеву, может быть, под влиянием увлечения им они и назвали в свое время себя несколько неточным по сравнению с исконным названием Учгуры... Хорошо представлены гуманитарные науки.
Тем не менее, учатся дети активно только семь месяцев в году. Когда не находятся на пастбищах, помогая родителям, и только стаял снег, школьное время занятий на стационаре заканчивается и - до октября.
Надо ли говорить, что учитель здесь почетная, уважаемая и достойная профессия, что учителям здесь полностью, вовремя и несоразмерно большую, чем вне, платят зарплату. Классы оборудованы тоже в совершенстве. Считается, что, если они живут в отрыве от центров цивилизации, то хоть это должно быть. На стойбищах они занимаются в маленьких классах. Старшие классы учатся, живя на полном пансионе в одном из центральных поселков.
Любимые авторы
У нас в Ивановке (орган печати главного управления Учгурской полевой администрации)
Тезисы
“Главной первоначальной нашей мыслью было - это вернуть интеллект в деревню...”
“Терентий Мальцев виднейшая фигура советской сельскохозяйственной науки. Со смертью Терентия Мальцева в Курганской области ушла в прошлое целая эпоха по работе в нашей стране в плане безотвального способа обработки земли и щадящего способа ведения сельского хозяйства. Мы восстанавливаем его опыт и с успехом используем его у себя”.
Статья о Терентии Мальцеве, взятая с сайта Пермокультура.
“На текущий момент во всем мире победил агрохимический способ земледелия. Он заключается в полуискусственном произведении урожая. В землю вносятся добытые промышленным путем минеральные удобрения. Потом сеется протравленное химическими препаратами с целью уничтожить в почве и на почве всю лишнюю фауну, зерно. Потом земля обрабатываются пестицидами, чтобы не росли сорняки, потом всходы поливаются гербицидами, чтобы уничтожить вредителей растений. А после сбора урожая производится глубокая пахота на глубину до 30 см с переворачиванием пласта земли с целью усилить разложение гумуса для более эффективного изъятия из него оставшихся в нем полезных веществ на будущий год. Надо ли говорить, что земля вследствие такого землепользования деградирует и уничтожается. В дальнейшем из самостоятельной живой субстанции, дававшей жизнь всему живому, она превращается, да так и воспринимается агрохимической наукой, лишь в некий нейтральный мертвый субстрат, просто удобный носитель всходов, эдакое поддерживающая стебель вещество, в которое удобно закапывать семя. Питается же растение исключительно тем, что в почву вносится со стороны, практически искусственно. В этой системе характерный пример, или даже апофеоз подобного способа выращивания селхозпродукции, - это гидропоника. То есть когда земля отсутствует уже совсем, поддерживать стебель, в конце концов, может ведь и какая-нибудь синтетическая ватка, а растения через свои корни снабжаются всем необходимым через растворы, в которые входят все нужные для их роста вещества. Хочется уточнить, что вещества только те, какие одобрены, или до каких еще только дошла в своей пытливости агрохимическая наука, а все остальное считается лишним, избыточным, не нужным. Само же растение, как откармливаемый человеком рождественский гусь, взять из естественной среды больше ничего не в состоянии. Потому что естественной среды нет. Оно, растение, как подвешенная в сарае в корзине откармливая для жира птица, полностью зависит от воли хозяина, и питается тем, что он ей приподносит. В данном случае только тем, что в раствор добавлено. Натуральная, жизнь в условиях нормальной неотравленной почвы, растению уже заказана. Потому что, если человек еще не знает до конца, что растению нужно, то уж что не нужно он знает в совершенстве. А не нужны: натуральная земля, дождевые черви, бабочки, насекомые, кроты, поедающие зерно зайцы, волки, хищники и не хищники и, в общем, практически вся окружающая природа, с которой он успешно борется. Чтобы создать для растений среду по его мнению исключительно необходимую. Вот в каком смысле и понимается, что продукция теперешнего сельского хозяйства полностью или наполовину искусственная. Во всем мире независимыми учеными, не задействованными в агрохимическом комплексе, подобный способ ведения сельского хозяйства давно уже признан губительным для земли, для ее плодородного слоя, для животного и растительного мира, для качества самой выпускаемой сельскохозяйственной продукции, для экологии , да и для самого человека. Правда от одного этого признания ничего в мире не меняется, агрохимический способ как оставался единственным так и продолжает оставаться единственно действующим сейчас.
1951 году Терентий Семенович Мальцев первым в нашей стране отказался от переворачивания пласта земли при пахоте, чтобы не нарушать созданный в натуральных условиях в земле биоценоз, то есть наличие в земле живых существ и микроорганизмов, помогающих сохранять плодородность почвы. Он предлагал землю только рыхлить. В дальнейшем он же настаивал и на неупотреблении пестицидов и гербицидов, призывал вести агробиологическоий способ земледелия минимально наносящий природе, земле ущерба. Тогда и природа, и земля воздаст сторицей. Со смертью Мальцева, существовавшего и при жизни в нашей стране, в основном, лишь в качестве свадебного генерала, “народного академика”, необходимого только для произведения впечатления на заграницу, в новых коммерческих условиях его дело заглохло совсем.
1924 году немецкий агротехник Рудольф Штайнер, подводя итог земледелия, которым жил старый мир в течение многих тысяч и десятков тысяч лет , начиная с цивилизации Шумеров, сформулировал принципы и выгоды натурального, так называемого им, биодинамического, оставляемого в прошлом способа ведения сельского хозяйства. Принципы заключались в том же щадящем отношении к земле, не в насильственном насаждении своих открытий в земледелии, например, засев какой-то монокультуры, не в переиначивании природы, а во вписании деятельности человека в систему, в окружающую его жизнь. В подстраивании под природу на всей планете Земля.
В 50 годы такой же, как и Т. С. Мальцев, энтузиаст японец Масанобу Фукуока на полугектаре земли сумел одними руками без участия тяжелой тракторной техники и траты на горючее создать такое хозяйство, какое и не снилось агрохимическому пользователю, сделав почин в развитии мелкого высокоурожайного натурального хозяйства и поставив подобное хозяйствование на новую научную основу. Как пишет М. Фукуока, при использовании его методов участка земли в 50 соток более чем достаточно для полного обеспечения питанием семьи из 5-10 человек. При этом каждый человек в среднем должен работать на земле всего по 1 часу в день, посвящая остальное время любому другому виду деятельности.
Таким образом, здесь идёт речь о превращении работы земледельца в высокоинтеллектуальную деятельность. Тяжелый, изнуряющий труд на земле уходит в прошлое.
В нашей стране с помощью разведения в земле дождевого червя и использования других биодинамических методов энтузиасты получают по 250-300 центнеров зерна с гектара, в десять раз больше, чем при агрохимическом способе...
Перепечатано с сайта Пермакультура.ru”.
“Эксперименты над собой был главный пункт нашей общности”.
Автономия/Свобода
И несмотря на отрицательное отношение к слову свобода, самое дежурное для всех тут ощущение, это свобода. Независимость. Воля. Это их главная психологическая черта. Которая ими даже не осознается, настолько они уже свыклись с ней. Когда они выезжают на “материк”, как они подчас зовут ту страну, взяв это название от осевших у них выходцев с промышленного севера, то они там теряются. И поскорее стараются вернуться к себе. Служба в армии их детьми переносится гораздо спокойнее. Потому что там, по крайней мере, несвобода вынужденная, оправданная уставом и армейской необходимостью, но несвобода так называемой свободной гражданской жизни производит на них ошеломляющее впечатление. Заискивание, угодничество, зависимость от денег, зависимость от властьимущих, от лояльности по отношению к режиму, зависимость от национальности, подобная обстановка в жизни их просто подавляет. Последнее время они были вынуждены даже начать создавать и свой университет. Потому что выпускать своих детей в то подобие учебных заведений, которые существуют за их территорией , они сочли преступлением перед своими будущим.
О, университет у них это была совершенно особая поэма. О нем рассказывать надо отдельно. Они так носились с его идеей, с этой обителью знания и колыбелью мудрости! Оазисом одаренных людей и монастырем науки...
Их свобода начинается с отсутствия страха перед будущим, страха перед насилием, перед преступностью, перед пенитенциарной системой, - преступников , у них нет, для всех провинившихся у них самое главное наказание и профилактика это удаление из их среды, - отсутствие страха перед милицией. Даже территориально они под обслуживание структурами силовых ведомств не подпадают. В Пеньке у них в соответствии со штатным расписанием есть только один опорный пункт.
Когда люди хотят быть свободными исключительно материально. жить сыто и богато и обособленно от других, у них ничего не получается, но когда они свободны внутренне, когда свободу они имеют потребностью, ценностью и смыслом всей своей жизни, то ни от кого не отделяясь, не автономизируясь, не обособляясь, а, напротив, горя желанием вобрать в себя всех и вся как можно больше, - потому и численно и территориально растут как на дрожжах, - они, как следствие, процветают и растут. И свободны и духовно и экономически.
Свободны они и от зависти к богатству. У них богатство как таковое не культивируется. Богатство как таковое, с особняками и с ваннами жакуззи не в чести, скорее даже сказать, не впечатляет. Господи, по сравнению с их-то банями и березовыми вениками, какие там жакуззи! Богатство, если оно есть, у них воспринимается как процесс, как возможность что-то сделать, этакое создать, устроить, но не навязшие на зубах роскошные условия жизни, особняки, коттеджи, которые видятся в “красивом” американском кино. Подобные вещи, может быть, и занимательны, и полезны, но им для их жизни они совершенно без надобности.
И от власти глобального правительства, как здесь считается, они тоже свободны. Считают, что, раз они избежали власти ростовщического процента, вышли из-под власти ссудного капитала, последнее, правда, мы оставим без обсуждения, то они неподвластны и глобальным правителям, их швейцарским банкам, их сборищам в Давосе, против которых остальной мир в лице антиглобалистов устраивает бесчисленные, бессмысленные, сумбурные и малопродуктивные демонстрации. Не станем рассуждать здесь, правильно это или нет, но надо признать, подобная идея противоборства глобальной политике сплачивает людей и придает уверенность в том, что тобой, вами, не помыкают. Не управляют. Вас не эксплуатируют. Это очень действенно. Руководствуясь распространенным здесь принципом, что каждый работает на себя в меру своего знания о жизни, а в меру своего незнания - работает на кого-то другого, руководствуясь подобным принципом, они стараются максимально все тонкости планетарного руководства и мироустройства знать и обойти, чтобы не быть игрушкой в чьих-то руках, по неразумности случайным исполнителем чьей-то корыстной воли. Главное, неправедной воли. И полагают, что ими-то никто тайно не манипулирует. Не командует. А если все же подчиняются какому-то диктату и управлению, то это означает лишь то, что они выражают на то свое согласие и выполняют чью-то волю добровольно. Подходя к этому явлению осознанно, поскольку отдают себе отчет в том, что управляемы все в чем-то все равно должны быть.
Самое-то главное, считают они, - это предохранить себя от неправильного управления... И они гордятся тем, что в выборе своем они независимы и никому не обязаны. Что и тут они кого-то победили...
В своем стремлении к свободе, они до такой степени уже дошли, что постарались сделать себя максимально свободными и даже энергетически. Зачем зависеть от чужого энергоисточника. Раз эта зависимость от тех же внешних структур, они попытались и от этой зависимости избавиться. По крайней мере, подстраховаться. Целая эпопея была у них по модернизации идеи газогенераторных двигателей. И ведь в конце концов и эту проблему они решили, вот уж удовольствие получили приглашенные технари-высоколобые, поизощрялись в проектах, и автономию в смысле свободы от внешних энергоисточников они достигли. И при необходимости - если возникает такая, - они на древесных чурочках и брикетах существуют. И работают. Тем более, что наряду с экономией и скромностью в запросах у них изначально заданно и энегросберегающее производство.
Свободны они так же и от комплекса ущербности по отношению к деревенской жизни со ставшими уже притчей во языцех “свинцовыми мерзостями русской жизни”, как это было заведено представлять в свое время в нашей школе. Все эти “мерзости” у них наоборот превознесены.
Политика / ”Трактористы”
Политику у них тут делают культурные люди.
“Национальная” идея у них с самого начала не была жить хорошо. Такой принцип может существовать только на уровне семьи, и такое обязательно прилагается, если государство исповедует более высокие принципы, чем служение животу. Нельзя полностью сосредотачиваться на растительной жизни... Советский Союз и был великой державой, когда в нем жила идея, если не всемирного царства любви и труда, то хотя бы помощи другим, это потом, когда была выбрана политика на “повышение благосостояния”, страну постепенно растащили мелкие пакостники. Все положительное у них активно используются.
Поэтому особое значение приобретает отношение к человеку труда, как это уже называлось. В истории нашей бывшей, несуществующей уже страны, были все же замечательные страницы. Во-первых, если считать, что все рассказы, воспоминания, художественные произведения, посвященные жизни простых людей, людей труда, были сплошной демагогией, заигрыванием с “плебсом” в связи с агитацией и пропагандой, то это будет едва ли не большей демагогией. Если кто-то относился и продолжает относиться к людям труда элитарно презрительно, как к быдлу, то Бог им судья, но нельзя же это мнение считать за истину, а радение о своем ближнем и желание сделать жизнь других людей, или как мы привыкли выражаться, “простых людей”, счастливой, называть всегда враньем и двуличием.
У них тут продолжают о людях думать. Думают и досуге, и об образовании, и о культурном уровне, и о повышении интеллектуальных данных. Тем более, что сельскохозяйственный труд становится самым интеллектуальным, интеллигентным, самым ответственным и судьбоносным трудом в отношении всего существования человечества в мире. Думают и о воспитании о духовности.
Жертвенность, дисциплина собственного организма, “закалка”, “делай два неприятных дела в день и ты будешь всю жизнь счастлив”, как говорили древние мудрецы. Все это здесь расхожие дежурные лозунги. Воспитываемая в школе основа мирского мировоззрения. Цивильно-духовного мировоззрения. То есть продолжение социалистической попытки воспитать в людях духовность минуя сферу религии. Скорее даже, не сферу религии, а сферу иерархий, церковников, “попов”, как говорилось в ушедшем государстве, священнослужителей, потому что от самой-то религии не уйти никогда. Продолжающиеся попытки создать духовного человека на основе какой-то в большей степени универсальной и более подходящей для их многонационального и многоконфессионального состава - мероприятие, занявшее почти семьдесят лет жизни той страны и неудачной из-за, как это здесь считается , деятельности старых маразматиков, выдумавших новую формулу духовности: чтение, театр, кино, - уже без всякого даже намека на необходимость каких-то “добрых дел”, (“все суета сует, радость только от добрых дел...” Екклезиаст) - формулы, без которой не существовать бы вообще на земле человеческой жизни.
Хотя, если начать разбираться, то тогда, при социализме, как складывалась даже у образованных людей настоящая духовная жизнь, которая в религиозно-церковном толковании всегда мыслилась как отречение от мирских мыслей?... Как она складывалась у людей изначально считавших себя духовными, имевших за плечами институт, университет или какую-нибудь академию? Что говорило о том, что духовность в этих людях должна бы уже присутствовать по определению. Что с определенной стороны было тоже верно, потому что все же духовность была развита в большей степени у людей интеллектуальных профессий, у образованных людей, и она была представлена в них во много раз больше, чем в тех же образованных в наши дни, в теперешней нашей стране. Так вот тогда духовную жизнь образованный человек вел как? Если она даже была, - только до защиты диссертации.. Духовность не константа, духовной жизнью человек живет только тогда, когда к ней стремится, напрягается, вольно или невольно, тогда он преодолевает себя, работает над собой, осуществляет отречение -всегдашняя основа духовности, потому что это не какой-то запас, с которым ты уже родился... . Когда серьезно учишься, тщательно работаешь над собственным улучшением и развитием способностей, стремишься к совершенству, готовишься к экзаменам, напрягаешься при поступлении в институт, и даже в летние каникулы не полностью свободен от мыслей о начале нового учебного семестра, все равно за плечами ждет дата первого сентября, необходимость продолжать учебу. Встаешь рано, делаешь гимнастику, чистишь зубы, зубришь предметы, сдаешь зачеты, сессии... И вот: сдача кандидатского минимума, потом напряженная работа над диссертацией, не спишь, не ешь, поглощаешь массу литературы, что-то изобретаешь, нащупываешь, пробуешь, открываешь - и вот защита, степень - и все, после нее ты уже успокаиваешься на всю оставшуюся жизнь. Пьешь пиво, посещаешь выставки, театр, полагая, что этим поддерживаешь свою духовность, хотя на самом-то деле ты уже законсервировался и в духовном смысле упал, духовность встала намертво, лишь ты перестал себя принуждать, Устраиваешь быт, уют, спокойно служишь, получая надбавку за кандидатскую степень, зарабатываешь деньги и больше до самой смерти ни на что отчаянное не сподвигаешься, не напрягаешься, не принуждаешь себя... И если почитываешь умные книги, то лишь исключителльно для удовольствия. Толстеешь и умираешь в том же мраке и непросветленности, как любой необразованный и недуховный другой, который в жизни не напрягся никогда и всю жизнь не ведал, что творит...
Поэтому здесь идеологи, продолжая идею воспитания духовности, сосредоточили свое внимание на другом: на усилии, на самоограничении, на воспитание в человеке потребности самосовершенствования. “Не позволяй душе лениться”, как сказал Николай Заболоцкй. Вот что примерно положено тут в основу воспитания “новой духовной личности”.
Это то, чему посвящается здесь работа школы и высшего культурно-идеологического аппарата в целом... Надо ли говорить что в этом плане тут очень не сидят сложа руки...
Из газет
Доярка бригады Павла Зозуева, стоящей в Калпаковском районе у д. Корнилово, Марушина Лидия Сергеевна, надоила в среднем шесть тысяч литров молока от каждой коровы. Для герефордской породы в наших условиях это небывалые надои.
Премирована путевкой в крымский санаторий.
Такие же у них есть передовики труда, так же их награждают, премируют, воздают почести. В газетах пишут, по ТВ показывают. Каждый год проводятся соревнования специалистов.
У Николая Егоровича Тимофеева в Тобольском районе Тюменской области, хорошо зарекомендовали себя бычки калмыцкой долгорослой породы.. Николай Егорович добивается привеса 600 г. в день даже в зимнее время..
Последние два года очень распространен опыт содержания скота на навозных “курганах”. Эта манера зимнего открытого содержания животных сейчас - последние рекомендации животноводческого отделения Сибирского отделения Российской академии наук для сурового сибирского региона. Бычки и молодняк живут зимой на открытом воздухе, греясь ночью на специально с осени возведенных навозных “курганах” - присыпанных землей навозных кучах - навоз всю зиму в них преет и бычкам и в сорокаградусный мороз тепло. Даже в пятидесятиградусные морозы скот ночует под открытым небом, морды у быков только белеют, да и шкуры все в инее, а им самим хоть бы что, и они жизнерадостны и, даже на привесах морозы не сказывается.
Если сеять пшеницу вслед за бобовыми, а фруктовые деревья совмещать с овощными растениями, то сорняков, вредителей и болезней практически нет, и плодородность земли возрастает.
Масанобу Фукуока в день тратит всего один час на сельхозработы. Биодинамическое земледелие, благодаря созданию на участке земли устойчивого сообщества живых организмов - биоценоза, позволяет уменьшить затраты физического труда до минимума. За человека все делает сама природа - при вдумчивом вписывании в эту природу человеческих действий.
В основе нового биодинамического земледелия лежит глубокое понимание процессов, происходящих в Природе. Простым теперешним традиционным землепользованием это не охватить. Учитывается все - растение и почва, Солнце, Луна, вода, ветер, особенности климата в их взаимосвязи. Земля рассматривается как живой организм, в естественных связях с окружающей природой, который требует соответствующего грамотного ухода. Во главу угла поставлен закон сохранения и повышения плодородия почвы. Закон сохранения и превращения энергии.
- Накоплен огромный опыт переработки, обеззараживания и использования для повышения плодородия почвы органических отходов, включая органические городские. Все рентабельно идет в дело.
- Разработаны и успешно используются методики управления процессами компостирования, усиления почвенных микробиологических процессов, а также непосредственно ростом растений.
- Накоплено и систематизировано большое количество экспериментальных данных по взаимодействию растений между собой . Эти данные позволяют использовать смешанные посадки различных растений (в отличие от принятой сейчас монокультуры) с целью максимального использования солнечной энергии, почвы и потенциала самих растений.
- Важно отметить чрезвычайно высокое качество урожая, полученного биодинамическими методами. Это подтверждается как химическими анализами (повышенное содержание белка, витаминов, микроэлементов и т.д.), так и отменным вкусом продуктов. Полученные биодинамическими методами продукты хорошо хранятся.
- Биодинамическое земледелие это отказ от вспашки земли, от зарывания семян и даже картофеля в землю, и лишь прикрывание разбросанных семян слоем соломы, использование многолетних растений и в лучшем случае это лишь рыхление верхнего слоя почвы.
- Биодинамические методы позволяют отказаться от химических средств защиты растений за счёт создания здоровой почвы и поддержания численности насекомых-хищников.
- Биодинамические методы позволяют организовать самодостаточное хозяйство, способное существовать неограниченно долго без привлечения внешних ресурсов, удобрений, пестицидов, а при использовании живого потенциала самих домашних животных даже и без ископаемого топлива, то есть главного невозобнавляемого ресурса.
- Биодинамическая система земледелия - это не возврат к старому крестьянскому хозяйству с неимоверно тяжелым и продолжительным трудом, а использование старого натурального хозяйства на новой прогрессивной научной основе.
Масанобу Фукуока полностью отказался от любой обработки почвы. Используя севооборот рис - зерновые, он получает по 58 и более центнеров с гектара. Семена защищаются от грызунов глиняными капсулами и вручную разбрасываются по полю. Рост сорняков сдерживается постоянным мульчирующим покровом белого клевера, равномерным разбрасыванием по полю соломы сразу после обмолота и кратковременным затоплением полей при весеннем прорастании семян риса. Плодородие почвы постоянно повышается, за 30 лет хозяйствования по-новому у М. Фукуока образовался 10-сантиметровый слой гумуса.
Для ухода за полем, мандариновым садом и овощами Фукуока не требуется никакая техника, достаточно лишь традиционных японских орудий труда. Хотя сам Фукуока называет свой метод “методом ничего-не-делания”, и хотя с каждым днем затраты физического труда снижаются, но он постоянно подчеркивает, что работу, которая должна быть сделана, необходимо проделать вовремя и с пониманием смысла действий. Таким образом, здесь опять идёт речь о превращении работы земледельца в высокоинтеллектуальную деятельность.
Как пишет Фукуока, при использовании его методов, человеку, чтобы обеспечить себя питанием самому нужно проработать на земле всего один час в день, все остальное может быть посвящено любому другому труду, образованию или развитию своих способностей.
Впрочем, последнее время они все меньше говорят о политике. Все больше о собственных, внутренних, текущих делах, что, в общем-то, если разобраться, гораздо важнее и продуктивнее...
Уровень жизни в среднем самый высокий по стране. Образовательный уровень недосягаем. Культурный - вне сравнения. Труд самый осмысленный. Моральный климат - можно только позавидовать...
К настоящему времени они освоились на неудобьях уже всей Западной Сибири, а в будущем году планируют начать осваивать брошенные земли и европейской части страны. Скорей бы уж...
«Наша улица», № 78 (5) май 2006
