НИНА КРАСНОВА: СВЕТ ПОЛЯРНОЙ ЗВЕЗДЫ В МОСКВЕ
(О рассказе Анжелы Ударцевой «Чайная ложечка чаучу» в сборнике
«Новые писатели», М., «Книжный сад», 2004)
Новые писатели: Форум молодых писателей России, проза и стихи. Выпуск второй. Фонд социально-экономических и интеллектуальных программ. - М., «Книжный сад», 2004, 576 с.
Новые писатели: Форум молодых писателей России, проза и стихи. Выпуск второй. Фонд социально-экономических и интеллектуальных программ. - М., «Книжный сад», 2004, 576 с.
В новой, уже второй по счету коллективной книге стихов и прозы «Новые писатели», выпущенном при поддержке Фонда социально-экономических и интеллектуальных программ, с предисловием Президента этого Фонда Сергея Филатова, представлено 29 молодых авторов, которые публиковались в периодике, в столичных газетах и журналах, и уже заявили о себе в литературном мире. Почти все они живут или по крайней мере родились не в Москве. Например, Денис Гуцко - родился в Тбилиси, живет в Ростове-на-Дону, Василий Сигарев - родился в Верхней Салде, живет в Екатеринбурге, Иннокентий Сергеев - родился в Уфе, живет в Калининграде, Сергей Адлыков - живет в Горно-Алтайске, Олег Киршбаум - живет в Самаре, Валех Елчиев (Салехоглы) - живет в Баку, Сергей Вербицкий - живет в Ярославле, Андрей Нитченко - живет в Сыктывкаре, Иван Клиновой - живет в Красноярске... Только некоторые живут в Москве - Валерия Пустовая, Илья Кочергин, и Роман Сенчин, который родился в Кызыле...
Они идут каждый по своему пути, по своей траектории, по своей орбите. Каждый - со своим талантом. Каждый - со своей судьбой и со своими перспективами. И о каждом из них в книге есть предисловие старшего товарища по перу, литературного мэтра.
На фоне всех этих авторов ярко выделяется «полярная звезда» Анжела Ударцева, автор журнала «Наша улица» (см. номера 2000, 2001, 2002, 2004 гг.), открытая Юрием Кувалдиным пять лет назад. Она родилась в 1975 году в Магадане, куда в свое время были сосланы ее раскулаченные предки. А недавно переехала жить из Магадана... нет, не в Москву, «предел желаний» большинства молодых провинциальных авторов, а на Чукотку, в город Певек, работает там в газете. А для души пишет в свободное время, рассказы.
В сборнике она представлена экзотическим по материалу и, как написал об этом в своем предисловии к нему Кувалдин, «блестящим по мастерству» рассказом «Чайная ложечка чаучу», героиня которого, молодая журналистка, едет на «уазике» с рыбинспекторами из города в тундру - на нерестилище, проверять, нет ли там браконьеров, которые нарушают закон ловли рыбы, и заодно собирать материал для своего репортажа.
- Чего тебе... в скучной конторе сидеть, редакции своей? На жизнь... надо посмотреть, - говорит ей рыбинспектор Петрович.
Она со своими спутниками «отрывается от... цивилизации» на двести километров и встречается в тундре с аборигенами-кочевниками, пасущими стада оленей, коренными чукчами, потомками племени чаучу. Она вместе с ними ест у костра вареное мясо убитого оленя, пьет чай с брусникой, пахнущий не просто брусникой, а «тундрой»... А главное - она общается с ними, знакомится с образом и укладом их жизни, вникает в их проблемы, как современный Миклухо-Маклай... И снимает каждого на свой «фотоаппарат-цифровик» и на пленку своей художественной памяти, как на видеокамеру. И показывает их всех читателям. Натуралистично, крупнопланово и зримо.
Вот бригадир чукчей Иван Кавучет, «вождь земли чаучу». «Чукчи, как правило, маленькие, худощавые. А тут здоровый, выше среднего роста, грубо сбитый... лет шестидесяти богатырь. Чукотский Илья Муромец... В ветровке с капюшоном... с биноклем на шее, к правому карману куртки был привязан нож из оленьей кости, а к левому - обыкновенная чайная ложечка». Эта обыкновенная чайная ложечка, которою вождь пользуется, когда пьет чай (без чая в тундре никак нельзя), превращается из обыкновенной в необыкновенную, в некий мистический символ, в некий «супериндикатор жизни» и «супериндикатор души» вождя. Во рту у Ивана отсутствовала половина зубов, «а те, которые имелись, походили на клыки с желтым налетом». Глаза у Ивана были «бутылочного цвета»...
Вот жена Ивана - она «освежевывает убитого оленя: «все руки у нее по локоть были красными» от крови. Ее сын Андрей «отделил голову оленя от туши», от которой «шел пар». «Глаза животного были широко открыты»...
Чукчи живут животной жизнью диких людей. Ходят в кухлянках, в штанах из шкуры или (примета нового времени) в спортивных китайских штанах, спят в яранге или прямо под открытым небом, не хотят ехать в благоустроенные квартиры, в каменные стены, не хотят приобщаться к цивилизации и есть «просроченные», «испорченные» продукты, которые им привозит совхоз, не хотят есть кашу из сухого молока, от которой их воротит, не хотят жить как все люди, то есть как живут русские, хотят жить по-своему, как чукчи, сохраняя свои традиции и свой язык.
Они выглядят старше своих лет лет на десять-двадцать. Вождю Ивану - 46 лет, а выглядит он на 60. А другому чукче - 58, а он выглядит на все 80. «Долгожителей среди чукчей не бывает. Они физически стареют рано - редко кто до 65-70 лет доживает. Они спиваются, они вымирают и понимают это. И печалятся об этом.
Олицетворением старого чукчи является отец Ивана Федор, не раз битый своим сыном. У него «вздернутый нос, перебитый в нескольких местах, из-за чего хрящи неправильно срослись; скулы выпирали, как скалы над водой».
Он говорит журналистке:
- Мы для вас кто? Всего лишь герои анекдотов... А ведь чукча переводится как воин! - И, развивая свою тему, он говорит: - Были чукчи, и скоро не будет чукчей.
Казалось бы, что москвичам до чукчей? Как Солоухину в одном его стихотворении - до белых медведей, которых он видел только в зоопарке. Но Солоухину жалко исчезающих белых медведей. А Ударцевой жалко исчезающих чукчей. И читателям тоже делается их жалко.
Голос у старого чукчи «был как скрипящее колесо». Это очень эффектное сравнение. И оно не единственное такое в тексте автора. А какие у нее эпитеты: «вечно холодное солнце тундры», или глаза «бутылочного цвета» (таких глаз я не встречала ни у кого ни в стихах, ни в прозе). Она умеет не хуже поэта не только восхищаться «прелестями» Чукотки, но и находить точные слова, сравнения, эпитеты и другие художественные средства для выражения своих впечатлений и ощущений.
Хороши у нее речевые характеристики героев, которые она передает через прямую речь каждого из них, не хуже, чем у героев драматурга Островского.
Иван спрашивает журналистку:
- Ты откуда приехал?
А сын Ивана Петя отказывается пить за обедом водку, которую он любит и которую ему предлагают, и говорит:
- Не, потом долго хотеть будется, болеть будется.
Это тот случай, когда неграмотная русская речь - с «грамматической ошибкой», по Пушкину, - превращается - в художественной прозе - в высокое искусство художественной речи.
Очень трогателен тонко вплетенный в основной сюжет рассказа Ударцевой лирический роман двух чукчей, девушки и парня, Тани и Васи. Таня, по воле своего отца, должна выйти замуж за Петю, но любит она не его, а его брата Васю, от которого она беременна и который находится далеко от нее, на другом участке тундры. Она вышила для Васи мелким бисером кожаный чехол для его ножа и просит журналистку передать ему в подарок этот чехол... с контурами реки, сопок и яранги на нем. Это не только очень красивый, но и очень интимный подарок. Потому что чехол, если понимать древний, первобытный язык вещей и их символику, - это символ главного полового отличия женщины, как нож для чехла - символ главного полового отличия мужчины.
«Чайная ложечка чаучу» Анжелы Ударцевой - это проза «с мясом», с мясом жизни, но и с поэтикой жизни. Это не этнографический очерк, при том, что там много этнографических деталей, а великолепный художественный рассказ, где все эти детали, в том числе и старинные и современные слова из словаря чукчей, «сурпа» (суп из оленины), «камле» (чукотские лепешки), «поэнкивэт» (очаг), «альбиносы» (белые олени), «корализация» (переучет самцов и самок), «импортная дэска» (переносная плитка, на которой можно готовить еду), «торбаза» (северные валенки из шкурок оленя), играют в ткани рассказа роль неповторимых орнаментов и роль инкрустации, как на праздничных северных национальных нарядах...
Иван спрашивает журналистку про фотокарточки чукчей, про ее материалы, которые она собирает в тундре: ты в Москву, в газету все это пошлешь? ...В Москву, в Москву! Чтобы не только милые чукчи и не только их земляки любовались произведениями Анжелы Ударцевой, ее литературным талантом, который совершенствуется от рассказа к рассказу. Свет полярной звезды должны видеть все.
Оформил эту книгу, как и предыдущую, 2003 года, молодой, но известный в Москве и за ее границами художник Александр Трифонов. Он поместил на обложку репродукцию своей картины с оптимистичным названием «Птица счастья завтрашненго дня».
В сборнике она представлена экзотическим по материалу и, как написал об этом в своем предисловии к нему Кувалдин, «блестящим по мастерству» рассказом «Чайная ложечка чаучу», героиня которого, молодая журналистка, едет на «уазике» с рыбинспекторами из города в тундру - на нерестилище, проверять, нет ли там браконьеров, которые нарушают закон ловли рыбы, и заодно собирать материал для своего репортажа.
- Чего тебе... в скучной конторе сидеть, редакции своей? На жизнь... надо посмотреть, - говорит ей рыбинспектор Петрович.
Она со своими спутниками «отрывается от... цивилизации» на двести километров и встречается в тундре с аборигенами-кочевниками, пасущими стада оленей, коренными чукчами, потомками племени чаучу. Она вместе с ними ест у костра вареное мясо убитого оленя, пьет чай с брусникой, пахнущий не просто брусникой, а «тундрой»... А главное - она общается с ними, знакомится с образом и укладом их жизни, вникает в их проблемы, как современный Миклухо-Маклай... И снимает каждого на свой «фотоаппарат-цифровик» и на пленку своей художественной памяти, как на видеокамеру. И показывает их всех читателям. Натуралистично, крупнопланово и зримо.
Вот бригадир чукчей Иван Кавучет, «вождь земли чаучу». «Чукчи, как правило, маленькие, худощавые. А тут здоровый, выше среднего роста, грубо сбитый... лет шестидесяти богатырь. Чукотский Илья Муромец... В ветровке с капюшоном... с биноклем на шее, к правому карману куртки был привязан нож из оленьей кости, а к левому - обыкновенная чайная ложечка». Эта обыкновенная чайная ложечка, которою вождь пользуется, когда пьет чай (без чая в тундре никак нельзя), превращается из обыкновенной в необыкновенную, в некий мистический символ, в некий «супериндикатор жизни» и «супериндикатор души» вождя. Во рту у Ивана отсутствовала половина зубов, «а те, которые имелись, походили на клыки с желтым налетом». Глаза у Ивана были «бутылочного цвета»...
Вот жена Ивана - она «освежевывает убитого оленя: «все руки у нее по локоть были красными» от крови. Ее сын Андрей «отделил голову оленя от туши», от которой «шел пар». «Глаза животного были широко открыты»...
Чукчи живут животной жизнью диких людей. Ходят в кухлянках, в штанах из шкуры или (примета нового времени) в спортивных китайских штанах, спят в яранге или прямо под открытым небом, не хотят ехать в благоустроенные квартиры, в каменные стены, не хотят приобщаться к цивилизации и есть «просроченные», «испорченные» продукты, которые им привозит совхоз, не хотят есть кашу из сухого молока, от которой их воротит, не хотят жить как все люди, то есть как живут русские, хотят жить по-своему, как чукчи, сохраняя свои традиции и свой язык.
Они выглядят старше своих лет лет на десять-двадцать. Вождю Ивану - 46 лет, а выглядит он на 60. А другому чукче - 58, а он выглядит на все 80. «Долгожителей среди чукчей не бывает. Они физически стареют рано - редко кто до 65-70 лет доживает. Они спиваются, они вымирают и понимают это. И печалятся об этом.
Олицетворением старого чукчи является отец Ивана Федор, не раз битый своим сыном. У него «вздернутый нос, перебитый в нескольких местах, из-за чего хрящи неправильно срослись; скулы выпирали, как скалы над водой».
Он говорит журналистке:
- Мы для вас кто? Всего лишь герои анекдотов... А ведь чукча переводится как воин! - И, развивая свою тему, он говорит: - Были чукчи, и скоро не будет чукчей.
Казалось бы, что москвичам до чукчей? Как Солоухину в одном его стихотворении - до белых медведей, которых он видел только в зоопарке. Но Солоухину жалко исчезающих белых медведей. А Ударцевой жалко исчезающих чукчей. И читателям тоже делается их жалко.
Голос у старого чукчи «был как скрипящее колесо». Это очень эффектное сравнение. И оно не единственное такое в тексте автора. А какие у нее эпитеты: «вечно холодное солнце тундры», или глаза «бутылочного цвета» (таких глаз я не встречала ни у кого ни в стихах, ни в прозе). Она умеет не хуже поэта не только восхищаться «прелестями» Чукотки, но и находить точные слова, сравнения, эпитеты и другие художественные средства для выражения своих впечатлений и ощущений.
Хороши у нее речевые характеристики героев, которые она передает через прямую речь каждого из них, не хуже, чем у героев драматурга Островского.
Иван спрашивает журналистку:
- Ты откуда приехал?
А сын Ивана Петя отказывается пить за обедом водку, которую он любит и которую ему предлагают, и говорит:
- Не, потом долго хотеть будется, болеть будется.
Это тот случай, когда неграмотная русская речь - с «грамматической ошибкой», по Пушкину, - превращается - в художественной прозе - в высокое искусство художественной речи.
Очень трогателен тонко вплетенный в основной сюжет рассказа Ударцевой лирический роман двух чукчей, девушки и парня, Тани и Васи. Таня, по воле своего отца, должна выйти замуж за Петю, но любит она не его, а его брата Васю, от которого она беременна и который находится далеко от нее, на другом участке тундры. Она вышила для Васи мелким бисером кожаный чехол для его ножа и просит журналистку передать ему в подарок этот чехол... с контурами реки, сопок и яранги на нем. Это не только очень красивый, но и очень интимный подарок. Потому что чехол, если понимать древний, первобытный язык вещей и их символику, - это символ главного полового отличия женщины, как нож для чехла - символ главного полового отличия мужчины.
«Чайная ложечка чаучу» Анжелы Ударцевой - это проза «с мясом», с мясом жизни, но и с поэтикой жизни. Это не этнографический очерк, при том, что там много этнографических деталей, а великолепный художественный рассказ, где все эти детали, в том числе и старинные и современные слова из словаря чукчей, «сурпа» (суп из оленины), «камле» (чукотские лепешки), «поэнкивэт» (очаг), «альбиносы» (белые олени), «корализация» (переучет самцов и самок), «импортная дэска» (переносная плитка, на которой можно готовить еду), «торбаза» (северные валенки из шкурок оленя), играют в ткани рассказа роль неповторимых орнаментов и роль инкрустации, как на праздничных северных национальных нарядах...
Иван спрашивает журналистку про фотокарточки чукчей, про ее материалы, которые она собирает в тундре: ты в Москву, в газету все это пошлешь? ...В Москву, в Москву! Чтобы не только милые чукчи и не только их земляки любовались произведениями Анжелы Ударцевой, ее литературным талантом, который совершенствуется от рассказа к рассказу. Свет полярной звезды должны видеть все.
Оформил эту книгу, как и предыдущую, 2003 года, молодой, но известный в Москве и за ее границами художник Александр Трифонов. Он поместил на обложку репродукцию своей картины с оптимистичным названием «Птица счастья завтрашненго дня».
Нина Краснова
«Наша улица», № 3-2005
