Поэт Евгений Эдуардович Лесин родился 15 декабря 1965 года в Москве. Окончил Литературный институт им. М.Горького. Ответственный редактор приложения "Экслибрис" "Независимой газеты". Член Союза писателей Москвы. В “Нашей улице” публикуется с 1-го пилотного 1999 года номера.
Евгений Лесин
Александру Люсому, моему кумиру в литературоведении
Ненавижу филологов. Вот, скажем, небезызвестный (в криминальных кругах) серийный убийца Кувалдин. Только филологов резал. Не журналистов, не писателей, а именно что литературоведческую сволочь.
Кстати, небезызвестный (в литературных кругах) писатель Кувалдин, поговаривают, потому и выбрал себе псевдоним Кувалдин, что где-то прослышал о знаменитом убийце. Он (Кувалдин-писатель) просто влюбился в него (Кувалдина-убийцу). Повесил портрет в гараже (странное дело: автомобиля у КП - для краткости именно так будем звать Кувалдина-писателя - не было, а гараж почему-то был). Написал его подробную биографию, посвящал КУ - Кувалдина-убийцу мы (тоже для краткости) будем называть именно так - лирические стихи и сюиты. А если где (на помойке там или на какой окололитературной презентации) встречал филолога, то громко улюлюкал, свистел и плевался. Люди, кричал дурными голосом, ратуйте! Филолог идет! Ату его, болезного, тирли-фить!
Что значит это тирли-фить никто точно не знает, но как-то тут в субботу пил я в прокуратуре. Пил реквизированный у китайцев поддельный спирт, так там со мной и разоткровенничались. КУ, оказывается, был не просто серийный убийца, но и сексманьяк. Убивая филолога, он испытывал высшее эротическое наслаждение, а, испытывая высшее эротическое наслаждение, всегда насвистывал: тирли-фить. Кстати, довольно известный клич татаро-монгольских масонов.
Что же до гаража, то (все в той же прокуратуре со мной поделились - правда, пили уже не реквизированный спирт, а подмосковный самогон, принесенный в качестве взятки за справедливый и скорый суд) ведь КП, оказывается, был не просто писателем. Он еще и журнал издавал.
Ну а вы ведь знаете, наверное, что значит в наше время журнал издавать? Сплошное мучительство. Потому что все теперь пишут, все печататься хотят, а слов, понятное дело, или не знают вовсе или если и знают пару десятков, то складывать их не способны. При большевиках все было просто: незнакомого автора на порог не пускали, а почту сжигали, не читая. Теперь, когда свирепствуют ветры демократических перемен, швейцара с топором накладно держать, вот и хлынули авторы во все журналы. Вы почитайте, если не жалко времени. Нету ни Льва Толстого, ни Егора Исаева в периодике, а все сплошь Михаил Рощин да Линор Горалик. Просто зла не хватает. Это у нас, доверчивых алкоголиков, не хватает, а у КП хватало, да еще как хватало!
Приходит к нему автор, приносит рукопись. Илья Стогоff, например, или тот же Линор Горалик. Рукопись, конечно, грязная, у Стогоff"а - то ли в слезах, то ли в мармеладе, а у Горалик - и в пиве разливном, и в какой-то олифе, а то и вовсе прожжена папиросками (курят они, что ли, писатели-то эти, когда пишут?). Про текст, полагаю, и говорить нечего. Скучища, сплошной русский патриотизм и филологическое мракобесие. А КП - хитрый издатель-то. Он рукопись просмотрит, на писателя тоже глянет, да и заведет в гараж. А выйдет из гаража - один!
А потом почему-то заместители главного редактора "Режь филологов" (именно так назывался его журнал) торгуют на ближайшем базаре: кто мясом, кто одеждой, кто паспортом заграничным. Так, кстати, КП и финансировал свой журнал-то, ибо ни Сорос, ни писатель Солженицын ему денег почему-то не давали. Ну, Сорос, известная жадина, а Солженицын, говорили мне в той же прокураторе (я их тогда угощал ворованным коньяком), и сам, если жены дома нету, запирается в туалете, и занимается филологией. Хотя, думаю, все это враки и клевета коммунистическая - насчет Солженицына, конечно. Он ведь сидел, а на зоне хуже филолога только литературовед.
Так вот и существовал небезызвестный в литературных кругах журнал "Режь филологов". Что до прокураторы, то там КП боялись даже больше, чем КУ. Говорил же ведь еще старина Ницше: идешь к писателю, напиши завещание. Очень верно говорил!
* * * Людмиле Осокиной Пришла к поэту поэтесса. Ей было 38 лет. Она под действием прогресса Уже решилась на минет. Надела лифчик полосатый. И с чегеварою трусы. Поэт сидел, весь волосатый, Вздымая пышные власы. Они премило поболтали, Смешали с грязью всех коллег. Потом в заоблачные дали Глядели и в грядущий век. Про то, что пишет нынче пресса, Рукой махнули, дескать, бред. «Ну что ж, родная поэтесса, Сказал лирический поэт, Пора бы, что ли уж, к минету...» Но поэтесса гордо: «Нет» В сердцах ответила поэту. «Не поэтесса, а поэт. Поэт я, а не поэтесса». И даже топнула ногой. И все сторонники прогресса Тут закачали головой. Любому ясно: без минету Теперь останется поэт. Оно и впрямь: поэт поэту У нас не делает минет. Сидят расстроенные оба. На табуретке винегрет. «А вдруг сочтут за гомофоба Тебя?...» - находится поэт. «О да! О да! Ну, в смысле, нету Такого смысла здесь у нас». И вот она минет поэту Уже вершит, как пидарас. На подоконнике синички: Из клюва в клюв слова любви. И резво скачут электрички, Поют о счастье соловьи. Следите, граждане за прессой, А то случается беда. Ну, и поэта поэтессой Не называйте никогда. |
