На дне, или Как Лев Васильевич Пирогов на летучку ходил.
Началось все, как всегда, с губошлепа Вознесенского. Он в отпуск ушел. Уйти-то ушел, да от скуки и трезвости, каждый день на службу захаживал.
- Чего, - спрашивает, - слышно? Не скучно ли вам без меня? Может, поработать что найдете?
- Иди, - кричу, - сволочь, домой. Ты же, гадина, в отпуске. Не маячь здесь своей рожею.
Ну, он погундосит-погундосит и бросит. И идет в казинах взятки проигрывать.
Так все было ровно до тех пор, пока ему на службу не пришлось выходить. Тут он вдруг отдыхать захотел. А я уже в отпуск ушел! А он возвращаться на службу не хочет, гадина.
- Не могу, говорит, - работать. - Умру или зрения с разумом лишусь.
А какого ему, спрашивается, зрения и разума лишаться, если он с двух метров не может спирт "Экстра" от спирта "Люкс" отличить, и вообще дурак?
Но делать нечего. Пришлось мне за полчаса до отъезда в Ленинград (корабль, натурально, назывался "Абрамыч", путевки в подвале Лубянки продавали), на службу бежать, всякую сволочь типа Пирогова-Шаргунова (русский поэт Дмитрий Кузьмин остроумно называет их "опизденевшими") мобилизовывать.
