понедельник, 23 января 2012 г.

Постройки усадьбы Смирновых стоят на берегу Москвы-реки и поныне

Писатель Виктор Владимирович Кузнецов-Казанский родился 8 июня 1942 года в селе Газалкент Бостандыкского района Ташкентской области Узбекистана. Окончил геологический факультет Казанского университета. Кандидат геолого-минералогических наук. Член Союза писателей Москвы. Автор ряда книг. Очерки публиковались в журналах "Дружба народов", "Новое время", "Наука и жизнь" и в центральных газетах. Многие произведения опубликованы в ежемесячном литературном журнале "Наша улица», сотрудничество с которым началось в 2000 году.
Умер в 2010 году.


Виктор Кузнецов-Казанский

ГНЕЗДО “ЮЖНОЙ ЛАСТОЧКИ”

В подмосковной усадьбе Спасское писателю хорошо работалось. Он рано вставал, гулял в парке, купался и до жары часа на три запирался у себя во флигеле. Великая поэма близилась к завершению...
“Каким образом, где именно и в какое время я познакомилась с Гоголем, совершенно не помню, - рассказывала потом хозяйка. - Когда я однажды спрашивала Николая Васильевича: “Где мы с вами познакомились?”, он мне отвечал: “Неужели не помните? Вот прекрасно! Так я ж вам не скажу. Это, впрочем, тем лучше, это значит, что мы с вами всегда были знакомы”.
Блестящая придворная дама, жена крупного дипломата, позднее ставшего Калужским, а затем - Петербургским губернатором, знавалась с Пушкиным, Жуковским, Аксаковым, Достоевским, Тургеневым... Тесное товарищество с Гоголем началось в 1837 году, когда семья дипломата и писатель проживали в Баден-Бадене. Аристократку привлек огромный талант писателя, его проповеди о Боге, о спасении души, о земной юдоли... Гоголя, безусловно, покорили ее ум и красота, хотя влюблен он был (по-видимому, лишь один раз в жизни) в графиню Анну Виельгорскую, вышедшую вскоре замуж за князя Шаховского. Пушкин, заметим, был поражен, что Гоголя не тронула внешность другой признанной красавицы: он даже не запомнил имени его жены, называя ту не Натальей, а Надеждой Николаевной...
“Ему всегда надобно пригреться где-нибудь, тогда он и здоровее, и крепче духом. Совершенное одиночество для него пагубно”, - тревожилась хозяйка усадьбы в письме П. Плетневу в январе 1846 года. Двери ее столичного дома, подмосковного и калужского имений всегда были открыты для Гоголя. Она выхлопотала ему пенсион у государя, который до обращения фрейлины почему-то полагал, что “Мертвые души” - сочинение графа Владимира Соллогуба.
В усадьбе, что близ нынешнего Воскресенска, Гоголь жил в последнее свое лето 1851 года. Дом на высоком берегу Москвы-реки выстроен по проекту Растрелли. Утопающие в цветах флигели соединены галереями. “Направо, - вспоминает брат хозяйки, привезший писателя в имение, - стриженный французский сад с беседками, фруктовыми деревьями, грунтовыми сараями и оранжереями; налево английский парк с ручьями, гротами, мостиками, развалинами и густою прохладною тенью”.
“Гоголь, - вспоминает она сама, - любил смотреть, как загоняли скот домой. Это напоминает Малороссию... Он уже тогда был нездоров, жаловался на расстройство нервов, на медленность пульса, на недеятельность желудка...”
В ночь с 11 на 12 февраля 1852 года - за 10 дней до кончины Гоголь сжег рукопись второго тома “Мертвых душ”, уничтожив почти все, что теплыми летними вечерами читал вслух удивительной русской женщине Александре Осиповне Смирновой-Россет. (В его жилах, правда, не было и капли славянской крови. Отец - Осип Россет, французский моряк, перешедший в ранней молодости на российскую службу и ставший комендантом Одессы; мать - Надежда Лорер, полунемка и полугрузинка, сестра известного декабриста и племянница обедневшей княгини Цициановой. Эта, выражаясь по-теперешнему, всего лишь русскоязычная женщина, в одном из писем Гоголю признавалась: “Не могу забыть ни степей, ни тех звездных ночей, ни крики перепелов, ни журавлей на крышах, ни песен бурлаков”. Александра Осиповна и сама была не чужда писательству. “Современник” помещал ее отчеты о зарубежной литературной жизни. Пушкин, подарив альбом с надписью “Исторические записки А. О. С.”, просил: “Вы так хорошо рассказываете, что должны писать свои заметки”. Письма Смирновой-Россет родным и друзьям, воспоминания о русских литераторах того времени – яркие документы о современном ей “золотом веке”...
Красавица (по свидетельству князя П. Вяземского все светские львы обеих столиц оказались ее “военнопленными”) не была счастлива в браке. Она все больше “не сходилась характером” с добрым, но вспыльчивым Николаем Михайловичем Смирновым, с которым обвенчалась в начале 1832 года... Их первый ребенок умер во время тяжелых родов... Состояние - некогда огромное - муж сильно расстроил карточной игрой и расточительностью... Дочь Ольга Николаевна (уже после смерти матери) под видом ее дневника опубликовала грубую подделку...
Покоится вдова тайного советника (Н. М. Смирнов скончался на 12 лет раньше) в Донском монастыре, хотя умерла в Париже. Согласно завещанию, тело покойной перевезли в милую ее сердцу Москву...


* * *
Постройки усадьбы Смирновых стоят на берегу Москвы-реки и поныне. Из-за густой зелени их трудно рассмотреть с воды, с лесной дороги и даже с высокого моста на окраине Воскресенска.
Лето 1908 года в Спасском провел художник Константин Коровин, запечатлевший окрестности в нескольких пейзажах.
В военные годы в Спасском размещался эвакогоспиталь, а с 1944 года - детский дом, где воспитывались дети погибших военачальников. Среди них киноактер Геннадий Юхтин, много видных офицеров, ученых, педагогов, врачей.
В июле 1961 года пожар уничтожил центральную часть двухэтажного здания, перестроенного еще князем Гагариным, купившим имение у вдовы Петербургского губернатора. Очевидцы, живущие в примыкающем к усадьбе поселке, вспоминают, что огонь бушевал всю ночь, сожрав купол и все под ним - кроме каменного крыльца. Дом, как и флигели, оказывается, был деревянным - из толстых, обшитых войлоком и оштукатуренных бревен. Сгоревшее заменили потом одноэтажной кирпичной постройкой, но флигели и сегодня такие же, как сто с лишним лет назад. Сохранились и помнящие Гоголя “змеиные ворота” - мощная и одновременно ажурная каменная арка над бывшим центральным входом. На арке располагалась изящная беседка, лесенку к которой обвивали латунные змеи. Другой вариант происхождения названия - ворота были узки и, чтобы вывезти коляску, лошадей приходилось запрягать “змейкой”...
Последним владельцем усадьбы оказался пионерлагерь “Пламя”, чья вывеска все еще на воротах, хотя территория необитаема который уже год. Только деревянный Гоголь грустно приветствует редких посетителей, забредающих к нему с турбазы “Москворечье”...
Один из сторожей, бывший шофер интерната и лесной школы, рассказал мне, что еще пару лет назад в селе жили старухи, помнившие графа Орлова-Давыдова - дореволюционного владельца этих мест, депутата тогдашней Государственной Думы. Граф был немолод и, следовательно, знавал не только свою соседку Ольгу Николаевну Смирнову, но и ее мать... Так я ощутил, что наше время и век Пушкина и Гоголя не так уж далеки друг от друга. И связывают их не только мнящие себя хозяевами жизни Чичиковы, Ноздревы и Ляпкины-Тяпкины, но и благородные возвышенные души – такие, как Александра Осиповна Смирнова-Россет.
Пушкин, называвший ее “южной ласточкой”, шутил:


“Черноокая Росетти
В самовластной красоте
Все сердца пленила эти,
Те, те, те и те, те, те”.
И мое, признаюсь, тоже…"