Ангельский сад
«Жизнь обманывает всех нас своим мнимым реализмом». Юрий Кувалдин. «Станция Энгельгардтовская».
Я мчался на юг по российским просторам на своём «УАЗике» (так я называю все автомобили, хотя бы немного напоминающие по форме этот легендарный вездеход). Путь мой лежал в Киев, а чтобы попасть туда, мне пришлось объезжать Беларусь через Смоленск и Брянск. Потому что для проезда через независимую страну нужна отдельная виза. А её у меня не было.
Темнеть начало ещё в Невеле, где я остановился на заправке, чтобы попить кофейку и плеснуть солярки в бак моего «скакуна». Надо признаться, что второе действо доставляло мне истинное удовольствие, так как кофе на их заправках стоит так же, как у нас, а вот топливо – вдвое дешевле. Единственное, чего я всегда опасался, так это работа их банковских платёжных терминалов. На каждой заправке девчата с опаской брали мою VISA-карту и с сомнением вопрошали: «А есть ли у Вас наличные деньги на случай, если не пройдёт?». Тьфу-тьфу – проходило всегда. Наличных у меня было только на кофе и на платные участки дороги.
Эти российские платные дороги меня очень удивляют. Я бывал в европах и знаю, что такое «платная дорога». Это всегда – скоростная магистраль с отличным покрытием и многорядным движением, рядом с которой проходит бесплатная альтернативная дорога. В России всё наоборот. Кривая, узкая, неровная дорога является платной, а альтернативная ей автострада отсутствует напрочь. И если Велиж я ещё могу объехать круговым маршрутом и не платить эти поборы, то в Печорах я должен платить, даже если вообще не собираюсь пользоваться той дорогой. Учитывая немаленький тариф (4 евро за 25 км от Печор до Изборска и 5 евро за 60 км от Усвят до Велижа), Европа со своими абонементными «виньетками» отдыхает. Ну да ладно.
Так вот, когда я проехал Смоленск, ночь была уже, что называется, «хоть глаз выколи».
Фары высвечивали яркие указатели с названиями больших и маленьких городков и сёл. Ежели фон белый – притормаживал, если же синий – тоже притормаживал, но только до положенных 90. Всё-таки населённый пункт. Вдруг что. А так держал крейсерскую скорость около 120 км в час, посматривая на фары встречных автомобилей и пытаясь понять – моргнул он сейчас или на кочке подпрыгнул.
Километрах в 50-ти от Смоленска на синем фоне загорелось длиннющее слово, которое я даже не успел прочитать полностью, но начала его мне хватило, чтобы вдавить среднюю педаль в пол и остановиться метров за 100 за знаком. Воткнув заднюю скорость, я выехал на читабельную позицию. «Энгельгардтовская 5» – белым по синему значилось на длинном полотне указателя. И стрелочка влево. Я вышел из машины и сфотографировал знак, предвидя, как эффектно он будет смотреться в отчёте о поездке.
Опустив фотоаппарат, я поднял голову, чтобы полюбоваться высыпавшими звёздами, как вдруг небо справа-налево-вниз расчертил след падающего болида. Он был очень ярким, довольно крупным и с длинным хвостом, как и положено быть болиду. Я вскинул камеру вверх, но куда там! Объектив натужно зажужжал в тщетной попытке сфокусироваться хоть на чём-то, а болид уже погас где-то в направлении стрелки на указателе «Энгельгардтовская 5».
Я вздохнул и сел за руль. «Эх, сейчас бы заехать, да посмотреть, как там она – Энгельгардтовская! Но завтра к обеду обязательно надо быть в Киеве», – с такими мыслями я выжал сцепление, включил передачу и машина, пробуксовав передними колёсами по гравию обочины, покатилась дальше. Я твёрдо решил проехать сегодня Брянск и продвинуться как можно ближе к украинской границе, пока накатывающие волны сна не заставят свернуть с дороги и притаиться в лесочке, где можно будет разложить сиденье, вытянуть ноги и, уткнувшись головой в подушку, натянуть на нос одеяло, чтобы через 2-3 часа проснуться от холода и решить, могу ли я ехать дальше или стоит включить печку и...
К обеду следующего дня я был в Киеве. Бросив вещи у сестры, зарядил в телефон украинскую «симку» и занялся тем, ради чего приехал. Звонки, встречи, договоры, переговоры. 27 градусов жары, суета, толкотня... А в конце дня, приняв душ, тарелку борща и ...надцать капель горилки, я стоял на балкончике дома на Оболони и любовался прекрасным видом на строящийся храм. При этом немного сочувствовал сестре, предполагая, что звоны колоколов прямо под окном могут... как бы это сказать... потревожить утренний сон выходного дня.
На следующий день пришлось поездить по стране. Не мог отказать себе в удовольствии пощёлкать затвором фотоаппарата из окна машины, намотав километров 500 и навпечатлявшись красотами украинских пейзажей.
Очень отчётливо помню каждый свой приезд к любимой тёще (светлая ей память!) в село, что под Кривым Рогом в районе Апостолово (кстати, на портале писали и о том, и о другом). Калитка, ворота, колодец, белые стены глинобитного дома, радостный пёс, два кота, корова, куры, цыплята, самогонка и запах… Какой там запах, ребята! В нём всё – солнце, трава, цветущие деревья, навоз, перегар тракториста и дым от костров, что жгут пастухи на обрыве реки. А река?! Такая неширокая, но глубокая, со скользкой от мокрых босых ног местных ребятишек тропинкой, по которой они взбираются, проскальзывая и держась руками за траву и кустики, чтобы снова залезть на «тарзанку», привязанную к толстой ветке склонившегося над водой дерева, и с криком сигануть с неё в воду.
Но, вернувшись в дом, я вспоминал о том синем указателе и углублялся в поиски ответов на возникшие вопросы – что и почему? Что там находится и почему «Энгельгардтовская»? Должен признаться, единственное, что мне удалось найти – это повесть Юрия Кувалдина «Станция Энгельгардтовская» и связанный с ней сборник стихов Шарля Бодлера «Цветы зла». Однако, найденного хватило на два вечера интереснейшего чтения и предвкушения побывать в местах действия повести. То есть, я уже твёрдо решил, что на обратном пути обязательно заеду в эту самую, Энгельгардтовскую. А может даже остановлюсь в местной гостинице и пройдусь вечером по улицам в поисках достопримечательностей. Например, памятника Энгельгардту. Или Бодлеру. Там обязательно должен быть памятник Бодлеру! Такой золотисто-зеленоватый огромный монумент с фонарями из прошлого века по углам и склонённой «по уставу» головой поэта. Памятник, как и положено, стоит посреди бульвара с тенистыми липами и скамейками под ними. А справа и слева бульвара – двухэтажные жёлтые дома с пряничными белыми колоннами, барельефами и атлантами, поддерживающими балконы. И всё это уходит в такую далёкую перспективу, что поневоле боишься не успеть дойти до конца и не увидеть нечто главное и сокровенное. А ещё я понял, что упавшая с неба звезда была не болидом. Это был бодлероид, летящий со скоростью миллиард мыслей в секунду и пролетающий за час миллион солнечных систем! И ещё там должно быть много-много другого, интересного и таинственного.
С такими мыслями я отправился в обратный путь. Но так уж сложилось, что к Энгельгардтовской я подъехал только в полночь. «Ничего, – говорил я себе. – Там должны гореть фонари и памятник я обязательно найду!» Дорога пропетляла положенные 5 километров и привела к белой табличке, обозначающей южную границу города. Из названия загадочным образом выпала буква «Т». Но что это по сравнению с «Генгардовой» из уст помятой проводницы :)
Перед самым знаком города слева горели огни взлётно-посадочной полосы. «А вот и бодлероидная база!», – подумал я.
Сразу после въезда в город я пересёк железнодорожный переезд, за которым дорога круто повернула вправо. Я напрягся в предвкушении блеска огней, суеты широких площадей и бесконечной длины бульвара, но взгляд воткнулся в белый знак, перечёркнутый красной линией, словно росчерком упавшей звезды.
Город кончился… Я резко затормозил и встал на обочине. Чёрт! Этого не может быть! Неужели весь город состоит из одного домика на переезде?! Я заглушил мотор и прислушался. Темнота и тишина окружали меня со всех сторон. Разочарованно вздохнув, я плюхнулся на сиденье машины и подумал: «Ну вот! Даже написать будет не о чем». Чертыхаясь в душе, завёл двигатель и стал медленно разворачиваться, пытаясь не свалиться колёсами с узкой дороги. Развернувшись поперёк дороги, увидел просёлочную дорожку, уходящую в лесок. Секундное размышление и вот «УАЗик» уже закачался на ямах и кочках узкой колеи, почти цепляясь за нависающие ветви кустов и деревьев.
Справа показался тёмный дом. «Интересно, живут ли здесь люди?» – спросил я сам себя и в этот момент выкатился из леса к железнодорожному полотну. Слева возвышалось здание вокзала. Увиденное было столь неожиданным, что я на секунду потерял дар разговаривать с самим собой. Оставив машину на полянке, взошёл на свежеасфальтированный перрон и пошёл к вокзалу. За ним виднелись ещё пара домиков с тёмными окошками. Казалось, что всё это поселение нежилое и очень запущенное. Ни дорожек, ни огней – только вокзал с новым перроном и яркими фонарями. Однако, в двух окнах здания вокзала горел свет.
Я подошёл поближе и прислушался. Тишина. Походив по перрону, я подошёл к огромному дубу, который был заботливо огорожен и обозначен памятной табличкой, утверждающей, что это дерево было посажено в далёком 1812 году.
Взглянув вправо и влево, я вдруг почувствовал, что рельсы никуда не ведут, а кончаются там, где горят красные фонари. Всё правильно. Всё по-Виноградовски. Я почему-то подумал, что Б.А. Энгельгардт, о жизненном пути которого было много говорено на портале, хоть и был родом «с под Смоленска», но точно не отсюда. Я ещё немного потопал ногами и пощёлкал вспышкой камеры в надежде, что кто-нибудь выглянет из-за плотно задёрнутой занавески, увидит меня и выйдет, чтобы задать естественный вопрос: «Кто Вы и что Вам здесь надо?» Увы.
Бросив прощальный взгляд на странную станцию, я развернулся и пошёл к машине, и вдруг, за спиной щёлкнул электрическим разрядом динамик громкоговорителя и загремел строевой марш:
Пейзаж чудовищно-картинный
Мой дух сегодня взволновал;
Клянусь, взор смертный ни единый
Доныне он не чаровал!
Я даже услышал отдалённый стук шагов сотен солдат, идущих строем и запевающих песню на стихи Бодлера. Я резко обернулся и все звуки вмиг оборвались как если бы перед вами закрыли звуконепроницаемую дверь. Ни стрекота кузнечиков, ни щебетанья птиц. Ночной воздух висел свинцовой темнотой. Я вздрогнул и ускорил шаг. Но стоило мне отвернуться от света фонарей, как сзади грянуло:
Вокруг всё искрилось, блистало,
Переливался чёрный цвет,
И льды оправою кристалла
Удвоили свой пышный свет.
Я резко остановился, а затем, не оборачиваясь, поспешил к машине. Вслед неслось со всех сторон:
А надо всем, огнём экстаза
Сжигая дух смятенный мой,
Витало, внятно лишь для глаза,
Молчанье Вечности самой!
Я захлопнул дверь машины. Из магнитолы пробивался голос Макаревича:
Я был вчера в огромном городе,
Где совершенно нет людей,
И в каждом доме вместо окон
Я видел только зеркала.
И я прошел по людным улицам:
Был город полон отражений,
Они брели за мной, как тени,
И молча слушали меня.
Я ткнул пальцем в кнопку поиска радиоволн, завёл машину и вдавил педаль газа в пол, одновременно выкручивая руль. Машину закружило по мокрой траве и мне пришлось приложить усилия, чтобы вписаться в узкий проезд между ветвями склонившихся к дороге деревьев. Выехав на дорогу, я немного успокоился и даже расслабился, положив правый локоть на подлокотник и прислонившись головой к подголовнику сиденья. Справа мелькнули серебристые крылышки. Я притормозил и завернул на отблеск. Это был КПП авиабазы.
Я представил, что сейчас из дверей выйдет часовой вроде чеченца, в белом полушубке, с автоматом и спросит пароль. И хотя я знал ответ: «Цветы зла!», встречаться сейчас мне уже ни с кем не хотелось. Я вылетел обратно на смоленскую трассу, а вслед мне неслось:
Непрочный шар в страну небес
Летит, блестя, играя...
Вдруг – лопнул, брызнул и... исчез,
Как сновиденье рая!
Как глубоко завел Вас дар разговаривать с самим собой! Просто шедевр! От названия до последней точки. Хочешь – фильм снимай, готовый сценарий с лихо закрученным сюжетом. Хочешь – просто перечитывай, пока не поймешь каждую скрытую психологическую параллель. Ведь здесь половина – на уровне подсознания. Или просто наслаждайся отточенным слогом фантасмагории. А в фотографиях сколько информации! Если описывать словами все эти бутылки, подвешенные на стог сена как грузы, и так далее – понадобился бы роман! Или поэма. А запах! Говорят – непередаваем... Оказывается, таки передаваем. «В нём всё – солнце, трава, цветущие деревья, навоз, перегар тракториста и дым от костров, что жгут пастухи на обрыве реки». А во второй части – запах жути и безотчетного страха. P.S. Интересно, а три разных написания «Энгельгардтовской» – тоже часть сюжета? |
Скорее, параллели с кувалдинским сюжетом. Прочитайте, если ещё не успели. Помятая проводница, пряничные колонны, склонённая «по уставу» голова, ну и всё такое – это его образы. Мне многое открылось, когда я там побывал. Ну а запахи и другие ощущения – это уже моё :) Чуть позже напущу ещё туманчика. Спасибо за отзыв! |
Сударь, ежели Вы вознамерились изогнуть творческое направление всего портала в ту сторону, куда изогнут литературный стиль Вашей публикации, то я радостно приветствую сей изгиб и его направление. :) Давненько не получал такого удовольствия от прочтения русских слов, предложений и абзацев... Спасибо, товарищ. :) |
Да нет, не думаю. Портал несгибаем! И Вам спасибо на добром слове. |
Сгибаем, сгибаем... :) Правда, это во многом зависит от того, кто, как и зачем гнёт. |
До конца не дочитала Кувалдина, позже дочитаю, но советую Вам отослать ему ссылочку. Вполне возможно, что получите в ответ «Победителю ученику от побежденного учителя». Можно бы и Бодлеру с благодарностью отослать, но вот только куда? |
С удовольствием! Вот только сейчас выйду во двор и закопаю скромность куда-нибудь поглубже :) |
Вот бы еще музычки напустить. Вместо 25 кадра. У Кувалдина она постоянно рефреном звучит. Уж не говоря о Бодлере – там ее даже переводами не убить, пробивается. |
Спасибо огромное, Игорь. У меня давно в душе тлеет надежда съездить на земли предков, да куда там при теперешней жизни. Про Энгельгардовскую станцию я сам путаюсь, некогда мой пра-прадед, Александр Николаевич Энгельгардт, был сослан в своё родовое имение, в Батищево, Дорогобужского уезда, Смоленской губернии. Там он писал свой нетленный труд – «12 писем из деревни» и организовал опытную сельскохозяйственную станцию. Эту станцию после его смерти назвали Энгельгардовская, та ли эта станция, что в твоей замечательной публикации я не уверен. Интересно узнать ответ. |
Энгельгардтовская — деревня в Починковском районе Смоленской области России. Входит в состав Шаталовского сельского поселения. Население — 33 жителя (2007 год). Расположена в центральной части области в 8 км к югу от Починка, в 4 км восточнее автодороги А141 Орёл — Витебск, на берегу реки Хмара. В 0,1 км западнее деревни расположена железнодорожная станция Энгельгардтовская на линии Смоленск — Рославль. Месторасположение - «Софья Яковлевна Реад унаследовала в качестве приданого усадьбу Мачулы. Ее муж Александр Платонович Энгельгардт, Смоленский городской голова, почетный гражданин г. Смоленска (известен его дом, построенный в 1878-79 гг. в Смоленске, – ныне «Дом торжественных обрядов»), завершил обустройство усадьбы Мачулы. На ее территории были построены усадебный дом, 2 флигеля, ряд служебных строений, оранжереи, расширен парк с озерами, павильонами и беседками. При усадьбе были конный завод и ферма крупного рогатого скота улучшенной породы. При проведении железной дороги Смоленск – Орел А.П. Энгельгардт отдал дороге часть своего земельного владения, помог в обустройстве станции, которая и поныне называется «Энгельгардтовская». Будучи смоленским городским головою, он много сделал для благоустройства Смоленска (водопровод, здание Городской думы, пожарная служба и так далее), способствовал открытию Городского историко-археологического музея, передал в музей после трагической смерти жены (последней представительницы рода Реадов) семейные реликвии рода Реадов: жалованные грамоты на дворянство, герб Реадов, Родословную, формулярные списки о службе, портреты и фотографии, боевое оружие, предметы обмундирования и другое. Последним владельцем усадьбы был их единственный сын Александр Александрович Энгельгардт (жена его Наталия Михайловна Ознобишина), который после смерти отца постоянно жил в усадьбе. В 1918 г. имение было национализировано, на его базе создали совхоз. В усадебном доме продолжал жить его последний владелец А.А. Энгельгардт. Он старался сохранить от разграбления и уничтожения художественные ценности усадьбы. Сохранились его письма в адрес губернских властей с просьбой взять под охрану или вывезти в Смоленск для музейного сохранения художественные ценности. В конце 1921 г. его обвинили в саботаже распоряжений местных властей и арестовали. Судьба художественных ценностей усадьбы неизвестна. Из старого усадебного комплекса сохранились усадебный дом (ныне – административное помещение хозяйства), несколько служебных построек и остатки старого парка». |
Спасибо, значит это не та станция. Разве что происхождение названия, внуки-правнуки Вернера Энгельгардта отметились, на смоленщине их было немало. |
Александр Платонович Энгельгардт – это двоюродный брат моего пра-прадеда, Александра Николаевича Энгельгардта. Так же он был дядькой Бориса Вадимовича Энгельгардта(братом его отца – Вадима Платоновича), который фигурировал у нас в поисках полковника Энгельгардта, так как жил паралельно Б.А.Энгельгардту в Таллине и так же был полковником. |
Приветствую, Александр! Надеюсь, у тебя получится побывать в этих местах. От Вильно всё ж таки не очень далеко:) Я заезжал на железнодорожную станцию, вокруг которой стоят пяток стареньких домиков. Уж зачем Александр Платонович (спасибо p15! за инфо) обустраивал эту станцию в таком глухом месте – непонятно. Рядом довольно крупное село Шаталово и военный аэродром, который во время войны был захвачен немцами. Немного страниц военной истории |
Дополнительная информация об имении смоленского городского головы А.П.Энгельгардта. Это он завершает обустройство усадьбы и устраивает оранжереи, парк с прудами, строит хозяйственные постройки. В советское время здесь располагался местный «Дом культуры и отдыха». Судя по всему, здесь был кинотеатр. К сожалению, сейчас в селе кино и культура в целом не востребованы, а усадьба находится и вовсе в варварском состоянии.Повсюду заметны наслоения советского сельского монументального искусства Результат такого хозяйствования зафиксирован на стене... Последним владельцем усадьбы был сын А.П.Энгельгардта – Александ Александрович Энгельгардт. В 1918 году имение было национализировано, судьба ценностей неизвестна. Бывший хозяин был арестован в 1921 году... |
Была бы страшная темная ночь, можно было бы тоже понагнетать.
Ну, к примеру. Заросшие железнодорожные шпалы, ведущие в никуда, обрываются перед странной воронкой. Жуткие зияющие окаменелые глазницы залиты водой, в которой отражаются причудливые силуэты – то ли деревьев, то ли каких-то извивающихся змей. Дрожащая рябь неожиданно вздрагивает чмокающим звуком, раздающимся откуда-то изнутри... Я судорожно пытаюсь отыскать разумное объяснение – и не нахожу... Но – утро, солнце, грибы. Сильно не понагнетаешь. А может, таки обманывает жизнь «мнимым реализмом»? И это совсем не бывший полигон в Цекуле? |
Подсолнухи – увядание или зрелость? |
Рассказ – блеск!!!