Екатерина Усова
ТОТ, КТО МЕНЯ РАЗБУДИЛ
рассказ
Да, он был особенный... Теперь, по прошествии лет, я это понимаю. Ему от природы было многое дано. Он был воплощением какой-то первородной мужской красоты. Такое лицо невозможно забыть. Крупные точеные черты его так и просились на портрет. Тело, словно вышедшее из-под резца скульптора, служило вместилищем души музыканта и... страшной, разрушающей все это великолепие, болезни, которая не редкость на Руси. У него был дар. Дар пробуждать в другом человеке скрытые, неведомые чувства. Возможно, этому дару было суждено проявиться только в отношении меня... не знаю. Судьба свела нас на краткий миг, при несколько... непривычных обстоятельствах, но я благодарна ей за этот удивительный подарок... Мне было тогда лет двенадцать.
Как-то дальние родственники, жившие в коммунальной квартирке в А-ском переулке, пригласили нас с мамой погостить на денек. Помимо них, в ней проживал сосед - дирижер, мужик, по их мнению, хороший, но постепенно спивающийся. Он был дальним родственником одного известного композитора, и потому его еще, с трудом, но терпели в филармонии, и не выгоняли с работы. Из одежды, по разведданным, у маэстро остались лишь фрак да галстук-бабочка. Появлялся он в квартире только в период развода с очередной женой, а когда отсутствовал, одна из принадлежащих ему комнат была в полном распоряжении моих родственников. В нее-то меня и отправили ночевать.
На новом месте, как известно, плохо спится, а тут еще чувство жалости к человеку искусства, постоянно терпящему удары судьбы, заставляло меня беспрестанно ворочаться, не давая толком уснуть. Поэтому неудивительно, что я подскочила примерно во втором часу ночи, когда услышала за дверью чьи-то шаги.
Я чуть приоткрыла дверь в длинный коридор, который так типичен для коммуналок. Там почему-то горел тусклый свет. Никого...
Решив, что шум мне померещился, я собралась, было вернуться в кровать, как вдруг в темной глубине коридорного тупика увидела фигуру высокого мужчины.
Незнакомец шел, слегка покачиваясь. На его плечи было накинуто черное длинное пальто, странное для моды того времени. Желтоватый свет лампы высветил породистое лицо: нос с горбинкой, огромные, темные, слегка раскосые глаза с остановившимся взглядом, резко очерченный чувственный рот, чуть выдающийся вперед подбородок. Буйная грива длинных, черных, блестящих волос и игра теней на высоких скулах придавали его облику поразительное сходство с врубелевским демоном. Спросонья все детские “страшилки” разом ожили в моей памяти. Со всей очевидностью я поняла - по коридору московской коммунальной квартиры шествует сам Сатана собственной персоной. Он приближался. Между нами было уже не более метров пяти. Выбор у меня был не велик. Закрыть дверь? Вряд ли это остановит черта. Молиться? Я не знала ни одной молитвы. Упасть в обморок? Но сознание упорно цеплялось за материю и не собиралось ее покидать. Оставалось только заорать “мама”, и я уже приготовилась это сделать, как вдруг от какого-то неловкого движения пальто демона вдруг распахнулось, и, не удержавшись на плечах, начало сползать вниз. Крик застрял у меня в горле. Сказки не врали о бесовских повадках. Они - пьяницы и сквернословы. И еще... Бесы ходят голыми. Абсолютно.
Сатана стал извиваться, принимая причудливые позы, которые, по его мнению, должны были создать препятствия на пути падения мятежного пальто. Длинные сильные руки с изящными, слегка узловатыми пальцами заметались в тщетной попытке поймать ускользающую одежду. Все безуспешно. Причудливой грудой, похожей на большую собаку, пальто улеглось у ног хозяина.
Поединок с куском зловредной материи явно истощил его силы. Невнятно выругавшись, демон вяло пнул его ногой. Решив заключить с пальто временное перемирие, он в изнеможении закатил глаза и, сложив руки на груди, прислонился спиной к стене в позе достойной внимания Родена. Страх постепенно отступал, и я с облегчением начала сознавать, что передо мной не посланец преисподней, а земной мужчина. Только голый. О! Кровь бросилась мне в лицо. Господи! Что я делаю, надо немедленно закрыть дверь и лечь в кровать, сказала я себе, но... не двинулась с места и, как завороженная, продолжала смотреть на мужчину.
Он, на мой взгляд, был немолод, но его фигура украсила бы собой любое художественное полотно с сюжетом из жизни олимпийских богов. Стройные сильные ноги и бедра с рельефной мускулатурой, тонкая талия, поджарый живот, широкая, мускулистая грудь. Он был красив и прекрасно сложен - я понимала это даже своим неискушенным детским сознанием. На самом деле ему, как я полагаю теперь, было не более сорока - сорока пяти, но ведь в юности все люди старше тридцати кажутся нам чуть ли не стариками...
Отчаянные усилия, которые я прилагала, чтобы не опускать взгляд ниже его талии, ни к чему не привели... Будучи докторской дочкой, я, конечно, знала из анатомических атласов, как выглядит мужчина без одежды, но живьем его видела впервые.
Что ж, когда впоследствии мне рассказывали, как его жены, на поминках, о чем-то тяжело вздыхали, я могла понять их тоску... Так мы и стояли: я - за полузакрытой дверью, затаив дыхание, оправдывая недостаток скромности избытком любопытства, и обнаженный пьяный мужчина, с гримасой гордого презрения к миру, в котором даже ничтожная тряпка норовит подстроить каверзу.
Постояв немного, он, словно очнувшись, открыл глаза и обвел непонимающим взором потолок, стены и, наконец, его взгляд упал на пальто. Губы сложились в улыбку, которую я бы назвала мстительной, если бы была уверена, что это не игра теней. Медленно, затаив дыхание и не отрывая взгляда от одежды, словно боясь спугнуть ее, мужчина отделился от стены и стал наклоняться вперед. Тело напряглось, пытаясь сохранить равновесие. В движениях появилась какая-то дикая, чувственная грация. Мышцы перекатывались под кожей, как у леопарда перед прыжком. Неожиданно быстро выбросив руку, незнакомец схватил ворот пальто. Будучи застигнуто врасплох, пальто не сопротивлялось и кротко ожидало своей участи.
Победоносно усмехнувшись, мужчина выпрямился не без усилия, и стал водружать его на плечи. И тут его взгляд, до сих пор бесцельно блуждавший по стенам, остановился на полуприкрытой двери и на мне. Я замерла, не в силах двинуться с места от ужаса и стыда, что меня поймали за столь недостойным занятием, как подсматривание. Несколько секунд, что он разглядывал меня, показались мне вечностью, и провалиться в преисподнюю показалось мне тогда самой желанной перспективой.
Вдруг радостная улыбка осветила его лицо, и он, с мечтательной задумчивостью произнеся “М-м... Ангел... Пардон...”, прошествовал мимо меня в соседнюю комнату.
Я постояла в оцепенении еще какое-то время, пытаясь справиться с необычными ощущениями. Не помню, как дошла до кровати и забылась сном. Надо ли говорить, что спалось мне плохо, и я постоянно просыпалась, прислушиваясь к каждому шороху за стеной. Утро выдалось чудесное, и я почти убедила себя, что все хорошо, все обойдется и, наконец, что все это мне могло померещиться, или присниться. На кухне меня поймала родственница.
“Слушай, тут ночью приехал этот, сосед мой. Он не совсем здоров... Говорит мне: “Я сегодня ночью ангела видел!”, - нет, ты представляешь!? До ангелов уже допился, скоро до чертей доберется! Что-то ты бледненькая... Что, спалось плохо? Вообще-то, у него сегодня концерт, он скоро уедет. Он просил тут ему манжеты погладить, а мне в магазин срочно надо. Может, ты погладишь, ты умеешь?”
Я умела и машинально кивнула в знак согласия, почувствовав, что надежда на то, что я видела ночью, - лишь мираж, растаяла, как призрачная утренняя дымка. На кухне было тепло, даже жарко, но меня начало трясти, как в малярийной лихорадке.
Мужчина был реален. И я подсматривала за ним. Есть надежда, что он не помнит об этом. А если помнит? Конечно, помнит! Понятно, что его “ангел” - это я в ночной рубашке! А если он маме скажет!? А мама скажет... О, нет! Как же быть? Сбежать? Может, если я хорошо поглажу, он меня простит? Может, как-то обойдется... Но все равно, как стыдно-то, как стыдно! Я ворочала тяжелым утюгом по крахмальным манжетам, стараясь не сделать складок и не поджарить их ненароком. Мысли вихрем проносились в моей голове, обгоняя друг друга, толкаясь и не давая сосредоточиться, как вдруг на кухне возник герой моих терзаний. Нет, он не пришел, он именно возник, просто материализовался в дверном проеме.
Утром, в лучах солнца, на обычной кухне он уже меньше походил на падшего ангела, но в тот миг я могла бы поклясться, что в темных, бездонных глазах его плясали огни совсем не земного происхождения. На нем было все то же черное пальто, только теперь оно было наглухо доверху застегнуто. От неожиданности, смятения и страха я почему-то сделала книксен и пискнула что-то невразумительное.
Но мужчине было явно не до церемоний и уж совсем не до меня, потому, едва взглянув в мою сторону, он с видом мученика первых лет христианства направился к холодильнику. Достав из него бутылку кефира, он, почти не отрываясь, большими глотками выпил ее до дна, прислонившись к стене. Я сочла за благо сосредоточиться на глажении, пытаясь отогнать мысль, которая почему-то не давала мне покоя, - а есть ли на этот раз на нем под пальто одежда?
Ой, мамочки-и... Нет, нет, только не думать! Узнает он во мне ночного ангела или нет?! Вспомнит или нет?! Надо бежать... Как сделать так, чтобы прошмыгнуть мимо него? Почему я не мышка какая-нибудь?! Господи! Я буду хорошей, я буду такой хорошей, такой хорошей-расхорошей, больше никогда-никогда так не сделаю, только помоги унести ноги! Весь мир для меня стал размером с гладильную доску... И тут я почувствовала, кожей ощутила на себе его взгляд. И, как ни странно, мысли вдруг пришли в порядок. Все напрасно. Господь не услышал моих просьб, ибо вина моя велика. Придется отвечать за содеянное. Будь что будет, если наказания не миновать, то, по крайней мере, надо принять свою участь достойно... Собрав всю силу духа и приготовившись к самому худшему, я заставила себя поднять глаза.
Слегка склонив голову набок, незнакомец с какой-то отрешенностью смотрел на меня. Нет, это не был оценивающий взгляд мужчины. Это, скорее, был взгляд художника, рассматривающего натуру. Наверно, зрелище и впрямь было идиллическое: просторная кухня с кафельными полами, хрупкая девочка у гладильной доски, и все это пространство заполнено ярким солнечным светом, бьющим через огромные, полураскрытые окна. Ветер доносит резкий аромат клейких молодых тополиных почек. Свет обволакивает девичью фигурку, размывая ее контуры... Все дышит весной, поэзией...
Манжеты были давно доведены до совершенства. Продолжать их гладить, значило бы испортить работу. Надо было что-то делать, и я решилась. Я протянула их владельцу, и, сделав усилие, чтобы не выдать голосом дрожь, сказала: “Возьмите, пожалуйста, все готово...”. Он оторвался от стены и медленно пошел ко мне. Всего лишь пара шагов, но почему-то стало трудно дышать, по спине поползли мурашки, и я почти физически ощутила как предательница - душа вместо того, чтобы уйти в пятки, так и норовит отделиться от тела.
Не обращая внимания на протянутые манжеты, незнакомец бережно, обеими руками взял мою руку и склонился над ней.
Черные тяжелые волосы коснулись моей кожи, и потом я почувствовала... поцелуй. Первой реакцией было вырвать руку, но я тут же овладела собой, поняв какой дикаркой буду выглядеть.
И тут... Какая-то необыкновенная, почти мистическая сила уверенности в своих женских чарах стала вдруг проникать в меня. Мужчина первый раз в жизни так целовал мне руку, и в этом поцелуе была не просто благодарность. С ним он как будто отдавал мне власть над собой, над своей душой, над своей жизнью, над своим телом, наконец...
За доли секунды он посвятил меня в святая святых своего мира, где не все мужчины - дьяволы, хотя уж точно не все ангелы. На какое-то мгновенье он стал мной, а я им, или мне так показалось...
Странно... Я уже не боялась его. Более того, я начала воспринимать все происходящее без трепета, как должное. И даже ночное происшествие, которое мучило меня, не давая покоя, как-то вдруг поблекло, стало не важным, каким-то пустячным, анекдотичным случаем... Он поднял голову. Темные бархатные глаза в упор смотрели на меня, словно пытались проникнуть в мои мысли. К своему удивлению, я выдержала этот взгляд довольно спокойно, хотя минуту назад меня от него бросало в дрожь, и я готова была обратиться в бегство. Я не узнавала сама себя. Что-то изменилось во мне, пробудилось ото сна, и мне нравилась эта перемена. Его смоляные брови взлетели вверх, уголки упрямых губ изогнулись в ленивой, слегка лукавой улыбке. Наверно, он увидел то, что и надеялся увидеть, - пробуждение Женщины. Ему нужно было передать мне Знание - и он сделал это, ему удалось. Учитель остался доволен - я выдержала экзамен. И я... я благодарно улыбнулась в ответ.
Не отводя от меня взгляда, мужчина вынул из моей руки манжеты, небрежно сунул их в карман пальто, молча кивнул и, повернувшись, исчез в пыльной коридорной мгле.
Больше мы не виделись - ни в этот день и никогда после. А вскоре я узнала о его кончине...
Скажите - игра воображения, романтическая галлюцинация. Всего лишь поцелуй руки, полученный от мужчины - не ангела, не демона... Да, пожалуй. Но и сейчас, возвращаясь памятью в то время, что-то сладко сжимается во мне, будоража в душе воспоминания, как мотив любимой когда-то песни...
"Наша улица" № 2 (51) февраль 2004
