Кира Анатольевна Грозная родилась 4 сентября 1975 года в Майкопе Краснодарского края. Росла в республике Киргизия, поселок Пристань Пржевальского, на полигоне, где служили её родители. С 1987 года живёт в Санкт-Петербурге.
Окончила РГПУ им. Герцена, специальность – психология. С 1997 года по 2009 год служила в транспортной милиции, руководила психологической службой. Сейчас - сотрудник психологического отдела Санкт-Петербургского университета МВД России, майор милиции, адъюнкт, преподаватель. Работает над кандидатской диссертацией.
Пишет стихи и прозу। С 2003 года является участником поэтического литобъединения А.Г. Машевского в «Фонтанном доме». В 2009 году в изд. «Геликон +» издала книгу «Китайская шкатулка», куда вошли её стихи, проза и рисунки. Произведения Киры Грозной публиковались в газете «Чехия сегодня», петербургских журналах: «Аврора», «Молодой Петербург», «Второй Петербург», «Парадный подъезд», «Мост», а также на сетевых ресурсах: «Молоко», «Folioverso».
Кира Грозная
ПОРА В ДУРДОМ
рассказ
Лена вышла из стоматологической клиники, покачиваясь на тонких каблуках и едва сдерживая слёзы. Опухшей от многодневных истерик голове было трудно переварить последнюю информацию. Жизнь, вернее, то, что она сама до недавних пор считала своей жизнью, разлетелась, как разбитое стекло, на множество осколков, а тут ещё и это….
День был солнечный, на веточках аккуратно подстриженных деревьев пробивались зеленые бусинки почек, но она не замечала ничего вокруг, куталась в шарф, как будто дул пронизывающий ветер. Дрожащими пальцами набрала номер мобильника и услышала холодный, с привычными четкими интонациями, голос Вероники.
– Мама, – заскулила Лена, – выслушай меня, пожалуйста….
– О, гос-споди, – выдохнули в трубке. – Ну, что опять стряслось у тебя? Алексей не выдержал твоих выкрутасов и сбежал?
– Ма-ма, мне врач сказал, что у меня уползает вся нижняя десна, парадонтоз уже запущен, дальше некуда, и всё это – за месяц. Это из-за нервов…
– Дальше, что требуется от меня?
– Мама, выслушай, пожалуйста. Лечение будет поэтапным. Вначале мне придется резать нижнюю уздечку, то есть – рот от уха до уха. Из-за отёка на лице я буду нетрудоспособна две недели. И главное – денег столько…
– Сколько? – по-деловому поинтересовалась Вероника.
– Ох, ну тебе бы все о деньгах. Пожалела бы, что ли, у меня и так трагедия…
– Из-за десны? Да ты просто истеричка. Я устала от тебя, понимаешь? Мне шестьдесят лет, и никто никогда не спросит, как я себя чувствую, какие у меня проблемы. Только что мама звонила, её кладут в больницу. А тут еще и ты… Говори, сколько тебе надо денег, и как тебе их передать.
– Ма-а-ама….
В трубке щелкнуло. Лена села на ступеньку какого-то учреждения и разревелась, как маленькая девочка. Она выгребла из неряшливо набитой сумки помятую пачку бумаги. Письма…
Стелла и Алексей лежали в постели. На лице женщины проступала загадочная улыбка, над верхней губой блестели бисеринки пота. Алексей словно машинально почесывал подруге за ухом, перебирал золотистые волосы. Вторая рука, свободная, уже нащупывала пульт от телевизора.
– Поставь то, что я принесла, – предложила женщина.
После секса они обычно смотрели фильмы, которые Стелла брала в прокате. Что-нибудь новенькое. Их киноменю было разнообразным, как и секс.
Алексей приподнялся на диване, показав превосходный торс, который Стелла проводила одобрительным взглядом.
– Ты так изменился за этот год, – заметила она, пока мужчина возился с пультом.
– Да, – вздохнул он, – и Ленка вот тоже изменилась…
– Она сейчас просто не в себе. Знаешь, я думаю, что неплохо бы положить её в клинику неврозов на месяцок-другой.
– А это поможет? – уныло отозвался Алексей.
– Поможет, – уверенно кивнула женщина. – Антидепрессанты, психотерапевтическая группа, работа с психологом, а главное… контору ей надо менять, вот что! Перейти на новое место, где никто ничего не будет знать. Ей нужно начать всё заново.
– Мне кажется, я скоро сам с ней свихнусь, – медленно произнёс Алексей. – Я делаю всё, что могу, стараюсь изо всех сил, а она… меня ненавидит. Нашла себе какого-то умника, не чета мне, он ей мозги заливает, а она… и счастлива… То есть, была счастлива, пока я не позвонил её поклоннику, и тот не слинял в кусты. А она теперь меня ненавидит. Для неё любовь – только этот трёп псевдокультурный! Да ты и сама всё знаешь…
– Да что я знаю-то, – Стелла пожала плечами. – Только то, что от тебя слышу.
В действительности, знала Стелла довольно многое, всё-таки они с Ленкой были лучшими подругами. И в историю взаимоотношений Лены и её любовника, Станислава, Стелла была посвящена лучше, чем кто-либо другой.
Она не раз и не два прикрывала Ленку, когда та удирала по очередным «делам», а однажды невзначай спросила:
– Ленка, у тебя ведь любовь, а что ты скажешь, если я пересплю с твоим мужем?
– Да на здоровье, – пьяно отозвалась Лена.
Подруги выпили шампанского, посмеялись и словно забыли об этом разговоре.
Стелла после своего развода (основной причиной с её стороны выступало то, что муж «препятствовал её личностному росту») прочно угнездилась в семье Алексея и Лены, почти как член семьи. Их дети играли вместе, женщины помогали друг другу, а вечерами вся троица, забравшись на диван, смотрела фильмы. Правда, в последнее время Лена всё реже бывала дома по вечерам…
– Надо бы тебя, Ленка, тоже в наш фитнесс-клуб запихнуть, – предложила как-то Стелла, – а то скоро совсем себя запустишь. Посмотри, как твой муж за год изменился. Похудел аж на двадцать килограмм!
– А я и так худая, и я моложе вас, – отвечала подруге Лена, – а главное – некогда мне.
– Понятно, ты ведь только о нём и думаешь, – кивала Стелла. – Значит, нужно менять свою жизнь. Разве можно век сидеть на двух стульях.
Но внезапно всё переменилось само собой…
Алексей нажал «просмотр», налил вина Стелле и обнял подругу за плечи. Фильм был Кустурицы.
Вероника уже сложила вещи в сумку и изучала расписание электричек до Мги, чтобы ехать к больной матери, когда снова раздался звонок:
– Мама, – почти визжала Лена, и её голос едва пробивался сквозь сильный ветер, – мама, я стою на перилах Охтинского моста!
– Какого черта ты там делаешь? Не нашлось места поближе, где можно было бы разбить свою тупую башку? – поинтересовалась Вероника ледяным тоном.
– Мама, я жить без него не могу!
– Иди расскажи об этом своему мужу, а мне некогда. Срочно надо ехать к бабушке, её кладут в больницу.
– А что с бабушкой?
– Тебя это не касается. Тебе теперь и собственных проблем хватает.
– Мама, я брошусь!
– Делай, что хочешь, оставь детей сиротами, – отвечала Вероника, хотя ей это стоило огромного самообладания.
Она отключила связь, нашарила на столе сигареты и долго пыталась прикурить. Перед глазами расплывались цветные круги, в висках стучало.
Через пару минут женщина уже уверенной рукой набрала телефонный номер. Мужской голос ответил ей тут же.
– Привет, козёл, – буднично поздоровалась она.
При всей неприязни Вероники к абоненту, это был сейчас единственный человек, нужный её дочери, замашки которой за тридцать лет она прекрасно изучила.
Не прошло и получаса, как Лена уже сидела в машине рядом с Эдуардом, немолодым мужчиной, грузным и вальяжным. Охтинский мост, как и истерика, остались позади. Лена, всхлипывая, набирала на мобильнике сообщение Стелле. Свою тоску по мужчине, предательство которого толкнуло её к Охтинскому мосту для последнего прыжка, она изложила подруге в стихах.
Ответ Стеллы пришел быстро: «Мазох жив!»
– Почему именно Охтинский мост? Панорама лучше? – лениво поинтересовался Эдуард, но ответа не удостоился. Лена ковырялась в косметичке, выуживая оттуда пудреницу и подводку для глаз. Её заплаканное, покрытое красными пятами лицо нуждалось в коррекции.
Раздался телефонный звонок.
– Доченька, я тебя люблю, – плакала Вероника, – ты у меня одна... Козёл забрал тебя? Даст денег?
– Мамочка, всё будет в порядке. Ты меня прости. Что-то совсем нервы сдали. Мне ещё нужно к одному врачу, и я сразу домой, хорошо?
– Ты только смотри, не задерживайся, – попросила Вероника, которая знала Эдуарда, как облупленного, и вообще-то была против их дружбы, но ничего не могла поделать. – Я за тебя беспокоюсь, моя дорогая.
Для беспокойства были причины.
– Куда едем? – спросил Эдуард.
– В бистро. Где, помнишь, мы сидели…
– А деньжат сколько тебе нужно? Для меня невозможного мало, – тоном Мокия Пармёныча из «Жестокого романса» произнес Эдуард.
– Ой, знаешь что… о деньгах давай потом поговорим.
Эдуард кивнул, перестраивая машину в другой ряд.
Минут через двадцать они сидели в уютной кофейне, и перед каждым на столе стояла чашечка кофе, кружка пива и коньячный бокал.
– Не многовато ли будет? – поинтересовалась Лена, дегустируя коньяк.
– Тебе сейчас – в самый раз.
– А ты-то как за руль сядешь?
– Доедем на частнике. Ты, главное, расслабься. И выкладывай всё.
Лена выпила и вдруг начала плакать, как будто кто-то открыл невидимые шлюзы её потайных глазниц. Она плакала бесстыдно, не обращая внимания на любопытствующих посетителей.
– Ну, что у тебя стряслось? – участливо спросил Эдуард, наклоняясь к девушке. – Вероника велела дать тебе денег на какую-то операцию, успокоить и отвезти домой. Но дело ведь в чем-то ещё? Так?
Вместо ответа щелкнул замок сумочки, и на стол вывалились мятые письма. Эдуард, мгновение поколебавшись, развернул один листок, распечатку из электронной почты. Заплясали слова: «милая, мне очень больно писать тебе…»; «ситуация никогда не изменится…»; «ты – жена и мать, а я – любовник, разрушитель…». Он читал, изредка угрюмо кивая, а Лена, уже спокойная и обмякшая, смотрела в стену, точнее, в скрытое за ней никому не ведомое пространство.
Эдуард дочитал, выпил и вынес свой вердикт:
– Зато честно.
– Ты думаешь, он не вернётся?
В наступившей тишине щелкнула зажигалка.
– Ты бы вернулся на его месте?
– Я бы – никогда.
Лена уронила голову на руки и зарыдала.
– Ну-ну… Если бы я оплакивал всех своих баб, мне бы моря слёз не хватило… Давай-ка сменим заведение, а? Что-то в этом шалмане не комильфо. Администратор без галстука и жвачку жуёт, коньяк по сто шестьдесят рэ…
Они перешли в кафе «Чайка» на канале Грибоедова. Эдуард заказал «для разгона» бутылку шампанского и два горячих блюда. Лена жевала и морщилась: у неё болела челюсть. Шампанское, падая на коньяк, расслабляло и отупляло.
– Я не знаю, как теперь жить, – говорила она. – Сегодня, понимаешь, сделала глупость, написала ему письмо. У нас годовщина знакомства… И – ни ответа, ни привета.
– Прекрати унижаться, – гаркнул вдруг Эдуард, шарахнув кулаком по столу. Приближавшийся к ним официант вздрогнул и замер на месте.
– Легко сказать… Ты любил кого-нибудь?
Эдуард не ответил.
– А я видела пример любви перед глазами, понимаешь? Видела, и по-другому для меня не может быть. Я двадцать лет наблюдала, как мама и папа жили, душа в душу…
Эдуард опять стукнул кулаком по столу так, что задребезжала посуда.
– Ну ладно, молчу, – вздохнула Лена и залпом выпила фужер шампанского.
– Да уж, помолчи. Думаешь, мне легко, что ты постоянно называешь его отцом? А я тебе кто – чужой дядя?
– Ну, Эдичка…. Чего бы ты хотел? – Лена примирительно прикрыла его ладонь своей, но Эдуарда уже «повело».
– Официа-а-ант! Шампанского! – заорал он, копируя Сергея Филиппова в роли Кисы Воробьянинова.
Принесли ещё шампанского. Пол под ногами качнулся, когда Лена по стеночке пробралась в туалет. У неё кружилась голова и болела челюсть, как будто под нижнюю губу ввинчивали шуруп.
Лена посмотрела на себя в зеркало уборной. «Меньше надо пить», – подумала она.
После возвращения в зал время заметно ускорилось. Счет выпитому шампанскому был потерян. Эдуард угрюмо вздрагивал, изображая скупые рыдания.
– Я любил только её, Веронику, ты понимаешь, – бубнил он, – и всё равно я не вернулся. Мужчине нельзя возвращаться.
– Ну, ты даёшь. Мама сама от тебя ушла.
– Если твой – слабак, то он вернётся. Если нет – то извини…
Они говорили ещё какое-то время, не слушая друг друга. Потом раздался звонок на мобильник Лены.
– Ну, где ты ошиваешься так поздно? – холодно и саркастически поинтересовалась Вероника. – Врачи уже давно не работают, чтоб ты знала! Передай-ка трубку своему приятелю, я с ним поговорю….
Лена передала трубку Эдуарду. Послушав некоторое время, он угрюмо дал отбой. Тогда Лена позвонила своей лучшей подруге. На другом конце города размягченная Стелла неохотно взяла трубку.
– Я еду домой, – объявила ей Лена заплетающимся языком. – Ты у нас?
– А где же мне ещё быть? Тебя жду. Скоро няня детей приведёт. Ты скоро?
– Всё. Еду, – Лена отключила мобильник.
Эдуард заказал ещё шампанского. Стоило оно в этом заведении дорого.
– Знаешь, что? – Алексей, завернутый в большое махровое полотенце, выглянул из ванной. – Давай сегодня и поговорим. Ей обязательно нужно лечь в клинику неврозов. Или там окажусь я. Ну, не могу я так больше жить
Стелла панибратски потрепала друга по волосам.
– Давай приготовим вкусный ужин, поставим интересный фильм, немного выпьем… ну, ты, понятное дело, чаю, а мы с Ленкой можем и шампусика. И поговорим с ней поделикатнее. Да одевайся быстрей, сейчас дети придут, – она бросила Алексею его спортивные штаны. И, словно по команде, раздался звонок в домофон.
Вскоре детские голоса заполнили прихожую.
– А где мама? – спросил маленький Олег.
– Мама у врача, она себя плохо чувствует, – вздохнув, отвечала Стелла.
И где её до сих пор носит, эту Ленку?
Эдуард тем временем, тупо бычась, рылся в карманах, не находя в них денег. В брюках у него завалялись несколько мятых сотен и полтинников, в кейсе – россыпь мелочи. На столе красовался приличный счет на пять с половиной тысяч рублей. Лена с пьяной иронией наблюдала уже привычное для неё зрелище.
– Уходи по-тихому, – прорычал Эдуард, разминая кулаки с покривленными суставами на столешнице. – Я сам разберусь.
Лена вместо ответа сунула руку в верхний правый карман его рубашки и выгребла оттуда пачку тысячных купюр.
Эдуард с интересом посмотрел на девушку.
– А ты – ушлая баба, – констатировал он.
– Я спасла твою честь, – парировала она.
– Действительно…. Ещё шампанского! Хамы!
Лена одевалась, путаясь в рукавах и шарфе.
– Сколько тебе денег-то надо? – вспомнил вдруг Эдуард.
– Каких денег?
Как добирались до дома, у Лены в памяти не отложилось. Метро уже не работало. Лена запомнила дорожный разговор о том, что надо будет «догнаться». Дома явно должно было остаться что-то крепкое. Не то настойка, не то водка на компрессы…
Когда собутыльники ввалились в прихожую, наступил уже второй час ночи.
– Вы – уходите подобру-поздорову, – проговорил Алексей, тыча в грудь Эдуарда гневно трясущимся пальцем.
– Понял… Не дурак… – забормотал Эдуард, пытаясь попасть в рукава пальто, которое он уже было снял.
– Какого ляда? – возмутилась Лена. – Ну-ка проходи сюда. Дети! – заорала она, насколько позволяло охрипшее горло.
Из детской показались голубовато-бледные полуночники: Олег, Миша и дочь Стеллы, Любочка.
– Олежек… Мишенька… Вы хоть знаете, что это – ваш родной дедушка? – выдала Лена страшную семейную тайну.
Эдуард, покачиваясь, подбоченился. Сейчас, как никогда, он действительно походил на козла.
– Нет. Не знаем. Наш дедушка Саша уже давно умер, – твердо отвечал восьмилетний Олег. – Мама, а ты у какого врача была?
– Идите отсюда, – напустился на детей Алексей, загоняя их обратно в детскую, – разве вы не видите, что мама больна, что ей плохо?
И повернулся к Эдуарду:
– А с вами мы завтра поговорим. Катитесь… к такой-то матери.
Эдуард, ставший вдруг юрким и подвижным, как мистер Хайд, с кривой гримасой скользнул за дверь.
– Стелла, она и собутыльника привела! – хохотнул Алексей, – как в фильме «Афоня», помнишь: «ушёл Коля…». Что, киса, молчишь? Жалко, что Эдик ушел?
Лена словно не слышала. Не раздеваясь и не разуваясь, она протопала в комнату, даже взглядом не удостоив красиво сервированный столик и сидящую на диване Стеллу. Взгляд её был мутен, заходя, она с грохотом вписалась в шкаф.
Зазвонил телефон. Алексей снял трубку.
– Да, Вероника Александровна. Пришла… с Эдуардом. Я его выпроводил. Давайте завтра решать, что будем делать, а сейчас нам пора укладывать детей.
– Ну, как ты? – участливо спросила Стелла. Лена, не отвечая, взгромоздилась за компьютер, включила его, открыла электронную почту.
Ответа на письмо не было.
– Да успокойся ты уже, – раздался усталый голос Алексея. – Он тебе больше не напишет. Всё закончилось, понимаешь?
Лена обернулась к мужу с выражением ощеренной дикой кошки.
– Ты… Это ты всё сделал! Зачем ты ему звонил? Я тебя ненавижу, понимаешь? Я жить без него не могу! Давай разводиться….Отпусти меня, отпусти, не трогай…
– Стелла, – закричал Алексей, – вызывай неотложку! У неё приступ!
Стелла поспешно увела детей в прихожую и начала одевать. В комнате разыгрывалась драма: Алексей, обняв, пытался успокоить вырывающуюся, рыдающую в голос жену.
– А с кем ты останешься после развода: с папой или с мамой? – спрашивала тем временем Любочка у Олега.
– Не знаю, это всё так неожиданно… Наверное, с папой, – растерянно отвечал мальчик, пытаясь выглянуть в комнату.
– Ты что! Он ведь тебе почти ничего не разрешает, а мама всё разрешает, – возражала девочка.
– Да, но ты посмотри, какая мама…
Стелла увела детей к себе и уложила их спать. Это ж надо, думала она, так изгадить единственный выходной вечер…
Наступил мутный рассвет, когда Стелла прокралась в квартиру друзей, открыв дверь своим ключом, и нырнула в теплую трехспальную постель, с Ленкиной стороны.
Лена сопела во сне, распространяя сильный запах перегара. По её лицу была размазана косметика, глаза заметно припухли. Алексей не спал, смотрел в потолок. Стелла погладила подругу по спутанным волосам, поддавшись не характерному для неё чувству пронзительной жалости.
Лене во сне показалось, что это Станислав обнимает и гладит её своей могучей рукой, что всё каким-то непостижимым образом вернулось на круги свои, и она, не просыпаясь, тихонько заплакала.
Стелла коснулась руки Алексея, и он, словно его внезапно включили, негромко заговорил:
– Рассказать тебе историю? В женском изложении, чтобы понятнее было.
– Давай, – кивнула Стелла. – Ролевой тренинг, да?
– Представь себе, что живет женщина, которая любит своего мужа. У них двое детей. А муж её – богемная личность, таскается на литературные тусовки, задерживается по вечерам, в ответ на расспросы неубедительно врёт. А она его ждет, каждый вечер сама укладывает детей. А он приходит пьяный и заваливается спать. С ней он не спит, понимаешь? Постоянно отбрехивается, что у него болит голова. Потом заводит себе бабу – страшную! Ставит её в пример жене: она, бабища эта, интереснее, умнее, у них духовная связь, и она, понимаешь ли, гениальная поэтесса. А жене очень хочется… любви. И вот она мучается, не спит по ночам, плачет в подушку…
– …утешается с другом мужа…. Просто эротическая дружба, не более того…
– Да ладно, – отмахнулся Алексей, – а десять лет одиночества?
– Ну, чтобы уж быть справедливым к Ленке, не забудь, как ты из них девять лет пьянствовал, потом попал в реанимацию, и, наконец, стал убежденным спортсменом и трезвенником.
– Скоро и она попадёт в реанимацию! Ты что, собираешься наблюдать, как близкий человек на наших глазах гибнет?
Лена проснулась. Попыталась разлепить губы, почувствовала режущую боль в нижней десне, застонала. Стелла сходила на кухню, принесла стакан воды. Сказала:
– Не нужны тебе никакие операции. Я вылечила парадонтоз обыкновенной перекисью водорода. Тебе кое-что другое нужно.
– Что? – проныла Лена. Язык её не слушался.
– Как ты сейчас?
– Ужас… В каком-то черном мешке, жить не хочется… Вроде, оживляюсь к вечеру, а утром – всё заново…
– Значит так, – жестко сказала Стелла. – Слушаться теперь ты будешь нас, понятно?
– Бу…буду.
Стелла сходила на кухню за телефонной трубкой. Набрала по памяти номер.
– Здравствуйте, Надежда Васильевна. Извините за ранний звонок. Да-да, помню, что дежурите, потому и звоню… Пожалуйста, возьмите на комиссию одну мою девочку. Беспокоит, да ещё как. За восемь лет – пять сдвоенных фаз. Да, похоже, маниакально-депрессивный психоз… Нет, в предыдущие разы были фобии. Сейчас – несчастная любовь, суицидальная попытка… Я думаю, месяца на два. Спасибо.
Повесила трубку и обернулась к притихшей Лене:
– Завтра я тебя отвезу на комиссию в клинику неврозов. Собирай вещи, список я тебе дам.
Лена кивала, съёжившись под одеялом, с темными разводами на бледном лице. Алексей подошел, обнял жену и похлопал по плечу.
– А де…дети?
– С детьми всё будет в порядке, если ты вернешься в норму.
– Да-да…конечно….
И, закрывшись с головой одеялом, она забормотала, тихонько всхлипывая:
– Я так давно хотела лечь в клинику неврозов… помнишь, у меня был срыв пять лет назад... а ты тогда пил, не понимал… я так давно мечтала… полежать хоть в любой больнице, где бы спрашивали… как ваше здоровье, Елена Александровна, оставили бы в покое, не дёргали… я так давно этого хотела, спасибо, какие вы хорошие, добрые… как я вас люблю…
Санкт-Петербург
"Наша улица” №138 (5) май 2011
