Станислав Рассадин
ОТЩЕПЕНЕЦ ЕВГЕНИЙ Б. - СЕМИДЕСЯТНИК
...И ношусь, крылатый вздох,
Меж землей и небесами.
Евгений Баратынский
Родившись между небом и землей...
Евгений Блажеевский
I.
Именно так: семидесятник. Не "один из семидесятников", не "поэт поколения семидесятых". Потому что отвергаемые формулы не только бессильно общи, оскорбительно безлики в сравнении с индивидуальностью поэта, - они вообще сомнительны. Что, сознаю, нуждается в пояснении.
Семидесятники... Шестидесятники... Множественное число... Уже само концевое "и" обнаруживает не столько соборность, сколько расплывчатость, и не зря я начал недавнюю (и подчеркиваю: благожелательную) рецензию на книгу Вайля и Гениса "60-е. Мир советского человека" солоноватым воспоминанием, впрочем, извлеченным из памяти не ради ерничества. А именно: в оное время пришлось знавать некоего члена Союза писателей, сильного по общественной линии, но простодушного (к примеру, рассказывал: "Я ведь не собирался писателем быть. Я в армии служил. Но раз крутил "солнце" на турнике, сорвался, ударился головой, пришлось со службы уйти. Вот и..."). Словом, где-то в разгар оттепельных иллюзий группа коллег, сойдясь в ЦДЛ, полушепотом отдавала дань полугласности: Сталин, Сталин, Сталин... Тридцать седьмой, тридцать седьмой... Тот, о ком говорю, проходя, услыхал роковую дату: "А, тридцать седьмой! У меня в тридцать седьмом баба была - вот такие титьки!"
Кто посмеет сказать, будто он исказил исторический факт? И пуще того: если будем учитывать существование и таких современников всякого исторического периода, то, быть может, даже найдем противоядие против дурной (хотя и профессионально понятной) привычки завзятых историков оперировать лишь отвлеченными, словно в алгебре, величинами.
К примеру (из тех же Вайля и Гениса): "Целое..." Да, целое - ни единичкой, ни человечком не меньше того! "Целое поколение советских людей твердило, как заклинание: "Ты спрашивала шепотом: "А что потом? А что потом?" Или: "Шестидесятники топили себя в бескрайнем море романтики", как, добавлено, мигрирующие стадами грызуны-лемминги. А то даже: "Шестидесятники не окали и не акали, а объяснялись на усредненном говоре, восходящем если не к Хемингуэю, то к Гладилину..."
Конечно, порой и историк, мыслящий, как полководец, армиями и Фронтами (тем паче - выгравшийся в роль историка), может дать человеческую слабину: "По сути, каждый диссидент 60-х - отдельная драма, иногда - трагедия". Но торжествует закон больших чисел: "Весь Советский Союз шагал на водные процедуры..." - и, поди, доказывай, что лично ты, может, купаться ленился. Особенно в море Романтики.
Придираюсь? Конечно, конфузливо полагая при этом, что в идеале (достижения коего, ой, как покуда не хочется!) все мы, сознательно жившие в шестидесятые годы, должны поголовно вымереть, дабы своим брюзжанием не посягать на непререкаемость глобалистики: "Целое поколение... Весь Советский Союз...". Но пока... Что поделать, брюзглива всякая особь, считающая себя слишком шероховатой, чтобы согласно улечься в общую кладку, и если Евтушенко, традиционно избираемый в качестве знаковой фигуры, еще худо-бедно годится на эту роль, то где тот микроскоп, в который, простите за тавтологию, можно увидеть микроскопический вклад в поколенческую сплотку, сделанный Искандером? Владимовым? Чухонцевым? Где оно вообще, поколение, если "шестидесятники", как я не устал повторять, скорей псевдоним времени, чем реальное имя реальной генерации? Если общими надеждами и иллюзиями объединялись старик Паустовский, фронтовик Окуджава, Аксенов, дитя войны? И, наконец, подбираясь вплотную к материалу и теме этой статьи, к поэзии Евгения Блажеевского, спрошу: не обречено ли на мифологичность всякое воспоминание об эпохе, исходящее от того, кто тогда практически не жил? Только начинал жить:
Веселое время!.. Ордынка... Таганка...
Страна отдыхала, как пьяный шахтер,
И голубь садился на вывеску банка,
И был безмятежен имперский шатер,
И мир, подустав от всемирных пожарищ,
Смеялся и розы воскресные стриг,
И вместо привычного слова "товарищ"
Тебя окликали: "Здорово, старик!"
...А что еще надо для нищей свободы? -
Бутылка вина, разговор до утра...
И помнятся шестидесятые годы -
Железной страны золотая пора....
