пятница, 14 октября 2022 г.

14 ОКТЯБРЯ В ПОКРОВ ДЕНЬ РОДИЛСЯ АЛЕКСАНДР БУРДОНСКИЙ (СТАЛИН) Юрий Кувалдин ЗЕРКАЛО ЖИЗНИ ИЗ ОСКОЛКОВ ПАМЯТИ


 

14 ОКТЯБРЯ В ПОКРОВ ДЕНЬ РОДИЛСЯ АЛЕКСАНДР БУРДОНСКИЙ (СТАЛИН)

Юрий Кувалдин

ЗЕРКАЛО ЖИЗНИ ИЗ ОСКОЛКОВ ПАМЯТИ

эссе

Александр Васильевич Бурдонский родился 14 октября 1941 года в Москве. Окончил режиссерский факультет Государственного института театрального искусства им. А. В. Луначарского (ГИТИС). Режиссер Театра Российской Армии. Народный артист России. Сын Василия Иосифовича Сталина.

Это не просто театр. Это целая войсковая часть. В этой части проходил срочную службу мой сын художник Александр Трифонов. В этом театре работает мой друг Александр Чутко. Этот театр основал замечательный режиссер Алексей Дмитриевич Попов. Этот театр возглавлял великий актер и прекрасный режиссер, сын основателя, Андрей Алексеевич Попов. Театр был переполнен. Зрители стояли в проходах и сидели на ступеньках. Это притом, что большой зал Театра Армии вмещает более двух тысяч зрителей. Блестящую речь произнес режиссер Александр Бурдонский. Огромная пустая сцена в светлых тонах. Без декораций. Один экран, на который проецировались фотографии, фрагменты из фильмов и спектаклей с участием Андрея Попова.

В пьесе Генрика Ибсена "Серебряные колокольчики" ("Йон Габриэль Боркман") есть момент, когда разговор заходит о смене имени. Имя руководит человеком, Слово ведет его по жизни. Слово есть Бог. Слово правит миром. Александр Бурдонский развернул на сцене словами Генрика Ибесена драму собственной жизни, когда в любой момент он мог бы быть сломлен, раздавлен, испепелен, превращен в пыль, но он выстоял, сделал себя сам и, говоря словами Ницше, вышел на новую спираль вечного возвращения к вершинам духа.

Эти вершины духа я сопрягаю со слезами чистого стекла Ольги Победовой. Она создатель оригинальных объемных стеклянных форм, в которых супрематизма блики, как "Серебряные колокольчики" Генрика Ибсена в гениальной постановке Александра Сталина (Бурдонского) в Театре Армии, играют новизною рецептуализма третьего тысячелетия прозрачно, звонко и трагично.

Александр Бурдонский превратил репетиции в актерскую школу по возвышению действия в метафизическую сферу. Тогда и строгие нордические стулья с высокими спинками начинают играть с мастерством актеров старого МХТ времен Константина Сергеевича Станиславского и Владимира Ивановича Немировича-Данченко, роль которого всегда особо подчеркивает Александр Васильевич. Не один Станиславский в системе, а именно с огромной ролью Немировича по Хенрику Ибсену в симфонической постановке Александра Бурдонского.

Драматургия Ибсена по-прежнему остается актуальной, о чем свидетельствуют многочисленные зарубежные постановки пьес писателя, а также возрождения интереса к его творчеству у нас в стране. В отдельных странах даже сейчас ряд ибсеновских текстов подвергается цензуре. Ибсен интересовался самыми обыкновенными людьми, о которых пишут в газетах, поэтому основными темами его пьес становятся - отношение к семье, коррупция, власть, равноправие, художник и общество, свобода личности, глобализм, - что в полной мере получило воплощение в самых его известных пьесах мирового репертуара таких, как: "Бранд", "Пер Гюнт", "Кукольный дом", "Привидения", "Враг народа", "Дикая утка", "Гедда Габлер". Ибсен не дает готовых ответов на проблемы, с которыми личность и общество сталкиваются каждый день. Он побуждает нас задумываться о своих правах и истинных ценностях, формировать собственное отношение к этим проблемам. Новая премьера "Серебряные колокольчики" ("Йон Габриэль Боркман") по пьесе норвежского классика, как и предыдущие постановки Бурдонского, отмечена высокой постановочной культурой, яркой образностью, тонким психологизмом и высоким накалом страстей. Кроме того, она носит исповедальный характер. "Вся моя жизнь, по сути, оказалась подготовкой к этому спектаклю. Это спектакль-реквием, спектакль-некролог нашей иллюзии и наивности, спектакль - разочарование многих поколений, которое я наиболее остро пропустил через себя, генетически осознавая себя родным внуком Иосифа Сталина".

Совершенно удивителен своей философской мудростью и наэлектризованной напряженностью замечательный молодой артист Антон Морозов в роли Йона Габриэля Боркмана.

Не менее выразительна фрейдистской отрешенностью выразительная актриса Анна Глазкова в роли Гунхильды, его жены.

Интеллигентный, начитанный артист Сергей Смирнов великолепен в роли Эрхарта, их сына.

Прекрасно сдержанна и мудра умная актриса Ольга Герасимова в роли Эллы Рентхейм, сестры.

С невиданным блеском исполняет роль Фанни Вильтон очень талантливая, красивая, выразительная артистка Людмила Татарова, величественной статностью и одновременно грациозностью невесты украсившая спектакль.

Как всегда бесподобен очень талантливый артист Игорь Марченко в роли Вильгельма Фолдала, друга Боркмана.

Замечательна и юна в роли Фрида, его дочери хорошая артистка Ксения Мичкова.

И всё это благодаря режиссуре Александра Бурдонского.

О начале своего пути он мне рассказывал:

"А потом постоянно стал выбирать литературу по режиссуре. Стал читать Станиславского. Это уже тринадцать-четырнадцать лет. Я начинал учиться в 59-й школе в Староконюшенном переулке, доме 18, бывшей гимназии Медведниковых, там были одни мальчишки. Школа старая, постройки начала века, по-моему. Она стоит ближе к Сивцеву Вражку. Отучился там два класса. Я помню учительницу Марию Петровну Антушеву, первую учительницу мою, и помню, как ела она французскую булку. Прелестная, совершенно, женщина, которая поставила первую мою оценку - "четверку". Она сказала: "Саша, ты ответил очень хорошо, но я поставлю тебе "4", потому что, чтобы получить "пятерку", ты должен работать, много работать. Ты заслуживаешь "пятерки". Но пока мы начнем с тобою с "четверки". Я думаю, что ей хотелось, чтобы, а это было, я знаю, позже, когда уже я постарше был, как-то с ней встретился, она сказала, что не хотела ставить мне "пять", поскольку знали все вокруг, к кому я имею отношение, чтобы я никак не был выделен. Первое время в школу меня привозили на машине. И даже когда в первый день меня повезли, я помню, что я очень стеснялся, и просил, чтобы меня высадили раньше. Через какое-то время меня перестали возить, и я стал ходить в школу пешком, там же рядом было. Жили мы на Гоголевском бульваре. И сейчас этот особнячок там стоит под номером 9. Но заглянуть в него, а сейчас хотелось бы, по-прежнему нельзя. Киногруппа, делавшая фильм со мной, пыталась в этот особняк пролезть, но категорически строго сказали, что нельзя. Как был "дом несвободы", как я его называю, так и остался. В то время дом был обнесен глухим зеленым забором, за который нам гулять не разрешалось выходить, и к себе позвать никого нельзя было. Я страшно завидовал одному своему школьному дружку, у которого то ли дед, то ли отец, сейчас не помню уже, был портной, и они жили в деревянном одноэтажном доме, и мне так это нравилось, потому что это так уютно, там какие-то были цветы на окнах. Стало быть, два класса я проходил в 59-ю школу, и потом отец меня загнал в ссылку в суворовское училище в Калинин..."

Поэтичный в психологических тонкостях режиссер находит истоки любви к прекрасному в своем гамлетовском детстве: "Это 50-51-й годы. Может быть, 52-й. Это было удивительно красиво. Примерно же в этот промежуток времени я попал в Большой театр. Шел балет, который назывался "Красный мак" Глиэра, и танцевала Уланова. Вот это было мое потрясение, видимо, потому что я страшно плакал в конце, вообще, был сражен, меня даже из зала вывести не могли. На Улановой так я и был помешан всю свою жизнь".

Бог поставлен в начало, поэтому, что бы ни совершалось, все приписывается ему, ибо и Кант вышел из матери, семя в которую бросил Бог, напряженный, стойкий, эротичный. Документ не документален. Совершенно невозможно проверить прошлое. Например, я беседую с внуком Иосифа Сталина в театре, совершенно точно понимая, что вся жизнь не просто театр, но даже театр Красной армии. Итак, я веду диалог с режиссером:

"- Я тут хочу провести аналогию между вашим отцом, Василием Иосифовичем Сталиным, и Юрием Марковичем Нагибиным. Кстати, они люди одного поколения, Нагибин родился в 1920 году, на год раньше Василия Иосифовича. Нагибин, которого я знал и издавал, сам себя относил к так называемой "золотой молодежи". Он любил богатую, веселую, я бы даже сказал, разгульную жизнь: женщины, машины, рестораны... В "Дневник" Нагибина, в конце, я разместил воспоминание об Александре Галиче, о жизни этой самой "золотой молодежи". Это стиляги, это любовь к сладкой жизни, но, наряду с этим, - и работа, творчество. Нагибин был женат на дочери Лихачева, директора автомобильного завода имени вашего деда - Сталина. Юрий Маркович был страстным футбольным болельщиком, болел за "Торпедо"..."

Кивнув мне понимающе, режиссер медленно и задумчиво вслух размышляет:

"- Разумеется, нечто общее у них есть. Но в моем отце в отличие от Нагибина было мало гуманитарного. Отца в первую очередь безумно интересовал спорт, бесконечно интересовали самолеты, машины, мотоциклы, лошади... Он все время занимался футбольными командами, комплектованием их. И возможности у отца были огромные... Он меня посылал на футбол в те моменты, когда у него бывали просветления и он считал, что я должен стать настоящим воином, как Суворов. Поэтому с шофером или с адъютантом отправляли меня на футбол на стадион "Динамо". Я сидел на правительственной трибуне наверху, внизу все бегали, я не понимал ни правил игры, ни техники, ни тактики, для меня это была смертная скука, мне футбол был абсолютно не интересен. И оттого, что меня туда как бы направляли силой, у меня удваивался протест. Но, например, когда моя вторая мачеха, она была спортсменкой, Капитолина Васильева, увлекала нас спортом, то я ей не противился. Допустим, мы зарядку делали, в теннис играли, я на коньках научился кататься, на лыжах, плавать хорошо научился, даже на чемпионате Москвы уже позже выступал... Но тянуло меня к театру. Не секрет, и всем известно, что Сталин Иосиф Виссарионович опекал Художественный театр, и булгаковским вещам симпатизировал, на работу самого Булгакова туда устроил, и "Дни Турбиных", которые там давали чуть ли не каждую неделю, посещал неоднократно..."

Когда я на огромной площади вижу афишу с именем "Александр Сталин", то меня охватывает сладостный трепет от предвкушения соприкосновения с изящным, выверенным эстетически театральными формами спектакль. Имя Сталин трансформируется сыном Василия Иосифовича Сталина в мифологему, способную умалить роль тирана в истории, и возвеличить роль художника Александра Сталина, если бы Александр Васильевич Бурдонский осмеливался бы так подписываться, то есть озадачил бы этим именем всю театральную Москву.

Шел снег и я шел, как снег, по переулку. Он очень изменился этот переулок. Старопименовский переулок. В советское время это была улица Медведева. На левой стороне от улицы Горького, пардон, Тверской, стоит новая гостиница "Мариотт", а далее по переулку, в глубине участка, находится 175-я школа, основанная в 1858 году как частный мужской пансион Франца Креймана. До войны она называлась 25-й образцовой школой, в которой учился отец режиссера - Василий Иосифович Сталин. Леша Королев писал когда-то: "Снег падает и тает, и падает опять..." А сам режиссер учился неподалеку от знаменитой авангардной Галереи А3 - в 59-й школе в Староконюшенном переулке, доме 18, бывшей гимназии Медведниковых. Я постоял в одиночестве у школы, увидел исчезающее время в виде крупного очень медленно падающего снега, почти метель случилась, и пошел медленно к улице Чехова, минуя Воротниковский переулок, оставляя одинокие черные следы на белом ковре тротуара. В переулке я был один.

Спектакли Бурдонского полны тончайшей интеллектуальной эстетики, являясь полной противоположностью жизнепонимания и деятельности брутальных деда и отца. Режиссер испытывает к ним двойственное чувство - притяжение и отталкивание. Отсюда - уклончивость и неопределенность, но никак не безразличие. Александр Бурдонский свободен и несвободен. В семье Василия Сталина в Покров день 14 октября 1941 года родился мальчик, нарекли которого Александром. В беседе со мной в 2003 году Александр сказал: "В то время моему отцу, Василию Иосифовичу Сталину, было всего лишь 20 лет, то есть он был совсем еще зеленый, он 1921 года рождения, он еще не пил, не гулял. Но я ношу фамилию мамы, Бурдонской Галины Александровны. Отец и мама были ровесниками, с одного года рождения. Когда-то в армии Наполеона был такой Бурдоне, который пришел в Россию, был тяжело ранен, остался под Волоколамском, там женился, и пошла эта фамилия". Художественное претворение начинается с того, что образ живого реального лица преломляется - цельный вид, как разбившееся зеркало, разлетается на осколки. Достоевский много писал об осколках святых чудес, когда по нескольким деталям истинный художник создает утраченную жизнь. В "Серебряных колокольчиках" этот нервический тон восоздается по мановению природной сверхчувственности режиссера.

Александр Бурдонский воссоздает зеркало жизни из осколков памяти.

  

  

"Эолова арфа", литературный альманах поэтессы Нины Красновой, выпуск 4, М., 2011, стр. 37-41.