Один ходит так, другой эдак, один стучит на всю улицу каблуками, другой постукивает грецким орехом о брусчатку аллеи, и к нему на этот стук слетает по стволу старой липы миниатюрная белка, с распушённым хвостом, который больше её миниатюрного тельца, выхватывает из рук кормящего огромный для неё крепкий шар грецкого ореха, и столь же стремительно, как спускалась, взмывает вверх по толстому шероховатому стволу старой липы, устраивается на ветке, и слышен хруст разгрызаемого панциря ореха, а на землю сыплется только шелуха, да и, в сущности, так везде, и особенно в идеализме, который сам себя ещё не осознал единственно возможной философией человека, поскольку идея есть текст, есть Слово, и даже тот же материализм, изъясняясь словами, глаголет, что материя первична, но еще до того, как она стала первичной, была, согласно Библии, безвидность, ничего не было, чистый лист, и вот написали слово «безвидность», и стал свет, слово «свет», и оно намного наглядней самого света, материя оставалась ко всему как бы, по Пушкину, равнодушной, слово «равнодушна», как бы безразлична к нашим делам, однако, плохо понятый идеализм был перенесён на его носителей (интеллигенцию), то есть на тела живых людей (умных), которых стали уничтожать те тела (тупые), которые со словами не были знакомы (большевизм), пример поучительный, сами когда-нибудь его испытывали, но поразительно почтение у бессловесных тел, скажем, к тому же Пушкину, он же памятник, материальный, что вызывает удивление у идеалистов, потрясает это фундаментальное расхождение.
Юрий КУВАЛДИН
