МИХАИЛ ХОЛМОГОРОВ (1942-2017)
КНИГА ЗА МЕСЯЦ
Потеря скорости, неспешная работа. А ещё точнее: советские издательства – могила для талантов. Причём не персональная могила, а братская. Миша Холмогоров неспешно идёт по красной ковровой дорожке длинного коридора «Московского рабочего», горкомовского КПСС издательства, Чистопрудный бульвар, 8. Жалуется, невозможно втиснуть в темплан. Моя «Улица Мандельштама», в папке с завязками, лежит уже десятый год. Курим в отличном кабинете Миши «беломор». Заглядывает завотделом бумаги Уставщиков, кивает, чтобы зашли к нему. Бумажник с похмелья, говорит, что пить один не может. Закрывает дверь на ключ, достаёт из «дипломата» бутылку «столичной»… Потом Уставщиков мне пригодится. Только Горбачёв разрешил кооперативы, как я тут же зарегистрировал в исполкоме свой. «Рабочий» остановился, а я помчался. В начале месяца Миша мне сдал свою толстенную папку с рукописью «Авелевой печати», а в конце я его приглашаю разгружать тираж. Уставщиков справно подкатывал мне вагонами (склад был в Южном порту) бумагу под наличный расчёт. Глаза Миши выражали ужас священного недоверия ко мне: «Кувалдин маг и чародей!» - неслось из его губ.
Я вижу товарный вагон в полумраке станции. В вагоне - 65 тонн бумаги на производство одной моей книги. 130 рулонов по 500 кг каждый. На стотысячный тираж. Сыктывкар, Кондопога, Архангельск, Котлас, Краснокамск… Шли ко мне вагоны. Круг моего общения: железнодорожники, грузчики, шофера, директора ЦБК, директора типографий, директора «Союзкниги», «Роскниги», «Москниги»… Одна книга вывозится из типографии тентованными трейлерами. На базах тираж разгружают автопогрузчиками. Раскидывают по огромным железнодорожным контейнерам по несколько экземпляров вместе с другими названиями, и отправляют по книготоргам: Киевский книготорг, Рижский книготорг, Одесский… Слово, книга, бумага… В разных словах я довольно часто вижу то, что не замечают другие. Например, в слове «химия» я вижу имя других слов, которые вырастают одно из другого. Химия имени! За каждой вещью и не вещью в этом мире закреплено имя. Собирательное какое-нибудь имя вроде «бумага».
Поговорим об абсурде. Моя книга «Улица Мандельштама» вышла в 1989-м году, а читатель родился в 2000 году, и говорит мне, что не может оторваться от книги, что подобного он ничего не читал. Я прокручиваю в голове случившееся и никак не могу взять в толк, как это произошло. Я писал, а читателя не было, я издал, а читателя не было. Книга где-то блуждала без меня, благо тираж был для нынешних времён фантастический 100 тысяч экземпляров, и через «Союзкнигу» разлетелась во все уголки земного шара. Понять сие столкновение книги и читателя не в состоянии, хотя верую, потому что именно абсурдно. Миша Холмогоров пожимал плечами, не веря в происходящее.
Я всегда был окружён пачками книг и при этом тихонько потирал руки, которыми нужно было разгружать фуру с тысячью пачками тиража, доставленного на Фрезерную улицу на склады «Союзкниги», когда перед глазами только и мелькали упаковки, ровным потоком летевшие на транспортерную ленту, с которой их разбрасывали одну часть туда, другую сюда, и это гигантское количество разлеталось по книжным магазинам всего Союза, в каждом из которых с видом знатока книжной сцены, а любители книг были и есть те же актёры, выбирающие себе соответствующую партию, кроме массовки, когда толстые журналы завяли, как помидоры Лесина Евгения, сотрудники которых с завистью взирали на меня, не понимая от природной лени, как это я один ворочаю стотысячными тиражами, и всё прибираю к рукам в собственном деле.
Многочисленная армия редакторов, корректоров и прочих «незаменимых» сотрудников издательств Москвы и округи оказались на улице. Книгу делает один человек! Ко мне выстроилась армия советских писателей, но я предпочитал авторов из параллельной реальности, таких как Михаил Холмогоров…
Юрий КУВАЛДИН
