Маргарита Прошина
НЕВЗРАЧНАЯ ДЕВЧОНКА
рассказ
- Никак не пойму, Светка, это ты, что ли?! Каким ветром? - раздался вроде бы знакомый голос у неё за спиной.
Лаврова замерла на мгновение от неожиданности, а в голове пронеслось: «Не может быть! Мне показалось!»
До этого у неё в жизни пронеслась какая-то буря. Но по порядку.
Желание вновь любить и быть любимым пришло к мужу Лавровой на его пятьдесят седьмой весне. Весной, когда всё чаще стало пригревать солнце, и разные птицы громкими голосами заглушали шум машин, а женщины в самых невероятных головных уборах с экстравагантными причёсками всем своим видом демонстрировали несдержанность чувств, внимание мужа Лавровой привлекла молодая женщина, маникюрша в парикмахерской, где он постоянно брился перед важными заседаниями на работе.
Он записался к ней.
В его жизни это был первый и последний маникюр, в общем неудачный.
Когда он уже отшлифованным пальцем попытался дотронуться до её щёчки, она от неожиданности опрокинула миску с мыльной водой. Он объяснил ей, что никак не хотел её обидеть, а рука его невольно потянулась к её очаровательному личику, что он просто хотел пригласить её на прогулку в такой прекрасный весенний вечер, женщина же спокойно привела его ногти в порядок и ответила отказом в неоскорбительной форме…
Но что же показалось Светлане Лавровой в магазине? А вот что. Когда она медленно повернулась, то не поверила своим глазам - перед ней стоял Тихомиров, её первая и безответная любовь.
- Не узнаёшь? Чего у тебя глаза такие сердитые?
И тут она вспыхнула:
- Вадик!.. Как ты тут?.. Откуда?..
- Что значит откуда?! Я уже лет десять здесь живу, - сказал Тихомиров.
- Ничего себе! - буквально оторопела она.
Но мысли Лавровой были всё там же и о том же.
По роковому совпадению, буквально через пару дней после неудачной попытки привлечь внимание понравившейся ему маникюрши, мужа окликнула у метро весьма симпатичная женщина с полоской черных усиков над окровавленными помадой губами.
Он не сразу узнал в ней приятельницу жены, которая в последние несколько лет иногда заходила к ним под незначительными предлогами.
Она выглядела ослепительно в модном пальто цвета экрю, то есть белом с едва заметной примесью приглушенной желтизны, и изящной шляпке цвета горького шоколада, при этом так выразительно продемонстрировала радость от столь приятной встречи, что он галантно взял её мягкую ладошку и поцеловал.
Они пошли рядом, оживлённо беседуя о ранней весне.
Оба жаждали любви, и отдались своим чувствам самозабвенно.
За всю свою жизнь муж Лавровой не слышал и малой части комплиментов и восторгов, которыми неустанно осыпала его подруга жены, всячески демонстрируя своё бескорыстие и искренность чувств.
Вообще все это произошло с невероятной скоростью, чему способствовала весна, изящная шляпка и её усики.
Муж Лавровой собрал свои вещи и поспешно покинул дом, избегая каких-либо объяснений, но заверил разъярённую супругу, что ни на что из нажитого непосильным трудом добра он не претендует.
Коварный предатель!
Лаврова металась по квартире одна. Некоторое время она никак понять не могла, почему муж, за которым она ухаживала, можно сказать, всю жизнь, предал её, да ещё и унизил, променяв на подругу!
Мысли её путались.
- Как! Когда это произошло!? Как я могла ничего не заметить!? - повторяла она вновь и вновь!..
Тут она вспомнила одну из неопровержимых улик его коварной измены, которою, по ошибке, сочла сигналом о его нездоровье - он этой весной заметно похудел:
- Что это ты так осунулся? - спросила она. - Давай, я запишу тебя к врачу?
- Не стоит, - ответил он, - я чувствую себя отлично.
- Не понимаю! Я, что плохо стала готовить или у нас в доме еды недостаточно? - спросила она.
- Что-то аппетит пропал, - ответил он, и скрылся в кабинете.
«Почему я тогда не догадалась, что он завел себе любовницу! А эта «подруга» тоже хороша! Тихоня! Пробралась ко мне в дом, присмотрелась к моему мужу и увела его! Вот змея! Не получит из моего дома ни лоскутка, ни вилки, ни ложки - всё, что нажито, я лучше уничтожу, но ей ничего не отдам! А этот, пусть берёт свои личные вещи и уматывает!»
Лаврова от ярости прикусила губу до крови.
Казалось, что старые тополя за окном едва заметно наклонили ветви, словно прислушиваясь к непонятным для них словам. Но не слушали и не слышали. У них было свое. Стояли, безучастные к людям, бесстрастные, бездумные, со своею жизнью и тайною, а с темных ветвей их падала, как роса, отрясаемая ветром, прозрачная грусть.
Мысли о смерти, после коварного предательства мужа всё чаще не давали уснуть Лавровой. Стоило ей выключить верхний свет, оставив только лампу на столе, как её охватывал страх, что из полумрака вот-вот появятся чьи-то тени, или к груди подкатывала волна небывалого по странности ощущения: стены комнаты то приближались к ней, то отступали и пол шевелился. Она то ложилась, пытаясь уснуть, то вставала, шла в гостиную, включала свет и телевизор, садилась в кресло у стола и начинала щёлкать пультом, то ходила по комнате, останавливалась у зеркала, в котором очень растерянный и кого-то напоминающий человек пытался изобразить улыбку. Она то пристально смотрела на себя, то отходила, то опять возвращалась с приветливой улыбкой, постепенно успокаиваясь, но верхнего света все-таки не гасила, чтобы не нарушить состояние, казалось, обретённого покоя.
Мягкий ковер заглушал шаги.
Так ходить, бросая беглый взгляд в зеркало, можно было долго, только бы не сделать резкого движения, которое изменит ровный строй мыслей.
Она ходила до тех пор, пока не ощутила слабости в ногах и легкого головокружения.
Всю ночь по карнизам стучал дождь. Под утро потянуло ледяной стужей. Ветер сотрясал рамы окон, пытаясь ворваться внутрь.
Лаврова прилегла.
Ей приснился диковинный сон, будто она идёт по лесу, в котором на небольших полянках разбиты изящные скверики, она восторженно любуется искусной стрижкой деревьев и кустов, как вдруг посреди одного из них видит большой камень, а на нём написано её имя, год рождения и прочерк…
Наутро она поспешила в платную поликлинику на приём к кардиологу, поскольку к бесплатной медицине относилась недоверчиво.
Врач Лаврову выслушала, смерила давление, направила на электрокардиограмму, посмотрела результаты анализов и, удовлетворенно кивнув головой, успокоила, что повода для беспокойства нет, посоветовала прогулки на свежем воздухе и найти себе занятие по душе.
Лаврова заплатила за этот «совет» более десяти тысяч рублей, и поняла, что только она сама сможет себе помочь.
Но как!?
- Для начала пойду-ка я в магазин и куплю себе что-нибудь вкусненькое, - сказала она.
- Купи себе не что-нибудь, а всё, что твоей душе угодно, - ответила вторая Лаврова, которая всегда успокаивала, оправдывала и утешала первую, - мало ты экономила, выгадывала, чтобы накормить мужа, и денег скопить и на машину для него и на путёвки в санаторий, чтобы его драгоценное здоровье поправить!? Получила!? Всё! Теперь думай только о себе! Ни в чём себе не отказывай!
Лаврова собиралась в магазин с особенной тщательностью - румяна, пудра, помада, тени и контурный карандаш преобразили лицо, глаза заблестели, любимый аромат духов поднял настроение, а небрежно брошенный пушистый шарф кораллового цвета придал образу женственности.
Обручальное кольцо она положила в шкатулку, но украсила пальцы несколькими перстнями.
Послав любящий взгляд своему отражению, она отправилась в универсам, как на поле биты, в надежде встретить предателей с видом не побеждённой, а победительницы.
Но ни у подъезда, ни по пути в магазин она не встретила никого из знакомых.
Покупки Лаврова делала основательно, внимательно изучала состав продуктов, срок годности, особенно на товарах по акции. Можно сказать, что она была профессиональным покупателем, глаз её мгновенно выхватывал подозрительные наклейки, обнаружив которые она всегда добивалась вразумительных ответов на свои вопросы. В этом магазине, рядом с домом, её знали почти все продавцы, поэтому ответы она получала исчерпывающие.
Лаврова методично изучила ассортимент овощей, фруктов, молочные и колбасные продукты, и погрузилась в изучение вин. Со словами: «Вечно на наклейках пишут так, чтобы нормальный человек не мог ничего разобрать», - она достала из сумочки лупу и стала изучать надписи на бутылках.
И тут этот голос из-за спины. Тихомиров. Лет десять рядом живёт. Ничего себе!
- Как!? А я уже больше двадцати лет, в пятнадцатом доме, - выпалила она.
У Тихомирова расширились глаза.
- А я в двадцатом, - с удивлением сказал он.
- Да, как же это может быть?!
- Что «это»? - пожал Вадик плечами, - Я не понял, что тебя так удивило?
- Как же мы с тобой ни разу не встретились?
- Почему не встретились? Вот сейчас…
Лаврова жила в довольстве, но довольство её было каким-то холодным, ненужным, оно не сделало счастливыми ни её, ни мужа. В доме их было много ненужных вещей, стояла лишняя мебель, не делавшая уюта. Во всём чувствовалось равнодушие хозяев друг к другу. В столовой стоял длинный стол для гостей, но они никого не приглашали. Пианино фабрики «Красный Октябрь» было покрыто чехлом, который она стирала раз в год, а папки с нотами вообще пылились годами в тумбочке под телевизором. В квартире не было ни комнатных растений, ни кошки, ни собаки.
Лаврова воскликнула:
- С ума можно сойти… Какой ты…
- Какой?
- Солидный, представительный…
- Ты, Светка, тоже изменилась…
Лаврова вышла замуж не потому, что испытывала чувства к избраннику, а потому, что мать постоянно твердила, что нужно спешить, поскольку ей уже через три года будет тридцать, а это уже статус старой девы, поэтому на предложение Лаврова стать его женой, она, не раздумывая, дала согласие. Буквально через год после замужества Лаврова расцвела, и стала не просто видной, а даже вполне интересной женщиной. Сотрудницы её считали франтихой, хотя она уверяла их, что на свою одежду тратит совсем немного денег. Одевалась она вначале действительно ярко и даже несколько вызывающе. У нее была своя портниха, подруга её матери, которая шила и переделывала ей платья и костюмы. Лаврова ухитрялась бантом или цветным шарфом делать из простого платья или костюма эффектный наряд. Она никогда не стремилась слепо следовать моде, но хорошо знала, что ей идёт. Хозяйство вела экономно и просто так, на пустяки, деньги не тратила, чем вызывала уважение мужа.
- Так ведь мы не виделись лет двадцать пять, - сказала она, отмечая добротное пальто и шапку из норки на Тихомирове, по которому пролила так много слёз, но он об этом ничего не знал.
Тихомиров тоже отметил про себя, что некогда невзрачная девчонка, которая постоянно крутилась у него под ногами, превратилась в привлекательную живописно раскрашенную женщину лет сорока, одетую богато, но на его взгляд слишком пёстро.
- Москва тесная, вот и встретились, но ты ничего себе, очень даже… Замужем? Дети?
- В свободном поиске, - с некоторым вызовом ответила Лаврова, - а ты?
- У нас с супругой кризис. Живём в одной квартире, а питаемся отдельно.
Повисла обычная пауза, но быстро кончилась.
- Что так? - машинально спросила Лаврова.
- Ой, не спрашивай, разве вас поймёшь? То всё хорошо, спокойно, то вдруг, когда приходишь домой вечером, тебя не замечают, всем видом показывают, что ты виноват.
- Бедный! А дети у тебя есть?
- Дочка, у неё своя семья, мальчишек двое, - ответил Тихомиров.
Вступив в возраст зрелости, Лаврова перестала корить себя за то, что съела лишнее печенье, что не убрала постель, что купила смешную шляпку, которая приглянулась ей своей несуразностью. Каждый раз, примеряя эту шляпку перед зеркалом, она повторяла себе, что имеет право на необдуманный поступок, хотя она так и не решилась ни разу надеть её, даже не показала мужу, но оставаясь одна, любила повертеться в этой забавной шляпке перед зеркалом, повторяя: «Могу я себе позволить быть экстравагантной хотя бы перед зеркалом!»
В юности Лаврова даже мысли не допускала о том, что когда-то и она, ОНА, будет старой. Когда ей впервые уступила в метро место девочка лет четырнадцати со словами: «Садитесь, пожалуйста, бабушка», - она оглянулась, но, не обнаружив среди окружавших её пассажиров никого на эту роль, недоумённо пожала плечами, потому что даже предположить не могла, что это относится к ней. Увидев её реакцию, юное создание страшно смутилось.
Я была свидетелем того, как многие дорогие мне люди слишком рано покинули этот мир, еще не поняв, не испытав великую свободу, которую дарует возраст. Кому какое дело, что возраст даёт мне возможность смотреть телевизор до четырех часов утра и спать хоть до полудня? Да, я порой танцую сама с собой, слушая замечательные мелодии, и, если мне иногда хочется поплакать над ушедшей любовью или упущенными возможностями, то я плачу. Иногда я бываю забывчивой, это правда. Впрочем, не все в жизни достойно запоминания, а о том, что мне дорого, я помню. Конечно, за эти годы мое сердце было разбито не раз. Как может не разбиться сердце, если ты потерял любимого, или когда умирает любимая собака? Но разбитые сердца и есть источник нашей силы, мудрости, нашего понимания, нашего сострадания. Сердце, которое никогда не было разбито, никогда не познает радости несовершенства. Год от года мне всё легче быть естественной. Меня не заботит то, что другие думают обо мне, но сомнения всё чаще не дают покоя. Мне нравится мой возраст, мой опыт, они освободили меня. Мне нравится тот человек, которым я стала. Я не буду жить вечно, но пока я здесь, я не стану терять времени на переживания по поводу того, что могло случиться, но не случилось, я не стану переживать по поводу того, что может еще случиться. И я буду каждый день пить любимый кофе и есть шоколад!
Размышляя о том, как долго я пребывала в заблуждении, что впереди еще целая жизнь, невольно откладывая всё наиболее сложное и неприятное на завтра. И вот это далекое завтра наступило. Я же оказалась в полной растерянности перед целой горой того, что когда-то не доделала. Лихорадочно хватаясь то за одно, то за другое, но стоит мне вспомнить чьё-то мудрое утверждение, что следует делать ежедневно одно дело в день, как всё встаёт на свои места.
Я пришла к выводу, что возраст - это дар. Наконец, я стала тем человеком, которым всегда хотела быть. Нет, речь не о моем теле, конечно! Иногда это тело вызывает у меня отчаяние - морщины, мешки под глазами, пятна на коже. Часто меня шокирует отражение незнакомки, которая обосновалась в моем зеркале, но переживаю я недолго. Я бы никогда не согласилась обменять мой бесценный опыт, мои ошибки и раскаяния, моих любимых людей, мою жизнь на меньшее количество седых волос и на плоский подтянутый живот.
Как часто я слышала в свой адрес слова: «У неё натура такая. Её не исправишь». Звучит как приговор. Были желающие «исправить» или перевоспитать неподдающуюся натуру, а она не поддаётся даже мне. Не хочет быть как все. У этой натуры есть свой взгляд на всё, что происходит вокруг, своё прочтение, своё отличное от общепринятых взглядов мнение и своя личная жизнь. Она не мешает никому. Её не волнуют награды и сиюминутный успех. Натура моя делает то, без чего жить не может.
Лаврова относилась к числу скорее чувствительных, чем глубоко чувствующих людей. Она прожила значительную часть своей жизни, так и не соприкоснувшись непосредственно с жестокостью, предательством и насилием, но не всегда могла удержаться от желания посмаковать чужую жизнь. Мысли о смерти против её воли тоже посещали её время от времени.
Так случается рано или поздно с каждым человеком: в какой-то час он задумывается о смерти. Особенно, когда ему уже много лет. Ну, пожить бы еще пять, десять, двенадцать лет, а там все равно... Конечно, проще, когда уже не сознаешь ничего от старости или слабости. Не может быть, чтобы люди перед смертью не сходили с ума. Но раз она неминуема, как же не думать об этом, все равно в старости или в молодые годы. Мы просто только обманываем себя и отмахиваемся от ужасных мыслей, убеждая себя, что к нам это не относится.
При словах о внуках лицо Тихомирова озарила счастливая улыбка, глаза заблестели.
- Два парня… - повторил он.
- Они не с вами живут? - спросила Лаврова.
- Отдельно. Там всё как надо.
- Ну, и слава Богу! - очень серьёзно, даже мрачновато сказала Лаврова.
Опустив глаза в пол, Тихомиров как-то протяжно вздохнул и спросил:
- А ты чего такая невесёлая?
Лаврова смерила его изучающим взглядом.
- Есть причина, - сказала она, - но я не хочу об этом распространяться. Предлагаю отметить нашу неожиданную встречу у меня дома, ведь, согласись, нам есть, что вспомнить! Ты как?
Тихомиров усилием воли сбросил с себя напряжение.
- Готов! Отчего не отметить.
Они посмотрели друг другу в глаза.
- Ты не спешишь домой, к жене? - вкрадчиво спросила Лаврова.
- Сказал же, что мы живём под одной крышей, но отдельно!
По дороге Лаврова строила грандиозные планы по осуществлению своей юной мечты: «Господи, благодарю тебя за эту встречу! - думала она. - Так вот для чего мне было послано предательство мужа и так называемой «подруги», чтобы освободить меня перед встречей с любовью всей моей жизни». Буря эмоций, жажда страсти, и нереализованные фантазии вспыхнули с такой силой, что Лаврова буквально потеряла голову.
Тихомиров же предвкушал вкусный обильный ужин и короткое приключение с давней знакомой, которая не давала ему прохода в молодости, но не вызывала прежде у него никакого интереса, но через много лет превратилась в весьма привлекательную женщину, жаждущую приключений.
Дома Лаврова мгновенно поставила на стол стопки, рюмки, подала солёные огурчики, красную рыбу, открыла банки селёдки, оливок, ананасов и предложила выпить за встречу.
Тихомиров с удовольствием её поддержал.
После нескольких рюмок Лаврова выдала ему тайну о своей восторженной любви к нему.
- Если бы ты только знал, как я тебя ревновала! Я ведь была в тебя по уши влюблена!
- Да, брось, Светка, к кому было ревновать-то?
- Ко всем девчонкам, которые так и вились, Вадик, вокруг тебя.
- Это твои фантазии, тебе лет-то сколько было?
- Почти пятнадцать!
- Ерунда! Причуды!
Тут Лаврова вспомнила, что поставила варить картошку и метнулась на кухню.
Лавровой несвойственно было страдать в одиночестве, при малейшей неприятности она обычно находила собеседницу, чтобы «убить» время. Проводить время в пустых разговорах, о сериалах, соседях, сослуживцах было её любимым занятием. Она обо всём судила уверенно, сомнения были ей несвойственны. Она любила рассказывать о своих удачах, давать советы о том, как надо жить, но свои неудачи и потери держала при себе.
Лаврова идёт босая по сыроватому песку дорожки сада. Она ёжится от утреннего холода, обхватывает плечи руками, пытаясь согреться. Золотой край солнца медленно поднимается из-за синей линии горизонта. Она поднимается на вершину обрыва, из-за прозрачного розовато-млечного тумана, который исчезает на глазах, открываются захватывающие дух дали. По телу разливается странная холодная, и в тоже время бодрая радость, а на душе пронзительная грусть. Мечты и думы мелькают, как орнаменты в калейдоскопе.
Пока Лаврова копалась на кухне, Тихомиров вышел на балкон, увидел пепельницу и закурил.
Страстное признание и напор Лавровой озадачили его, он рассчитывал на лёгкую интригу, но никак не на страстные выяснения отношений, которых ему хватало дома.
«Что нам делать вместе? Она жаждет жизни, страстей, а я не знаю, куда от них скрыться», - думал он.
Энергичный блеск её глаз, яркий внезапный румянец грели и лелеяли сердце, но стоило ему на мгновение представить Лаврову женою, как очарование её меркло.
- Куда ты пропал? - спросила Лаврова, войдя в комнату.
- Я здесь, на балконе обнаружил пепельницу, решил покурить.
- А я думала, что ты меня пойдёшь искать, - кокетливо сказала Лаврова, демонстрируя прозрачный пеньюар.
Глаза её светились знойным блеском.
- Да как-то… - неопределённо вымолвил Тихомиров.
- Горячее подавать, или отдохнём? - многозначительно спросила она.
- От горячего не откажусь, - ответил он в тон ей.
Лаврова включила какую-то музыку, играли что-то неопределённое между танцевальным и серьёзным.
Тихомиров, приободряя самого себя, сыпал тосты один за другим, а потом, когда она варила кофе, уснул.
Накрыв его клетчатым шерстяным пледом, она убрала со стола, и прилегла на кровать, а когда очнулась, то обнаружила, что Тихомиров ушёл, не оставив даже номера телефона.
К подобному поступку с его стороны она никак не была готова. Ведь, казалось, что счастье нашло её!..
Лаврова замерла на мгновение от неожиданности, а в голове пронеслось: «Не может быть! Мне показалось!»
До этого у неё в жизни пронеслась какая-то буря. Но по порядку.
Желание вновь любить и быть любимым пришло к мужу Лавровой на его пятьдесят седьмой весне. Весной, когда всё чаще стало пригревать солнце, и разные птицы громкими голосами заглушали шум машин, а женщины в самых невероятных головных уборах с экстравагантными причёсками всем своим видом демонстрировали несдержанность чувств, внимание мужа Лавровой привлекла молодая женщина, маникюрша в парикмахерской, где он постоянно брился перед важными заседаниями на работе.
Он записался к ней.
В его жизни это был первый и последний маникюр, в общем неудачный.
Когда он уже отшлифованным пальцем попытался дотронуться до её щёчки, она от неожиданности опрокинула миску с мыльной водой. Он объяснил ей, что никак не хотел её обидеть, а рука его невольно потянулась к её очаровательному личику, что он просто хотел пригласить её на прогулку в такой прекрасный весенний вечер, женщина же спокойно привела его ногти в порядок и ответила отказом в неоскорбительной форме…
Но что же показалось Светлане Лавровой в магазине? А вот что. Когда она медленно повернулась, то не поверила своим глазам - перед ней стоял Тихомиров, её первая и безответная любовь.
- Не узнаёшь? Чего у тебя глаза такие сердитые?
И тут она вспыхнула:
- Вадик!.. Как ты тут?.. Откуда?..
- Что значит откуда?! Я уже лет десять здесь живу, - сказал Тихомиров.
- Ничего себе! - буквально оторопела она.
Но мысли Лавровой были всё там же и о том же.
По роковому совпадению, буквально через пару дней после неудачной попытки привлечь внимание понравившейся ему маникюрши, мужа окликнула у метро весьма симпатичная женщина с полоской черных усиков над окровавленными помадой губами.
Он не сразу узнал в ней приятельницу жены, которая в последние несколько лет иногда заходила к ним под незначительными предлогами.
Она выглядела ослепительно в модном пальто цвета экрю, то есть белом с едва заметной примесью приглушенной желтизны, и изящной шляпке цвета горького шоколада, при этом так выразительно продемонстрировала радость от столь приятной встречи, что он галантно взял её мягкую ладошку и поцеловал.
Они пошли рядом, оживлённо беседуя о ранней весне.
Оба жаждали любви, и отдались своим чувствам самозабвенно.
За всю свою жизнь муж Лавровой не слышал и малой части комплиментов и восторгов, которыми неустанно осыпала его подруга жены, всячески демонстрируя своё бескорыстие и искренность чувств.
Вообще все это произошло с невероятной скоростью, чему способствовала весна, изящная шляпка и её усики.
Муж Лавровой собрал свои вещи и поспешно покинул дом, избегая каких-либо объяснений, но заверил разъярённую супругу, что ни на что из нажитого непосильным трудом добра он не претендует.
Коварный предатель!
Лаврова металась по квартире одна. Некоторое время она никак понять не могла, почему муж, за которым она ухаживала, можно сказать, всю жизнь, предал её, да ещё и унизил, променяв на подругу!
Мысли её путались.
- Как! Когда это произошло!? Как я могла ничего не заметить!? - повторяла она вновь и вновь!..
Тут она вспомнила одну из неопровержимых улик его коварной измены, которою, по ошибке, сочла сигналом о его нездоровье - он этой весной заметно похудел:
- Что это ты так осунулся? - спросила она. - Давай, я запишу тебя к врачу?
- Не стоит, - ответил он, - я чувствую себя отлично.
- Не понимаю! Я, что плохо стала готовить или у нас в доме еды недостаточно? - спросила она.
- Что-то аппетит пропал, - ответил он, и скрылся в кабинете.
«Почему я тогда не догадалась, что он завел себе любовницу! А эта «подруга» тоже хороша! Тихоня! Пробралась ко мне в дом, присмотрелась к моему мужу и увела его! Вот змея! Не получит из моего дома ни лоскутка, ни вилки, ни ложки - всё, что нажито, я лучше уничтожу, но ей ничего не отдам! А этот, пусть берёт свои личные вещи и уматывает!»
Лаврова от ярости прикусила губу до крови.
Казалось, что старые тополя за окном едва заметно наклонили ветви, словно прислушиваясь к непонятным для них словам. Но не слушали и не слышали. У них было свое. Стояли, безучастные к людям, бесстрастные, бездумные, со своею жизнью и тайною, а с темных ветвей их падала, как роса, отрясаемая ветром, прозрачная грусть.
Мысли о смерти, после коварного предательства мужа всё чаще не давали уснуть Лавровой. Стоило ей выключить верхний свет, оставив только лампу на столе, как её охватывал страх, что из полумрака вот-вот появятся чьи-то тени, или к груди подкатывала волна небывалого по странности ощущения: стены комнаты то приближались к ней, то отступали и пол шевелился. Она то ложилась, пытаясь уснуть, то вставала, шла в гостиную, включала свет и телевизор, садилась в кресло у стола и начинала щёлкать пультом, то ходила по комнате, останавливалась у зеркала, в котором очень растерянный и кого-то напоминающий человек пытался изобразить улыбку. Она то пристально смотрела на себя, то отходила, то опять возвращалась с приветливой улыбкой, постепенно успокаиваясь, но верхнего света все-таки не гасила, чтобы не нарушить состояние, казалось, обретённого покоя.
Мягкий ковер заглушал шаги.
Так ходить, бросая беглый взгляд в зеркало, можно было долго, только бы не сделать резкого движения, которое изменит ровный строй мыслей.
Она ходила до тех пор, пока не ощутила слабости в ногах и легкого головокружения.
Всю ночь по карнизам стучал дождь. Под утро потянуло ледяной стужей. Ветер сотрясал рамы окон, пытаясь ворваться внутрь.
Лаврова прилегла.
Ей приснился диковинный сон, будто она идёт по лесу, в котором на небольших полянках разбиты изящные скверики, она восторженно любуется искусной стрижкой деревьев и кустов, как вдруг посреди одного из них видит большой камень, а на нём написано её имя, год рождения и прочерк…
Наутро она поспешила в платную поликлинику на приём к кардиологу, поскольку к бесплатной медицине относилась недоверчиво.
Врач Лаврову выслушала, смерила давление, направила на электрокардиограмму, посмотрела результаты анализов и, удовлетворенно кивнув головой, успокоила, что повода для беспокойства нет, посоветовала прогулки на свежем воздухе и найти себе занятие по душе.
Лаврова заплатила за этот «совет» более десяти тысяч рублей, и поняла, что только она сама сможет себе помочь.
Но как!?
- Для начала пойду-ка я в магазин и куплю себе что-нибудь вкусненькое, - сказала она.
- Купи себе не что-нибудь, а всё, что твоей душе угодно, - ответила вторая Лаврова, которая всегда успокаивала, оправдывала и утешала первую, - мало ты экономила, выгадывала, чтобы накормить мужа, и денег скопить и на машину для него и на путёвки в санаторий, чтобы его драгоценное здоровье поправить!? Получила!? Всё! Теперь думай только о себе! Ни в чём себе не отказывай!
Лаврова собиралась в магазин с особенной тщательностью - румяна, пудра, помада, тени и контурный карандаш преобразили лицо, глаза заблестели, любимый аромат духов поднял настроение, а небрежно брошенный пушистый шарф кораллового цвета придал образу женственности.
Обручальное кольцо она положила в шкатулку, но украсила пальцы несколькими перстнями.
Послав любящий взгляд своему отражению, она отправилась в универсам, как на поле биты, в надежде встретить предателей с видом не побеждённой, а победительницы.
Но ни у подъезда, ни по пути в магазин она не встретила никого из знакомых.
Покупки Лаврова делала основательно, внимательно изучала состав продуктов, срок годности, особенно на товарах по акции. Можно сказать, что она была профессиональным покупателем, глаз её мгновенно выхватывал подозрительные наклейки, обнаружив которые она всегда добивалась вразумительных ответов на свои вопросы. В этом магазине, рядом с домом, её знали почти все продавцы, поэтому ответы она получала исчерпывающие.
Лаврова методично изучила ассортимент овощей, фруктов, молочные и колбасные продукты, и погрузилась в изучение вин. Со словами: «Вечно на наклейках пишут так, чтобы нормальный человек не мог ничего разобрать», - она достала из сумочки лупу и стала изучать надписи на бутылках.
И тут этот голос из-за спины. Тихомиров. Лет десять рядом живёт. Ничего себе!
- Как!? А я уже больше двадцати лет, в пятнадцатом доме, - выпалила она.
У Тихомирова расширились глаза.
- А я в двадцатом, - с удивлением сказал он.
- Да, как же это может быть?!
- Что «это»? - пожал Вадик плечами, - Я не понял, что тебя так удивило?
- Как же мы с тобой ни разу не встретились?
- Почему не встретились? Вот сейчас…
Лаврова жила в довольстве, но довольство её было каким-то холодным, ненужным, оно не сделало счастливыми ни её, ни мужа. В доме их было много ненужных вещей, стояла лишняя мебель, не делавшая уюта. Во всём чувствовалось равнодушие хозяев друг к другу. В столовой стоял длинный стол для гостей, но они никого не приглашали. Пианино фабрики «Красный Октябрь» было покрыто чехлом, который она стирала раз в год, а папки с нотами вообще пылились годами в тумбочке под телевизором. В квартире не было ни комнатных растений, ни кошки, ни собаки.
Лаврова воскликнула:
- С ума можно сойти… Какой ты…
- Какой?
- Солидный, представительный…
- Ты, Светка, тоже изменилась…
Лаврова вышла замуж не потому, что испытывала чувства к избраннику, а потому, что мать постоянно твердила, что нужно спешить, поскольку ей уже через три года будет тридцать, а это уже статус старой девы, поэтому на предложение Лаврова стать его женой, она, не раздумывая, дала согласие. Буквально через год после замужества Лаврова расцвела, и стала не просто видной, а даже вполне интересной женщиной. Сотрудницы её считали франтихой, хотя она уверяла их, что на свою одежду тратит совсем немного денег. Одевалась она вначале действительно ярко и даже несколько вызывающе. У нее была своя портниха, подруга её матери, которая шила и переделывала ей платья и костюмы. Лаврова ухитрялась бантом или цветным шарфом делать из простого платья или костюма эффектный наряд. Она никогда не стремилась слепо следовать моде, но хорошо знала, что ей идёт. Хозяйство вела экономно и просто так, на пустяки, деньги не тратила, чем вызывала уважение мужа.
- Так ведь мы не виделись лет двадцать пять, - сказала она, отмечая добротное пальто и шапку из норки на Тихомирове, по которому пролила так много слёз, но он об этом ничего не знал.
Тихомиров тоже отметил про себя, что некогда невзрачная девчонка, которая постоянно крутилась у него под ногами, превратилась в привлекательную живописно раскрашенную женщину лет сорока, одетую богато, но на его взгляд слишком пёстро.
- Москва тесная, вот и встретились, но ты ничего себе, очень даже… Замужем? Дети?
- В свободном поиске, - с некоторым вызовом ответила Лаврова, - а ты?
- У нас с супругой кризис. Живём в одной квартире, а питаемся отдельно.
Повисла обычная пауза, но быстро кончилась.
- Что так? - машинально спросила Лаврова.
- Ой, не спрашивай, разве вас поймёшь? То всё хорошо, спокойно, то вдруг, когда приходишь домой вечером, тебя не замечают, всем видом показывают, что ты виноват.
- Бедный! А дети у тебя есть?
- Дочка, у неё своя семья, мальчишек двое, - ответил Тихомиров.
Вступив в возраст зрелости, Лаврова перестала корить себя за то, что съела лишнее печенье, что не убрала постель, что купила смешную шляпку, которая приглянулась ей своей несуразностью. Каждый раз, примеряя эту шляпку перед зеркалом, она повторяла себе, что имеет право на необдуманный поступок, хотя она так и не решилась ни разу надеть её, даже не показала мужу, но оставаясь одна, любила повертеться в этой забавной шляпке перед зеркалом, повторяя: «Могу я себе позволить быть экстравагантной хотя бы перед зеркалом!»
В юности Лаврова даже мысли не допускала о том, что когда-то и она, ОНА, будет старой. Когда ей впервые уступила в метро место девочка лет четырнадцати со словами: «Садитесь, пожалуйста, бабушка», - она оглянулась, но, не обнаружив среди окружавших её пассажиров никого на эту роль, недоумённо пожала плечами, потому что даже предположить не могла, что это относится к ней. Увидев её реакцию, юное создание страшно смутилось.
Я была свидетелем того, как многие дорогие мне люди слишком рано покинули этот мир, еще не поняв, не испытав великую свободу, которую дарует возраст. Кому какое дело, что возраст даёт мне возможность смотреть телевизор до четырех часов утра и спать хоть до полудня? Да, я порой танцую сама с собой, слушая замечательные мелодии, и, если мне иногда хочется поплакать над ушедшей любовью или упущенными возможностями, то я плачу. Иногда я бываю забывчивой, это правда. Впрочем, не все в жизни достойно запоминания, а о том, что мне дорого, я помню. Конечно, за эти годы мое сердце было разбито не раз. Как может не разбиться сердце, если ты потерял любимого, или когда умирает любимая собака? Но разбитые сердца и есть источник нашей силы, мудрости, нашего понимания, нашего сострадания. Сердце, которое никогда не было разбито, никогда не познает радости несовершенства. Год от года мне всё легче быть естественной. Меня не заботит то, что другие думают обо мне, но сомнения всё чаще не дают покоя. Мне нравится мой возраст, мой опыт, они освободили меня. Мне нравится тот человек, которым я стала. Я не буду жить вечно, но пока я здесь, я не стану терять времени на переживания по поводу того, что могло случиться, но не случилось, я не стану переживать по поводу того, что может еще случиться. И я буду каждый день пить любимый кофе и есть шоколад!
Размышляя о том, как долго я пребывала в заблуждении, что впереди еще целая жизнь, невольно откладывая всё наиболее сложное и неприятное на завтра. И вот это далекое завтра наступило. Я же оказалась в полной растерянности перед целой горой того, что когда-то не доделала. Лихорадочно хватаясь то за одно, то за другое, но стоит мне вспомнить чьё-то мудрое утверждение, что следует делать ежедневно одно дело в день, как всё встаёт на свои места.
Я пришла к выводу, что возраст - это дар. Наконец, я стала тем человеком, которым всегда хотела быть. Нет, речь не о моем теле, конечно! Иногда это тело вызывает у меня отчаяние - морщины, мешки под глазами, пятна на коже. Часто меня шокирует отражение незнакомки, которая обосновалась в моем зеркале, но переживаю я недолго. Я бы никогда не согласилась обменять мой бесценный опыт, мои ошибки и раскаяния, моих любимых людей, мою жизнь на меньшее количество седых волос и на плоский подтянутый живот.
Как часто я слышала в свой адрес слова: «У неё натура такая. Её не исправишь». Звучит как приговор. Были желающие «исправить» или перевоспитать неподдающуюся натуру, а она не поддаётся даже мне. Не хочет быть как все. У этой натуры есть свой взгляд на всё, что происходит вокруг, своё прочтение, своё отличное от общепринятых взглядов мнение и своя личная жизнь. Она не мешает никому. Её не волнуют награды и сиюминутный успех. Натура моя делает то, без чего жить не может.
Лаврова относилась к числу скорее чувствительных, чем глубоко чувствующих людей. Она прожила значительную часть своей жизни, так и не соприкоснувшись непосредственно с жестокостью, предательством и насилием, но не всегда могла удержаться от желания посмаковать чужую жизнь. Мысли о смерти против её воли тоже посещали её время от времени.
Так случается рано или поздно с каждым человеком: в какой-то час он задумывается о смерти. Особенно, когда ему уже много лет. Ну, пожить бы еще пять, десять, двенадцать лет, а там все равно... Конечно, проще, когда уже не сознаешь ничего от старости или слабости. Не может быть, чтобы люди перед смертью не сходили с ума. Но раз она неминуема, как же не думать об этом, все равно в старости или в молодые годы. Мы просто только обманываем себя и отмахиваемся от ужасных мыслей, убеждая себя, что к нам это не относится.
При словах о внуках лицо Тихомирова озарила счастливая улыбка, глаза заблестели.
- Два парня… - повторил он.
- Они не с вами живут? - спросила Лаврова.
- Отдельно. Там всё как надо.
- Ну, и слава Богу! - очень серьёзно, даже мрачновато сказала Лаврова.
Опустив глаза в пол, Тихомиров как-то протяжно вздохнул и спросил:
- А ты чего такая невесёлая?
Лаврова смерила его изучающим взглядом.
- Есть причина, - сказала она, - но я не хочу об этом распространяться. Предлагаю отметить нашу неожиданную встречу у меня дома, ведь, согласись, нам есть, что вспомнить! Ты как?
Тихомиров усилием воли сбросил с себя напряжение.
- Готов! Отчего не отметить.
Они посмотрели друг другу в глаза.
- Ты не спешишь домой, к жене? - вкрадчиво спросила Лаврова.
- Сказал же, что мы живём под одной крышей, но отдельно!
По дороге Лаврова строила грандиозные планы по осуществлению своей юной мечты: «Господи, благодарю тебя за эту встречу! - думала она. - Так вот для чего мне было послано предательство мужа и так называемой «подруги», чтобы освободить меня перед встречей с любовью всей моей жизни». Буря эмоций, жажда страсти, и нереализованные фантазии вспыхнули с такой силой, что Лаврова буквально потеряла голову.
Тихомиров же предвкушал вкусный обильный ужин и короткое приключение с давней знакомой, которая не давала ему прохода в молодости, но не вызывала прежде у него никакого интереса, но через много лет превратилась в весьма привлекательную женщину, жаждущую приключений.
Дома Лаврова мгновенно поставила на стол стопки, рюмки, подала солёные огурчики, красную рыбу, открыла банки селёдки, оливок, ананасов и предложила выпить за встречу.
Тихомиров с удовольствием её поддержал.
После нескольких рюмок Лаврова выдала ему тайну о своей восторженной любви к нему.
- Если бы ты только знал, как я тебя ревновала! Я ведь была в тебя по уши влюблена!
- Да, брось, Светка, к кому было ревновать-то?
- Ко всем девчонкам, которые так и вились, Вадик, вокруг тебя.
- Это твои фантазии, тебе лет-то сколько было?
- Почти пятнадцать!
- Ерунда! Причуды!
Тут Лаврова вспомнила, что поставила варить картошку и метнулась на кухню.
Лавровой несвойственно было страдать в одиночестве, при малейшей неприятности она обычно находила собеседницу, чтобы «убить» время. Проводить время в пустых разговорах, о сериалах, соседях, сослуживцах было её любимым занятием. Она обо всём судила уверенно, сомнения были ей несвойственны. Она любила рассказывать о своих удачах, давать советы о том, как надо жить, но свои неудачи и потери держала при себе.
Лаврова идёт босая по сыроватому песку дорожки сада. Она ёжится от утреннего холода, обхватывает плечи руками, пытаясь согреться. Золотой край солнца медленно поднимается из-за синей линии горизонта. Она поднимается на вершину обрыва, из-за прозрачного розовато-млечного тумана, который исчезает на глазах, открываются захватывающие дух дали. По телу разливается странная холодная, и в тоже время бодрая радость, а на душе пронзительная грусть. Мечты и думы мелькают, как орнаменты в калейдоскопе.
Пока Лаврова копалась на кухне, Тихомиров вышел на балкон, увидел пепельницу и закурил.
Страстное признание и напор Лавровой озадачили его, он рассчитывал на лёгкую интригу, но никак не на страстные выяснения отношений, которых ему хватало дома.
«Что нам делать вместе? Она жаждет жизни, страстей, а я не знаю, куда от них скрыться», - думал он.
Энергичный блеск её глаз, яркий внезапный румянец грели и лелеяли сердце, но стоило ему на мгновение представить Лаврову женою, как очарование её меркло.
- Куда ты пропал? - спросила Лаврова, войдя в комнату.
- Я здесь, на балконе обнаружил пепельницу, решил покурить.
- А я думала, что ты меня пойдёшь искать, - кокетливо сказала Лаврова, демонстрируя прозрачный пеньюар.
Глаза её светились знойным блеском.
- Да как-то… - неопределённо вымолвил Тихомиров.
- Горячее подавать, или отдохнём? - многозначительно спросила она.
- От горячего не откажусь, - ответил он в тон ей.
Лаврова включила какую-то музыку, играли что-то неопределённое между танцевальным и серьёзным.
Тихомиров, приободряя самого себя, сыпал тосты один за другим, а потом, когда она варила кофе, уснул.
Накрыв его клетчатым шерстяным пледом, она убрала со стола, и прилегла на кровать, а когда очнулась, то обнаружила, что Тихомиров ушёл, не оставив даже номера телефона.
К подобному поступку с его стороны она никак не была готова. Ведь, казалось, что счастье нашло её!..
"Наша улица” №232 (3) март 2019
