Олег
Гордеев
РАЗВРАТНИК
рассказ
Игорь вошёл с улицы во двор расслабленной походкой, не ожидая увидеть что-то непривычное в знакомой с детства устоявшейся картине. За его спиной - тыл его дома, имеющий четыре входа в своё чрево; две двери расположены высоко над землёй, войти в них можно только поднявшись по ступеням крылец, одно - из каменных глыб, другое - деревянное. Другие двери, укрытые навесом, открывали доступ в подвальные жилые помещения. Слева - покосившийся двухэтажный кирпичный домик, приютивший притулившиеся к нему деревянные сарайчики. Прямо на Игоря смотрел любопытными окнами, уставший долгое время нести свою тяжесть, ещё один дряхлый кирпичный дом. Единственное дерево, разросшееся у крыльца, собирает иногда под собой терпимых друг к другу соседей для игры в лото и праздных разговоров.
Взгляд Игоря упал на недвижимого кролика посреди двора. Сначала он подумал, что это заяц, но откуда было взяться зайцу в городе. Наверняка, это был трупик кролика, выброшенного хозяином. Игорь перевернул кролика ногой и убедился, что мех у него чистый и здоровый, не хуже, чем на его зимней шапке. Он взял кролика за загривок и отнёс в свой сарай. Там он прибил его за уши к деревянной перегородке и пошёл домой за опасной бритвой. Цель была ясна - снять шкурку с кролика и сдать её в приёмку вторсырья.
Вариантов заработка для малолетних предоставлялось немного. Когда он был поменьше и ходил в начальную школу, то они с товарищами после уроков прочёсывали вагоны трамваев на конечной остановке в поисках потерянных монет. Благо, что рядом со школой, напротив Троицкой церкви, находилась диспетчерская, у которой трамваи простаивали довольно долго. Летом проливные дожди превращали улицы в бурлящие реки, и пешеходы, особенно женщины, терялись в потоках воды, не имея решимости перейти нечаянные препятствия. У мальчишек на этот случай были уже припасены доски для мостков, по которым они проводили всех желающих за деньги. Другим занятием был сбор металлолома.
Кролик, как игрушка на ёлке, висел на своих ушах. Мимолётное воспоминание о новогодней ёлке пробудило в памяти Игоря далёкие запахи мандаринов и свежей типографской краски ярких книжек. Игорь надел резиновые перчатки, взял в руки бритву и подумал, что стал похож на хирурга…
Шкурку он отнёс на Пешку, где находилась приёмка, и получил за неё приличные по его понятиям деньги. Базар располагался в ста метрах от дома, за солидным зданием управления Рязано-Уральской железной дороги, примечательным своей входной вращающейся дверью. Само это здание входило в комплекс зданий исторического и архитектурного наследия, включающего Троицкую церковь, краеведческий музей и ряд других зданий, в том числе школу, в которой когда - то учился Н.Г. Чернышевский. Теперь в этой школе учился Игорь, который знал о Чернышевском только то, что он - демократ, а что такое демократия, не представлял. Его интересовали простые и реальные дела: купить пачку нюхательного табака «Пчёлка», чтобы чихать всем классом на уроках, изображая простуженных; рассматривать привезённые отцами из Германии порнографические чёрно- белые журнальчики и мастерить химические воспламеняющиеся пакетики. От близости базара перекрёсток улицы Чернышевского и проспекта Ленина выглядел довольно оживлённым и колоритным.
Наибольший интерес для Игоря представлял угловой дом с колоннами, раскинувший свои крылья по двум улицам. В этом доме жили в двух семьях трое его товарищей, близкие ему по годам, оставшиеся без отцов после войны. Сам Игорь жил в полной семье, что вызывало некоторую отчуждённость со стороны его приятелей, вероятно, считающих, что он не может понять их положения. Двое братьев размещались со своей матерью на втором этаже в круглой комнате, разделённой лёгкой перегородкой, с полукруглым балконом, на котором было красиво написано: « Бакалея - Гастрономия».
Мать работала уборщицей в нескольких местах, а сыновья помогали ей в нелёгком труде; относились к ней заботливо и уважительно, обращаясь только на «Вы». Сыновья были полной противоположностью друг другу; один, что старше - черноволосый, высокий и подвижный; второй - коренастый флегматичный блондин. Старший дразнил младшего «белянкой», отчего тот сильно расстраивался, вероятно, угадывая в этом скрытый смысл. Ещё один мальчик - красавчик жил со своей мамой по соседству с ними, - объект интереса окрестных девчонок. На противоположном по диагонали углу располагалась пивная точка, - место отдохновения и пристань отплытия из реального мира. Здесь всегда летал рой жирных зелёных мух, на которых хорошо ловилась рыба. Это место облюбовали местные послевоенные инвалиды. Кто-то был без руки, кто-то без ноги, на деревянном протезе. Подъезжали и безногие солдаты на деревянных поддонах, поставленных на подшипники; в руках у них были колодки подбитые кожей, которыми они отталкивались от земли. Но один «счастливчик» приезжал на моторном трёхколёсном устройстве, очевидно полученном от государства за особые заслуги. На устройстве вместо руля стояла длинная рукоятка, позволяющая управлять одной рукой. На безногом «счастливчике» всегда был пиджак с орденскими планками. Его сопровождал товарищ с полным комплектом рук и ног, который на ходу запрыгивал на рундук (багажник) ввиду отсутствия второго места. Устройство нещадно трещало и дымило по причине экономической нецелесообразности установки многих необходимых деталей двигателя. Ходячий пассажир спрыгивал, доставал из рундука гранёный стакан, и предлагал его не покалеченным мужикам.
Мужики культурно выпивали принесённую с собой водку из стакана, запивали пивом, и возвращали стакан с отлитой в него водкой в качестве оплаты за услугу. Инвалид быстро пьянел и отключался, а его товарищ толкал механическое устройство до места их обитания. Между тем, по улицам разъезжали сохранившие себя фронтовики, очевидно офицеры, на трофейных автомашинах и мотоциклах, как правило, марки BMW. Игорь отмечал их особенности: у мотоциклов вместо цепи был карданный вал; поворотники у машин в виде рычажков располагались на уровне глаз водителя; когда они принимали горизонтальное положение, на их концах зажигались красные лампочки. Как-то так случилось, что инвалиды, вдруг, за одну ночь, исчезли с улиц города. Говорили, что их вывезли в далёкие поселения. Вскоре перестала попадаться на глаза и трофейная техника из-за отсутствия запчастей. Но на дорогах появилось новое механическое чудо для «домашних» инвалидов, - карликовое двухместное устройство с ручным управлением на четырёх колёсах. Теперь инвалид мог посадить рядом с собой жену или товарища и привезти с базара мешок картошки.
Игорь решил зайти к братьям. Он дружил с Сергеем - младшим братом. Не успел он подойти к двери, как тот выбежал ему навстречу: «Пойдём во двор, вынесли ящики из магазина». Они сбежали вниз и стали выбирать из ящиков вкусные колбасные обрезки с верёвочными хвостиками. Из окон общежития для глухонемых на них смотрели бесстрастные лица. Сергей стал корчить им рожи и показывать язык.
- Ты зачем их дразнишь?
- Они злые, - ответил он.
Других дел у них на сегодня не оставалось, и Игорь отправился в свой двор.
Через застеклённое окно лестничной площадки он заметил лицо своего приятеля Семёна, молодого человека, лет на шесть старше себя. Он ютился со своей матерью в маленькой комнатке под самой крышей, которую все называли «голубятней». На службу в армию его не призвали по причине тугоухости. Когда он был ребёнком, самозваный воспитатель дал ему в ухо за какой - то проступок. Других парней здесь не проживало, кроме особо умного математика - аспиранта Станислава, совершенно неинтересного человека. В каждой семье - одни девчонки. Мужчины также не водились по понятным причинам, кроме одного - директора магазина, но и того вскоре арестовали. Правда, жил один в подвальном помещении, с неработающей женой и двумя не родными ему гулящими дочками. Но это был скорее не мужчина, а редкая достопримечательность города - дядя Костя - «Лошадиная голова». Голова у него была огромная и несуразная. Говорили, что он продал свою голову то ли медицинскому институту, то ли краеведческому музею. Он имел не только лошадиную голову, но и работал как лошадь. С утра впрягался в свою тележку на резиновом ходу, и, мерно покачивая головой в такт шагам, отправлялся на Верхний рынок развозить товары.
Несмотря на разницу в возрасте, Семён с симпатией относился к Игорю. Но мама наставляла Игоря: «Не дружи с Семёном, он развратник и похабник, - ничему хорошему тебя не научит». У Семёна был личный транспорт - велосипед, поэтому общественным он не пользовался. Он научил Игоря ездить на велосипеде, разбирать и собирать его, выправлять «восьмёрки». Прошлой зимой Семён сбил из досок самокат на коньках и взял с собой Игоря на «смертельный» заезд. Они пришли на Бабушкин взвоз, круто спускающийся к Волге; Семён усадил его впереди себя, упёрся ногами в рулевой конёк, взял в руки верёвки, как поводья, и они приняли старт. Спуск по обледенелому склону был длинным и страшным; на большой скорости они вылетели на лёд реки и остановились далеко от берега. Игоря пошатывало. Пережитые ощущения восторга и ужаса остались надолго.
Игорь поднялся по лестнице. Семён сидел в фартуке на табурете, зажав между коленями «лапу», и вбивал гвозди в подошву обуви. Рядом сидел его товарищ и читал вслух стихотворный текст из толстой тетради о любовных страстях Екатерины второй, написанный в нецензурной лексике. Это их очень забавляло. Между делом и литературным чтением они пили водку и закусывали. «Вот, послушай, как Пушкин пишет! Вы в школе это не проходили?» - повернулся Семён к Игорю. Рука его потянулась к бутылке. «Тебе налить?» - улыбаясь, провокационно спросил он. Игорь никогда не пробовал водку, но решительно сказал: «Наливай!». Семён отлил ему на два пальца в стакан. Игорь храбро опрокинул в себя содержимое и пошёл вниз. «Ты куда? А закусить?». Игорь отмахнулся и услышал за спиной одобрительный смех. Спустившись по лестнице, он встретил соседей Семёна, - престарелую, иссохшую супружескую пару, всю жизнь проработавших в Управлении железной дороги. Когда они видели Игоря, то всегда вспоминали о внуке, который учился в Суворовском училище в другом городе и должен был вот - вот приехать повидаться. Но старики умерли один за другим, а мальчика в красивой курсантской форме Игорь так и не увидел.
Громкая музыка звучала из раскрытого окна. После войны стало привычным делиться с окружающим миром хорошим настроением. Алкоголь и музыка приподняли Игоря над землёй и понесли на крыльях необъяснимого ощущения счастья. Потребность в музыке Игорь начал удовлетворять на семейном патефоне. Отец имел в своей коллекции только две пластинки: «Амурские волны» и «На сопках Маньчжурии», что было достаточно для его невзыскательного музыкального вкуса. Давнее увлечение отца прошло с возрастом, по причине потери романтического видения действительности. В настоящее время он читал только газету «Правда», лёжа на диване, и лелеял постоянно цветущую розу в горшке. Музыкальное образование Игоря продолжил Семён. Когда Игорь приходил к нему домой, то его встречал запах соснового леса от дымящейся канифоли под паяльником. Семён часто переделывал ламповые проигрыватели, добиваясь большей громкости и качества звучания. После завершения работ, Семён ставил звуковые колонки на подоконник и включал аппарат на полную мощность. Большая аудитория горожан без возражений принимала песни Петра Лещенко, Вадима Козина, Изабеллы Юрьевой и других известных певцов. Игорю нравилось бывать в крошечной комнатке Семёна, где они ютились вдвоём с матерью. У него всегда кто- то был в гостях, в том числе и сомнительные личности. Кто-то из них сказал, что «зона» ждёт, когда умрёт «Гуталин», тогда якобы будет амнистия. Игорь спросил у Семёна, кто это «Гуталин», и он сказал ему, понизив голос: «Сталин». Более всего Игоря подкупало тёплое общение Семёна с матерью, чего сам он был лишён. Иногда она просила поставить пластинку понравившегося ей певца, «ну, этого вашего Бляйбутова». Сорное словечко честной компании всегда было на слуху и непроизвольно лепилось к правильным словам. Все смеялись и слушали Рашида Бейбутова. « А ты умеешь танцевать?» - спросил как-то Семён. Танцевать Игорь не умел. «Давай я тебя научу», - и показал основные движения в танго, фокстроте и вальсе. После получаса репетиций Игорь готов был «выйти в свет». Сам Семён регулярно ходил на вечера танцев на площадку Дома офицеров, предварительно тщательно прогладив выходную безрукавку в клеточку. Его там хорошо знали как завсегдатая. На танцплощадке он время зря не терял и быстро находил привлекательную цель для своих устремлений. Знакомства его были кратковременными, и заканчивались, как правило, сексом на открытом воздухе. «Сколько их за сезон опрокинешь!» - удовлетворённо и победно рисовался он перед Игорем.
В свою квартиру Игорь попадал с парадного входа на улице Чернышевского. Поднявшись по узкой деревянной лестнице на второй этаж, оказываешься на просторной площадке с окном, открывающим вид во двор. На широком подоконнике этого окна до недавнего времени лежал пёс Дружок, неизвестно откуда взявшийся и самостоятельно принявший решение об охране дома и двора. С высоты подоконника ему был виден весь двор и входная дверь подъезда. Дружок оказался жертвой добросовестного отношения к своим служебным обязанностям. Во двор зашёл подозрительный человек, и собака с недовольным ворчанием бросилась по лестнице вниз, пробежала по улице и стала облаивать незнакомца. Им оказался загонщик санитарной службы по отлову беспризорных животных. Его напарник в высоких кожаных перчатках был уже наготове с длинными клещами, которыми он схватил Дружка за шею и поволок к машине с клетками. Мальчишки вокруг отгоняли собак и кричали: «Живодёры!». На крики и жалобный собачий визг выбежал Семён. Машина с животными уже тронулась. Семён догнал её, залез в кузов, открыл дверцы клеток и стал выгонять их них собак. Две собаки набрались храбрости и выпрыгнули из кузова. Семён звал Дружка, но тот, оцепенев от страха, сидел в углу клетки с глазами полными ужаса и не смел пошевелиться.
Жилые помещения располагались за толстой дубовой дверью с массивным крюком изнутри, который соседи набрасывали ночью, когда все были уже дома. Когда-то один купец занимал со своей семьёй весь дом, а теперь у пяти семей, только на этом этаже, было по одной комнате (в дальнейшем самостоятельно перегороженных), которые числились как квартиры. И, как ни странно, во всех семьях на этом этаже проживали мужчины в качестве мужей или отцов. Мужа не было у молодой женщины, которая вернулась с войны к пожилым родителям с новорожденным ребёнком. Она сказала маленькому Игорю: «Приходи Игорёк посмотреть на Катеньку». Мальчик пришёл в гости в момент кормления. Мама смутилась и оторвала грудь от ребёнка. Из полной белой груди с красным соском на Игоря брызнула тонкая струйка молока. «Тебе нравится Катенька? Она красивая?», - ласково спросила она. Он посмотрел на новорожденную в кроватке. Катенька ему не нравилась, но он вежливо кивнул. За дверью с общей прихожей в двух комнатах проживали две семьи. Фридман, истопник котельной, жил с больной женой, которую вскоре похоронил. В синагоге ему подыскали такую же возрастную невесту Хаву. Она выходила на общую кухню в больничном халате и в одном чулке, которым прикрывала забинтованную ногу. Они покупали цыплёнка, привязывали ниткой к ножке кровати и кормили на убой. Когда умер Фридман, синагога не оставила бедную женщину в одиночестве, - у неё в гостях регулярно появлялся усатый мужчина с хорошими манерами: всегда вежливо здоровался с соседями и тщательно мыл руки после визита. Когда умерла Хава, синагога потеряла контроль над комнатой и её заняла супружеская пара из соседней комнаты, приехавшая с севера.
Поволжский немец Браун был сослан туда в начале войны и там женился на якутке, которая самоотверженно защищала его от незаслуженных гонений чиновников и нападок несознательных граждан. Сам он казался напуганным и всегда молчал. Все бытовые проблемы за него решала его бойкая жена. Две другие квартиры занимали полные семьи с двумя детьми в каждой, причём дети в них находились в асимметричном порядке: в одной семье старшим по возрасту был сын, а его сестра младшей; в другой семье дочь была старшей, а Игорь младшим. Семьи дружили и иногда вместе играли в домино или лото. Отец Игоря являлся коммунистом, но совершенно пассивным в политическом плане. Во время войны работал военкомом, т.к. по состоянию здоровья не мог быть призванным в действующую армию. В гражданскую войну воевал на стороне красных против басмачей где-то в средней Азии. Когда маленький Игорь просил его что-то нарисовать, то он рисовал ему верблюда. Имея четыре класса образования церковно- приходской школы, его отец умел хорошо считать на счётах и понимал логику цифр, что позволило ему занять должность ревизора в Райфинотделе. По мягкости характера и внутреннему убеждению он никогда не проявлял большой строгости к проверяемым бухгалтерам и давал им возможность исправить отчёты. Мать, со своим незаконченным педагогическим образованием, работала воспитательницей в детском доме, который находился в квартале от их дома. Трудные воспитанники и постоянная неудовлетворённость своей жизнью привели её, в конце концов, к психическому расстройству. Она часто устраивала дома истерики по, казалось бы, пустячным поводам. Отец в этих случаях молчал, и у него начинали трястись руки. Игорь в такие моменты стыдился своего отца за его слабость и неспособность утихомирить разбушевавшуюся женщину. Вероятно, педагогические приёмы матери не были безупречными, что вызывало у воспитанников мстительные чувства.
В одном классе с Игорем учились несколько детдомовцев. Они держались особняком. Однажды на перемене они встали перед ним полукругом с решительным видом, в одинаковых сереньких костюмчиках, низкорослые и худенькие: «Это твоя мать работает у нас воспитательницей?» - выступил один вперёд. Когда Игорь ответил, то сразу получил удар в лицо. Ничего кроме жалости он к ним не испытывал, поэтому отошёл без претензий.
Со временем стало проясняться то, что от него скрывалось по малолетству и политической обстановке. Вышли родители из села с обещающим названием Благодатное на речке Терешке. В обоих домах были достаток и согласие. В семье отца - ещё четыре брата и одна сестра; в семье матери - ещё три сестры и один брат. Они были старшими в своих семьях, поэтому на них очень рано легла забота по ведению хозяйства и воспитанию младших братьев и сестёр. Ещё в юные годы односельчане уважительно величали отца по имени-отчеству, а матери дали прозвище «Гусыня». После революции политика «военного коммунизма» подкосила благосостояние обеих семей. В один из дней отец пытался отвезти на базар несколько мешков муки, чтобы купить необходимые продукты для семьи. На дороге его встретили вооружённые люди из продотряда и потребовали перегрузить мешки в их подводу. На его слёзные просьбы войти в положение и понять, что ему надо кормить семью, суровые мужчины пригрозили его арестовать или расстрелять. Лошадей и скот пришлось сдать в колхоз, а члены семьи разъехались по городам. В семье матери дед Игоря попал под раскулачивание как мельник, использующий наёмный труд, и был сослан на трудпоселение. По этой причине его дети были поражены в правах и лишались возможности учиться в высших учебных заведениях. Перед войной его отпустили к семье уже как инвалида. При встрече с семьёй он ничего не говорил, а только виновато и беспомощно улыбался беззубым ртом. Жить ему оставалось три месяца. Игорь не мог представить себе деда в таком жалком виде, когда смотрел на семейную фотографию, на которой тот в окружении детей и рядом с бабушкой выглядел красивым и мощным мужчиной с окладистой бородой. Новое знание о семье позволило подростку с неокрепшими мозгами в моменты размолвок со своей матерью проговаривать про себя с досадой: «Вот, кулацкая дочка!».
У отца Игоря, как члена партии, собралась и соответствующая литература. Здесь были труды классиков марксизма - ленинизма, стенографические отчёты о съездах партии и пленумах Верховного Совета, ЦК КПСС и показательных судебных процессах. Особый интерес у Игоря вызывала книга в красном переплёте о Великой Октябрьской социалистической революции. Она была хорошо оформлена, с большим количеством фотографий, переложенных папиросной бумагой. Игорю хотелось разобраться в тех персонажах, которые были изображены на групповых фотографиях. Он подходил к отцу, лежащему на диване, и просил рассказать кто из них кто. Отец говорил о тех, кого знал, но часто слышалось из его уст: «Враг народа, разоблачён как иностранный шпион и расстрелян». В этом случае Игорь пририсовывал к голове «шпиона» рога и перечёркивал его лицо крестом. Через некоторое время он заметил, что рогатых голов стало слишком много и это привело его в замешательство. В руки ему попалась стенография судебного процесса над академиком Николаем Вавиловым, и он не мог понять, чем может быть так опасен государству учёный, если даже у него «неправильное» направление исследований. Последние известия в прессе и по радио будоражили сознание о выявленном преступном заговоре врачей-евреев, покусившихся на жизни высших руководителей страны. Раньше Игорь не обращал особого внимания на национальность людей, но после этой новости он стал с подозрением присматриваться к евреям.
Лето выдалось на редкость сухим и жарким. Каблуки тонули в расплавленном асфальте. Ночами люди подолгу не могли заснуть в духоте каменных жилищ. Некоторые заворачивались во влажные простыни, другие допоздна проводили время на берегу реки и возвращались домой за полночь. Молодые люди, в основном девушки, собрались у подъезда, томимые духотой и скукой. У «малинника» притормозил проходивший мимо кавказский парень, торгующий на рынке фруктами. Его внимание привлекла вызывающими формами Венера из соседнего дома. Он с радостной улыбкой протянул ей красивое яблоко, постоянно освежая его носовым платком. Компания оживилась. Венера, смущаясь, отстранялась от него. «Да дай ты ему, не мучай мужика», - неожиданно появился Семён. Всем стало смешно. Он присел на скамеечку рядом с молодой женой Петра, водителя грузовика. Недавно тот оставил свою машину во дворе, не поставив на ручной тормоз. Неожиданно машина покатилась к воротам, угрожая разбить их и выехать на тротуар. В последний момент Семён успел заскочить в кабину и остановить машину.
- Зина, вот ты такая полная, большая, а «шалунья» твоя тоже большая?
- Да что ты, всё жиром заплыло, и стала она как игольное ушко.
- Да врёшь ты всё, - веселился Семён.
Так они продолжали мило беседовать, когда Игорь решил пойти на Волгу искупаться. Когда он вернулся, у подъезда никого уже не было. Игорь рывком открыл парадную дверь. В неосвещённом коридоре слабо высветилось лунное пятно оголённых женских ягодиц. Он растерянно остановился в дверях. Раздался запоздалый крик возмущения, и женская тень метнулась в боковой проём двери. Игорь узнал в ней соседку Светку с первого этажа, порядком тронутую умом. Семён шёл ему навстречу, на ходу застёгивая ширинку. «Помешал ты мне, я уже стянул с неё трусы, и тут ты вломился». Неудача его ничуть не расстроила.
Никто в их доме не имел в квартире икон, не молился, не крестился, и не посещал церковь, хотя она была совсем рядом. Но подавленные религиозные чувства в отдельные дни прорывались наружу: в Вербное воскресенье люди несли вербы; на пасху у всех были крашеные яйца и куличи. Между тем Игорь часто наблюдал вереницы людей, тянущихся под колокольный звон к очередной церковной службе. В большинстве своём это были пожилые люди, в основном старухи, с отрешённым видом бредущие по разделу двух миров, - реального и потустороннего. Он полагал, что в храме происходит таинственный обряд подготовки душ людей к переходу в иной, загробный мир, в который он, как атеист, не верил. Тем не менее, у него неосознанно возникал суеверный страх молодого здорового существа перед таинственной силой обрядов, способных привести в смятение его душу. Игорь не мог представить, что через много лет те симпатичные девчонки, которых он знал, превратятся в таких же старух и будут так же брести в полумраке к молитвенным храмам под призывный звон колоколов. Жизнь должна будет измениться, религия исчезнет, а церкви будут восприниматься только как архитектурные и исторические памятники. Некоторые православные действа всё-таки привлекали внимание не только верующих, но также и любопытствующих зевак, к числу которых относился и Игорь. В одну из зим в Крещенье на Волге сделали прорубь и установили сверкающий на солнце ледяной крест, украсивший заснеженную пустыню реки. В толпе у проруби царило праздничное настроение. Люди крестились, погружаясь в ледяную воду, подбадривали друг друга и держались молодецки после купели, ощущая себя бодрым и помолодевшими. Через несколько дней в газете «Правда» появилась критическая статья о слабой работе партийных органов города по антирелигиозной пропаганде среди населения.
Не в силах справиться с притяжением церкви, Игорь вошёл в её своды с оглядкой, опасаясь, что его увидят знакомые и, тем более, одноклассники. В полутёмном помещении ощущались непривычные запахи; горящие свечи вызывали отблески на окладах икон и придавали таинственность окружающему пространству. И написано было перед алтарём: «Христос из гроба, - освобождайтесь из уз греха». Он попал в отсутствие службы, только две старушки тихо и неспешно занимались какими- то своими делами. На выходе Игорь заметил на стене церковный календарь. Он стал просматривать его и вдруг замер от неожиданности. В одной строке было написано: « День рождения Иосифа Виссарионовича Сталина». Он не верил своим глазам. Оказывается, самый главный богоборец страны находился под покровительством церкви.
Через год Сталин умер, прихватив с собой на тот свет ещё несколько десятков человек, раздавленных толпой на его похоронах. Прошла долгожданная амнистия, закрыли дело о врачах-вредителях. Семён пересел на мотоцикл, и женился.
Саратов
“Наша улица” №172 (3) март
2014
