Юрий
Кувалдин
СТОЛ
рассказ
Во
двор вышли ребята, новоселы, познакомились, поговорили и решили вкопать за
трансформаторной подстанцией стол для карт и домино, а также, на любителя, для
шахмат. Но в шахматы среди ребят мало кто играл. Толян, который здорово стоял
на воротах, говорил, что играл на второй разряд, но проверить было не с кем.
Толян до этого жил в бараке в Останкине. У него был горбатый и красный нос.
Витек жил на Малой Ботанической, в пятиэтажке из силикатного кирпича, с двумя тетками
в одной комнате; вот теперь дали от райисполкома ему с
женой двухкомнатную. Лека вообще жил в Лосинке, у пограничного училища, в
каком-то шалаше, но так как работал на Северянке на заводе сельхозмашин, то и
дали ему на пятерых трехкомнатную. И другие ребята жили кто где, но больше
все на севере Москвы. Один Соловей приехал с Люсиновской; кстати, в футбол
играл неплохо, потому что в свое время выступал за “Красный пролетарий”, за
заводскую команду, на первенство Москвы. Они в одной группе были с “Мясокомбинатом”,
“Окружным отделением ж/д” и “Рублевом”. У Соловья было трое детей
один уже ездил после школы с рюкзачком в “Спартак” на Ширяевку.
Борька, здоровый, из третьего подъезда (он раньше на Михалковской улице жил), вынес бур, простой, такая палка с лопастями приваренными. Пробурили глубокую дырку и другую пробурили, и для скамеек пробурили. Потом Толян, Лека и Соловей притащили со стройки несколько асбестовых труб. Опустили трубы в отверстия, те встали почти что, как говорят, заподлицо, не шелохнутся. Сверху из бревнышек сделали пробки, вставили в отверстия торцов, а на них примостили сколоченную столешницу, пришили гвоздями. К вечеру и лавки были готовы.
Ну, тут, разумеется, сбросились, кто сколько мог: Толян дал трояк. Соловей - пятерку, Лека - рубль... Борька сбегал, успел взять по 2 р. 87 коп. два литра, то есть четыре пол-литры. Сели за стол обмывать. Выпили хорошо. Дяде Мите налили, он в тапочках вышел с собачонкой погулять. Потом он повеселел и вынес гармошку, еще на фронте выучился играть. Эх, и пели же все! И “Москву майскую”, и “По долинам и по взгорьям”!
Потом, разогревшись, сходили в деревню, выкопали несколько кустов сирени, принесли и уже в потемках посадили вокруг стола. Утром вышли любоваться столом. Он освещался весенним солнцем. Толян вынес домино. Сели все ребята. Пустили пенсионеров сначала. Потом разбились на команды: играли по парам. Кто-то принес пивка, похмелились. Потом гоношили-гоношили, набрали на красное по 1р. 12 коп., молдавское. К вечеру подсел к ним участковый, положил планшетку на стол, сыграл сначала один раз, потом другой, а потом червонец на стол положил. Взяли водки. Участковый выпил и интересно рассказывал о своей судьбе; оказывается, он не москвич был, а с Дальнего Востока, на сейнере ходил по Охотскому морю, рубли большие зарабатывал.
Осенью умер вдруг ни с того, ни с сего гармонист дядя Митя, Гроб вынесли ребята на руках во двор и поставили на стол попрощаться. Плакали все подряд. Скинулись тут, конечно, все, кто был дома. Женщины вышли с носовыми платочками. Голосили. Ребята поехали на Востряковское кладбище, до могилы дядю Митю донесли, и комья земли бросили в могилу, на крышку гроба. Потом приехали и за столом устроили поминки. Внук дяди Мити, Генка, после вынес дедовскую гармошку и неумело пропиликал “Амурские волны”.
Женщины года два приглядывались к столу, а потом, когда ребята были на работе, в тени сирени стали играть в подкидного дурака и сплетничать. Но как к вечеру ребята приходили с работы, то уступали им место.
На следующий год случайно попал под машину Толян. Хоронили все ребята, гроб поставили на стол, а венки прислонили к лавкам. Потом все ребята, кто мог, сели в похоронный автобус и повезли в последний путь Толяна па Домодедовское кладбище...
В живых теперь только Соловей, ему 70 лет; он стоит у окна на кухне и смотрит на стол, все тот же, за которым сидят ребята, молодые, и играют в домино. Среди играющих внук Соловья, Петя. Он студент медицинской академии. После занятий пришел и сразу побежал играть в домино. Традиция.
Потом, когда, наигравшись, он вернулся, Соловей сказал ему:
- Когда помру, не забудь гроб со мной на стол во дворе поставить.
Борька, здоровый, из третьего подъезда (он раньше на Михалковской улице жил), вынес бур, простой, такая палка с лопастями приваренными. Пробурили глубокую дырку и другую пробурили, и для скамеек пробурили. Потом Толян, Лека и Соловей притащили со стройки несколько асбестовых труб. Опустили трубы в отверстия, те встали почти что, как говорят, заподлицо, не шелохнутся. Сверху из бревнышек сделали пробки, вставили в отверстия торцов, а на них примостили сколоченную столешницу, пришили гвоздями. К вечеру и лавки были готовы.
Ну, тут, разумеется, сбросились, кто сколько мог: Толян дал трояк. Соловей - пятерку, Лека - рубль... Борька сбегал, успел взять по 2 р. 87 коп. два литра, то есть четыре пол-литры. Сели за стол обмывать. Выпили хорошо. Дяде Мите налили, он в тапочках вышел с собачонкой погулять. Потом он повеселел и вынес гармошку, еще на фронте выучился играть. Эх, и пели же все! И “Москву майскую”, и “По долинам и по взгорьям”!
Потом, разогревшись, сходили в деревню, выкопали несколько кустов сирени, принесли и уже в потемках посадили вокруг стола. Утром вышли любоваться столом. Он освещался весенним солнцем. Толян вынес домино. Сели все ребята. Пустили пенсионеров сначала. Потом разбились на команды: играли по парам. Кто-то принес пивка, похмелились. Потом гоношили-гоношили, набрали на красное по 1р. 12 коп., молдавское. К вечеру подсел к ним участковый, положил планшетку на стол, сыграл сначала один раз, потом другой, а потом червонец на стол положил. Взяли водки. Участковый выпил и интересно рассказывал о своей судьбе; оказывается, он не москвич был, а с Дальнего Востока, на сейнере ходил по Охотскому морю, рубли большие зарабатывал.
Осенью умер вдруг ни с того, ни с сего гармонист дядя Митя, Гроб вынесли ребята на руках во двор и поставили на стол попрощаться. Плакали все подряд. Скинулись тут, конечно, все, кто был дома. Женщины вышли с носовыми платочками. Голосили. Ребята поехали на Востряковское кладбище, до могилы дядю Митю донесли, и комья земли бросили в могилу, на крышку гроба. Потом приехали и за столом устроили поминки. Внук дяди Мити, Генка, после вынес дедовскую гармошку и неумело пропиликал “Амурские волны”.
Женщины года два приглядывались к столу, а потом, когда ребята были на работе, в тени сирени стали играть в подкидного дурака и сплетничать. Но как к вечеру ребята приходили с работы, то уступали им место.
На следующий год случайно попал под машину Толян. Хоронили все ребята, гроб поставили на стол, а венки прислонили к лавкам. Потом все ребята, кто мог, сели в похоронный автобус и повезли в последний путь Толяна па Домодедовское кладбище...
В живых теперь только Соловей, ему 70 лет; он стоит у окна на кухне и смотрит на стол, все тот же, за которым сидят ребята, молодые, и играют в домино. Среди играющих внук Соловья, Петя. Он студент медицинской академии. После занятий пришел и сразу побежал играть в домино. Традиция.
Потом, когда, наигравшись, он вернулся, Соловей сказал ему:
- Когда помру, не забудь гроб со мной на стол во дворе поставить.
И
заплакал. Внук расхохотался и сказал:
- Я тебя, как Ленина, забальзамирую!
- Я тебя, как Ленина, забальзамирую!
Журнал
“Новая Россия” (бывший «Советский Союз», главный редактор Александр Мишарин,
сценарист фильма Андрея Тарковского «Зеркало»), № 1-2000
Юрий
Кувалдин Собрание сочинений в 10 томах Издательство "Книжный сад",
Москва, 2006, тираж 2000 экз. Том 2, стр. 430.
