Маргарита Прошина
ЗАИГРАННАЯ ПЛАСТИНКА
рассказ
Дашу с Михаилом познакомил Борис, сын сотрудника нашего посольства в Дании, довольно разносторонних интересов и знаний москвич со связями, любитель «Мартини» и чёрного кофе, поклонник Иегудима Менухина, в американских джинах и в футболке с номером 10 на спине и именем «Месси». А Михаил, уроженец деревни из-под Нижнего Новгорода, в институт попал без экзаменов как победитель областной математической олимпиады. Михаил был кряжист, медлителен, с лицом широкой лепки. Борис же, как типичный интеллигентный моквич, был худощав, узколиц, довольно высок, чёрные волосы причёсывал на бочок и пробривал пробор. Борис с Михаилом учились в одной группе.
Борис с легкостью преуспевал в любовных похождениях, чего о застенчивом, даже замкнутом Михаиле сказать было нельзя, поскольку он вообще не познал еще ни одной женщины, над чем при всяком удобном и неудобном случае, вводя в краску Михаила, посмеивался Борис.
Как-то весной, когда уже зацвела сирень, Борис в очередной раз на улице подцепил девушку, которая сразу повела его к себе и предложила проникнуть к ней в квартиру через окно, потому что жила на первом этаже пятиэтажки.
Эту девушку и звали Дашей. У неё были темно-рыжие волосы и лицо с веснушками.
До Бориса у нее побывал сосед сверху, в знак благодарности подаривший Даше заигранную долгоиграющую пластинку Вивальди «Времена года». С тех пор Даша пилила эту пластинку постоянно. И при Борисе завела.
- Я обожаю Вивальди, - сказала она, когда он под музыку целовал её грудь.
- Да, неплохая музыка, - довольно равнодушно согласился Борис.
Насладившись Дашей, Борис решил просветить Михаила насчет простоты любовных отношений, и познакомил друга с ней. Но тут произошла странная вещь, Миша сразу влюбился в Дашу, которая завела его к себе через дверь и тут же включила проигрыватель с Вивальди.
- Ты любишь Вивальди? - сразу спросила Даша.
Честно, а правду Михаил понимал так, что нужно говорить то, что думаешь, сказал:
- Никогда о нём раньше не слышал.
- Эх, деревня!
Миша слегка покраснел, но, подавив в себе смущение, спросил:
- А как ты догадалась, что я деревенский?
- А откуда ж ещё, если Вивальди не знаешь. От него вся Москва балдеет.
Тут Михаил действительно понял, что он не москвич.
- Ну и что, что я из деревни. У нас, знаешь, какой математический кружок был!
О Михаиле на курсе шла молва, что он станет продвинутым ученым. Он был самым лучшим учеником в своей сельской школе, особенно ему удавалась математика. Уже в пятом классе он с лёгкостью решал сложные задачи, которые были не в состоянии понять старшеклассники. Учительница предсказывала ему блестящее будущее.
Но одно дело предсказывать, а другое - сбыться. Сбывается далеко не всё, что пророчится. Особенно это касается одарённых детей, школьников. Посверкают юными лицами, даже по телевизору покажут, а потом исчезают куда-то бесследно.
Пластинка с Вивальди зашипела, закончившись.
- Какой ещё кружок! При чём тут математика? Я - москвичка! Ты понимаешь хоть это? Москвичка!
Даша подошла к проигрывателю и поставила пластинку с начала.
- Это я понимаю. Ты очень мне нравишься!
- Правда?
- Я никогда не кривлю душой.
- Значит, и Вивальди тебе понравится?!
На это Михаил не мог сказать ни «да», ни «нет», поскольку до сих пор кроме математики его в жизни почти ничего не интересовало. Хотя после близости с любвеобильной Дашей он подверг сомнению эту свою приземлённую категоричность, познав нечто такое, что уносит его помимо воли куда-то в небеса или в какие-то дали неоглядные.
- Я думаю, что понравится, потому что нравится тебе… Ви-ва-ль-ди!
Даша была поздним, четвёртым ребёнком, внебрачным, от поздней любви шальной мамаши, у которой до Даши было трое, а после смерти мужа, захотелось ещё любви, хоть с первым встречным, и она нашла его на рынке, грузчика Сенечку, с золотым зубом, и наколотым на груди орлом с мощными распахнутыми крыльями.
Сенечка жил в вагончике, спал на топчане, под голову вместо подушки подкладывал телогрейку, был значительно моложе её, хотя отмотал уже семь лет за разбой. Через несколько месяцев совместного проживания выяснилось, что у них будет ребёнок. Сеня нисколько не возражал, даже воодушевленно поддержал её, но на предложение вступить в законный брак ответил уклончиво, а через пару месяцев и вовсе исчез, прихватив с собой все деньги и всё ценное, что было накоплено в течение всей жизни, кто он такой и откуда мать понятия не имела.
Мысли о Даше с первого свидания оттеснили все другие заботы Миши. Он даже лекции стал пропускать, чтобы как можно чаще встречаться с возлюбленной. Ничего подобного с ним никогда прежде не случалось. Только рядом с Дашей он был невероятно счастлив, стоило им ненадолго разлучиться, как ему казалось, что почва уходит из-под ног.
Даша тоже чувствовала себя рядом с Михаилом так уверенно, как никогда прежде. От его любви она так похорошела, что даже Борис был удивлён тем, как чувства изменили его друга и случайную знакомую. Он пытался понять, чем невзрачная Даша, с которой кроме как о заигранной пластинке Вивальди поговорить не о чем, так очаровала Мишу, но ответа, как ни старался, не нашёл.
Даша с Михаилом стали жить вместе и слушать заигранную пластинку Вивальди, музыка которого была началом их любви. Даша устроилась санитаркой в больницу рядом с домом, а Миша подрабатывал на кафедре.
Когда Даша сообщила ему, что у них будет ребёнок, Миша был вне себя от радости до такой степени, что пристрастие его к математике ушло на второй план, а потом и вовсе забылась. Они с Дашей расписались.
Пышной свадьбы у молодых не было. Посидели скромно за столом. Михаил пригласил Бориса и своего дядю Колю, строителя, который больше года назад приехал в Москву на заработки, и поскольку был мастером на все руки, занимался ремонтом квартир, а через несколько месяцев даже сколотил бригаду.
Сумасбродная мамаша Даши невероятно гордилась учёным зятем и, чтобы не мешать молодым, выписалась из квартиры и ушла жить к старшей дочери. Миша защитил диплом и занялся поисками работы, но зарплаты младшего научного сотрудника было совершенно недостаточно, чтобы обеспечить семью, особенно после рождения сына Вовки. Михаил решил, что следует искать другие возможности заработка, чтобы обеспечить жену и сына. Он ходил на собеседования в разные организации, но так и не нашёл ничего подходящего. Михаилу было невдомёк, что его неотёсанность, простодушие и даже бескомпромиссность - причина неудач.
Борис не без связей отца устроился главным аналитиком в крупную корпорацию на солидную зарплату. Он никогда не испытывал проблем с деньгами, и был даже не просто добрым парнем, а ветреным, именно потому, что любил швырять деньги на ветер. Чтобы помочь другу, Борис предложил Михаилу отправить на всё лето Дашу с годовалым Вовочкой на пустующую родительскую дачу. Предложение Бориса очень обрадовало Мишу. Всё лето провести на свежем воздухе с ребёнком совершенно бесплатно, - о таком и не мечталось.
Старый бревенчатый двухэтажный дом, пьянящий воздух, тишина вызвали у Михаила тоску по родному селу, по родительскому дому. Он по-хозяйски оглядел заросший участок, для начала смазал двери, потом подправил ступеньки, наколол дров, протопил печь и перевез жену с сыном.
Даша никогда прежде не бывала на подобной даче. Она с нескрываемым любопытством ходила по дому. Осматривалась. Ей всё в доме было в диковинку: лестница на второй этаж, вдоль которой на стене висели старые фотографии в рамках, книжные полки с книгами в тёмных переплётах с потускневшим золотым тиснением, большой овальный стол, на котором уже много лет беспробудным сном спал самовар, картины на стенах - всё вызывало у неё неподдельный трепет. Она почувствовала себя неуютно в чужом и незнакомом мире. Но Миша успокоил её, пообещав привезти на следующий день её мать, и, конечно, проигрыватель с любимой пластинкой Вивальди, которая будет в его отсутствие напоминать Даше о нём.
Мать Даши, только вступив «на барскую усадьбу» и расцеловав три раза дочь, сразу прослезилась, как-то судорожно вскинула руки к небу и простонала: «Господи, в рай попала!». И действительно, весь участок благоухал зеленью кустов сирени, старых яблонь, и даже нескольких кипарисов. Прежде всего, мать взяла на руки Вовку и ходила с ним, как полоумная, по тропинкам участка, вдыхая полной грудью майские ароматы, и без остановки, покачивая внука, напевала: «Баба сеяла горох, прыг-скок, прыг-скок…»
Насытившись ребёнком, она сунула его Даше, и стала осматривать дом, примеряясь, с чего бы начать уборку, и тут же обернула веник влажной марлей и стала смахивать паутину в углах и на карнизах, затем взяла ведро с водой и намыла до блеска полы, после чего принялась за мытьё окон, которые, как выражалась мамаша, «заросли мохом». От робости она оставляла все вещи обитателей дома на своих местах, как будто боялась, что её за самоуправство прогонят, не в состоянии понять, что хозяйка теперь здесь её дочь, Даша, поэтому бубнила своё:
- Ничего не выбрасывай, дочка! Ничего не переставляй, пусть всё будет, как у хозяев!
- Ну, началось, - вздохнула Даша. - Я здесь хозяйка. Теперь не старые времена, как у вас. И, вообще, перестань мне указывать и делать замечания! Я сама теперь замужем, и сама мать!
Мамаша потупила взор и опять прослезилась.
- Родной матери-то не гоже так говорить! - выплакала она.
- А чего я такого сказала?!
- Ты ж моё чадо…
- Какое ещё «чадо»?
- Я ж тебя родила…
- Я этого не помню! - с досадным чувством отмахнулась Даша.
- Ладно… Не убирай ничего с места, не выбрасывай… - бурчала своё мать.
Но в словах матери была и некоторая правда. Это Даша поняла, вспомнив, что хотела было выбросить изящную сахарницу с отбитой ручкой и две чашки из сервиза, а теперь передумала.
Расстроенная мать, с глазами, полными слёз, схватила свою сумку и вышла на участок. Так как без дела сидеть не умела, расчистила место под клумбу перед террасой и, достав из сумки пакетики семян цветов, посеяла их.
Утром мать занялась грядками, так как у неё были еще семена укропа и петрушки. Внук Вовочка с маленькой лопаточкой увлечённо помогал бабушке.
В доме ребёнка очень интересовала лестница на второй этаж, и он постоянно пытался самостоятельно забраться наверх, стоило только взрослым упустить его из виду. Чтобы отвлечь сына, Даша гуляла с ним по участку. Вовочка трогательно нюхал цветы Иван-чая, Ивана-да-Марьи, смеялся, когда Даша произносила названия цветов, оглядывался и повторял:
- Де?
То есть «где?» - понимала Даша, и вновь объясняла Володе всё, что знала про цветы.
В зарослях шиповника Вовочка испугался огромной жужжащей мухи, которая села ему на лоб, и громко заплакал. Даша, чтобы отвлечь сына, тоже зажужжала и закружилась, объясняя, что муха перепутала его с цветком.
Наблюдая за сыном, который менялся на глазах, Даша всё больше удивлялась невероятному чуду рождения. «Как это из соединения невидимых ей каких-то клеток, возник ребёнок с глазками, ротиком, носиком, - думала она, - откуда он знает, что красиво, вкусно, запоминает, что огонь может обжечь…». Даша усмехалась над собой прежней, когда она мечтала о какой-то сказочной, иллюзорной жизни, не понимая, что счастье заключено в рождении ребёнка, и в заботливом, надёжном, любящем муже.
Мать Даши всё время стирала ползунки и пелёнки, развешивая их на веревке, протянутой между двумя соснами, росшими у забора со стороны улицы. Потом принималась варить первое, жарить второе и обязательно компот или кисель, а к вечеру непременно поливала свои грядки, при этом постоянно приговаривала:
- Вот, доченька, слава Богу, ты в достатке и любви живёшь! Тебе образованный, хозяйственный человек достался!
Даша кивала, обнимала сына и всё больше влюблялась в Мишу.
Отправив семью на дачу, Миша задумал привести в порядок квартиру, которая уже давно ждала настоящего ремонта. Тем более, что Борис неожиданно поразил его щедрым дружеским поступком:
- Миша, на-ка тебе пару тысчёнок зелёных…
- Да ты обалдел!
- Это ты обалдеешь, когда я тебе скажу, что получил на прошлой неделе сорок тысяч такой зелени…
- Не может быть! - воскликнул Миша.
- Э-э, старик, ты что не понял, что социализм кончился?
- Откуда я пойму?
- Дело своё нужно открывать! - произнёс Борис и щелкнул пальцами.
Миша, не веря в такую безмерную щедрость друга, спросил:
- С чего я буду отдавать, я ж безработный?
- Миша, ты меня обижаешь! - воскликнул Борис, дымя трубкой. - Это без отдачи, как строителю новой семьи! - и громко рассмеялся, подморгнув.
- Вот приведу прежде квартиру в порядок и решу, чем заняться, - сказал Миша.
Он позвал дядю Колю ремонтировать квартиру.
- Миша, надо с окон начинать, - сказал дядя Коля, - а потом уже потолок. Окна нужно на заводе заказать. Самовывозом. Так будет дешевле, а установим сами.
Поставили окна.
В шапке из газеты Миша начать белить под руководством дяди Коли потолок.
- Ты заподлицо крась-то, Миша!
- Это как, дядь Коля?
Дядя Коля сам влез на стремянку и показал. Как же ловко у него всё получалось! С сантехникой он был на «ты». Линолеум у него как будто сам ложился гладко без пузырей, плинтуса на жидкие гвозди сами просились. Поставили новые двери. Дядя Коля окинул внимательным взглядом плоды труда и довольный результатом сказал:
- Ну, племянник, молодца! Вышел из тебя толк. Недаром мы с отцом твоим тебя уму разуму учили, ежели у тебя жилка наша мужицкая!
- А что, дядя Коля, есть у тебя надёжные рукастые мужики? Потянем мы своё дело, строительное? Борис поможет оформить нам все бумаги, в дело войдёт. Как думаешь?
- Чего ж не потянуть, потянем. Мы же не пальцем деланные.
- Это точно!
Мише припомнилось детство. Раннее утро. Изба на берегу реки, еще сонной и в дымке. Миша босой, спросонья, протирая глаза, открывает ворота, выгоняет корову с телёночком, овец, барана Лёню, и идет вдоль улицы, собирая у односельчан стадо на пастбище. Сегодня их очередь пасти скотину. Мать несет таз с объедками курам, выпускает гусей. «Кати-кати-кати», «цыпа-цыпа-цыпа» доносится со всех сторон. Просыпается деревня. Запах трав и сена приятно щекочет ноздри, на душе покой. Хорошо! Вечером пригнал скотину, да окунулся в реке.
А то Миша видит себя промокшего под проливным дождём в поле на уборке картошки, а потом входит в жарко натопленную новую баню, поставленную вместе с отцом и дядей Колей. Как же они дружно строгали, пилили, таскали брёвна, конопатили. Отец объяснял им все тонкости этого, на первый взгляд, нехитрого дела. Баня получилась на славу - усталость снимает, от всех болезней лечит.
Миша помогал отцу класть печи односельчанам. Отец считался лучшим печником не только в их селе, но и во всём районе. Мишу он выделял из троих сыновей как самого смышлёного и толкового работника. Вспомнил Миша, как подростком самостоятельно обновил забор и установил калитку, когда отец работал на тракторе в поле. До сих пор стоит, не покосилась нисколько.
Заманчивое предложение Бориса открыть своё дело всё больше увлекало Мишу, тем более, что физическая работа всегда доставляла ему удовольствие, не меньше математики. Он прекрасно понимал, что, строительная фирма, выполняющая качественно под ключ заказы на строительство любых частных домов, хозяйственных построек, осуществляющая ремонт, даст ему свободу и хороший доход, который позволит достойно содержать семью.
Михаил старался вырываться на дачу как можно чаще хотя бы на день. И в каждый свой приезд топил печь. Кажется, нет ничего более завораживающего и притягательнее живого огня в печи. Магнетическая сила огня не позволяет отвести взгляд. Для Михаила не было ничего прекраснее печного тепла, которое никак не заменят городские батареи. Розжиг огня - ритуал особый. Прежде всего, он клал в печь одно-два сухих полена, бросал скомканную бумагу, несколько лучин, одной из них поджигал остальные и наблюдал за синими язычками пламени, которые сначала робко начинали чарующий танец, а затем, потрескивая, набирали силу, огонь переходил на поленья, огненные искры, вспыхивая, взлетали и рассыпались по сторонам. Целительная, очаровывающая сила живого огня пробуждала фантазию, наполняла его силой и желанием остановить мгновение.
Как-то раз к нему домой на чёрном джипе подъехал Борис и предложил отправиться на дачу вместе, поскольку Миша постоянно звал его. Подъехав к дому, друзья увидели Вовочку, который бежал к ним навстречу, привлечённый звуком автомобиля. Даша, в милом розовом стёганом халатике, с переливающимися перламутровыми пуговицами, следовала за сыном, пытаясь поймать его руку, чтобы уберечь от падения. Выскочив из машины, Миша торопливо подхватил сыны на руки, поцеловал жену, и шепнул ей, что она - настоящая красавица.
Борис был искренне удивлён, когда увидел на сплошь увитой диким виноградом просторной веранде большой овальный стол, обильно уставленный блинами, салатами, пирогами и прочими вкусностями, как в годы его юности. Он никак не ожидал от Даши таких хозяйских способностей.
- Ну, тут все домочадцы будут в восторге! - потирая руки, воскликнул Борис.
Даша встрепенулась, ухватив ухом что-то очень важное, и вослед Борису с чувством произнесла:
- Чадо-чадо, домочадцы!
Все рассмеялись.
Борис поднялся на второй этаж в свою комнату, в которой в прежние времена каждая вещица знала своё место, была полезна или памятна. Он не был в комнате несколько лет, и вещицы потеряли своё значение. Они ведь нужны были исключительно ему. Чтобы подчеркнуть своё значение - мелкие вещи, порой, терялись, опять находились, радуя хозяина. Теперь же они как-то потускнели, превратившись просто в груду хлама, а ведь каждая вещица была нужна. Вот в подставке на столе лежит колпачок от авторучки «паркер», которую отец подарил ему когда-то, ручка исчезла, а колпачок остался. Вот на столе сиротливо лежат солнцезащитные очки, огрызок химического карандаша, блокнот с неразборчивыми торопливыми записями, зажигалка - всё это исчезнет в мешке для мусора. Эти вещи уже не нужны. Он взял колпачок от авторучки, задумчиво повертел в руке и бережно положил на место.
Обедали под непрерывный стук дятла на высокой сосне рядом с террасой, на перилах которой щебетали синички и трясогузки в ожидании угощения.
Давно Борис не получал такого удовольствия от варёной картошки с укропом, малосольных огурцов, селёдки и жареных пирожков с яйцом и зелёным луком. Борис с Мишей ели так аппетитно, что маленький Вовочка тоже попросил добавки.
После ужина вниманием отца и дяди всецело завладел Вовочка. Они носились по участку с мячом, хохотали и шумели так, что Вовочка категорически отказывался ложиться спать. Он горько заплакал, когда родители уложили его в кроватку. Ни мать, ни отец, ни бабушка не могли его успокоить. Тогда Борис попросил оставить его с ребёнком вдвоём. Он взял с полки «Детство» Толстого, открыл книгу и начал негромко читать: «12 августа 18..., ровно в третий день после дня моего рождения, в который мне минуло десять лет и в который я получил такие чудесные подарки, в семь часов утра - Карл Иваныч разбудил меня, ударив над самой моей головой хлопушкой - из сахарной бумаги на палке - по мухе…»
Вовочка утих, наблюдая за читающим дядей, а при слове «муха» Вовочка произнес: «жу-жу-жу…».
Борис кивнул, погладил его по головке и продолжил чтение: «Он сделал это так неловко, что задел образок моего ангела, висевший на дубовой спинке кровати, и что убитая муха упала мне прямо на голову. Я высунул нос из-под одеяла, остановил рукою образок, который продолжал качаться, скинул убитую муху на пол и хотя заспанными, но сердитыми глазами окинул Карла Иваныча. Он же, в пестром ваточном халате, подпоясанном поясом из той же материи, в красной вязаной ермолке с кисточкой и в мягких козловых сапогах, продолжал ходить около стен, прицеливаться и хлопать…».
При этих словах Толстого Вовочка уже сладко спал. Борис закрыл книгу и тихонько вышел из комнаты, осторожно прикрыв дверь.
На террасе его ждали изумлённые родители.
Сели пить чай.
Борис невольно вспомнил о том, сколько прекрасных лет пронеслось в этом надёжном замкнутом мире и кануло бесследно, а в те сладостные минуты уверенность в том, что так будет всегда, его не покидала.
Таинственный полумрак и бесконечные разговоры, споры, задушевные беседы.
Лица скрывают тени, только горящие огоньки глаз мелькают на них. Соломенные кресла и стулья, продавленный диван с множеством подушечек, расцвеченных поблекшей от времени вышивкой крестиком и гладью - всё было как прежде, когда здесь хозяйничала бабушка.
Борис с легкостью преуспевал в любовных похождениях, чего о застенчивом, даже замкнутом Михаиле сказать было нельзя, поскольку он вообще не познал еще ни одной женщины, над чем при всяком удобном и неудобном случае, вводя в краску Михаила, посмеивался Борис.
Как-то весной, когда уже зацвела сирень, Борис в очередной раз на улице подцепил девушку, которая сразу повела его к себе и предложила проникнуть к ней в квартиру через окно, потому что жила на первом этаже пятиэтажки.
Эту девушку и звали Дашей. У неё были темно-рыжие волосы и лицо с веснушками.
До Бориса у нее побывал сосед сверху, в знак благодарности подаривший Даше заигранную долгоиграющую пластинку Вивальди «Времена года». С тех пор Даша пилила эту пластинку постоянно. И при Борисе завела.
- Я обожаю Вивальди, - сказала она, когда он под музыку целовал её грудь.
- Да, неплохая музыка, - довольно равнодушно согласился Борис.
Насладившись Дашей, Борис решил просветить Михаила насчет простоты любовных отношений, и познакомил друга с ней. Но тут произошла странная вещь, Миша сразу влюбился в Дашу, которая завела его к себе через дверь и тут же включила проигрыватель с Вивальди.
- Ты любишь Вивальди? - сразу спросила Даша.
Честно, а правду Михаил понимал так, что нужно говорить то, что думаешь, сказал:
- Никогда о нём раньше не слышал.
- Эх, деревня!
Миша слегка покраснел, но, подавив в себе смущение, спросил:
- А как ты догадалась, что я деревенский?
- А откуда ж ещё, если Вивальди не знаешь. От него вся Москва балдеет.
Тут Михаил действительно понял, что он не москвич.
- Ну и что, что я из деревни. У нас, знаешь, какой математический кружок был!
О Михаиле на курсе шла молва, что он станет продвинутым ученым. Он был самым лучшим учеником в своей сельской школе, особенно ему удавалась математика. Уже в пятом классе он с лёгкостью решал сложные задачи, которые были не в состоянии понять старшеклассники. Учительница предсказывала ему блестящее будущее.
Но одно дело предсказывать, а другое - сбыться. Сбывается далеко не всё, что пророчится. Особенно это касается одарённых детей, школьников. Посверкают юными лицами, даже по телевизору покажут, а потом исчезают куда-то бесследно.
Пластинка с Вивальди зашипела, закончившись.
- Какой ещё кружок! При чём тут математика? Я - москвичка! Ты понимаешь хоть это? Москвичка!
Даша подошла к проигрывателю и поставила пластинку с начала.
- Это я понимаю. Ты очень мне нравишься!
- Правда?
- Я никогда не кривлю душой.
- Значит, и Вивальди тебе понравится?!
На это Михаил не мог сказать ни «да», ни «нет», поскольку до сих пор кроме математики его в жизни почти ничего не интересовало. Хотя после близости с любвеобильной Дашей он подверг сомнению эту свою приземлённую категоричность, познав нечто такое, что уносит его помимо воли куда-то в небеса или в какие-то дали неоглядные.
- Я думаю, что понравится, потому что нравится тебе… Ви-ва-ль-ди!
Даша была поздним, четвёртым ребёнком, внебрачным, от поздней любви шальной мамаши, у которой до Даши было трое, а после смерти мужа, захотелось ещё любви, хоть с первым встречным, и она нашла его на рынке, грузчика Сенечку, с золотым зубом, и наколотым на груди орлом с мощными распахнутыми крыльями.
Сенечка жил в вагончике, спал на топчане, под голову вместо подушки подкладывал телогрейку, был значительно моложе её, хотя отмотал уже семь лет за разбой. Через несколько месяцев совместного проживания выяснилось, что у них будет ребёнок. Сеня нисколько не возражал, даже воодушевленно поддержал её, но на предложение вступить в законный брак ответил уклончиво, а через пару месяцев и вовсе исчез, прихватив с собой все деньги и всё ценное, что было накоплено в течение всей жизни, кто он такой и откуда мать понятия не имела.
Мысли о Даше с первого свидания оттеснили все другие заботы Миши. Он даже лекции стал пропускать, чтобы как можно чаще встречаться с возлюбленной. Ничего подобного с ним никогда прежде не случалось. Только рядом с Дашей он был невероятно счастлив, стоило им ненадолго разлучиться, как ему казалось, что почва уходит из-под ног.
Даша тоже чувствовала себя рядом с Михаилом так уверенно, как никогда прежде. От его любви она так похорошела, что даже Борис был удивлён тем, как чувства изменили его друга и случайную знакомую. Он пытался понять, чем невзрачная Даша, с которой кроме как о заигранной пластинке Вивальди поговорить не о чем, так очаровала Мишу, но ответа, как ни старался, не нашёл.
Даша с Михаилом стали жить вместе и слушать заигранную пластинку Вивальди, музыка которого была началом их любви. Даша устроилась санитаркой в больницу рядом с домом, а Миша подрабатывал на кафедре.
Когда Даша сообщила ему, что у них будет ребёнок, Миша был вне себя от радости до такой степени, что пристрастие его к математике ушло на второй план, а потом и вовсе забылась. Они с Дашей расписались.
Пышной свадьбы у молодых не было. Посидели скромно за столом. Михаил пригласил Бориса и своего дядю Колю, строителя, который больше года назад приехал в Москву на заработки, и поскольку был мастером на все руки, занимался ремонтом квартир, а через несколько месяцев даже сколотил бригаду.
Сумасбродная мамаша Даши невероятно гордилась учёным зятем и, чтобы не мешать молодым, выписалась из квартиры и ушла жить к старшей дочери. Миша защитил диплом и занялся поисками работы, но зарплаты младшего научного сотрудника было совершенно недостаточно, чтобы обеспечить семью, особенно после рождения сына Вовки. Михаил решил, что следует искать другие возможности заработка, чтобы обеспечить жену и сына. Он ходил на собеседования в разные организации, но так и не нашёл ничего подходящего. Михаилу было невдомёк, что его неотёсанность, простодушие и даже бескомпромиссность - причина неудач.
Борис не без связей отца устроился главным аналитиком в крупную корпорацию на солидную зарплату. Он никогда не испытывал проблем с деньгами, и был даже не просто добрым парнем, а ветреным, именно потому, что любил швырять деньги на ветер. Чтобы помочь другу, Борис предложил Михаилу отправить на всё лето Дашу с годовалым Вовочкой на пустующую родительскую дачу. Предложение Бориса очень обрадовало Мишу. Всё лето провести на свежем воздухе с ребёнком совершенно бесплатно, - о таком и не мечталось.
Старый бревенчатый двухэтажный дом, пьянящий воздух, тишина вызвали у Михаила тоску по родному селу, по родительскому дому. Он по-хозяйски оглядел заросший участок, для начала смазал двери, потом подправил ступеньки, наколол дров, протопил печь и перевез жену с сыном.
Даша никогда прежде не бывала на подобной даче. Она с нескрываемым любопытством ходила по дому. Осматривалась. Ей всё в доме было в диковинку: лестница на второй этаж, вдоль которой на стене висели старые фотографии в рамках, книжные полки с книгами в тёмных переплётах с потускневшим золотым тиснением, большой овальный стол, на котором уже много лет беспробудным сном спал самовар, картины на стенах - всё вызывало у неё неподдельный трепет. Она почувствовала себя неуютно в чужом и незнакомом мире. Но Миша успокоил её, пообещав привезти на следующий день её мать, и, конечно, проигрыватель с любимой пластинкой Вивальди, которая будет в его отсутствие напоминать Даше о нём.
Мать Даши, только вступив «на барскую усадьбу» и расцеловав три раза дочь, сразу прослезилась, как-то судорожно вскинула руки к небу и простонала: «Господи, в рай попала!». И действительно, весь участок благоухал зеленью кустов сирени, старых яблонь, и даже нескольких кипарисов. Прежде всего, мать взяла на руки Вовку и ходила с ним, как полоумная, по тропинкам участка, вдыхая полной грудью майские ароматы, и без остановки, покачивая внука, напевала: «Баба сеяла горох, прыг-скок, прыг-скок…»
Насытившись ребёнком, она сунула его Даше, и стала осматривать дом, примеряясь, с чего бы начать уборку, и тут же обернула веник влажной марлей и стала смахивать паутину в углах и на карнизах, затем взяла ведро с водой и намыла до блеска полы, после чего принялась за мытьё окон, которые, как выражалась мамаша, «заросли мохом». От робости она оставляла все вещи обитателей дома на своих местах, как будто боялась, что её за самоуправство прогонят, не в состоянии понять, что хозяйка теперь здесь её дочь, Даша, поэтому бубнила своё:
- Ничего не выбрасывай, дочка! Ничего не переставляй, пусть всё будет, как у хозяев!
- Ну, началось, - вздохнула Даша. - Я здесь хозяйка. Теперь не старые времена, как у вас. И, вообще, перестань мне указывать и делать замечания! Я сама теперь замужем, и сама мать!
Мамаша потупила взор и опять прослезилась.
- Родной матери-то не гоже так говорить! - выплакала она.
- А чего я такого сказала?!
- Ты ж моё чадо…
- Какое ещё «чадо»?
- Я ж тебя родила…
- Я этого не помню! - с досадным чувством отмахнулась Даша.
- Ладно… Не убирай ничего с места, не выбрасывай… - бурчала своё мать.
Но в словах матери была и некоторая правда. Это Даша поняла, вспомнив, что хотела было выбросить изящную сахарницу с отбитой ручкой и две чашки из сервиза, а теперь передумала.
Расстроенная мать, с глазами, полными слёз, схватила свою сумку и вышла на участок. Так как без дела сидеть не умела, расчистила место под клумбу перед террасой и, достав из сумки пакетики семян цветов, посеяла их.
Утром мать занялась грядками, так как у неё были еще семена укропа и петрушки. Внук Вовочка с маленькой лопаточкой увлечённо помогал бабушке.
В доме ребёнка очень интересовала лестница на второй этаж, и он постоянно пытался самостоятельно забраться наверх, стоило только взрослым упустить его из виду. Чтобы отвлечь сына, Даша гуляла с ним по участку. Вовочка трогательно нюхал цветы Иван-чая, Ивана-да-Марьи, смеялся, когда Даша произносила названия цветов, оглядывался и повторял:
- Де?
То есть «где?» - понимала Даша, и вновь объясняла Володе всё, что знала про цветы.
В зарослях шиповника Вовочка испугался огромной жужжащей мухи, которая села ему на лоб, и громко заплакал. Даша, чтобы отвлечь сына, тоже зажужжала и закружилась, объясняя, что муха перепутала его с цветком.
Наблюдая за сыном, который менялся на глазах, Даша всё больше удивлялась невероятному чуду рождения. «Как это из соединения невидимых ей каких-то клеток, возник ребёнок с глазками, ротиком, носиком, - думала она, - откуда он знает, что красиво, вкусно, запоминает, что огонь может обжечь…». Даша усмехалась над собой прежней, когда она мечтала о какой-то сказочной, иллюзорной жизни, не понимая, что счастье заключено в рождении ребёнка, и в заботливом, надёжном, любящем муже.
Мать Даши всё время стирала ползунки и пелёнки, развешивая их на веревке, протянутой между двумя соснами, росшими у забора со стороны улицы. Потом принималась варить первое, жарить второе и обязательно компот или кисель, а к вечеру непременно поливала свои грядки, при этом постоянно приговаривала:
- Вот, доченька, слава Богу, ты в достатке и любви живёшь! Тебе образованный, хозяйственный человек достался!
Даша кивала, обнимала сына и всё больше влюблялась в Мишу.
Отправив семью на дачу, Миша задумал привести в порядок квартиру, которая уже давно ждала настоящего ремонта. Тем более, что Борис неожиданно поразил его щедрым дружеским поступком:
- Миша, на-ка тебе пару тысчёнок зелёных…
- Да ты обалдел!
- Это ты обалдеешь, когда я тебе скажу, что получил на прошлой неделе сорок тысяч такой зелени…
- Не может быть! - воскликнул Миша.
- Э-э, старик, ты что не понял, что социализм кончился?
- Откуда я пойму?
- Дело своё нужно открывать! - произнёс Борис и щелкнул пальцами.
Миша, не веря в такую безмерную щедрость друга, спросил:
- С чего я буду отдавать, я ж безработный?
- Миша, ты меня обижаешь! - воскликнул Борис, дымя трубкой. - Это без отдачи, как строителю новой семьи! - и громко рассмеялся, подморгнув.
- Вот приведу прежде квартиру в порядок и решу, чем заняться, - сказал Миша.
Он позвал дядю Колю ремонтировать квартиру.
- Миша, надо с окон начинать, - сказал дядя Коля, - а потом уже потолок. Окна нужно на заводе заказать. Самовывозом. Так будет дешевле, а установим сами.
Поставили окна.
В шапке из газеты Миша начать белить под руководством дяди Коли потолок.
- Ты заподлицо крась-то, Миша!
- Это как, дядь Коля?
Дядя Коля сам влез на стремянку и показал. Как же ловко у него всё получалось! С сантехникой он был на «ты». Линолеум у него как будто сам ложился гладко без пузырей, плинтуса на жидкие гвозди сами просились. Поставили новые двери. Дядя Коля окинул внимательным взглядом плоды труда и довольный результатом сказал:
- Ну, племянник, молодца! Вышел из тебя толк. Недаром мы с отцом твоим тебя уму разуму учили, ежели у тебя жилка наша мужицкая!
- А что, дядя Коля, есть у тебя надёжные рукастые мужики? Потянем мы своё дело, строительное? Борис поможет оформить нам все бумаги, в дело войдёт. Как думаешь?
- Чего ж не потянуть, потянем. Мы же не пальцем деланные.
- Это точно!
Мише припомнилось детство. Раннее утро. Изба на берегу реки, еще сонной и в дымке. Миша босой, спросонья, протирая глаза, открывает ворота, выгоняет корову с телёночком, овец, барана Лёню, и идет вдоль улицы, собирая у односельчан стадо на пастбище. Сегодня их очередь пасти скотину. Мать несет таз с объедками курам, выпускает гусей. «Кати-кати-кати», «цыпа-цыпа-цыпа» доносится со всех сторон. Просыпается деревня. Запах трав и сена приятно щекочет ноздри, на душе покой. Хорошо! Вечером пригнал скотину, да окунулся в реке.
А то Миша видит себя промокшего под проливным дождём в поле на уборке картошки, а потом входит в жарко натопленную новую баню, поставленную вместе с отцом и дядей Колей. Как же они дружно строгали, пилили, таскали брёвна, конопатили. Отец объяснял им все тонкости этого, на первый взгляд, нехитрого дела. Баня получилась на славу - усталость снимает, от всех болезней лечит.
Миша помогал отцу класть печи односельчанам. Отец считался лучшим печником не только в их селе, но и во всём районе. Мишу он выделял из троих сыновей как самого смышлёного и толкового работника. Вспомнил Миша, как подростком самостоятельно обновил забор и установил калитку, когда отец работал на тракторе в поле. До сих пор стоит, не покосилась нисколько.
Заманчивое предложение Бориса открыть своё дело всё больше увлекало Мишу, тем более, что физическая работа всегда доставляла ему удовольствие, не меньше математики. Он прекрасно понимал, что, строительная фирма, выполняющая качественно под ключ заказы на строительство любых частных домов, хозяйственных построек, осуществляющая ремонт, даст ему свободу и хороший доход, который позволит достойно содержать семью.
Михаил старался вырываться на дачу как можно чаще хотя бы на день. И в каждый свой приезд топил печь. Кажется, нет ничего более завораживающего и притягательнее живого огня в печи. Магнетическая сила огня не позволяет отвести взгляд. Для Михаила не было ничего прекраснее печного тепла, которое никак не заменят городские батареи. Розжиг огня - ритуал особый. Прежде всего, он клал в печь одно-два сухих полена, бросал скомканную бумагу, несколько лучин, одной из них поджигал остальные и наблюдал за синими язычками пламени, которые сначала робко начинали чарующий танец, а затем, потрескивая, набирали силу, огонь переходил на поленья, огненные искры, вспыхивая, взлетали и рассыпались по сторонам. Целительная, очаровывающая сила живого огня пробуждала фантазию, наполняла его силой и желанием остановить мгновение.
Как-то раз к нему домой на чёрном джипе подъехал Борис и предложил отправиться на дачу вместе, поскольку Миша постоянно звал его. Подъехав к дому, друзья увидели Вовочку, который бежал к ним навстречу, привлечённый звуком автомобиля. Даша, в милом розовом стёганом халатике, с переливающимися перламутровыми пуговицами, следовала за сыном, пытаясь поймать его руку, чтобы уберечь от падения. Выскочив из машины, Миша торопливо подхватил сыны на руки, поцеловал жену, и шепнул ей, что она - настоящая красавица.
Борис был искренне удивлён, когда увидел на сплошь увитой диким виноградом просторной веранде большой овальный стол, обильно уставленный блинами, салатами, пирогами и прочими вкусностями, как в годы его юности. Он никак не ожидал от Даши таких хозяйских способностей.
- Ну, тут все домочадцы будут в восторге! - потирая руки, воскликнул Борис.
Даша встрепенулась, ухватив ухом что-то очень важное, и вослед Борису с чувством произнесла:
- Чадо-чадо, домочадцы!
Все рассмеялись.
Борис поднялся на второй этаж в свою комнату, в которой в прежние времена каждая вещица знала своё место, была полезна или памятна. Он не был в комнате несколько лет, и вещицы потеряли своё значение. Они ведь нужны были исключительно ему. Чтобы подчеркнуть своё значение - мелкие вещи, порой, терялись, опять находились, радуя хозяина. Теперь же они как-то потускнели, превратившись просто в груду хлама, а ведь каждая вещица была нужна. Вот в подставке на столе лежит колпачок от авторучки «паркер», которую отец подарил ему когда-то, ручка исчезла, а колпачок остался. Вот на столе сиротливо лежат солнцезащитные очки, огрызок химического карандаша, блокнот с неразборчивыми торопливыми записями, зажигалка - всё это исчезнет в мешке для мусора. Эти вещи уже не нужны. Он взял колпачок от авторучки, задумчиво повертел в руке и бережно положил на место.
Обедали под непрерывный стук дятла на высокой сосне рядом с террасой, на перилах которой щебетали синички и трясогузки в ожидании угощения.
Давно Борис не получал такого удовольствия от варёной картошки с укропом, малосольных огурцов, селёдки и жареных пирожков с яйцом и зелёным луком. Борис с Мишей ели так аппетитно, что маленький Вовочка тоже попросил добавки.
После ужина вниманием отца и дяди всецело завладел Вовочка. Они носились по участку с мячом, хохотали и шумели так, что Вовочка категорически отказывался ложиться спать. Он горько заплакал, когда родители уложили его в кроватку. Ни мать, ни отец, ни бабушка не могли его успокоить. Тогда Борис попросил оставить его с ребёнком вдвоём. Он взял с полки «Детство» Толстого, открыл книгу и начал негромко читать: «12 августа 18..., ровно в третий день после дня моего рождения, в который мне минуло десять лет и в который я получил такие чудесные подарки, в семь часов утра - Карл Иваныч разбудил меня, ударив над самой моей головой хлопушкой - из сахарной бумаги на палке - по мухе…»
Вовочка утих, наблюдая за читающим дядей, а при слове «муха» Вовочка произнес: «жу-жу-жу…».
Борис кивнул, погладил его по головке и продолжил чтение: «Он сделал это так неловко, что задел образок моего ангела, висевший на дубовой спинке кровати, и что убитая муха упала мне прямо на голову. Я высунул нос из-под одеяла, остановил рукою образок, который продолжал качаться, скинул убитую муху на пол и хотя заспанными, но сердитыми глазами окинул Карла Иваныча. Он же, в пестром ваточном халате, подпоясанном поясом из той же материи, в красной вязаной ермолке с кисточкой и в мягких козловых сапогах, продолжал ходить около стен, прицеливаться и хлопать…».
При этих словах Толстого Вовочка уже сладко спал. Борис закрыл книгу и тихонько вышел из комнаты, осторожно прикрыв дверь.
На террасе его ждали изумлённые родители.
Сели пить чай.
Борис невольно вспомнил о том, сколько прекрасных лет пронеслось в этом надёжном замкнутом мире и кануло бесследно, а в те сладостные минуты уверенность в том, что так будет всегда, его не покидала.
Таинственный полумрак и бесконечные разговоры, споры, задушевные беседы.
Лица скрывают тени, только горящие огоньки глаз мелькают на них. Соломенные кресла и стулья, продавленный диван с множеством подушечек, расцвеченных поблекшей от времени вышивкой крестиком и гладью - всё было как прежде, когда здесь хозяйничала бабушка.
"Наша улица” №198 (5) май 2016
