Валерий Васильевич Петков родился 10 января 1950 года в Киеве. Окончил Рижский институт инженеров гражданской авиации им. Ленинского комсомола. Публиковался в Альманахe "Белый ворон"(Россия-США), спецвыпуске "Северная Аврора"(Спб), альманахе "Согласование времён"(Германия), в Сборнике рассказов МАПП (Международная ассоциация писателей и публицистов). "Русская премия 2013" ("лонг-лист" - сборник рассказов "Скользкая рыба детства"). В издательстве "Алтаспера" (Канада) вышли две книги на русском языке - "Скользкая рыба детства" и "1000+1 день" (2014 г.). Живёт в Риге и Дублине.
Валерий Петков
ИЛИЯ
ИЛИЯ
рассказ
Он всегда появлялся неожиданно. Обычно под вечер, после работы, хотя мы знали, что он может появиться в любой момент.
Мама накрывала стол, отец аккуратно нарезал хлеб, и мне хотелось поскорее сесть кушать после долгих игр с пацанами.
Сначала громыхало легонько кольцо на калитке, потом, немного протяжно, с ударением на «ы» он звал отца:
- Васы-ы-ылю!
- Илия пришел! - кричал я радостно.
И ни разу не ошибся.
Почему-то я всегда вспоминаю Илию в летнем, закатном освещении, теплом уюте наступающего вечера. В руках небольшой чемоданчик. Он называл его - «балетка».
Родители выходили встречать.
Он заполнял пространство небольшой кухни, здоровался за руку с отцом, говорил маме:
- ЗдраСТУЙте, вашему дому, доброго здоровьица!
Он когда-то вместе с отцом строил мост через большую реку, потом перешел на другой участок, но дружба продолжилась и позже.
Мама уговаривала Илию покушать, он отказывался, потом старательно мыл руки, присаживался к столу, ел неспешно, нахваливал:
- Невыносимо вкусно! Я назавтра сделаю чорбу с квасолею, Дукия.
Маму звали Евдокия, но только Илия называл её так необычно.
Илия был молдаванин, женат на русской женщине Марии. Он звал её - «моя Маричка». У них была маленькая дочь - вылитая мама. Такая же беленькая, тихая, улыбчивая и красивая - на всю жизнь. При ней начинали улыбаться и взрослые и дети. Звали её «по-марсиански» - Аурика.
Потом Илия с отцом курили до сумерек, на крылечке «цигареты», молчали.
Илия легко отщелкивал замочки, открывал чемоданчик. Там был набор парикмахерского инструмента:
- Вот, глянь, Васыль - ото, инструмент проверенный! Я у армии очень лихо управлялся ж! - говорил он с гордостью и перебирал ножницы, опасную бритву, толстый ремень для оправки бритвы, чистые, белые салфетки, алюминиевую чашечку для пены, помазок. - За меня не волнуйсь, профэссия верная в руках, а она... что ж она - хай живэ, без меня! Если сможэ! Только - дочурка...
Он вздыхал, поигрывал горестно желваками, отец согласно кивал головой.
Илия доставал блестящую механическую машинку для стрижки, двигал её «челюстями». Бугрились мышцы рук. Мне было интересно.
- А почему он такой... весь в черных волосах? - спрашивал шепотом маму.
Илия и впрямь был жгуче-черным от обилия густых волос. Они начинали расти через пару часов после бритья, торчали из ушей, буйно кустились в носу, выпирали нахально наружу через ворот рубахи.
- Он южанин, - отвечала мама - там такие люди живут.
- Волосы тоже растут на солнце?
- Отчего ты, так решил?
- Ведь на юге - жарко, а тут еще эти волосы. Он же шерстяной весь!
- Наверное, так легче переносить жару.
- И потом - Илия? Он же не старый?
- Почему ты решил, что раз Илия, значит старый?
- Так бабушка говорит - «Илия Пророк». Пророки же давно жили когда-то. Вон Муромец - Илья, а этого зовут - Илия.
- Так называют мужчин в Молдавии, в Болгарии.
- Глаза синие, почему? - допытывался я, - так у молдаван принято?
- Вот ты - белобрысый, а глаза - карие, бабушкины. Тут уж как получится, - смеялась моя замечательная мама.
Мужчины заходили в дом. Илия вздыхал, рано ложился спать. Ночью часто вставал, курил, а утром извинялся, что он такой беспокойный «жилец».
Взрослые уходили на работу, а я всё думал про Илию. Какой он сильный, но грустный. Грустный богатырь.
Тогда я решил, что, наверное, все молдаване грустные.
Вечером Илия приносил зелень, цыпленка, пеструю фасоль, морковь, лук, перец, томатную пасту, сметану и квас в стеклянной банке. Из авоськи вываливалась эта красота, а на кухне можно было изойти слюной от пряных ароматов.
Отдельно он варил цыпленка и фасоль. Чистил картофель, резал дольками. Строгал морковь, лук, корни петрушки и сельдерея соломкой. Обжаривал в томатной пасте, сгребал в бульон. Прибавлял еще что-то, смеялся и говорил, что после леуштяны за уши не оттащить от чорбы, и наливал неожиданно квас, хотя мама только окрошку делала с квасом.
Клали по желанию сметану, а мужчины острый, красный перчик и улыбались, как будто готовились прыгнуть в опасную реку.
Мама все время порывалась помочь Илие:
- Разве ж можно, такою сюрёзноя дела довирять жэнщина! - утирал со лба обильный пот, улыбался.
Готовка занимала много времени, мне становилось невтерпеж, я незаметно макал в острую томатную пасту кусочки хлеба, за что изгонялся с кухни.
Илия открывал золотистое вино, разливал:
- За понимание между народами! - грустно улыбался, вертел в руках зелёную бутылку, - вот и потерпел я - фетяско!
Вино называлось «Фетяска».
- Всё наладится! - говорила мама. - Милые ссорятся, только тешатся!
Илия в сомнение кивал головой, выпивал.
Потом они сидели с отцом на крыльце, курили.
- С красивой женщиною трудно, - говорил Илия отцу - она не может этово понимать. Вот ей как-то все просто... но ты же знаешь, что я этое не терплю! Вот, этое вот - смех... какой-то такой... при других мужчины. Вроде журчит, ласково, а как-то - обидно! Я ей муж! Рядом.
- С женщинами нельзя успокаиваться, - отвечал отец, - с ними всегда не просто. И всё время надо доказывать, что ты достоин, быть рядом. И чем дольше живешь, тем чаще это надо делать. Вот такие они - женщины!
Илия кивал головой. Он был моложе отца.
- Это же ненормально - так ревновать! - тихо говорила мама перед сном отцу.
- Южанин! - соглашался отец, - темперамент.
- А Нина Курлаева? - возражала мама. - Одни русаки до двадцать пятого колена! Алешка её ревнует практически ко всему, что попадается на глаза!
- Там - есть за что! - вздыхал отец.
Алексей Курлаев, зять нашего соседа, плотника Семена Брянцева возвращался домой после долгой отсидки, хватал первое, что попадалось под руку, бегал за женой. Потом они мирились. Нина ходила улыбчивая и беременная. Неожиданно появлялся кто-то из тех, кто был с ней в отсутствие мужа, тогда Алексей хватался за топор, до убийства не доходило, но его судили, отправляли в тюрьму.
Так повторялось несколько раз. Детишек было уже четверо. Два мальчика, две девочки, совершенно не похожие ни на кого - из близких.
К вечеру третьего дня пребывания у нас Илии, приходила Мария. Держала за руку белоснежную дочку - Аурику.
Её водили на занятия в балетную студию, и я подозревал, что название чемоданчику дали именно поэтому - «балетка».
Пока Мария и мама разговаривали, Аурика разглядывала цветы под нашими окнами.
Затем стелили вышитую крестиком скатерть, ели варенье из розеток, пили чай.
- Дукия - надо отрабатывать своё коштувание! - распрямлял плечи Илия.
- Илия, чудной человек! Что ты надумал! - смеялась мама.
Некоторые буквы он произносил округло, и слова звучали мягче, чем в русском языке и необидно. Мне нравилась его неторопливая речь.
Илия открывал «балетку» надевал белый халат, усаживал меня на стул, обматывал шею тугой салфеткой, доставал инструменты.
Без суеты, уверенно и просто.
Взрослые наблюдали за нами. Мне было странно и немного страшно видеть в этих ручищах кузнеца парикмахерский инструмент. Я зажмуривался. Над ухом клацали ножницы, пощелкивала механическая машинка, а когда открывал глаза, Илия уже смахивал щеточкой волосы с шеи, резиновая груша пульверизатора, в плетеной сеточке, с кисточкой на конце, исчезала в его длани, в два качка мощная струя обволакивала всё пространство вокруг моей головы терпким туманом.
Зеленоватый одеколон в коническом пузырьке назывался «Шипр». Он распространял острый запах, и приходилось сдерживать дыхание.
- Самое мужское одеколон - на сегодня! Теперь голова в порядке, - говорил Илия. - Это у нас будете называтца - полубокс.
Голова моя была круглой, от шеи пострижена, короткий чубчик.
- Виски я оставлять решил, - гладил он меня по голове, и всякий раз спрашивал с улыбкой, - уши сегодня приталивать?
Рука была сильная, но не тяжелая.
Уши у меня торчали перпендикулярно голове, и это был предмет моих переживаний.
- Мастера сразу видно! - серьезно говорил отец.
Женщины с ним соглашались, и я был уверен, что уши уже торчат не так заметно.
Илия улыбался, бережно складывал инструмент, закрывал на замочки чемоданчик, подсаживался к столу, горделиво поглядывал на Марию.
Потом Мария выходила на крыльцо, красивая, стройная и говорила с улыбкой:
- Ну, что - Илиюша, пойдем, мой хороший - домой.
Я бы не смог сказать «нет», если бы меня так позвали.
Он поднимался, с поклоном благодарил родителей:
- Спасибо, хозяевам - за хлеба, солю, приюта.
- На здоровье. И вам, спасибо, - говорила мама. - Заходите еще. Все вместе, будем рады.
Илия брал «балетку», они выходили на улицу. Между ними парила красавица Аурика. Маленький, изящный «замочек» крепко соединял их руки. Наверное, родители боялась, что она улетит как парашютик одуванчика.
Мы долго стояли возле калитки, смотрели им вслед, улыбались, а я думал - какие хорошие обычаи у молдаван.
И снова в доме была размеренная последовательность забот.
Всякий раз, когда мне в парикмахерской сметают с шеи колкие волоски, я вспоминаю Илию - молдаванина...
Тогда я впервые задумался о том, что на свете много разных национальностей.
Это было серьезным открытием. Может быть, оно пришло ко мне - некстати? Или запоздало? Но оно пришло - само.
- Эх, ты, всё старо, как мир! - дивились моей провинциальности бойкие однокашники, выросшие на проспектах больших городов.
Беда и радость не спрашивают, что у вас в «пятой» графе записано.
- Сколько людей - столько знаков Зодиака. Космос - вокруг!
Так я стал космополитом, Гражданином Мира.
Новые планеты образуются из старой пыли.
Рига
“Наша улица” №179 (10) октябрь
2014
