ТОДОРОВСКИЙ
«ОТТЕПЕЛЬ»
Валерий
Тодоровский вуаль прошлого сдувает крыльями поэзии. Здесь скрылись в сумерках
рельефы Евгения Цыганова и Александра Яценко. Я вас люблю. Выстрел Евгения Волоцкого. Любовь к Господу -
это любовь моно. Яхве к Яхве. Херистеоса (Христа) к Херистеосу (Христу). Из
дальнего правого угла кадра в левый ближний падает приглушенный конус света.
Оператор знает тайну Джона Констебля. Стук шагов по ночному переулку. Глаза.
Крупно. Губы. Крупно. Ты мне нужна как бабочка в коллекции Набокова. «Кубанские
казаки» плавно перетекают в «Десять дней, которые потрясли мир». Любимов как
ученик Пырьева. Москва - Одесса. К «Весне на Заречной улице». С миром державным
я был лишь ребячески связан. Хуциев как альтер эго Феллини. Я к вам травою
прорасту. Кадры, в которых веет советской подлинностью и западным откровением.
Михаил Ефремов на вершине славы. Азиатская туманность и европейское яйцо
зарождений вполне равноправны для Тодоровского. Курю в ночной беседке. Вокруг
все бегают, ища кого-то. Та, которую искали, садится рядом со мною. Нашел! -
кричу. Василий Мищенко всех «посодит»! Солнечная вселенная для него существует
только в «волчке» надзирателя. Кадры «Оттепели» переходят в брызги шампанского,
усатого выносят из мавзолея, наступает молчание, носящее характер какой-то
пещерной подлинности, как красный карандаш уполномоченного Главлита.
Юрий
КУВАЛДИН
