понедельник, 8 июля 2013 г.

Маргарита Прошина "Особенная"


Маргарита Васильевна Прошина родилась в Таллинне. Окончила институт культуры. Заслуженный работник культуры РФ. Участник 5-го выпуска альманаха Нины Красновой "Эолова арфа". Автор книги эссе и расказов "Задумчивая грусть" (издательство "Книжный сад", Москва, 2013). В "Нашей улице" публикуется с №149 (4) апрель 2012.


Маргарита Прошина

ОСОБЕННАЯ

рассказ

Жукова жила в Карманицком переулке. По пути от «Смоленской» заскочила в угловой гастроном, купила двести грамм любительской колбаски и французскую булку.
Телефонный звонок прозвучал как-то особенно резко и тревожно, в ночной тишине. Жукова невольно подскочила, выронила книгу, одним прыжком схватила трубку и взглянула на часы. Она не успела ответить, как услышала странный голос:
- Прости, я напугала тебя, - всхлипывая, пробормотала её давняя институтская подруга Алтухова. - Ты спишь?
- Нет, я читала. Что-то случилось? - испуганно спросила Жукова.
Дружба их пришлась на годы учёбы, и первые годы после окончания института до замужества Жуковой.
Маленькая, с близко посаженными круглыми глазами, с коротеньким носом ноздрями вверх Алтухова походила на мартышку. Она болезненно перенесла известие о её свадьбе, и с той поры всячески избегала встреч с Жуковой.
Да и все в институте за глаза называли Алтухову "Мартышкой".
Изредка они созванивались, в основном, поздравляли друг друга с праздниками и днями рождения.
Они учились в одной группе. Подружились в конце первого семестра на первом курсе. Смешно сказать, после задушевного трёпа в женском туалете.
Алтухова отличалась от всех остальных девочек в группе манерой держаться как бы несколько отстранённо, давая понять, что она особенная.
Она не просто курила, она дымила постоянно, закуривая одну сигарету за другой при любой возможности. Сначала она показалась Жуковой несколько грубоватой и надменной. Она частенько подчеркивала в разговоре, что рост у неё - 157 сантиметров. Рассказывая о том, как она споткнулась очередной раз на остановке, Мартышка обязательно добавляла:
- И вот, я растянулась на все свои сто пятьдесят семь сантиметров, представляете? Я такая рассеянная! Никогда не смотрю под ноги, вечно спотыкаюсь. Ужас!
Надо сказать, женский туалет в институте был своего рода женским клубом. Здесь можно было узнать что-то любопытное из мира моды, купить тушь, помаду, колготки, услышать последние институтские новости. Всё самое интересное проходило именно в нём, даже демонстрация новинок женского белья, купленного тоже в туалете, но не в этом, а в знаменитом общественном, расположенном в проезде Художественного Театра.
Вот как раз перед Новым годом завязался в густом голубом дыму откровенный разговор между Жуковой и Алтуховой за «жизнь». Алтухова была москвичка, а Жукова приехала из Омска, поступила в институт и только начинала знакомиться с жизнью в столице.
Жукова была высокой и худой. Рядом они выглядели довольно забавно. Это и понятно. Жукова на две головы была выше Алтуховой, казалась угловатой, жизнь воспринимала всерьёз, да к тому же была левшой.
И Алтухова, глядя снизу вверх в глаза Жуковой, вопросила:
- Как это ты так задом наперёд пишешь?! Как будто ты в зеркале сидишь!
Жукова объясняла:
- В детстве не переучивали, чтобы сердцу не навредить.
- Разве сердце от руки зависит?
- Ещё как! Дядя Сеня ударился головой о притолоку, и у него левая сторона отнялась. И рука, и нога. Левые.
- А при чём здесь сердце? - не унималась Алтухова.
- Потому что оно слева...
- А-а... - только и сказала та, протягивая Жуковой сигарету.
- Я же не курю.
- Пора начинать.
- Для чего?
- Отвлекает... - произнесла вяловато, закуривая, Алтухова, и вдруг ляпнула: - Между прочим, Жанна д`Арк была левшой, и это так напугало судей, что они отправили её на костёр.
Жукова открыла рот и некоторое время его не закрывала.
В туалете туда-сюда летали мухи.
- Закрой рот, а то муха залетит! - захохотала Мартышка.
Рот плавно закрылся.
- Я этого не знала, - сказала Жукова, потрогав правой рукой свою левую.
- Свет идёт с колосников... - почти прошептала Алтухова.
И глубокомысленно замолчала.
Она любила говорить какими-то загадками, как будто она знает что-то такое, чего другие не знают, намекая, что она не просто обычный человек, как другие, а приобщена к миру искусства.
У неё поклонники есть в театре «Современник».
Потом она доверительным тоном, посмотрев по сторонам и оглянувшись, на ухо поведала Жуковой, что живёт с Олегом Далем в огромной квартире, в центре, и у них большая любовь. Но она боится завистливых его поклонниц, и держит это в тайне. Олег, якобы, влюблён в неё, пылинки сдувает, заботится. К ним приходит домработница, которая убирает и готовит.
- Олежик мне ничего делать по дому не разрешает, бережёт, - хвалилась Мартышка.
Жукова понятия не имела о личной жизни знаменитостей, да и не очень интересовалась этим, поэтому, конечно, поверила ей.
Никаких сомнений у неё не возникло. А почему бы и нет?!
Видимо, её доверчивость вдохновила Алтухову на новые откровения. Но ничего конкретного она не рассказывала, а всё какими-то полунамеками, прищуриваясь от дыма сигареты: «Ну, ты понимаешь?»
На прогоны в театре, куда её, якобы, всегда приглашал Олег, он всегда просил:
- Киска, надень побольше штанов, чтобы у тебя задница появилась.
Он её называл «Киска», с её слов, разумеется.
И только тогда, когда Алтухова сказала про штаны, Жукова невольно обратила внимание на то, что фигура у Алтуховой не совсем женская. Широкие плечи, спина плоская, и бедра уже плеч. Чисто мужская фигура. Никакой задницы нет, точно доской по спине дали. Абсолютно доска доской.
«Да, у Даля уж очень вкус специфический, но ведь мужчин не поймёшь», - подумала Жукова.
В «Современник» попасть было невозможно, и она подумала, что хорошо бы подружиться с Алтуховой. Тем более что кроме тётки и тёткиной подруги, у неё знакомых не было. Надо было готовиться к первой сессии, разговор зашёл о шпаргалках. Мартышка спросила:
- Ты с кем пишешь?
- Ни с кем, я вообще-то не думала их писать, - ответила Жукова.
- С ума сошла!? Одна что ли собираешься все пять лет болтаться? Давай со мной.
У Алтуховой была отдельная от родителей комната, практически, своя в коммуналке. Так они сблизились. Знакомство перешло незаметно в дружбу.
Алтухова жила на Пушкинской улице в старом доме на четвертом этаже с очень высокими пролетами, с толстенными стенами, узкими небольшими окошками и высокими потолками. Окна выходили во двор. Коммуналка состояла из четырех комнат. Три семьи. Дверь в её комнату была первая слева от входа. Очень удобно. Никто из соседей и не видит, что кто-то пришел. Соседи очень ревностно следили за тем, чтобы посторонние не ходили часто в гости к кому-то из них, а уж если замечали, то требовали убирать дополнительно места общего пользования, ещё одну неделю за гостей. Обычно же за каждого жильца полагалось убирать одну неделю. У Алтуховой семья была из четырех человек. Значит, четыре недели убирают они. Родители её жили через комнату. Если им нужно было увидеть дочь, то они даже не входили в комнату, а ждали, когда Алтухова выйдет к ним.
Жукова пришла к ней. Увидела продавленный диван с валиками. В выемку клали старое детское зимнее пальто, дабы выровнять поверхность. Они писали шпаргалки, и Жукова часто оставалась ночевать у Алтуховой.
Вот сидят, пишут бисером гармошки. Вдруг Мартышка, отбросив ручку, выдаёт:
- Настроение хемингуёвое, пойдём ремаркнём!
У Жуковой от этих слов даже мурашки по спине побежали. Краска ударила в лицо.
Но, что вы думаете? Пошли. Соединили Хемингуэя с Ремарком. Жукова даже не поняла, как это ей стало так художественно и литературно после коньяка с шампанским.
Если Мартышку звали к телефону в коридор, что было нечасто, то она всегда возвращалась с таинственным видом и обязательно говорила, что это либо Даль, либо кто-то из актрис звонил, зовут на премьеру или на спектакль.
- Представляешь, никак не понимают, что у меня первая сессия! - восклицала она, и голос у неё дрожал от раздражения.
Но при этом, выяснив, что Новый год Жукова будет встречать с тётей и её подругой, предложила сходить 31 декабря в кино, в «Иллюзион» на 9 утра. У неё был абонемент. Жукова с удовольствием согласилась. Но никак не выдала своего удивления по поводу того, что Новый год Алтухова встречает не с любимым человеком, и не с подругами-актрисами, а с отцом, матерью, и младшей сестрой.
Одевалась Мартышка как-то сермяжно. Нехорошо так говорить, но одежда у неё была никакая. Одна юбка, не поймешь, то ли тёмно-синяя, то ли тёмно-серая, она и не черная, и не синяя. Прямая юбка. Талии нет. И сзади маленькая, нелепая складочка, куцая, без разреза, какая-то замятая, потому что, когда Алтухова садилась, она не расправляла рукой юбку, не садилась, а плюхалась. И очень уж любила она какие-то кофточки-самовязы, нелепые, всегда короткие и широкие. Дело в том, что она вязала спицами и крючком, и шила сама, но плохо, поэтому такая была бездарная юбка. Жукова, глядя на её изделия, когда она демонстрировала очередное из них, невольно думала: «Лучше бы ты этого не делала, лучше купила бы одну кофточку, достойную, которая тебе идёт, чем вот этот кошмарный самовяз», - но произнести это вслух не решалась, не желая обидеть Мартышку.
Подготовка к экзаменам шла полным ходом. Их никто не беспокоил, изредка Алтухову приглашали к телефону. Возвращаясь после очередного разговора, она с таинственным видом непременно говорила:
- Ой, Олежик опять звонил! Не может без меня, скучает.
- Так в чём же дело? Я поеду домой, не буду тебе мешать, - отвечала Жукова. - Мы всё успеваем, остальное я доделаю сама.
- Ой, пусть поскучает! Я не в форме сейчас. Да он ещё к съёмкам готовится, нервный такой, лучше его не отвлекать.
- А как ты познакомилась с ним? - спросила Жукова, сгорая от любопытства.
- Ой, на дне рождения у Танечки Лавровой. Она нас посадила рядом. Я восхищалась его игрой, болтала без умолку. Он же молча смотрел мне в глаза. Просто загипнотизировал меня. Я выпила немного, потом у меня закружилась голова. Всё было как во сне. Он не отходил от меня ни на шаг. Мы вместе вышли, и я не помню даже, как оказалась у него дома, - она мечтательно подняла глаза вверх и зажмурилась.
Была в этом какая-то искусственность. Но Жукова воспринимала её такой, какая она есть. Она слушала рассказы Алтуховой из жизни театра «Современник», какие-то подробности внутренней жизни театра, и всё спрашивала о своём:
- Подруга, когда сходим в «Современник»?
- Потом, как-нибудь весной, - отмахивалась Мартышка.
- Достань мне хотя бы один входной билет или пропуск, - просила Жукова всё настойчивее.
- Подожди. Как ты не понимаешь? Зал там небольшой. У каждого артиста свои знакомые, родственники, нужные люди - все достают их просьбами. А Олежик, он такой популярный, у него столько поклонников! У него целая очередь своих знакомых, которые ждут билеты. Я одна понимаю, как ему тяжело, поэтому стараюсь ни о чём не просить. Он меня за это особенно ценит.
- Пожалуйста, один только раз. Попроси Таню Лаврову, вы же подруги, - умоляла Жукова.
- Хорошо, потом, весной. Сейчас Новый год, Танечка уже обещала своим. Никак не могу.
Разговоры о театре, о необыкновенной любви стихали.
Жукова поняла, что Алтухова их избегает.
В конце января отмечали окончание первой сессии. Экзамены и зачёты, поддерживая друг друга, они лихо сдали. Всего семь зачётов и четыре экзамена.
Собрались капитально у Валентины на Новослободской, каждая принесла с собой какое-нибудь своё блюдо: кто винегрет, кто разделанную атлантическую селёдку пряного посола, кто мясной салат с традиционным зелёным горошком, кто пирожки с грибами... Большая светлая комната была, практически, вся завалена книгами. Они были везде: в шкафу, на полках, которые занимали практически всё пространство стен. На платяном шкафу и на двух подоконниках.
Жукову особенно привлекли альбомы по искусству и архитектуре.
Таких книг интересных и роскошно изданных, да ещё в таком количестве она никогда прежде не видела ни у кого. Настроение у всех было приподнято-легкомысленное. Тосты были один лучше другого, веселье было в самом разгаре. Валентина побежала за чем-то на кухню, а Жукова вышла в туалет. В коридоре они столкнулись с ней, и Валентина, улыбаясь, спросила шёпотом Жукову:
- Тебе Мартышка уже рассказывала о своей неземной любви с Далем?
- Да, а что?
- Ничего, просто она выдаёт желаемое за действительное. Это её фантазии. Мне даже немного жаль её, - небрежно сказала Валентина.
- Так это всё неправда?
- А ты поверила, наивная? Ну, удивила! Все её рассказы - полный бред.
Жуковой, конечно, можно было позабавиться над этим, но смеяться-то было, в сущности, не над чем. Ведь слова Валентины не открыли ей что-то новое, она тоже уже догадывалась, что восторженные рассказы Алтуховой, её намёки на неземную страсть и тайную жизнь, о которой даже родители не подозревают, никак не сходятся со всем её обликом в текущей жизни.
Вскоре Жукова попала в «Современник», самым обычным способом, пришла на Маяковку, купила лишний билет перед началом спектакля. Олег Даль блестяще, с натянутой струной нерва, играл Ваську Пепла в «На дне». Жукова была потрясена. Когда же она поделилась своей удачей с Алтуховой, та небрежно пожала плечами и сказала:
- Я рада, что тебе так повезло, - и тут же куда-то срочно удалилась.
Жукова старалась видеть в людях, прежде всего, хорошее. Алтухова умела слушать, была старше её на три года, а значит опытнее, поэтому Жукова решила, что «маленькие слабости» Алтуховой не должны влиять на их дружбу. Если кто-то в институте пытался иронизировать по поводу загадочности Мартышки, Жукова всегда останавливала любые высказывания в адрес подруги.
- Это личное дело и касается только её. Алтухова порядочный, добрый и отзывчивый человек. Она никому не сделала ничего плохого, а её личная жизнь - это её дело.
Больше при Жуковой никто не подшучивал над Алтуховой.
Что касается отзывчивости, то тут Мартышке не было равных. Только при определённых обстоятельствах.
Если у кого-то в группе случалась неприятность или беда, то Алтухова первая бросалась на помощь, «подставляла плечо», не жалея ни времени, ни душевных сил, она искренне и сердечно сопереживала в горе, помогала его пережить.
Когда у Жуковой на четвёртом курсе неожиданно от сердечного приступа умерла тётка, то она, совершенно потерянная, не соображала, что делать. Алтухова примчалась к ней сразу же и, даже с каким-то упоением взяла на себя организацию похорон, поминки, и решение всех житейских проблем.
Мартышка предусмотрела всё до мелочей.
Берегла каждую копейку, давала четкие указания соседям по квартире, которые помогали Жуковой. Все её распоряжения выполнялись неукоснительно. Ни у кого даже мысли не возникло усомниться в её правоте.
Жукова в сердцах даже пристыдила себя за то, что позволяла себе порой сомневаться в искренности Алтуховой и её дружбе.
Получение диплома они всей группой решили отметить в ресторане «София».
За соседним столиком четверо молодых людей шумно и весело праздновали чей-то день рождения. Один из них, высокий, плотный молодой человек, с обаятельными ямочками на щеках, всё время приглашал на танец только Жукову. Молодой человек отмечал своё тридцатилетие с друзьями детства.
Они познакомились.
Весь вечер он не отходил от Жуковой.
Она даже не заметила, как Мартышка, которую никто ни разу не пригласил на танец, вскоре незаметно ушла.
Молодой человек звонил Жуковой каждый день, приглашал на выставки, в кино, просто побродить по городу.
Жукова настолько была поглощена своими чувствами, что какое-то время даже не звонила Алтуховой.
В октябре, когда золотились листья клёнов, она вспомнила, что у Мартышки день рождения, позвонила ей такая счастливая и в ответ на приветствие услышала язвительный голос подруги:
- Как у тебя дела, куда пропала? Неужели с тем невзрачным парнем встречаешься?
- Да что ты, он замечательный, такой умный, с ним так интересно! - восторженным голосом затарахтела Жукова в ответ.
- Влюбилась уже? Понятно. У вас, что, уже всё серьёзно? - невзрачным голосом продолжила Алтухова.
- Серьёзно. Он живёт у меня. Нам так хорошо вместе, - сказала Жукова, не обращая внимания на интонации подруги.
- Понятно. Ну, ты и дура. Он хоть москвич? - продолжала спрашивать Мартышка.
- Нет. Он из Сыктывкара. Жил в общежитии. Но я предложила ему переехать ко мне. Мы заявление подали. Свадьба в ноябре. Можно я приду с ним к тебе на день рождения? Познакомитесь. А на свадьбу мы потом приглашения специально разошлём, - продолжала Жукова.
- Приводи, конечно. Я надеюсь, ты понимаешь, что он, может быть, за тобой ухаживает из-за комнаты? - язвительно выдавила из себя Алтухова.
- Нет. Он любит меня, - уверенно воскликнула Жукова, и они договорились встретиться в субботу у Мартышки.
День рождения прошёл как-то невесело. Алтухова всё время подкалывала жениха Жуковой, пытаясь выяснить его недостатки, есть ли где-нибудь дети, которых он скрывает от невесты. Молодой человек смущенно отшучивался. По дороге домой он спросил Жукову:
- Что у тебя общего с этой Мартышкой? Как с ней можно дружить! От неё веет стойким запахом старой девы.
- Она очень добрый и отзывчивый человек. Просто сегодня была не в настроении. Так бывает в день рождения, - заступилась Жукова за подругу.
На свадьбу Алтухова не пришла, объясняя это очередным невероятным романом с очень известным и влиятельным человеком, имя которого она не может назвать.
С той поры они перезванивались изредка.
Звонила, в основном, Жукова.
Алтухова же только ограничивалась поздравлением с днём рождения.
И вдруг этот странный ночной звонок.
Мартышка заплетающимся голосом старательно произнесла:
- Поговори со мной. Мне так плохо! Я нажралась! Выпила бутылку коньяка! Да, а что мне делать? У тебя есть муж, сын, а я!? Что я!
- Что ты, что произошло? - с сочувствием спросила Жукова, догадываясь, что у подруги от одиночества произошёл нервный срыв.
Она искренне сочувствовала Алтуховой, которая не жила, а придумывала себе жизнь, вызывая, как ей казалось, зависть.
Пауза.
Тишина.
- Алло, ты где? - позвала Жукова.
- А я, ты не знаешь. Я тебе не говорила. Я могла бы быть очень богатой женщиной в Америке. Он так любил меня! Умолял уехать с ним. А я… - выкрикнула, рыдая, Мартышка.

“Наша улица” №164 (7) июль 2013