Григорий Александрович Сухман родился в
1950 году в Астрахани в семье интеллигентов,
там окончил с отличием школу и мединститут. Работал в Белгороде, Харькове,
последние 20 лет - в Иерусалиме, специалист-анестезиолог, 3 детей и
4 внуков. Опубликованы 2 книги из трилогии "Охламон" (закончены
ещё в 20 веке), стихи с прозой "Зоопарк", путевые заметки
в израильских русских СМИ, критика - в ИЖ ("Иерусалимский журнал"
№30) и др. В "Нашей улице" публикуется с №136 (3) март 2011.
Григорий
Сухман
СИРЕНЬ НА ФОНЕ МАТВЕЯ И БЕЗ
рассказ
На высоком берегу речки Марковки была устроена в своё время одна
из крепостей засечной полосы, чтоб татар на север не пускать да между
набегами за степью присматривать. Из той крепости город Марков и вырос
со всеми положенными большому городу приложениями, например - жителями.
По правде, водилось там население и до крепости, оная и была призвана
его от злыдней, собственно, охранять, но, как утверждают умные люди,
что охраняем, то и имеем, так что их разом и поимели - одёжка с
оброками разными для служивых была на их совести и плечах, благо,
природа этому не препятствовала. Помалу и сами подзащитные в стражники
подались - чем они хуже пришлых-то? Прошло почти триста лет, за это
время, помалу, все перемешались\переженились, и потомкам нечего стало
делить, кроме должностей, только вот освоенную землю хозяева
добровольно покидать отказались. Более того, вместо хибарок отстроили
себе помалу кирпичные дома с усадебками, сплошь обсаженными сиренью.
Как она благоухала после майских дождей! Как им завидовали жильцы
пятиэтажных небоскрёбов на горе! Одна из когда-то охраняемых деревенек,
Куравлёвка, не только в черту города вошла, но в годы расцвета
промышленности стала просто центром Маркова, вдоль неё трамвайную линию
через куравлёвский склон проложили параллельно речке, что плавно
приводила к центральному рынку, магазинам и учебным заведениям. Одна из
остановок называлась "Станция скорой помощи", почти все выходящие на
ней устремлялись к скромной Куравлёвской церквушке, на бывшей территории
которой станцию и построили. Она не на что не претендовала, будучи
домашней, маленькой по сравнению с городским собором, который за
невостребованностью был изъят под Органный Зал. Её не трогали до
момента, когда забрали соседнюю пустошь , мотивируя решение тем, что
забота о заболевшем населении важнее заботы о бывшем населении,
нашедшем приют в мире получше и посправедливее покинутого. Объявились,
конечно, несогласные контры, чьи родственники были там ранее
захоронены, но им пообещали кары земные и небесные с компенсацией:
бесплатным переносом могил. Несогласными, короче, пренебрегли…
Собственно, станция скорой помощи - это кирпичное двухэтажное здание с высокой антенной и двориком для стоянки троицы "РАФиков", укомплектованных носилками и, разумеется, кадрами, которые решают всё - по образному выражению одного отца народов. Подготовленных людей, кадров этих самых, совершенно и хронически не хватало. Не держались они за эту работу, хоть ты тресни! Им оклады повышали, их детей в ясли с детсадами вне очереди устраивали, и путёвки в дома отдыха за 7 процентов стоимости выдавали - ни в какую!..Впрочем, как во всех правилах, и тут были исключения,"задержавшиеся":диспечер Виолета, имя которой как нельзя кстати подходило к накипи сирени вокруг - её зычный, прокуренный голос в любое время суток выдёргивал персонал из тёплых мест как магнит железо, собирая бригаду на выезд, девушки Вали, фельдшерицы, и шофёра-санитара Матвея. Остальные мельтишили, ежемесячно коллектив менялся как узор в калейдоскопе. Врачей из больниц города в приказном порядке назначали туда работать дежурантами с... "целью повышения квалификации". Соответствовало истине обратное утверждение, ибо перевод врачей стационара их уровень знаний снижал до фельдшерского - большего и не требовалось... Выпускники медучилищ, распределившись на эти подстанции, отбывали законные три года повинности - и не более того. Лишь девушка Валя оказалась исключением. Она всегда представлялась именно так: девушка Валя, но исключительно мужчинам, всеми местами давая понять, что не прочь с ними познакомиться, но исключительно в серьёзных целях. Для прочих Валентина представлялась так: фельдшер Стекольникова, не улыбаясь. Своей сексуальностью она просто била наотмашь, и все, имевшие с ней дело, знали, что ДЕВУШКУ трогать нельзя, ибо естественный интим, в "женское место"- только для суженого, который её под венец поведёт, а для забав есть в организме другие места, например, начало и конец пищепровода: таковы были правила игры, и стороны их соблюдали неукоснительно - по определению. Несуженные пользовались этим... так и подмывает сказать "по предварительной записи", но - нет: ничего компромитирующего, кроме фактов, известных, и сирени, не было. Достаточно было переморгнуться с кем надо.
Это устраивало обе стороны, Валентина предавалась разврату без греха и досыта, хронически оставаясь "девушкой". Самым активным потребителем её услуг был шалопай Мотя.Так все сотрудники о тридцатипятилетнем гуляке Матвее думали, не вдаваясь в подробности, что это ему совершенно ни к чему. В те высоконравственные времена такая секуальная ориентация не афишировалась, посему заниматься на работе таким важным делом было рискованно, статью можно было запросто схлопотать за содомский разврат... Но ведь если хочется, то можно, только бы лишние глаза не видели - для этого идеально подходили рабочие лошадки рижского автозавода, ждущие на станции ночной вызов, днём-то нагрузка на них была поболее и не позволяла простаивать.
Виолета строго следила за моральным обликом сотрудников и в одну машину эту парочку не назначала, считая себя эталоном красоты и морального облика, в чём сотрудники дружно сомневались, не сообщая об этом ей лично. Считалось, что про её интрижки с Игорь Иванычем, главврачём, в его кабинете, никто не знает, даже она. Да и кому охота портить отношения с начальством на работе? Если диспетчер замечала через окно во двор что-то необычное, тут же по громкой связи сообщала о своих подозрениях: "Водитель машины 58-35, кузов раскачивается, примите меры"! Это был "РАФик" Матвея, наполненный любовными отношениями. Но реакции обычно не было. Однако были дежурства, когда просили прислать машину скорой помощи только с ЭТИМ шофером, всегда вызывала одна и та же женщина, страдавшая приступами головной боли, а когда событие повторяется, невольно напрашивается вопрос: в чём сила магическая от присутствия в бригаде именно Матвея? Но связь явно была, и доказывалась она Виолетой с выпученными зенками - именно ей принадлежал приоритет в расследовании этого странного явления: после покачиваний машины Моти категорически отказывался выезжать на лечение этой женщины,ссылаясь на неисправности в машине, что вело к жалобам со стороны населения, больного головой... И Виолета доказывала это прямо в лицо Матьке, опираясь на прикрытие закона. Только однажды Матвей высадил дверь в кабинет главного врача прямо в середине интимной связи тoго с дородной диспетчершей и с улыбкой спросил: "Так что лучше - с главврачом на работе *****ся или кузов машины раскачивать?"…Его даже не привлекли за порчу имущества, а о намёках во время его дежурств перестали и вспоминать… Жизнь возвратилась на круги своя.
За палисадниками и заборами громоздилась сирень, как ни ломали её прохожие, она сохраняла женственную округлость, озаряя всю улицу фиолетовыми да белыми шарами, цвела, заполняя своим запахом всю весну, во всех её проявлениях, а люди поделились на три категории: подчинились ей, завидовали или оставались безразличными к приходу этого времени года с его понятными всем атрибутами.
Собственно, станция скорой помощи - это кирпичное двухэтажное здание с высокой антенной и двориком для стоянки троицы "РАФиков", укомплектованных носилками и, разумеется, кадрами, которые решают всё - по образному выражению одного отца народов. Подготовленных людей, кадров этих самых, совершенно и хронически не хватало. Не держались они за эту работу, хоть ты тресни! Им оклады повышали, их детей в ясли с детсадами вне очереди устраивали, и путёвки в дома отдыха за 7 процентов стоимости выдавали - ни в какую!..Впрочем, как во всех правилах, и тут были исключения,"задержавшиеся":диспечер Виолета, имя которой как нельзя кстати подходило к накипи сирени вокруг - её зычный, прокуренный голос в любое время суток выдёргивал персонал из тёплых мест как магнит железо, собирая бригаду на выезд, девушки Вали, фельдшерицы, и шофёра-санитара Матвея. Остальные мельтишили, ежемесячно коллектив менялся как узор в калейдоскопе. Врачей из больниц города в приказном порядке назначали туда работать дежурантами с... "целью повышения квалификации". Соответствовало истине обратное утверждение, ибо перевод врачей стационара их уровень знаний снижал до фельдшерского - большего и не требовалось... Выпускники медучилищ, распределившись на эти подстанции, отбывали законные три года повинности - и не более того. Лишь девушка Валя оказалась исключением. Она всегда представлялась именно так: девушка Валя, но исключительно мужчинам, всеми местами давая понять, что не прочь с ними познакомиться, но исключительно в серьёзных целях. Для прочих Валентина представлялась так: фельдшер Стекольникова, не улыбаясь. Своей сексуальностью она просто била наотмашь, и все, имевшие с ней дело, знали, что ДЕВУШКУ трогать нельзя, ибо естественный интим, в "женское место"- только для суженого, который её под венец поведёт, а для забав есть в организме другие места, например, начало и конец пищепровода: таковы были правила игры, и стороны их соблюдали неукоснительно - по определению. Несуженные пользовались этим... так и подмывает сказать "по предварительной записи", но - нет: ничего компромитирующего, кроме фактов, известных, и сирени, не было. Достаточно было переморгнуться с кем надо.
Это устраивало обе стороны, Валентина предавалась разврату без греха и досыта, хронически оставаясь "девушкой". Самым активным потребителем её услуг был шалопай Мотя.Так все сотрудники о тридцатипятилетнем гуляке Матвее думали, не вдаваясь в подробности, что это ему совершенно ни к чему. В те высоконравственные времена такая секуальная ориентация не афишировалась, посему заниматься на работе таким важным делом было рискованно, статью можно было запросто схлопотать за содомский разврат... Но ведь если хочется, то можно, только бы лишние глаза не видели - для этого идеально подходили рабочие лошадки рижского автозавода, ждущие на станции ночной вызов, днём-то нагрузка на них была поболее и не позволяла простаивать.
Виолета строго следила за моральным обликом сотрудников и в одну машину эту парочку не назначала, считая себя эталоном красоты и морального облика, в чём сотрудники дружно сомневались, не сообщая об этом ей лично. Считалось, что про её интрижки с Игорь Иванычем, главврачём, в его кабинете, никто не знает, даже она. Да и кому охота портить отношения с начальством на работе? Если диспетчер замечала через окно во двор что-то необычное, тут же по громкой связи сообщала о своих подозрениях: "Водитель машины 58-35, кузов раскачивается, примите меры"! Это был "РАФик" Матвея, наполненный любовными отношениями. Но реакции обычно не было. Однако были дежурства, когда просили прислать машину скорой помощи только с ЭТИМ шофером, всегда вызывала одна и та же женщина, страдавшая приступами головной боли, а когда событие повторяется, невольно напрашивается вопрос: в чём сила магическая от присутствия в бригаде именно Матвея? Но связь явно была, и доказывалась она Виолетой с выпученными зенками - именно ей принадлежал приоритет в расследовании этого странного явления: после покачиваний машины Моти категорически отказывался выезжать на лечение этой женщины,ссылаясь на неисправности в машине, что вело к жалобам со стороны населения, больного головой... И Виолета доказывала это прямо в лицо Матьке, опираясь на прикрытие закона. Только однажды Матвей высадил дверь в кабинет главного врача прямо в середине интимной связи тoго с дородной диспетчершей и с улыбкой спросил: "Так что лучше - с главврачом на работе *****ся или кузов машины раскачивать?"…Его даже не привлекли за порчу имущества, а о намёках во время его дежурств перестали и вспоминать… Жизнь возвратилась на круги своя.
За палисадниками и заборами громоздилась сирень, как ни ломали её прохожие, она сохраняла женственную округлость, озаряя всю улицу фиолетовыми да белыми шарами, цвела, заполняя своим запахом всю весну, во всех её проявлениях, а люди поделились на три категории: подчинились ей, завидовали или оставались безразличными к приходу этого времени года с его понятными всем атрибутами.
Иерусалим
“Наша улица” №164 (7) июль
2013
