Ваграм Кеворков родился 1 июля 1938 года в Пятигорске. Окончил режиссерский факультет ГИТИСа им. А. В. Луначарского, а ранее - историко-филологический факультет Пятигорского государственного педагогического института. Режиссер-постановщик, актер, журналист. Работал на телевидении, снял много телефильмов, в том числе фильм "Юрий Кувалдин. Жизнь в тексте", в 70-х годах вёл передачу "Спокойной ночи малыши". Член Союзов писателей и журналистов. В 2005 году в Московской городской организации Союза писателей России вышла его книга «Сопряжение времён». В «Нашей улице» печатается с № 76 (3) март 2006. Участник альманахов издательства "Книжный сад" "Ре-цепт" и "Золотая птица". В 2008 году в Издательстве писателя Юрия Кувалдина "Книжный сад" вышла книга повестей, рассказов, эссе "Романы бахт". В 2009 году Юрий Кувалдин издал новую книгу повестей и рассказов Ваграма Кеворкова "Эликсир жизни".
Ваграм Кеворков
ПЯТЬ ТРУГОЛЬНИКОВ
рассказ
Когда-то шумный и веселый дом Крутовых давно опустел.
Неутешное горе высушило Валентину Егоровну - старую Валю, как звали ее в станице.
Таяли снега, бушевали весенние грозы, гнездились на высоких деревьях грачи, люди вскапывали огороды, - все это из года в год, - тоска никогда не сползала с сердца Валентины Егоровны.
Послышится разговор у соседнего двора, что-то зашумит у околицы, - старая Валя в нетерпеливом волнении выходит на улицу: не Иван ли? Филарет, может быть?! Денис?! Нет! Увы, нет!
Хрустнет под ногами прохожего ветка или упадет с дерева перезревший орех, - «Алексей!» - мысленно вскрикнет она и распахнет окно.
И опять тихо-тихо! Только тревожно бьется материнское сердце.
Неутешное горе высушило Валентину Егоровну - старую Валю, как звали ее в станице.
Таяли снега, бушевали весенние грозы, гнездились на высоких деревьях грачи, люди вскапывали огороды, - все это из года в год, - тоска никогда не сползала с сердца Валентины Егоровны.
Послышится разговор у соседнего двора, что-то зашумит у околицы, - старая Валя в нетерпеливом волнении выходит на улицу: не Иван ли? Филарет, может быть?! Денис?! Нет! Увы, нет!
Хрустнет под ногами прохожего ветка или упадет с дерева перезревший орех, - «Алексей!» - мысленно вскрикнет она и распахнет окно.
И опять тихо-тихо! Только тревожно бьется материнское сердце.
Рано утром 9 мая кто-то сильно постучал в оконце.
Старая Валя вскинула глаза: около ее дома остановилась одна машина, другая, третья, - на всех георгиевские ленточки.
Как только смогла быстро она вышла во двор: множество машин заполнило улицу, а новые все подъезжали!
Из легковушек, автобусов выходили люди, низко кланялись старой Вале, и тихо вставали рядом. Одних она узнавала, другие были совсем не ведомы ей.
Высыпала из домов детвора, степенно вышли станичники, с интересом глядели, стараясь понять, что же это за гости?
К старой Вале подошел младший брат ее мужа - Максим:
- Принимай гостей, мать! К тебе приехал весь род Крутовых! Мы приехали, чтоб помянуть твоих сыновей-героев!
Старая Валя пораженно глянула на Максима.
- Ни о чем не беспокойся: мы сами накроем столы. А тебя лишь попросим - пусть то будет не совсем по нашему казацкому обычаю, - сесть во главе стола.
Старая Валя вскинула глаза: около ее дома остановилась одна машина, другая, третья, - на всех георгиевские ленточки.
Как только смогла быстро она вышла во двор: множество машин заполнило улицу, а новые все подъезжали!
Из легковушек, автобусов выходили люди, низко кланялись старой Вале, и тихо вставали рядом. Одних она узнавала, другие были совсем не ведомы ей.
Высыпала из домов детвора, степенно вышли станичники, с интересом глядели, стараясь понять, что же это за гости?
К старой Вале подошел младший брат ее мужа - Максим:
- Принимай гостей, мать! К тебе приехал весь род Крутовых! Мы приехали, чтоб помянуть твоих сыновей-героев!
Старая Валя пораженно глянула на Максима.
- Ни о чем не беспокойся: мы сами накроем столы. А тебя лишь попросим - пусть то будет не совсем по нашему казацкому обычаю, - сесть во главе стола.
Старая
Валя не верила своим глазам! Весело запели пилы, застучали молотки!
Хлопцы быстро сколотили скамейки, столы, покрыли их белой бумагой.
На столах засверкали кувшины с ароматным домашним вином, рядом забурлили котлы с парным мясом, поодаль мужчины жарили шашлыки. Над станицей поплыли запахи жареного мяса, чеснока, укропа.
Кто с сыром, кто с луком зеленым, кто с пасхальными яйцами, кто с пирожками, - пришли односельчане-казаки. Пришли соседи-осетины, принесли свои пироги-олибахи, фитчины, картофчины: как не помочь старой Вале встретить гостей?!
На столах засверкали кувшины с ароматным домашним вином, рядом забурлили котлы с парным мясом, поодаль мужчины жарили шашлыки. Над станицей поплыли запахи жареного мяса, чеснока, укропа.
Кто с сыром, кто с луком зеленым, кто с пасхальными яйцами, кто с пирожками, - пришли односельчане-казаки. Пришли соседи-осетины, принесли свои пироги-олибахи, фитчины, картофчины: как не помочь старой Вале встретить гостей?!
Когда
все двести тридцать Крутовых и односельчане разместились за сдвинутыми
в один ряд столами, возникла тишина: все ждали старую Валю!
Она подошла к торцу длинного стола, положила на стол пять писем-треугольников, и тихо села.
Поднялся Максим Крутов:
- Мы приехали, Валентина Егоровна, обнять тебя и подставить тебе свои плечи!
Он взял со стола письмо-треугольник, развернул его и прочитал:
- Ваш сын Филарет Крутов пал смертью храбрых в бою за свободу и независимость нашей Родины!
Опустил письмо, обвел всех глазами:
- Да будет земля ему пухом!
И все двести тридцать Крутовых и односельчане за столом повторили:
- Да будет земля ему пухом!
Валентина Егоровна выпрямила спину, глаза ее посуровели, губы сжались.
Максим Крутов взял второе письмо. Прочитал его и сказал:
- Яблочко от яблони далеко не падает! Алексей Крутов тоже пал смертью храбрых! Доброе слово ему!
- Доброе слово ему! - повторило застолье.
Максим Крутов взял третий треугольник, раскрыл его, пробежал глазами и прочитал вслух:
- Уважаемая Валентина Егоровна! Сообщаем Вам, что Ваш сын Денис Крутов пал смертью храбрых в боях за освобождение города Великие Луки! Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!
Поднял глаза от письма, внимательно посмотрел на Валентину Егоровну, на всех Крутовых за столом, повторил:
- Вечная слава!
И люди за столом откликнулись:
- Вечная слава!
Валентина Егоровна сидела недвижно, как каменная. Ничто не выдавало ее волнения. Только руки дрожали, а глаза смотрели в одну точку куда-то поверх голов.
Четвертый треугольник взял со стола Максим Крутов. Развернул его, стал читать:
- Здравствуйте, мама! Пишут вам боевые товарищи вашего геройского сына Степана Петровича Крутова. Ваш сын пал смертью храбрых на полях сражений за город Минск. Мы будем помнить Степана, мама! А сейчас идем в бой. От имени бойцов лейтенант Бережной.
Задумчиво свернул треугольник и положил его на стол Максим Крутов. Вымолвил:
- Спасибо тебе, лейтенант! И вам, боевые товарищи Степана, спасибо! Мы тоже помним Степана! И вас помним!
- Мы тоже помним Степана! И вас помним! - подтвердили люди рода Крутовых и все, кто был за столом.
А Максим Крутов, построжев лицом, твердой рукой взял со стола последний треугольник - пятый.
Раскрыл его, пробежал глазами, сказал:
- Иван Крутов пропал без вести!
И замолчал. Задумался.
Святая тишина объяла застолье.
- Жив ты или нет, - наконец, произнес Максим Крутов, - мы помним тебя!
- Жив ты или нет, мы помним тебя! - эхом отозвались сидевшие за столом.
Максим Крутов наполнил бокал вином, подождал, пока налили себе все за столом, и в напряженной тишине произнес:
- Гордись, Валентина Егоровна! Ты родила настоящих мужчин! В лихую годину, в самое трудное время они отдали Родине все, что имели: жизнь!
Старая Валя сидела все так же недвижно, казалось, окаменела.
- Валентина Егоровна, мы приехали к тебе из разных станиц Ставрополья.
А сколько нашего рода на Дону, на Кубани! Даже в Иркутске есть!
От всех Крутовых, от всего нашего немалого казацкого рода, низкий поклон тебе, мать!
Она подошла к торцу длинного стола, положила на стол пять писем-треугольников, и тихо села.
Поднялся Максим Крутов:
- Мы приехали, Валентина Егоровна, обнять тебя и подставить тебе свои плечи!
Он взял со стола письмо-треугольник, развернул его и прочитал:
- Ваш сын Филарет Крутов пал смертью храбрых в бою за свободу и независимость нашей Родины!
Опустил письмо, обвел всех глазами:
- Да будет земля ему пухом!
И все двести тридцать Крутовых и односельчане за столом повторили:
- Да будет земля ему пухом!
Валентина Егоровна выпрямила спину, глаза ее посуровели, губы сжались.
Максим Крутов взял второе письмо. Прочитал его и сказал:
- Яблочко от яблони далеко не падает! Алексей Крутов тоже пал смертью храбрых! Доброе слово ему!
- Доброе слово ему! - повторило застолье.
Максим Крутов взял третий треугольник, раскрыл его, пробежал глазами и прочитал вслух:
- Уважаемая Валентина Егоровна! Сообщаем Вам, что Ваш сын Денис Крутов пал смертью храбрых в боях за освобождение города Великие Луки! Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!
Поднял глаза от письма, внимательно посмотрел на Валентину Егоровну, на всех Крутовых за столом, повторил:
- Вечная слава!
И люди за столом откликнулись:
- Вечная слава!
Валентина Егоровна сидела недвижно, как каменная. Ничто не выдавало ее волнения. Только руки дрожали, а глаза смотрели в одну точку куда-то поверх голов.
Четвертый треугольник взял со стола Максим Крутов. Развернул его, стал читать:
- Здравствуйте, мама! Пишут вам боевые товарищи вашего геройского сына Степана Петровича Крутова. Ваш сын пал смертью храбрых на полях сражений за город Минск. Мы будем помнить Степана, мама! А сейчас идем в бой. От имени бойцов лейтенант Бережной.
Задумчиво свернул треугольник и положил его на стол Максим Крутов. Вымолвил:
- Спасибо тебе, лейтенант! И вам, боевые товарищи Степана, спасибо! Мы тоже помним Степана! И вас помним!
- Мы тоже помним Степана! И вас помним! - подтвердили люди рода Крутовых и все, кто был за столом.
А Максим Крутов, построжев лицом, твердой рукой взял со стола последний треугольник - пятый.
Раскрыл его, пробежал глазами, сказал:
- Иван Крутов пропал без вести!
И замолчал. Задумался.
Святая тишина объяла застолье.
- Жив ты или нет, - наконец, произнес Максим Крутов, - мы помним тебя!
- Жив ты или нет, мы помним тебя! - эхом отозвались сидевшие за столом.
Максим Крутов наполнил бокал вином, подождал, пока налили себе все за столом, и в напряженной тишине произнес:
- Гордись, Валентина Егоровна! Ты родила настоящих мужчин! В лихую годину, в самое трудное время они отдали Родине все, что имели: жизнь!
Старая Валя сидела все так же недвижно, казалось, окаменела.
- Валентина Егоровна, мы приехали к тебе из разных станиц Ставрополья.
А сколько нашего рода на Дону, на Кубани! Даже в Иркутске есть!
От всех Крутовых, от всего нашего немалого казацкого рода, низкий поклон тебе, мать!
А
луна светила так, будто дивилась этому редкостному застолью,
переменчивым отблескам костров на взволнованных лицах, дивилась не
спящей среди ночи станице.
Но вот перекликнулись первые петухи, прошумели, отъезжая, машины, исчезли столы и скамейки, женщины-станичницы перемыли посуду, котлы, загасили костры.
Светало. Старая Валя сидела на скамье, прислонясь спиной к стене дома. На коленях лежал толстый сверток в белом платке. Прощаясь, Максим протянул его ей:
- Не обидь нас, мать, прими! Для тебя собрали, от всего сердца, от всего нашего казацкого рода!
Легкий ветерок шевелил седые волосы матери. Выцветшими, выплаканными глазами смотрела она на опустевшую улицу, словно на погасший костер.
Зашумел под ветерком куст персидской сирени, посаженный дочкой Настей и внучком Володей.
Старая Валя спала, прислонясь к стене своего саманного дома. Спала, переполненная впечатлениями сегодняшнего удивительного дня. И, видимо, еще чем-то - страшным, от чего вздрагивала во сне.
Ей часто снится, как немцы повесили ее мужа, решив, что он партизан; как ночью, прокравшись, она срезала веревку; как мужа принесли в окоп, где она ютилась с крохотной дочерью; как тихонько, чтоб никто не увидел, этой же ночью она зарыла мужа, а потом припала к чуть заметному холмику и долго-долго лежала, пока холод не пронзил все ее тело; как с помощью соседей да маленькой Насти укрепила она старый саманный дом, у которого сейчас спит; как росли-шалили, ссорились, радовались -ее дети; как в сырое тоскливое утро она их провожала на фронт; как приносили ей страшные похоронки, от которых подкашивались ноги и уплывало сознание, и вся жизнь была уже как в тумане.
Но вот перекликнулись первые петухи, прошумели, отъезжая, машины, исчезли столы и скамейки, женщины-станичницы перемыли посуду, котлы, загасили костры.
Светало. Старая Валя сидела на скамье, прислонясь спиной к стене дома. На коленях лежал толстый сверток в белом платке. Прощаясь, Максим протянул его ей:
- Не обидь нас, мать, прими! Для тебя собрали, от всего сердца, от всего нашего казацкого рода!
Легкий ветерок шевелил седые волосы матери. Выцветшими, выплаканными глазами смотрела она на опустевшую улицу, словно на погасший костер.
Зашумел под ветерком куст персидской сирени, посаженный дочкой Настей и внучком Володей.
Старая Валя спала, прислонясь к стене своего саманного дома. Спала, переполненная впечатлениями сегодняшнего удивительного дня. И, видимо, еще чем-то - страшным, от чего вздрагивала во сне.
Ей часто снится, как немцы повесили ее мужа, решив, что он партизан; как ночью, прокравшись, она срезала веревку; как мужа принесли в окоп, где она ютилась с крохотной дочерью; как тихонько, чтоб никто не увидел, этой же ночью она зарыла мужа, а потом припала к чуть заметному холмику и долго-долго лежала, пока холод не пронзил все ее тело; как с помощью соседей да маленькой Насти укрепила она старый саманный дом, у которого сейчас спит; как росли-шалили, ссорились, радовались -ее дети; как в сырое тоскливое утро она их провожала на фронт; как приносили ей страшные похоронки, от которых подкашивались ноги и уплывало сознание, и вся жизнь была уже как в тумане.
Проалели, провесеннили праздники, стаяла белая кипень в садах.
Старая-старая Валя, собрав остатние силы, каждое утро выходит из своего дома и долго-долго смотрит в самый конец сельской улицы: не идет ли кто? Может, Иван?
Мать все еще ждет!
Старая-старая Валя, собрав остатние силы, каждое утро выходит из своего дома и долго-долго смотрит в самый конец сельской улицы: не идет ли кто? Может, Иван?
Мать все еще ждет!
“Наша улица” №163 (6) июнь
2013
