Ваграм Кеворков "Пуговки"

Ваграм Кеворков

ПУГОВКИ

рассказ

«О, черт, страшновато! Сейчас они ворвутся с арматурой, врежут прутом по башке и прощай все на свете! Хорошо хоть рюкзак на полке валяется! Затасканный, драный, что там найдешь? И сам он, дремлющий, староватый, голодный, один на весь вагон, в потертом полуперденчике, - чем он может быть им интересен? Вот, ворвалось зверье! Спокуха, спокуха! Дремать! Дремать!»
Грохот металлических прутьев, мат-перемат, харкают, режут скамьи, крушат стекла! Все ближе и ближе!
- Что, мухомор, обосрался?!
Вошиков - с полуприкрытыми глазами - неопределенно пожал левым плечом.
- Что в рюкзаке?
Тупо глянул на рюкзачок, опять пожал плечом.
- Ничего!
- Гандон штопаный!
«Вроде уходят! Только бы не вернулись! Железнодорожный один такой, злобно подростковый, на «Серпе и молоте» надо выйти, отлить и сразу в метро! Только бы не вернулись! До часу успеть на пересадку, не мыкаться ж с этим «лимоном»!.. Не надо, сейчас не бери рюкзачок, возьмешь в последний момент! Миллион двести, блин!.. Только б не вернулись! И потом бы кто не расколол, с рюкзачком этим!..»

- Вот! Здесь деньги, Леша обещал мне пятнадцать процентов!
- Мы платим десять!
- Но он сказал пятнадцать!
- Погорячился! Возврат привезли?
- Нет!
- Как нет?!
- Так! Я все продал!
- Продали на миллион двести?!
- Да! Все деньги здесь! - и протянул рюкзачок.
Она цапнула рюкзачок и радостно:
- Мы будем платить вам пятнадцать процентов, будем!

О, какое счастье, какое упоение считать свои деньги!
Свои миллион двести тысяч! Она светится восторгом, пересчитывает деньги, будто ест лакомство, дает пересчитать мужу Лешке, тот млеет, кладет деньги себе на грудь, гладит их, только что пузыри не пускает: блаженство!
Она отбирает у него пересчитанное, на каждую пачку надевает резиночку - и в ящик, громадный картонный ящик от какого-то гигантского телевизора, деньги летят, как мяч в корзину!
«Вот это баскетбол!»
- Леша, возьми Афганца, с ним все деньги в машину и в банк! Все на баксы!
«Игорь говорил, что Лешка поэт! А она? Где я мог ее видеть? Это лицо, чуть тяжеловатое?»
- Как вам удалось все продать? - ее серые глаза смотрят ласково и внимательно.
- Половину продал во Владимире, остальное в Коврове.
- За два дня? А где ночевали?
«Хм, она мила, определенно мила!»
- А вы оплатите мне гостиницу и дорогу?
- Вам оплачу! Но только чтоб об этом никто не знал! Только вам!
- Спасибо!
«Вспомнил! Ее пьеса шла в театре, она сидела в директорской ложе!»
- А кто этот парень - таскает ящики - знакомое лицо, артист?
-Да-да! Он самый! Спонсоры дали денег на фильм, а они все пропили! Теперь у нас подрабатывает!
- Говорят, у вас тут артисты, литераторы, архитекторы?
- Да-да, интеллигенция!.. Мария Ивановна! Отсчитайте, пожалуйста, пуговицы!
И к нему ласково: - На миллион?

- А что это за пуговицы у тебя такие красивые?
- Я, мам, на этой красоте за два дня сто восемьдесят тысяч заработал!
- Что?!
- Купил луку, сала, хлеба черного, тебе «Виолу» финскую, хлеб белый, сахар! Живем теперь!

Вошиков уж запомнил артикулы многих пуговиц, особенно С-92 - с огромным голубым глазом.
- Смотрите, это и пуговица, и брошь, и клипсы! - «впаривал» Вошиков.
Женщины радостно прикладывали пуговицу к ушам, к груди - пуговица «Лунный камень» шла нарасхват. Еще бы! В Союзе и думать не могли, что пуговицы бывают такими огромными!
А «блуза»? Крохотные пуговки самых разных цветов и конфигураций, пришить такие к старенькой блузе - и новая весна на тебе!
А уж если что-то такое-этакое сооружает себе женщина, - сам Бог велел сразу подумать о пуговицах!
В уже знакомом ему владимирском ателье швеи чуть не облепили его: - Новенькое привезли?
Он достал из рюкзака образцы на картонке: - Третьяковская галерея!
Молча смотрели секунды три, потом как плотину прорвало! Только успевал считать пуговицы и деньги! И деньги! И деньги! И деньги! И деньги!
Обошел-объехал все ателье, в конце дня заскочил на швейную фабрику, урвал там заказ аж на три тысячи пуговиц, позвонил Лиде - начальнице, чтоб собирали эту партию, и в гостиницу.
Утром на электричке в Ковров. Тут уж со швейной фабрики начал. Взяли немного и заказали немного, но знакомство было завязано и обещало стабильные «тугрики».
Неожиданно на фабрику пожаловали директрисы нескольких ателье: прослышали, что Вошиков здесь, и примчались: надо опередить конкуренток и хапнуть все лучшее.
«Эх, почему сюда не все съехались?!»
Кишки уж пищали от голода: позавтракать не успел, хотел поесть в электричке, но на скамье напротив ехали две скудные старушки, ели черный хлеб с солеными огурцами - одуряющий запах солений щекотал ноздри, а старушки, жадно перетирая пищу беззубыми деснами, нахваливали:
- Вкусно!
- Вкусно!
Он уж хотел, было, достать свои бутерброды - сало, пропитанное лучком, этот самый лук кольцами и черный хлеб - наслаждение! - но спохватился: есть при них, видимо, жутко голодных, бестактно, а угостить их нельзя - пост идет, они не станут есть сало!
Так и глядел на них, любовался ими - плохо одетыми, кроткими милыми старушками, коих так много на великой Руси, смиренно и достойно несут они крест своей неуютной и трудной жизни.
- Вкусно!
- Вкусно!

На троллейбусной остановке статичный аншлаг, но подошел мужик с вязками баранок через плечо, и народ задвигался:
- Где дают?
- В подвальчике!
- И почем?
Мужик назвал цену, - толпа сорвалась, ломанулась к подвальчику.
В полупустом троллейбусе Вошиков «тащился» от своих бутербродов, потом, осоловевший после еды, нога за ногу тащился от ателье к ателье, пока не иссякли пуговицы. Тогда на вокзал, а там везуха: поезд Нижний Тагил - Москва.
Скорее в кассу, но билетов, конечно же, нет как нет, уже на ходу сунул денежку проводнице, она  сунула Вошикова в купе с постельным бельем, через шесть часов он был в Москве и юркнул в метро.

Вагон пуст. Напротив дремлет какой-то тип. Злоглазый. «Крепче держи рюкзак, крепче! Так, тип, вроде бы, задремал! Ну и ты сделай вид, что дремлешь… Видела б тебя сейчас Эмма! В этом полуперденчике! С рюкзачком! Эмма! Эмма! Эмульсия!
- Ой, ну-у!
- Ты же видишь, меня влечет к тебе!
- Ну-у!
- Иди сюда, иди, иди ко мне!
- А как же?..
- Иди! Иди! О, какое чудо! А теперь так! О, какое яблоко! Эмульсия!.. Что?! Что?! Что такое?! Рюкзак!! Держи!! Держи!! Сволочь!! Крепче!! Крепче!! Сильный, гад!! Держи, сейчас рванет!! Держи, а правой в живот, в живот его!! Вот так!! Обмяк, сволочь!!»
Вошиков вырвал рюкзак и бросился вон, двери захлопнулись и поезд пошел!
«Успел! А спица где?! В нем осталась?! Сволочь! Подремал, называется! Теперь схватить машину и домой! Двигай!»
Утром Вошиков выбрился, сбрызнулся - не пожалел одеколона, хватанул бутербродиков, чайку-крепачку, денежки переложил в старый портфель, рюкзак и плащ-полуперденчик с каплями крови - «О, как брызганула! Сволочь злоглазая!» - бросил в таз и залил водой, одел цивильную куртку и поехал к Лидии.
У Лиды новость: завтра с утра все на разгрузку контейнера.
- Высотку напротив Первоградской больницы знаете? Вот там в подвале!
Контейнер приплыл-приехал аж из Нью-Йорка, туда пару лет назад умотал директор одного из московских театров и обрел замечательный бизнес: за бесценок скупает «стоки» и шлет их сюда, вышедшее из моды там здесь оказывается «супер» и уходит со стократной накруткой - «шоб я так жил!»
Теперь миллионы пуговиц нужно сгруппировать по видам, цветам, диаметрам, присвоить всему этому артикулы, назначить цену и постепенно перевезти в офис - только что арендованный этаж пустующего НИИ, а уж агенты понесут-повезут эту радость горячо любимым и желаннейшим покупательницам!
Во Владимире, в Коврове, Вязниках, Лакинске, Покрове Вошиков забежал в центральные универмаги, потолковал там с завсекциями и директрисами, показал им пуговки, и торговые мадамы согласились взять на реализацию все это невиданное украшение жизни.
- А срок реализации? - подозрительно уточнил Вошиков.
- Месяц! - ответили мадамы, не сговариваясь.
«Имеет смысл!» - решил Вошиков и при разгрузке в подвале подкинул эту идейку Лешке - вице-президенту и мужу президента «Лимитейд компани», иначе ТОО - товарищества с ограниченной ответственностью, - мол, мы за все не отвечаем, только деньги привечаем.
Лешка с ходу отверг реализацию: - Только на закуп, через пару месяцев от этого контейнера ничего не останется!
«Ай люли!» - подумал Вошиков и поделился сомнениями с Игорьком.
Игорь, лысоватый как Ленин, вонючий как хорек, захихикал малозубым ртом, потер потные ручки - «рука руку моет и обе чистые» - сплюнул и «приложил» Лешку:
- Этого добра на три года хватит! И еще останется!
И Вошиков втихаря стал сдавать товар на реализацию, а чтобы скрыть это от нерасчетливого начальства, «за нал» продавал с накруткой, и привозил из поездок все тот же «лимон» с небольшим.
Через месяц пошли доходы от реализации, у Вошикова на руках появились «лишние» деньги, и он тут же купил подержанный «Жигуленок».
- «Первак», «первак»! - радовалась Лидия, глядя на вошиковское авто.
- Ты нам теперь будешь денег привозить - полный салон! - вдохновлялся Лешка.
А Вошиков сразу понял: чтобы дело развивалось, надо в него вкладывать, вкладывать, вкладывать! Надо идти в ногу со временем, ибо стоять в ногу со временем невозможно!
И он брал у Лидии и покупал в других фирмах пуговки, хотя, какие к едрене-Фене пуговки, он уж сам закупает у производителей и развозит по «точкам» и крючки шубные, и застежки, и иглы-булавки, и шпильки-заколки-кнопки, и пяльца, и черт-те какую фурнитуру, и резинку, и даже нитки - ящики ниток, обычных и мулине! Жизнь торопит: надо обеспечивать полный сервис, от наперстка до страусиного пера на шляпку модницам!
«За наш советский сервиз!» - как ляпнул когда-то с экрана высокопоставленный функционер.
«Нужно «забить» все торговые щели: магазины, ларьки, подпольные мастерские, фабрики, ателье, театральный пошив - и тогда пуговка станет маленькой нефтяной скважиной, качающей «бабки»,  «бабульки», «башли» - «вы лучше самой легкой музыки приносите покой, и ваше нежное шуршание…»
«Черный нал» как двигатель прогресса! На таможне «позолотишь ручку» и через пару часов ящики, контейнеры уже едут в твою контору, и ты почти с колес бросаешь товар в продажу, и вот уже закрутился, завертелся маховик, покрывающий убытки и качающей прибыль! «Олифа, вОрится, господа! Олифа вОрится!»
Меж тем в офисе стали появляться монахи - беззубые, изможденные постами, с ясными сияющими глазами, - Лида привозила этих еще не старых людей из пУстыней, из ближних монастырей, чтоб светом души своей и молитвой во имя Господа они благословили фирму, ее сотрудников и оберегли бы людей и дело от злых помыслов конкурентов и недругов!
Служили и батюшки, и тогда в офисе пахло свечами, ладаном, и иконы в углах как бы заново обретали смысл и значительность.
И трудно было после этого обманывать Лиду, утаивать от нее действительные доходы, но она сама помогла снять грех с души!
- Какую сделку я прокрутила! Надула их на сто тысяч баксов!
И заметив изумленные глаза сотрудников, холодно пояснила: это входит в понятие бизнес!

Когда Муся (Мария Ивановна) была одна в офисе, заявились три бандюка. Молодые еще ничего, только взгляды злобные, а постарше, бритоголовый, страшный: чувствовалось, убить для него что улыбнуться золотозубым ртом!
Осмотрели все комнаты с пуговками; страшный спросил, когда появится хозяйка, велел передать ей, что теперь все время приходить будут, пусть готовит бабло для них.
Мусю отпаивали валерьянкой, а Афганец, узнав о визите, тут же позвонил в ментовку и оттуда пришел молодой улыбчивый Родион со стальным зубом, в штатском, решено было, что он, вроде, работает на фирме и будет здесь неотлучно.
На другой день Вошиков, придя в офис, был немедленно командирован на улицу: следить за всеми подъезжающими машинами, записывать их номера, т.к. бандюки звонили и сказали, что вот-вот будут.
Синяя «четверка» сразу показалась Вошикову подозрительной, он проводил взглядом парня, вышедшего из машины и вошедшего в здание, - что-то подсказало Вошикову, что это бандюк, и записав номер, внимательно оглядел машину: ничего особенного.
Решив проверить себя, поднялся на четвертый этаж и заглянул в главную комнату: парень сидел рядом с Лидой, Лешей, Афганцем и Родей, и Лида показала Вошикову глазами, чтобы ушел.
Вошиков спустился к «четверке».
Через час из здания вышли бандюк и Афганец.
- Я на похоронах Сильвестра был, со всеми нашими виделся, а ты был там? - донеслись до него Афганцевы слова.
Бандюк буркнул что-то, садясь в машину, а Афганец радушно:
- Ну, привет своим, жаль, что вы поздно приехали, но у нас, в натуре, уже есть крыша, зачем же вас сталкивать лбами? А к Роде присмотритесь, он вам будет полезен, на химии срок тянул! Ну, рад был видеть!
И «четверка» рванула, провизжав шинами.
Вошиков подошел к Афганцу: - Ну что, отделались?
- Да вроде!
Потом Лида сказала, что никакой «крыши» нет, блефовали, Родя-мильтон исчез, а через пару месяцев газеты сообщили о разгроме Видновской преступной группировки, обиравшей предпринимателей, и улыбчивый Родя опять стал заглядывать в офис: чайку попить.
А Афганец уволился. Без него стало пустовато.
- Мы ведь со спирта «Роял» с ним начинали, - пооткровенничала Лидия. - на рынке в Черемушках нас какие-то мелкие бандюки, самоделка, за глотку взяли: делись!
Афганец так бил их! Страшно бил!
Я ему поэтому «Мерс» отдала, когда он решил уйти. Себе вон «Жигули» оставила и «Сааб».
- Тоже неплохо! - отозвался Вошиков.

После работы, покидая офис, Лида с Лешей приглашали его к себе на ужин: они недавно купили огромный кухонный стол с мраморной столешницей, и заехав по дороге в гастроном, расслаблялись потом за этим столом, не спеша поглощая икру, балыки, крабов, обсуждая дела-делишки и попивая водочку или винцо.
Иногда к ним присоединялся Игорь. Из него получился толковый шпион: кося под лоха, он проникал на подпольные фабричонки, заводики, узнавал реальную цену их продукции, Лида потом напрягала своих знакомых, они шантажировали подпольщиков и она покупала их товар за бесценок.

А на Лешкином дне рождения пели цыганки!
Стол был роскошный, в квартире Лидиных друзей, немногие работники фирмы удостоились приобщения к этом сонму почти что VIP-персон, - пили за «новорожденного», за семью его, за фирму, за Лиду - кормилицу и поилицу, за друзей ее и за общее дело.
И снова пели цыганки, и звучал шумный смех, и уже «под градусом» перебрались к каким-то другим знакомым Лидии,- малой компанией, потом как-то незаметно остались только Лида с Лешей да Игорь с Вошиковым, да цыганки, и Лида все просила Вошикова: - Не уходи! Не уходи!
А он, спеша домой, не понимал, о чем она, и думая, что уговаривает его не уходить в другую фирму, отвечал:
- Да куда я пойду, что ты!
А Лешка пил и пил свою любимую водочку «РаспутИн» и закусывал маслинками, и игриво прищелкивал пальцами, и цыганки вокруг тоже прищелкивали, и Леша поплыл вместе с ними в лодке, увитой цветами, а они пели ему:
- К нам приехал, к нам приехал Алексей Иваныч дорогой!
И он пил до дна, и самая красивая цыганка сбросила с себя блузу и он целовал - целовал ее смуглые твердые груди, и женился на ней, и стал хозяином ресторана «Яр», и к нему выстроилась целая очередь самых богатых людей Москвы, и мужчины и женщины целуют ему руку и спрашивают: - Чего изволите-с, Алексей Иваныч?
- Леша! Леша! Да очнись же ты! Открой шампанское!
- А? Что? - возвращается к жизни Леша и приступает к своим вице-президентским обязанностям: открывает шампанское!
Утро было жутко-похмельным, с чугунной башкой и выворотным нутром, с трясущимися руками, и вице-президент не сразу понял, где он, а поняв, что дома, никак не мог уразуметь, где жена? Лида приползла домой в середине дня и сразу упала спать. Где, с кем она пропадала, так и осталось тайной.
Только Игорь знал, где и с кем, но помалкивал: негоже слуге выдавать барские тайны.
А Лешка, протрезвев, улетел на Тайвань, и оттуда пришли пластмассовые молнии-«трактора», с крупными зубцами, одно и двухзамковые, разных цветов и размеров.
Шьющие предприниматели шумным роем облепили тайваньские ящики, покупали помногу, под завязку загружая машины.
Вошиков понял: если сейчас он не ухватит этот товарец, останется с носом. Набил две большие сумки (в кредит ведь), водрузил их на плечи и двинул прямиком в магазины.
«Первак» он продал, а новое авто еще не купил, пришлось нести сумищи до шоссе, чтоб там схватить «тачку».
Груз был огромный, Вошиков шел как Голем, мелко и крепко. Приятно было чувствовать прочность собственной грудной клетки и силу мышц.
Поймать «бомбилу» не удалось, «самокаты» спешили мимо, время поджимало: надо успеть до закрытия магазинов.
Пришлось ехать сперва троллейбусом, в давке и ругани («Ничего, ничего, скоро мы вас жидов-кровососов, за ноги вешать будем!» - это реакция на его сумки), потом метро, потом автобусом, потом пешочком до первого «своего» магазина.
Там сбросил треть груза и двинул далее, и все пешочком, пешочком через дворы.
Наконец, допер до второй «своей» точки, там избавился еще от части груза, и снова пешочком через дворы до третьего магазина.
Его арендовала шустрая глазастая баба, Вошиков уже пару раз сдавал ей товар, через две-три недели получал деньги, и потому спокойно «сбросил» ей молнии - по накладным, со счетами-фактурами, все как положено.
Через пару недель поехал собирать «урожай» и ахнул: шустрая баба исчезла вместе со всем магазинным товаром: галантереей, одеждой и обувью.
Пяток таких же, как Вошиков, облапошенных агентов растеряно пытались ухватить «концы» аферистки.
Вошиков раздобыл - за «бабки», конечно, - кассету с адресами и телефонами таких вот беглых предпринимателей, нашел ее адрес и телефон, звонил и ездил туда - бесполезно: она уже съехала со съемной квартиры.
Заявление в милицию ничего не дало.
Потом началась эпидемия фирм-однодневок, и Вошиков отныне сдавал товар только в солидные, давно работающие магазины.
Пробиться туда было трудно, все уж «схвачено» конкурентами, они явно делятся с завсекциями и директрисами, но Вошиков уговорил взять «аванс» и дело пошло.
Но снова прокол: на пару минут оставил машину (только что купленную «шестерку») с двумя огромными сумками в салоне (пуговицы, молнии, нитки), забежал в магазин узнать, нужно ль им это, - вернулся за товаром, а сумочки-то тю-тю, и дверцы взломанные нараспашку! «Спасибо, машину не угнали! А то сосал бы ты лапу, «жид-кровосос»!
Лида как-то обмолвилась, что каждый сотрудник фирмы должен что-то приносить в офис, ведь домой мы всегда что-то приносим, а фирма - наш второй дом!
И раз в неделю, когда сдавал деньги и получал товар, Вошиков стал приносить бананы. Офисные девахи - Муся, Зоя, Варя - набрасывались на них, как обезьянки на лакомство. А ему в благодарность доставали из тайничка самые ходовые пуговки.
В тот день Вошиков опять приволок бананы и удивился, не встретив знакомых «рыл».
- А где… - начал он, но Лида прижала палец к губам и поманила его за собой в пустую соседнюю комнату, Игорь успел сунуть свое вмиг отросшее ухо в неплотно прикрытую дверь и услышал:
- Зоя воровка, они с Мусей сумками уносили пуговицы после работы, уже две недели, новенькая Марина «просекла» это и вчера доложила мне, я их тут же уволила, и полковник уволился, они явно решили создать свою фирму, будут тебя звать - не уходи к ним!
- Да куда я пойду! - Вошиков был поражен предательством, а Игорь потом раскололся: он знал о планах полковника и девчонок и уйдет к ним!
- И тебе советую!
Но Вошиков упорно держался своей уже привычной конторы, где видел только хорошее, и хотя звонили новоявленные фирмачи, не поддавался посулам.
Когда Зоя только появилась в офисе, он шепнул Игорю:
- Напрасно Лида взяла эту женщину! - он сразу почувствовал в ней подвох!
Но Муся!..
- А почем эта пуговица?
- Три рубля!
- Ой! - женщина стала жалкой. - А Мария Ивановна мне их по восемь рублей прода-ва-а-ла! - и заплакала.
«Ого! - поразился Вошиков. - Закупали эти пуговицы по полтиннику. Закон коммерции: продай хотя бы вдвое дороже первой цены, тогда траты покроешь и что-то наваришь, иначе прогар. Но тут накрутка в шестнадцать раз! Вот это нагрела! И так нежно, изящно! Менеджер по продажам высокого класса! Надо будет все-таки заглянуть к ним!»
- О! Какие люди в Голливуде! - обрадовались ему «сепаратисты». Ну, слава богу, а то уж прямо не по себе стало: неужели запрезирал нас?
Они въезжали в съемное помещение - на втором этаже без лифта, с крутыми узкими лестницами.
«Не ахти для продаж!»
Когда-то Вошиков облазил пол Москвы, составлял планы торговых помещений для итальянских коммерсантов, и тогда постиг: второй и особенно третий этаж без лифта - для продаж плохо, лучше всего первый, или уж с лифтом!
- И какая аренда?
- Дешево! Это ж часть фабрики! Они у нас пуговки будут брать!
Через пару недель опять заглянул к ним: полно покупателей! Но на него отвлеклись.
- Вошиков! Ты нам нужен!
- Я и там нужен!
- Да, но мы же все вместе держались, вместе раскручивались, здесь тебе лучше будет, и жену возьмем на работу!
- Жену и Лида возьмет!
«Но и вправду здесь как-то теплее, все свои, а там сейчас столько новеньких и все бдят, с перепугу Лида поощряет стукачество.
Можно понять ее!»
Лида с Лешей решили уж дернуть на ПМЖ в Нью-Йорк, фирму доверить Мусе, сделать ее управляющей, деньги отсюда шли бы и шли, - чего ж тогда не жить в США?! И такой облом! Верь после этого людям!
- Ведь эту Мусю мы вытащили, из грязи да в князи!
- Чего?! - взвилась Муся, когда Вошиков рассказал ей о Лидиной обиде. - Да я полгода на нее бесплатно вкалывала, каждый день для нее торговала!
А Вошиков при встрече с Лидой, как всегда, целовался:
- Лидочка, как тебе идет беременность!
- Так что же, мне теперь все время беременеть?! - и объятия.
С Лешей крепкие рукопожатия, но главное - самые лучшие пуговицы по-прежнему предназначались ему, Вошикову, основному добытчику фирмы.
И все же! И все-таки!

Во Владимире познакомился с коллегой-«пуговичником»: офицер-отставник с семьей бежал из Таджикистана, бросив там квартиру, мебель, одежду, лишь бы уцелеть, здесь приткнулся к родным, живет в хибаре-пристройке, и пуговки кормят его, жену и ребенка. Вошиков дал ему адрес «Аннушки».
Ждал проходящего поезда, цепкое око милиционера выудило его из толпы и долго разглядывало паспорт и его владельца.
- Что, похож? - улыбнулся Вошиков и вспомнил о спице, и похолодел, а мент улыбнулся ответно: - Похож!
И вернул паспорт.
И камень с души, и сел, не глядя, на скамью в зале, и угодил в рыбную шелуху. И хлестом взрезало: Харьков, свеженькое здание вокзала - туда еще никого не впускают, а на грязном асфальте перрона в рыбной шелухе сидят, лежат сотни людей неделями, не могут уехать - нет билетов, а грузчики «за четыре Ленина на черном фоне» обещают билет и уплатившим эти четыре сотни царапают на клочке газеты «шифровку» кассирше: «Марея, бяряги свою здоровью!»
«Опять по пятам за временем! Пойдет ли когда-нибудь время по пятам за тобой?
Ну, время, ну, загадка: то века летят, то минуты тянутся!..
И этот вокзал, осколок Вселенной, и сам ты, Вошиков, элементарная микрочастица, какой-нибудь ноль-мезон, ничегошеньки не значите для мироздания, и только Всевышний может спасти всех своим участием. А может и не спасти. И тогда…тогда... «На крышах лед, на сердце иней!» - поэзия на радио России».
Кто-то сильно толкнул в плечо - другой мент:
- Спать не положено!
«Конечно, не положено: крепче сумку держи, - там деньги, там пуговицы, - там все! Крепче держи!»
- Я же сказал: спать не положено!
«Растрепанное время!.. Скорей бы прутья-лучи вонзились в небо, может не так будет в сон клонить…  Стареешь, Вошиков, когда-то трое суток без сна и еды были по силам, сейчас… Сейчас ты не Вошиков, - Пуговкин, вот кто ты! Бисерман, Сутажкин, Резинкин, Ниточкин, Кнопкин, Шпилькин, Фурнитуркин! Кормись, кормись, выживай! Спасибо, держат тебя, старого, и еще предлагают в начальство выйти! Чудаки! Начальником быть - сиднем сидеть, а так, как не крути, свобода! Воля! «А я в своей советской стране, куда хочу, туда еду!» - как говорил Растропович, отвергая мильтонский запрет на въезд в лес. Виолончелист с автоматом! Может, и тебе, Вошиков, обзавестись хотя бы пистолетом? Нет, нет, а то пальнешь в кого ненароком, по обиде, по вспыльчивости! Уж лучше спица, будь она неладна! Покалечил человека! Ну, все, слава Богу, ночь петляла - петляла, как лиса старая, но все же истаяла! «Да здравствует солнце, да скроется тьма!» «Вперед, Вошиков!»

«Так, Иваново. БТР. ГАИ. Шлагбаум. «Стой, Вошиков!»
- Чего везем? - гаишник, вроде, веселый.
Так же весело и ему: - Пуговки!
- Чего?! - аж глаза на лоб.
- Пуговки! «Торгсин» знаешь?
- Знаю!
- Ну вот, туда и в универмаги!
- Открой багажник!
- Открыл!
- А это чего?- сходу клюнул на ящики.
- Нитки!
- Дай ниток!
- Бери!
Дал ему упаковочку - десять штук черных.
- А белых?
- Бери и белых!
- Спасибо, браток!
«Ну вот и все люди братья! Поделишься - браток будешь! А нечем делиться - сестренкой сделают!»
И Вошиков двинул в город, дорога - выбоина на выбоине!
«Торгсин» в самом центре.
- О, кто к нам приехал!
«Конфеткин, кто ж еще! Сходу коробку ей!»
- Спасибо, спасибо! А что вы нам привезли?
Вошиков с улыбкой стал выгружать товар, успев отметить про себя, что завсекцией вымыла голову, волосы распустила до бедер, - явно ждала его.
«Значит, я ей глянулся в прошлый раз! Ладная баба, видно, одинокая, кольца нет, да и чувствуется, что одна!»
Искушения взыграли, но Вошиков окоротил себя: дело надо делать, дело!
А как Игорь Палыч?
- В театре работает! - соврал Вошиков.
- О! Он артист?!
- Еще какой!
Игоря полковник выгнал, как только понял, что тот себя любит куда больше, чем фирму. Курочка по зернышку клюет и сыта, а Игорь! Пару раз обожрался и …ну да, это самое! «Точки» его ныне у Вошикова.
«Весь товар взяла! Теперь в бухгалтерию! И сходу им коробищу «Ассорти» - козырную карту!»

«Смещение эпох, пласт на пласт, я выдавлен ими из прежней жизни, да и саму прежнюю жизнь выдавило, и мчусь теперь в старой «шестерке» по дрянной дороге просторами России, и вся машина, кроме моторной утробы, совсем недавно была забита галантереей! Мираж да и только!»
- Бездуховность нас всех затягивает! - «выдала» недавно знакомая, в прошлом архитектор, а теперь торговый агент. - Деньги да деньги! Трясина!
А для Вошикова укоризной стали слова старого крестьянина, у которого покупал грибы: «Вроде жизнь прожил, а оглянешься - и нет ничего, все просевки да сумежья!»
Но когда торговый агент Вошиков считал пуговки для нового заказа, как четки перебирая их, - успокаивался, и тогда казалось, что ничего ему более не надо, кроме этого, с позволения сказать, бизнеса!.. «Кормление сие есть и пуговки есть кормилицы».
- Вошиков, это Варя из «Аннушки», вспомнили? У меня теперь своя фирма, пуговицы из «Аннушки» и другие, выбор хороший, вот мой телефон, я в Третьем Мещанском, Приезжайте!
«Значит, она тоже натырила пуговиц у Лидии и теперь хочет делать большие «бабки»?»
- Ничего у них не выйдет! - Лида тогда, в пустой комнате, аж пылала, - у меня, с моими знакомствами, еле вышло, а они лопнут, обязательно лопнут!»
«Завтра скажу ребятам о Варе!»
- Правильно сделала! - обрадовался полковник. - Что мы, глупее Лиды, что ли?
«ВошикОфф! - толковал еще в советское время французский таксист. - Я всегда обманывайю свойю хозяйин! Это классовая борьба!»
«Капитализм - это честно! Честно!» - горячился другой знакомый, поляк-коммунист.
Он эмигрировал из Польши при Беруте, десять лет мыл с женой посуду в нью-йоркском кафе, скопил денег на домик в предместье, но давний знакомец Вячеслав Молотов уговорил его переехать в Москву, устроил ему членство в КПСС, двухэтажный коттедж в Кунцево и персональную пенсию, как одному из создателей ПОРП.
«Честно! Честно!»
«Наивная душа этот поляк! Разве человек может всегда быть честным?»

Приехав за нитками, Вошиков увидел: у распахнутых ворот ангара слева ментовский «бобик», справа - черный джип, стекла тонированы.
- И как это понимать? - спросил Виктора.
- Бандюки дублируют ментов, так надежнее!
- А пропавшие нитки?
- Нашлись!
И Виктор рассказал, как нашлись!
Огромный ангар был забит товаром, но пришла еще партия, ее некуда было деть, и хозяин дела - сорокалетний обаятельный Павлик - доверил хранение пришедших ниток давнему своему приятелю.
Тот увез фуру с нитками куда-то на север Москвы, чтоб разместить все в каком-то геронтологическом центре.
А через неделю примчался в панике:
- Нитки пропали!
- Как пропали?
- Замки взломаны, люди видели, как грузили в фуру!
Павлик кинулся в милицию, обещал премию, если найдут, но более опытные предприниматели посоветовали ему сразу идти к бандюкам.
И Павлик пошел.
В тот же день нитки нашлись в геронтологическом центре в Царицыно.
- Как же они раскололи этого приятеля?
- Утюгом жгли!
- И что теперь с ним?
- Квартиру на них переписал!
- А сам куда?
- В бомжи!
Виктор подвез на тележке и с трудом загрузил в багажник «шестерки» три тяжеленных коробки с нитками, обычно в них 1200 штук, а тут по 1500, иных нет.
В магазине рабочего не оказалось - болеет, тележки не нашлось, и Вошикову пришлось подносить картонные ящики самому.
Шел, пошатываясь, груз на плече был почти неподъемен, после третьей «доставки» скрючился от жуткой боли в сердце, еле доплелся до машины и с трудом сел в кресло рядом с водителем. Через два часа отчаянным усилием заставил себя сесть за руль, медленно доехать до гаража и загнать машину в бокс.
Домой отвезли гаражные приятели, упал на кровать и пролежал две недели.
Через пару лет, когда угодил в больницу из-за болей в спине, ему сказали, что он перенес инфаркт.
А спинка «бо-бо» - это те самые «сумочки» с молниями, «ящички» с нитками, заплечные сумищи с пуговками, - с ними «мотал» по Туле, Ярославлю, Коврову, Вязникам, Подольску, Чехову, Серпухову, когда ездил туда на поезде - сколько груза перетащил на себе за эти годы «господин Вошиков»!
«А ведь меня кормит не столько мой труд, сколько лень моей клиентуры!» - не раз думал он, и все ждал, когда же, наконец, появятся такие завсекциями и директрисы, которые сами поедут на фирмы и фабрики, - без посредников прежняя цена упадет вдвое, втрое, и тогда резко вырастет товарооборот, а с ним магазинная прибыль и, конечно, зарплата!
«Ярославский расторопный мужик» - в большинстве своем - спал да самогон жрал, а вот бабенки ярославские быстро скумекали, что к чему, и наладились по туристским путевкам летать в Дубаи, Шарджу и прочие эмираты, совмещая очень приятное с очень полезным: за две туристских недели и пляжились - бронзовели, и качественный тайваньский товар закупали - пуговки, молнии, бисер, сутаж и т. д., - эмираты - самая близкая к Азии «перевалочная» точка, - отправляли это авиабагажом в столицу России, сами летели этим же рейсом, в аэропорту растаможивали груз, сходу его на собственных автоколесах до Ярославля и тут же пуляли долгожданное в свои спешно открытые магазинчики, совмещенные с пошивочными ателье, - и вот оно победное: «Олифа вОрится, господа! Олифа вОрится!», и это «вОрево» быстро приносит оборотные деньги и позволяет не идти второй раз на поклон к банкирам и не закабалять себя бешеными процентами, от которых в Европе приходят в ужас: как вы там выживаете в этой вашей безумной стране? Еще как выживали оборотистые бабенки, даже огромные квартиры покупали себе в соборно-парковом центре, и Волга текла у их ног!
А белыми летними вечерами раскатывали по красавице-набережной на роликах, - ау, Европа, знай наших!

А мода все крутила и крутила свои фуете! Докрутила до «ретро».
Теперь, как когда-то, возник спрос на пластмассовые пуговицы негромких расцветок, с металлической ножкой, а то и без нее, - прокольные подавай, прокольные на два, на четыре отверстия, прокольные - самый писк!
Италия, Греция - бон джорно, Росси, Яссу! - первыми отозвались на веяние времени и их пуговицы - дорогущие! - поперли на российский рынок, а ведь еще недавно пластмассовые пуговицы «клепали» наши фабрики! Пока спохватились, возобновили производство, - магазинные полки уже завалены «итальянками» и «гречанками»!
О, конкуренция, жестокая дамочка!
О, рынок, свирепый ревнивец!
Хочешь преуспеть, - не зевай!

- Девоньки! - осторожно начал Вошиков. - Это, конечно, не мое собачье дело, но ведь крах все ближе и ближе!
- То-есть? - подняла бровь Мария.
- Мы затовариваемся! К нам почти не ходят! Цены бешеные! Все снижают цены, а мы задираем!
- Ну, знаешь! - вспылила Зоя. - Ты думаешь, мы не ходим по фирмам, не смотрим? Все мы знаем! И у нас еще низкие цены!
- Тогда почему к нам не ходят?
- Полоса такая!
Полковник оставил кроссворд, но молчал.
- И потом! - упрямо продолжал Вошиков. - Нитки есть только в промышленных бобинах, а где катушки? Где мулине? Где наборы игл? Где пяльца разных размеров? Резина? Бисер? У нас же ничего нет, кроме пуговиц!
- Вот и надо их сбыть! - заговорил, наконец, полковник.
- Если не сбавим цены, считайте, что это хлам!

Вскоре сорока на хвосте принесла: Варя, которая открыла, было, свое дело и звонила об этом Вошикову, «лопнула», притащилась в «Аннушку», плакала, каялась, была прощена, и снова работает у Лидии.
Полковник, узнав об этом, крепко потер затылок и снял за смешную плату глубокий подвал, но, несмотря на близость метро и рекламу о низких ценах (сбавили - таки) - никто к ним не пошел. Пришлось закрыть дело, и миллионы пуговиц оказались у полковника в гараже.
Два года он пытался сбыть их за бесценок какой-нибудь швейной фабрике, но и здесь фиаско. Тогда вывез бывшую красоту на свалку, а сам пошел работать в МЧС.
«Итак, - анализировал Вошиков, - у жен полковника и бухгалтера мощные пенсии, хотя они ни дня не трудились на фирме, «девочки» капитально прибарахлились, а Зоя еще и дом строит, у него самого теперь гараж с подвалом, «девятка» и дача - все это сделали пуговки за несколько лет.
А для Лидии пуговки, пожалуй, ее лучшая пьеса: она уже мультимиллионерша и по-прежнему переводит баксы в Америку через церковь (чтоб не «засекла» налоговая)»
Звала Вошикова вернуться, звали к себе другие предприниматели, но он не спешил к ним: понял, что пик легких денег уже позади, теперь, чтобы «забить клёвые бабки» надо пахать, пахать и пахать. Да и «просевки и сумежья» не давали покоя. Необходимо было крепко подумать: что делать дальше?
Ясно было одно: время Обломовых кончилось, пришло время Штольцев.

“Наша улица” №150 (5) май 2012