Слава Лён
КУВАЛДИН. РОДИНА РЕЦЕПТУАЛИЗМА
На заре Бронзового века - как великолепно звучит: "на заре Бронзового века"! - году эдак в 1963, после памятного хрущевского разгрома "авангардистов" в Манеже, два будущих художника-классика Оскар Рабин и Олег Целков вели горячий спор. В споре, как известно, НЕ рождается истина. В споре рождается НЕ истина - проблема. Рабин утверждал, что перепроизводство произведений искусства в мире достигло таких масштабов, что нужна КУВАЛДА, чтобы принудить зрителя смотреть твою картину. "На входе в твой зал Музея должен стоять служитель, который кувалдой по башке глушил бы каждого зрителя и говорил - смотри!" Целков гордо возразил - это (кувалда!) не входит в задачу Искусства. И - малое время спустя - ввел Человека с Кувалдой "внутрь холста". Теперь весь художественный мир - а другого НЕ существует - знает страшно-нестрашных персонажей холстов Олега Целкова - целковитов. Целковит - лик-личина-отличник сути и сущности ХХ века.
Я вспомнил эту байку, прочитав - а сел я читать нехотя, по обязанности, думая - пройдусь сейчас по диагонали и - баста! - так вот, прочитал первые пол-страницы романа "РОДИНА" Юрия Кувалдина и - ахнул! -
"В час жаркого весеннего заката на Патриарших прудах умерла Родина... старуха... член КПСС... поднялась на трибуну Мавзолея... В левой руке у нее была петля, а в правой - топор... справа от нее Порфирия Петровича, а слева - Понтия Пилата".
Чуть ниже:
... "Людмила Васильевна подумала, как это Родину могли повесить среди бела дня? Но вот повесили же!
Мать звала ее Милой.
- Брысь! - крикнула Мила огромному коту, черному, с белым фартуком. - Иди возьми в холодильнике себе сардельку!
Кот почесал лапой за ухом, понял, что хозяйка не в настроении, и лениво поплелся на кухню, по пути прихватив со столика газету".
Все! - надо читать м е д л е н н о. Моя "тема": смерть (убийство, самоубийство?) Родины + (плюс) противная мне "идеология": отмирающий постмодернизм. Его пора прошла - пришла пора его замещать рецептуализмом.
По культурной норме рецептуализма, филолог-рецептуалист, работающий обычно в деятельностно-аксиологическом подходе, сначала обязан построить объект филологического ис-след-ования, что - как мы увидим ниже - очень непросто, и только потом при-ступать к системному, выверенному анализу построенного объекта.
В пику "совецкому критику" (типа Латунского и Берлиоза, прообразом которых в романе Михаила Булгакова был советский литературный критик, основатель и генсекретарь Российской Ассоциации Пролетарских Писателей (РАПП), Леопольд Леонидович Авербах, который душил все творческое и человеческое в Михаиле Булгакове, а в начале 30-х годов по поручению партии "вытащил" из средиземноморского Капри пролетарского "буревестника" Максима Горького, возвратил его в СССР, вместе с ним редактировал сборник, прославляющий труд заключенных на строительстве Беломоро-Балтийского канала, и при этом Авербах успевал быть племянником Якова Свердлова, шурином наркома внутренних дел Генриха Ягоды и зятем верного ленинского оруженосца - управделами Совета Народных Комиссаров Владимира Бонч-Бруевича), итак, в пику подобному советскому критику, завербованному преступной совецкой властью, уверенному, что "объект исследования" ему уже дан - в руках текст! - филолог-рецептуалист сначала строит пространство исследования. Чтобы в нем построить объект исследования.
Филолог-рецептуалист конструирует из хотя бы трех (минимум!) ортогональых пространств ("досок"):
- онтологического,
- организационно-деятельного,
- инструментального -
единораздельно-целостное пространство своей мыслительной работы. И при-ступает к по-строению объекта своего филологического ис-след-ования: деятельно-текстовой системы (ДТС) романа Кувалдина "РОДИНА".
В границы этого трех-ортогонального про-странства ДТС раз-мещается (рецептуальное "пространство мест!") теперь:
- вся система "материал - формы - содержания" романа,
- вся система "мыслей - слов - дел" героев и Автора романа,
- вся система "языков - средств - методов" работы Автора романа.
Ортогональность трех пространств, понятно, означает, что проекция их "содержания" друг на друга дает - нуль (0). Во всех значениях этого слова, включая нуль "Супрематического зеркала" Казимира Малевича (1915).
В романе "РОДИНА" действуют, помимо очень важных своей разно-типностью "героев", два "автора": Автор-1 (основной автор текста) и Автор-2 (автор-герой, перевоплощающийся во многих персонажей и даже в самого Бога).
Но за границами текста романа действует - и не в меру активно! - еще два "автора": Автор-3 - "Кувалдин-писатель", комментирующий текст "РОДИНЫ", и Автор-4 - "Кувалдин-человек", комментирующий деятельность Кувалдина-писателя и настырно (без ложки скромности!) продвигающий "РОДИНУ" в Музей (сокровищницу мировой культуры).
Автор-3 и Автор-4 мне тоже потребуются в ис-следовании, и тоже раз-мещены в своем трех-ортогональном пространстве. Я, Слава Лён, автор настоящего (в обоих значениях слова: (1) сегодняшнего и (2) истинного) текста имею свое аналогичное пространство.
По прототипу "русской матрешки" эти три пространства:
- объекта ДТС романа,
- Автора-3 - писателя Кувалдина,
- профессионального философа Славы Лёна -
последовательно вставлены друг в друга и тоже - "ортогонально".
Что означает: главный герой романа "РОДИНА" Мила не несет ответственности за "мысли-слова-дела" писателя Кувалдина. Писатель Кувалдин не несет ответственности за слова Славы Лёна. А Слава Лён будет отвечать (головой) за все свои настоящие (и ненастоящие) "мысли-слова-дела".
Первым философски осмыслил и выдвинул предложение - как очень эффективное средство понимания художественного текста - использовать в филологическом исследовании категориальную пару "герой - автор" Михаил Михайлович Бахтин. Он говорил: "Не только созданные герои отрываются от создавшего их процесса и начинают вести самостоятельную жизнь в мире, но в равной степени и действительный автор - творец их. В этом отношении и нужно подчеркивать творчески продуктивный характер автора и его тотальную реакцию на героя: автор не носитель душевного переживания, и его реакция не пассивное чувство и не рецептивное восприятие (курсив мой, - Слава Лён), автор - единственно активная формирующая энергия, данная не в психологически конципированном сознании, а в устойчиво значимом культурном продукте, и активная реакция его дана в обусловленной ею структуре активного видения героя как целого, в структуре его образа, ритме его обнаружения в интонативной структуре и в выборе смысловых моментов" (Эстетика словесного творчества, М., Искусство, 1979, с.10).
Бахтин четко разводил, различая, в разные времена "автора-в-тексте" и "автора-в-жизни", называя их - соответственно - "автор-творец" и "автор-человек". Бахтин настойчиво предостерегал исследователя текста от ошибки принимать за авторский голос послетекстовые интерпретации и комментарии "автора-человека" (типа, например, "Авторской исповеди" Гоголя), ибо они - тексты другого "автора", нежели "автор-творец".
В романе "РОДИНА" четыре типа героев:
- герой-1 - оригинальный герой романа "РОДИНА": типа Милы, Стасика, Константина-Алексея и т.п.,
- герой-2 - герой героя чужого романа: типа Раскольникова, Понтия Пилата или Воланда,
- герой-3 - герой-художник: типа Достоевского или Булгакова, Гоголя или Саврасова,
- герой-4 - Фаллос,
- герой-5 - мать-Родина.
Итак, в романе "РОДИНА" небывало разно-типным героям противостоят четыре автора: Автор-1, Автор-2 (внутри текста) и Автор-3, Автор-4 (за текстом). Автор-1 есть автор-творец, Автор-4 - автор-человек (в терминологии Бахтина), Автор-2 - автор-герой, Автор-3 - автор-комментатор романа "РОДИНА".
Я полагаю, что Автор-1 и Автор-3 изначально работают в парадигме постмодернизма:
"Каждое мое слово, каждый мой образ, каждая моя метафора - целое напластование: философий, религий, этик и одновременно - правд жизни со всеми их грязнотами и вульгарностями. Здесь необходима даже не дешифровка, как у Достоевского (очень важное для меня свидетельство Автора-3, хорошо проштудировавшего и "Проблемы творчества" (1929), и "Поэтики Достоевского" (1963) М.Бахтина и знающего теорию "полифонического романа" и концепцию "серьезно-смеховой культуры", - Слава Лён), а способность погрузиться в этот круто заваренный интеллектуальный мир, насытиться этим горько-соленым раствором. Бесконечные напластования намеков, недомолвок, реминисценций, открытые и замаскированные цитаты, сложнейшая система отсылок, виртуозные ассоциации, полифилософские метафоры, смешение арго и сакральных текстов, увеличенная до крайних пределов суггестивность слова - вот из какого "сора" я делал "Родину", мой роман", - говорит Автор-3 в позиции рефлексии над текстом романа и 6-летней деятельностью читателей и критиков, уже прочитавших его роман-шедевр (Жизнь в тексте, 2006, с.40).
А вот цитата из самого романа (Родина, 2000, с.470-71)
сначала голос Автора-1 и, тут же, голос Достоевского-героя:
"Зазвучала музыка Шнитке, компилятивная, пронзительная, постмодернистская. Достоевский в свете луча пистолета встал с кровати и обратился в зал:
- Господа! Вся наша жизнь есть постмодернизм! Вместо гармонии, к которой стремился Ренессанс, и интеграции, к которой стремился модерн, постмодернизм настаивает на гибридном искусстве, в основе которого лежит диссонансная красота и дисгармоничная гармония. Нельзя допустить преобладания какого-то слишком доминирующего стиля. Каждый элемент должен иметь свою функцию, дублирующуюся иронией, противоречивостью, множественностью значений. Постмодернизм. Постистория. Постиндустриальное общество. Даже с точки зрения лингвистической приставка "пост" во всех трех случаях не случайна, и на самом деле объединяет эти три явления, которые, не будучи синонимами, параллельны и взаимосвязаны, - Достоевский вздохнул и прошелся по огромной сцене Театра Красной Армии. Фоном звучала музыка Шнитке, взвизгивали скрипки и плакал гобой. На заднике слабо высвечивалась Москва из Космоса, походящая на причудливую паутину. Достоевский продолжил:
- Постисторией я бы назвал такое состояние общества, когда невозможно никакое подлинное новаторство, когда все уже создано, книга прочитана и закрыта. Единственным настроением является горечь, цинизм, пассивность и серость. Движение мира достигает конечной стадии, когда возможности полностью нейтрализуют друг друга, порождая повсеместное безразличие, индифферентность, превращая нашу цивилизацию в машину, мегамашину, которая, в свою очередь, выравнивает все типы различий, порожденных жизнью. Так текстура мира, заключающаяся в производстве различий, перетекает к фазе производства безразличия. Иными словами, диалектика дифференциации опрокидывает свою основу и производит индифферентность. Все уже в прошлом: вера в утопии, надежда на лучший мир, поющее завтра. Происходит только одна и та же процедура: бесконечное клонирование, раковая пролиферация, напрочь лишенная всякого новшества..." Тут важно подчеркнуть, что Автор - 1 не только развивает идеологию постмодернизма далее, но и - возвышается над ней согласно второй рефлексии. И не просто иронизирует над постмодернизмом, а критикует его, как Кант. Он готов вообще закрыть это направление движения мировой цивилизации. А куда дальше? - ибо развитие Искусства непреложно. Дальше - ближе: в рецептуализм, раз уже выяснено, что вторая рефлексия - страшная сила!..
Слава Лён "Кувалдин. Родина рецептуализма"
