суббота, 9 октября 2010 г.

Нина Красновa "Пламенеющая роза"

Нина Краснова

ПЛАМЕНЕЮЩАЯ РОЗА

У Константина Паустовского есть знаменитая книга о писательском мастерстве "Золотая роза", которую Юрий Кувалдин сделал с детства своею настольной книгой, наряду с книгой Юрия Олеши "Ни дня без строчки".

Я бы назвала Кувалдина пламенеющей розой.

- Писатель должен писать каждый день! - говорит он авторам своего журнала "Наша улица".

Многие думают, что он шутит, когда говорит это. И кое-кто говорит ему: "Да я уже написал один рассказ (одну повесть, одну книгу). И что - я должен еще писать? И еще и еще? И всю жизнь должен писать и писать? Каждый день?!" - "Да, если ты настоящий писатель и если для тебя нет ничего главнее в жизни, чем писать книги", - отвечает Кувалдин.

Сам он пишет каждый день, при любой погоде, при любых настроениях, при любом самочувствии, при любых условиях и обстоятельствах, в том числе и при тех, которые не располагают к этому. Потому что он, в отличие от повального большинства членов Союза писателей, настоящий писатель и потому что для него в жизни нет ничего главнее, чем писать, заниматься творчеством, литературой, то есть для него нет ничего главнее литературы, главнее Логоса, главнее Слова, которое для него - Бог. Литература - это его Любовь и его Религия, это его Всё. Он весь живет в ней. Реальная бренная жизнь с ее простыми удовольствиями и утехами и с суетой сует для него как бы не существует. Для него существует только мир литературы и творчества, "жизнь - в книге", "жизнь - в искусстве", нереальный мир, или мир второй реальности, который для него (как и вообще для Художника) более реален, чем реальный мир, чем реальная жизнь. А реальная жизнь для него - только "повод для творчества". А главная цель и главный смысл жизни у него - это выполнить свои творческие сверхзадачи и войти в Божественную метафизическую программу, то есть в Бессмертие, в Вечность.

Юрий Александрович Кувалдин родился 19 ноября 1946 года, в Москве, в бывшем "Славянском базаре", на улице 25-го Октября (а до революции и ныне - Никольской), учился в бывшей Славяно-греко-латинской академии, вместе с Тредиаковским, Ломоносовым, Кантемиром (только в разное время с ними, они - в XVIII-м веке, а он - в XX-м). И это повлияло на его судьбу и определило ее и помогло ему встать на путь литературы и идти по нему всю жизнь, равняясь на великих.

Он с детства любил читать книги и перечитал еще в детстве всю русскую и зарубежную классику, в которой он ориентируется так же свободно, как в улицах и переулках Москвы, в которых сам черт запутается и сам Бог не разберется. В 15 лет он поступил в театральную студию Владимира Высоцкого и Геннадия Яловича. Воспринял и изучил там систему Станиславского, систему перевоплощения, которую потом стал применять в своем творчестве.

Писать он начал в 17 лет, даже еще раньше. И начал он, как почти все лучшие прозаики, - со стихов. Его стихи печатались в "Литературной учебе" (с предисловием Юнны Мориц) и в "Новом мире", и в газетах "Ленинское знамя", "Московский комсомолец", "Вечерняя Москва". Но он быстро охладел к этому жанру, быстро понял, что стихи, как сказал Есенин, "не очень трудные дела", и что это - слишком легкое для него дело, это все равно, что для штангиста - игрушечная картонная штанга, или для самолета грузоподъемностью сто тонн - сетка картошки весом один килограмм. Да и вообще стихи - это самая первая ступень творчества, так считает Кувалдин. И он перешел на прозу. Ее оценили такие мастера слова, как Фазиль Искандер, Юрий Нагибин, Лев Аннинский, критик Владимир Лакшин. Последний говорил ему: "Твоя проза - гениальна. И поэтому ни один журнал не будет печатать твою прозу (потому что она никому не по зубам)".

Юрий Кувалдин - писатель "потерянного" поколения. Он никогда не входил ни в какие группы, был всегда сам по себе и шел своей дорогой, один, а не в стаде коллег и не в толпе, подальше от стад и толп. Он мог бы сказать о себе стихами поэта (Юрия Кузнецова): "Меж прошлым и грядущим иду один".

Он был не похож ни на кого, не вмещался ни в какие привычные рамки и схемы, и поэтому сотрудники редакций не знали, как относиться к нему. И на всякий случай возвращали ему его рукописи, которых прочитать-то как следует не могли по причине своей низкой квалификации и полной профнепригодности. Они даже побаивались его, потому что он лучше их знал литературу. Как-то раз они из приличия спросили его: "Что вы сейчас читатете?" - "Чевенгур", - ответил он. - "А это что за писатель? Не наш? Иностранный?" - спросили они про "Чевенгур" Платонова. И такие специалисты по литературе, советские ликбезовцы, сидели в советских редакциях и вершили судьбы таких людей, как Кувалдин, образованнейший человек своего времени, библиофил, эрудит, энциклопедист и великий писатель, которому никто в макушку плюнуть не достанет. Где они все теперь, эти - те! - мелкие сошки, мелкие советские чиновники и клерки? Их нет. Ни в литературе, даже где-нибудь на обочине, в какой-нибудь канаве или луже, нигде, и к ним даже претензий никаких не предъявишь задним числом: мол, что же вы, такого писателя зажимали, ходу ему не давали, палки в колеса ему ставили, не печатали его? И уже ничего ни с кого не спросишь. Не с кого...


Нина Красновa "Пламенеющая роза"