Нина Краснова
ЛИТЕРАТУРУ КУЕТ КУВАЛДИН
...У Кувалдина нет ни одной стандартной статьи, которую он написал бы по всем правилам академической критики. Все статьи у него - в кувалдинском стиле, со своими отступлениями от нормы, как и все его произведения. А талант - это и есть отступление от нормы. И в литературе, и во всех видах искусств. Не позволяют себе никаких отступлений от нормы только посредственные, не дерзновенные люди. Они делают все по правилам, следуя им буквалистично и неукоснительно, ко всему подходят с линейкой, с лекалом и с аптекарскими весами, чтобы - не дай Бог - ни в чем не допустить никаких отклонений. А таланты и гении создают свои правила и свои законы. Но для этого надо быть талантами и гениями. Не всем все позволено, а только им, избранным.
...Кувалдин высказывает такие мысли, которых не найдешь ни у одного писателя. Например, такие: “Еврейская мифология (Библия. - Н. К.)... сильно изменила славянский облик России... стала русской религией, верой в Христа, а не в славянского Даждьбога, например...” Это очень смелая мысль. И очень емкая. Если ее развернуть и прокомментировать, получится книга размером с Библию. И у Кувалдина все мысли такие. В них очень много всего заложено и сконцентрировано.
...Да у Кувалдина в его прозе куда ни ткни - везде мысли, мысли, мысли, и все такие интересные, емкие, откровенные и смелые, и их у него так много, что ими можно наполнить все пустые головы нашего отечества и мало (или много?) не покажется.
...Я другого такого писателя не знаю, который бы, как Кувалдин, высказывал на бумаге все самые смелые (и самые странные и самые, на первый взгляд, несуразные) мысли, которые приходят ему в голову. Кувалдин потрясающе смелый писатель и в том плане, что он высказывает все эти свои мысли, и в том плане, что он вообще пишет что хочет и как хочет и воплощает свои творческие замыслы в каких хочет формах.
Юрий Кувалдин - литературный Юлий Цезарь, который хочет завоевать литературный мир. Юрий - Юлий.
...Кувалдин воспринял философию философа Федорова, его теорию воскрешения человека, то есть теорию бессмертия. И развивает ее в своем творчестве, и в рассказах, и в повестях и романах, и в статьях.
Он пишет, что когда наступит воскрешение мертвых, по Федорову, тогда пригодятся космические теории Циолковского, связанные с переселением человечества на другие планеты. Потому что на одной планете Земля все люди не уместятся, и образуется такая давка, такое столпотворение, как в метро в часы пик, и все будут сталкивать друг друга с платформы вниз, на рельсы.
...Кувалдин вообще-то не верит в воскрешение человека с костями и мясом, считает это утопией. Но он верит в воскрешение и в бессмертие души человека, которое возможно через Слово, через Литературу.
“Человек смертен, но бессмертна его душа, воплощенная в слове, завещанном (всем) последующим поколениям”, - говорит он.
Вот почему он видит в литературе спасение души и вот почему он считает литературу самым главным из всех видов искусств, главнее живописи. И вот почему он не признает писательство “исключительно за гонорары, за посты и привилегии”, как это практиковалось в советское время.
...Кувалдин думает о времени и о себе. “Кончается одна эпоха, наступает другая. Потом и наша кончится. Что скажут о нас потомки лет через двести, через тысячу лет? Помянут ли нас добрым словом? Будем верить, будем надеяться и будем работать, работать...”. Кувалдин работает днем и ночью, с полной “самоотдачей”, чтобы оставить после себя свои сочинения... и чтобы потомки не забыли его и помянули добрым словом через двести и через тысячу лет. Он работает не для сиюминутной “шумихи” и “успеха”, а для вечности. И с олимпийским спокойствием смотрит на попсовиков, которые используют отпущенную им жизнь на то, чтобы сорвать побольше “бабок” за свои книги, которые и пишутся ими ради этих самых “бабок”, левой ногой.
...Какие-то свои самые излюбленные слова и мысли, свои крылатые выражения Кувалдин повторяет то в одной статье, то в другой. Например, о том, что “жизнь служит лишь поводом для литературы” и другого отношения к ней не имеет. Или - о том, что литература является “литургией, службой, спасением души”. Или о том, что “в советской литературе крутились огромные деньги” и около этих денег литчиновники крутились, как около “нефтяной трубы”, а где начинаются деньги, там кончается литература. Или о том, что главное для писателя - войти со своими сочинениями “в божественную программу”, то есть в вечность и в бессмертие, а “отбор” в эту программу производится по большому “гамбургскому счету”.
Как зодчие строят из одних и тех же кубиков и блоков и досок совершенно разные по форме здания, так и Кувалдин - из каких-то своих излюбленных слов, мыслей, выражений строит разные произведения, где все эти “кубики”, “блоки” и доски играют каждый свою роль, каждый раз новую. То они служат ступеньками в это здание, то рамами дверей и окон, то потолочными балками, то угловыми опорами, то частью декора...
...Есть у Кувалдина афоризмы, в которых он все привычные понятия ставит с ног на голову. Например, он ставит с ног на голову поговорку “в здоровом теле здоровый дух”, и у него получается нечто совершенно другое, противоположное: “В здоровом теле, на мой взгляд, расцветает не здоровый дух, а идиотизм”. Здесь мысль Кувалдина о том, что “болезнь является мощным двигателем творчества” перекликается с мыслью Нагибина о том, что болезнь человека нередко является стимулятором его творчества. И тогда получается, что древние греки зря выбрасывали биологически слабых младенцев в пропасть и зря заботились о физически сильном и полноценном потомстве? И тогда получается, что принцип естественного отбора людей по физическим качествам человека - вреден для литературы и искусства?..
Нина Краснова "Литературу кует Кувалдин"
