И в нем возникло нечто такое, что можно было назвать легким испугом. Ведь сам Малюгин никогда в жизни не болел столь серьезно, чтобы требовалось ложиться на операционный стол.
Когда щуплый профессор Воробьев, хрустя накрахмаленным, отливающим синевой халатом, взял иглу, такую точно иглу, которой сам Малюгин неоднократно прокалывал вены больных, у него, как говорится, екнуло сердце и он едва заметно побледнел.
Он увидел блестящую бусинку катетера, которая быстро исчезла в проколе иглы, увидел уходящую под кожу мягкую, эластичную, гладкую тончайшую жилку и почувствовал, что тело, помимо его воли, противится этой жилке.
Воробьев сразу же заметил это напряжение и сказал, чтобы Малюгин расслабился. Сказать просто. Малюгин говорил себе то же самое, но лихорадочно пульсирующая плоть не желала подчиняться этим командам...
Весь: прими чужую боль
