Сергей Сущий
СОВРЕМЕННАЯ
РУССКАЯ ПОЭЗИЯ -
СТАДИЯ ЛИВНЯ
СОВРЕМЕННАЯ
РУССКАЯ ПОЭЗИЯ -
СТАДИЯ ЛИВНЯ
эссе
Конечно, выходя на эти вопросы о главном, анализируя «текущее» состояние русской поэзии и возможные траектории её будущей динамики, нельзя забывать, что культура - это большая коммунальная квартира, точней - целое общежитие. Рассматривать русскую поэзию независимо от того, что происходит во всей отечественной культуре и ещё шире - в глобальной культурной системе, невозможно. Зато анализ чисто поэтических реалий позволяет нащупать некоторые глубинные тренды не только русской, но и всей мировой культуры.
Начнём с одной цифры. Только на сайте Стихи. ру в конце 2014 года было зарегистрировано почти 600 тысяч русскоязычных поэтов (Там же. С. 38.). Чупринин предполагает, что 1% из них могут быть талантливы. Я не столь щедр и готов сократить эту долю на математический порядок. Но и 0,1% (один из тысячи) - это несколько сотен талантов. Причём только на одном сайте современной русской лирики, которым, надо полагать, её авторское многоцветье не ограничивается.
Учитывая количество авторов, собранных только на одном сайте, можно предположить, что общее число современных русских поэтов достигает миллионной планки. Скорее же всего, данная цифра может быть и ещё выше. Согласно всероссийскому социологическому опросу 1994 года, около 3% российских горожан когда-либо пробовали свои силы в литературном творчестве. Для сельских жителей данный показатель чуть ниже. С учётом того, что горожанами является почти три четверти населения страны, около 3-3,5 млн россиян когда-либо обращались к «письму». Если предположить, что половина из них постоянно или спорадически продолжает это делать и в настоящее время, сообщество «пишущих» в современной России может составлять 1,5-1,8 млн человек. И прежде всего речь идёт о поэтах, поскольку именно лирика привлекает максимальное число пробующих свои силы в писательстве. Но мы должны учесть и сотни тысяч пишущих на русском соотечественников, проживающих в странах ближнего и дальнего зарубежья. Иными словами, даже цифра в 1,2-1,5 млн современных русскоязычных поэтов не представляется завышенной (Конечно, заметную часть этого великого множества формируют тинейджеры, оставляющие лирические упражнения при переходе во взрослую жизнь. Другой массовой группой являются пенсионеры, начинающие писать после завершения периода активной трудовой деятельности. Но и помимо этих двух социальных компонент есть сотни тысяч россиян, для которых поэзия становится основной формой творческой самореализации.).
***
Развитие поэзии, как и любой другой культурной формы, - процесс нелинейный. При наличии ряда общих стадий (зарождение, становление, расцвет, закат) динамика культурных форм в каждой национальной традиции имеет свой специфический профиль.
Так или иначе, но есть несколько обстоятельств, которые не могут не оказывать прямого воздействия на основные стороны бытования современной поэзии. Вот эти факторы:
• наличие развитой традиции - обширного пантеона классиков и гигантского корпуса текстов, уже включённых в культурную память нации;
• наличие огромного множества людей, пробующих свои силы в литературе, наиболее преданная «письму» (литературоцентричная) часть которых формирует обширное творческое сообщество;
• невероятная производительная мощь данного сообщества, ежегодно выдающего «на-гора», по самым скромным подсчётам, 10 (и более) млн стихотворений.
Если предположить, что каждый из современных русских поэтов (1,2-1,5 млн человек) пишет хотя бы по одному стихотворению в месяц, мы получаем 15-18 млн стихотворений в год. Между тем 10-12 стихотворений в год - скорее заниженная планка творческой производительности большинства даже профессиональных авторов, не говоря уж о любительской среде, среди представителей которой далеко не редкость 40-50 и много более «ежегодных» стихотворений. Так что реальный массив создаваемого на русском поэтического продукта, скорее всего, значительно больше названной цифры.
***
Безусловно, значительная часть этого лирического вала - разнообразный спам. Да и остальное, в своей массе, не нуждается в серьёзном рассмотрении, если включать «гамбургский» счёт. Но даже 0,1% данной продукции (то, что требует внимания профессионального сообщества, его анализа и оценки) - составляет десять (или более) тысяч стихотворений. Какой профессиональный критик (что уж там читатель!) в состоянии охватить хотя бы четверть (седьмую, десятую часть) этого вполне достойного лирического материала, не говоря уже о предварительной работе по его извлечению из невероятных завалов производимой онлайн стихотворной руды!
Иными словами, мы видим кардинальный сдвиг в соотношении человека и культуры. Ещё в XIX веке они соразмерны. Говоря условно, смотрят друг другу в глаза. Образованный русский, даже не будучи профессиональным деятелем культуры, успевает следить за всеми интересными новинками в литературе, искусстве, театре. Он в курсе всего значимого, что происходит в отечественной культуре, а зачастую и в мировой тоже.
И не удивительно, учитывая, что вся русская литература в первой половине XIX века - несколько десятков известных имен, несколько сотен профессионалов. Аналогично и русская живопись. Да и сам этот образованный человек - штучный продукт, на всю страну - несколько десятков тысяч.
***
Положение меняется поступательно, но неуклонно (Желающих детальней представить, как менялись география и масштаб русского литературного сообщества в целом, а также отдельных его статусных прослоек (элиты, круга профессионалов, любительской/дилетантской ?массовки?); как социокультурное множество, заключавшее на всю страну всего несколько тысяч человек, трансформировалось в массового Левиафана, отсылаю к следующим изданиям: Сущий С.Я. Атлас российской культуры XIX - начала ХХ вв. Ростов н/Д, 2000; Сущий С.Я. Атлас российской культуры XI?-XXI веков. М., 2011.). Уже к концу позапрошлого столетия, в стремительно расширяющемся мире культурных артефактов, от человека начинает требоваться специализация. А в ХХ веке культура просто взрывается, превращаясь во вселенский Иггдрасиль. Уже даже не она сама - необъятной для индивида становится каждая её отдельная ветвь. Причём даже в масштабе собственной национальной культуры, если речь идёт о такой стране, как Россия.
Чтобы оценить реальные результаты русской поэзии, скажем, за прошедший 2014 год, надо прежде всего эту поэзию прочесть. Но очевидно, что задача эта абсолютно невыполнима. Максимум, на что способен самый ответственный критик (редчайшее явление!), это проштудировать стихотворную часть ведущих художественных журналов. И, быть может, прочесть энное число свежих поэтических сборников, попавших ему в руки.
Достаточно ли этого, чтобы быть в курсе реально сделанного современной русской лирикой? Если ещё полтора десятка лет назад Юрий Кублановский говорил, что «Новый мир» обеспечен стихами на двадцать лет вперёд (и с тех пор ситуация только усугубилась); если «ориентировка на имена - главный принцип работы толстых литературных журналов. Так они облегчают себе трудности редактуры. Освобождаются от необходимости отбора и выбора. Работа идёт с авторами, а не со стихами» (Шенкман Я. Заповедник для небожителей // Арион № 1, 2007.).
Могут возразить, что в каком-то смысле так было всегда. Что новое прокладывало себе дорогу не в один день. Требовались годы, а подчас десятилетия. Согласен. Механизмы презентации текстов и авторов, процесс включения их культурную память растянуты во времени. Но дело в том, что и сам этот механизм/процесс в значительной степени зависит от количественных показателей литературного процесса и, если угодно, от состояния и стадии развития самой культурной традиции.
Действительно, как работает механизм перехода актуального поэта-современника в разряд классиков? Кто отвечает за этот процесс, определяет вклад конкретного автора в развитие национальной поэзии, т.е. оценивает «талантливость» его поэзии? Потенциально в эту работу может быть вовлечено всё множество носителей данного языка или, по крайней мере, вся читательская аудитория. Но в максимальной степени эта обязанность ложится на сообщество, профессионально занятое литературой, - обширный круг людей, вовлечённых в создание художественных текстов (авторы); их анализ (критики, литературоведы); воспроизводство, распространение и сохранение (издательско-редакционно-библиотечный и прочий «инфраструктурный» контингент литературного процесса).
Именно это сообщество, в силу своих интересов и профессиональных обязанностей, осуществляет непрерывный мониторинг текущего литературного процесса с целью выявления и отбора интересных текстов и авторов, их содержательного анализа и сравнительной оценки; «взвешивания» и ранжирования. Несмотря на распространение разнообразных лоббистских практик и заинтересованность в продвижении тех или иных фигур, в своём результате работа профессионального сообщества является бескорыстной, т.е. отражает «интересы» национальной поэзии. Итогом этой деятельности является первоначально создание, а затем постоянное расширение и внутренняя корректировка Пантеона - группы выдающихся деятелей отечественной поэзии, определяемых как её классики.
Специально оговорим, что для включения автора-претендента в группу классиков полный консенсус профессионалов-«оценщиков» не обязателен. Как известно, согласия внутри литературного сообщества по большинству поэтов, составивших Пантеон, никогда не было. Однако для устойчивой работы оценочно-отборочного механизма необходимо, чтобы если не все, то основная масса представителей профессионального сообщества прочла стихи поэтов-современников - потенциальных кандидатов на включение в национальный пантеон. Все достойные тексты должны быть известны профессионалам, ответственным за общественную презентацию поэзии, информирование общества о наиболее интересных явлениях и фигурах современной литературной жизни страны.
***
Данный «оценочно-отборочный» цикл работал без серьёзных сбоев до середины ХХ века. До этого времени почти все сколько-нибудь интересные авторы оказывались в поле зрения профессионального сообщества (Что, в общем, неудивительно: число единовременно присутствовавших в литературе потенциальных кандидатов в классики в XIX веке могло ограничиваться одним - двумя десятками авторов. В первой половине ХХ столетия эта цифра могла подрасти до нескольких десятков человек.). Однако в дальнейшем нарастающее их множество и очевидная регионализация русской литературы (появление «на местах» множества сильных поэтов) всё более осложняет работу этого механизма, который окончательно выходит из строя в 1990-е годы.
Применительно к ситуации начала XXI века необходимо, чтобы профессиональное сообщество своим большинством прочло, проанализировало, оценило творчество каждого, скажем, из 400-500 или 800-1000 интересных современных русских поэтов, качество текстов которых теоретически позволяет им претендовать на место в группе классиков.
Как уже было сказано, данная задача невыполнима в принципе. Позволю себе аналогию, которая, на мой взгляд, хорошо иллюстрирует существо проблемы функционирования современной русской поэзии (и не только поэзии, и не только русской). Есть много общего между её историческим развитием и эволюцией дождя. Особенно если рассматривать этот процесс, так сказать, стадиально. В предельно сжатом виде данная аналогия выглядит следующим образом.
Начало. Для дождя это может быть мелкая морось или редкие крупные капли. Важно, что влага падает на сухую землю и сразу же благодарно впитывается ею. Так и развитие новой русской литературы начинается с первых отечественных авторов и их произведений, которые мгновенно схватываются и благодарно усваиваются обществом; встраиваются в его культурную память (вторая половина XVIII - XIX вв.).
Развитие и зрелость. Морось превращается в дождь. Капли всё полновесней и чаще. Но они по-прежнему впитываются землёй. Аналогично и национальная поэзия периода расцвета, когда достигается идеальное соотношение между культурным «производством» и его общественным потреблением. Самые значительные, полновесные образцы лирической продукции замечаются и по достоинству оцениваются профессиональным сообществом, презентуются обществу и усваиваются им, включаются в культурную память (начало ХХ в. - 1950/1960-е гг.).
Поздняя зрелость («стадия ливня»). Капли всё гуще. Они сливаются в потоки, заливают землю, которая уже напитана влагой и всё менее способна усвоить новые её порции. И потоки воды, уже отторгаемые почвой, несутся ручьями в реки, сносятся в городской дренаж и сливные системы. Такова и стадия развитой, перезрелой культуры (историческая аналогия - эпоха эллинизма). На общество непрерывно рушится поток новых произведений. А оно насыщено литературой - той самой, что уже впиталась, стала классикой (начиная с 1970/1980-х гг.).
Между тем ливень текстов только нарастает. Причём с известной толикой интересных (если не талантливых) произведений, которые раньше и критикой, и обществом были бы обязательно замечены, оценены, усвоены. Теперь не то. Слишком всего много. И вся эта продукция, как ливневые воды, сносится прямо в сток. Какие-то «капли-произведения», конечно, впитываются и в таких условиях. Но это уже индивидуальная удача текста и его автора. Удача, для которой одного литературного качества уже абсолютно недостаточно. Необходим серьёзный довесок. Какой именно, отдельная тема; если скороговоркой - сенсационность/эпатажность любого рода, ранняя/громкая смерть автора и т.п.
Итак, мы находимся в ситуации конца классики. Механизм пополнения Пантеона авторами-современниками практически сломан. Точней, он продолжает работать, но уже не в масштабе всей национальной поэзии, а в замкнутых пределах отдельных её сегментов (творческих направлений, региональных «рукавов», социокультурных субкультур), формирующих свои локальные каноны персоналий. Да и что остаётся делать профессиональному сообществу, если нельзя объять необъятное?
Мы помним формулу: «Я книги Пастернака не читал, но могу сказать…» Современный профессионал, не проговаривая её вслух, фактически действует по этому же принципу. Точней, он просто не знает о существовании А, В, С и массы других интересных современных поэтов. Но это его нисколько не смущает. Он смел на обобщения, легко пишет о тенденциях современной русской лирики; составляет свои персональные рейтинги авторов и стихов.
Результат - полная релятивизация всех оценочных критериев. Точней, весь их контрольный пакет (пресловутый «гамбургский» счёт) теперь помещается в голове каждого отдельно взятого профессионального «оценщика» поэзии. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Примеров тому несть числа. И публикация в Prosōdia нам снова поможет с иллюстрацией. Речь о десятке лучших стихотворений (понятно, что из написанных на русском языке) 2014 года, представленной А. Переверзиным (10 лучших стихотворений от Александра Переверзина // Prosōdia, №2, 2015. С. 97-110.). Поинтересуйтесь.
Не отношусь к числу фанатов местной поэзии. Но на сайте ростовского отделения Союза российских писателей среди публикаций этого же 2014 года без большого труда отбирается десятка текстов, вполне сопоставимая по качеству с лирической «сборной» Переверзина. Я голословен? Только потому, что невозможно провести соответствующий эксперимент. Но у меня есть полная уверенность, что данные две десятки стихов, предъявленные для сравнения любому числу специалистов (Сколько их будет - 10, 100, 1000 - неважно, но для чистоты эксперимента они ничего не должны знать о способе формирования подборок и авторах.), не выявили бы очевидного победителя.
Я не о том, что А. Переверзин некомпетентен, а список его «недостоин» русской поэзии. Ни в коем случае. Вполне качественные тексты. И составитель, конечно, имеет полное право предлагать этот список или любой другой. Как и все остальные профессионалы, «в чьём вкусе сомневаться не приходится» (формулировка редакции, опубликовавшей подборку). Напомню только, что каждый такой профессионал знает о современной русской поэзии не больше, чем один из слепцов, ощупывавших слона, перед тем как компетентно высказаться о том, как выглядит это животное.
И пример А. Переверзина здесь как раз уместен, поскольку в его лице мы имеем профессионала высокого уровня, издавшего за последние годы около 80 поэтических книг. Но даже такой специалист может знать о существовании (не говоря уже о том, чтобы усидчиво «вникнуть» в их творчество) только меньшей части современных «качественных» русских поэтов (напомним, речь идёт о многих и многих сотнях человек), разбросанных от Смоленска до Владивостока, от Чикаго до Мельбурна. Это, быть может, грустный, но точный диагноз ситуации. О каком переводе в национальные классики поэта-современника А. или автора В. в такой ситуации может идти речь?
В известном смысле, когда критик/литературовед говорит, что актуальной русской поэзии не хватает того и того, недостаёт этого или иного, он просто не имеет права на данное утверждение. Потому что в должной степени с этой поэзией он не знаком; не то чтобы не читал стихов, но попросту не знает о существовании 80-90% поэтов, тексты которых могли бы изменить его мнение о современной отечественной лирике. Суть проблемы не в том, что кто-то кого-то не читал. А в том, что профессионально не оценено большинство «качественных» авторов, стихи которых не уступают тем, которые определяются как центральные достижения нашей современной лирики (Применительно к нашему краю могу ответственно заявить, что стихи ростовчан Н. Огневой, А. Соболева, В. Рыльцова (и ещё минимум полудюжины местных авторов) не уступают по качеству поэзии Ю. Кублановского, С. Гандлевского, Т. Кибирова. Если последние претендуют на место если уж не в Пантеоне, то в «сборной» современной русской лирики, то и перечисленные провинциалы имеют на это не меньшее право. Не их вина, что они не печатаются в московских толстых журналах и не отмечены столичными премиями.).
***
Что будет с отечественной лирикой дальше? Отличный вопрос. Прежде всего, напомним тезис из начала статьи. Культура - большая коммунальная квартира. И рассматривать русскую поэзию независимо от того, что происходит во всей русской культуре и ещё шире - в глобальной культурной системе, нельзя.
Собственная проблемность современной русской лирики плотно сходится, переплетена с проблемами куда более широкого системного уровня. И если мы действительно хотим разобраться в состоянии нашей поэзии и возможных направлениях её будущего развития, нам по необходимости следует учитывать динамику и перспективы не только русской, но всей мировой культуры. Это тема уже для совсем другого текста. Однако ряд тезисов, касающихся «обозримого» будущего русского поэзии, можно представить уже сейчас. Масштабность высказываний, как и их тезисность/обобщённость, определяют их неизбежную спорность, поскольку для детального и аргументированного изложения каждого подобного положения потребовалась бы самостоятельная статья (не говоря о том, что некоторые тезисы «о будущем» в принципе недоказуемы). Но тем, может быть, лучше для возможной дискуссии и расширения числа тех, кто захочет высказаться по затронутым проблемам.
Итак, тезисы.
1. Современная русская поэзия, несмотря на свой опыт и багаж, всё ещё обладает значительным нерастраченным потенциалом творческого развития. Одним из индикаторов этой живой потенции, на наш взгляд, является возможность сохранения рифмованной лирики, уже уступившей доминирующие позиции верлибру во многих европейских национальных традициях. Между тем, в русской поэзии верлибр - сильная, но по-прежнему явно периферийная ветвь.
Как представляется, живая, разнообразная рифмовка - одно из центральных качеств хорошего стиха, способная увеличить его внутреннюю достоверность и существенно нарастить силу психологического воздействия. Такое пускай размытое, но важное определение хорошего стиха, как «чеканность» или, скажем, предельная точность, напрямую связаны с рифмовкой, прошивающей и цементирующей стихотворение. Достичь подобного эффекта в рамках верлибра почти невозможно. Этот тезис, относящийся к психологии восприятия поэзии, полностью подтверждается социологией культуры. Простой пример. В памяти нашего современника, среднестатистического образованного русского, целиком или фрагментами хранится несколько десятков стихотворений от Пушкина до Вознесенского, Окуджавы и т.д. Но среди них мы едва ли найдём пример верлибра. Да и критики, профессиональные мастера, способные успешно разрекламировать верлибрную продукцию, думается, не в состоянии (быть может, за самым редким исключением) воспроизвести эти стихи по памяти (Сказанное, конечно, не приговор. Всем, кто хочет реализоваться в верлибре, - флаг в руки. Но шансы на попадание стиха в самое сердце современного читателя, на мой взгляд, и так небольшие, при переходе на верлибр падают почти до нуля.).
2. В обозримой перспективе (15-20 лет) количественные размеры русского поэтического сообщества будут оставаться столь же значительными, как в настоящее время, а с известной долей вероятности число людей, пишущих стихи, может даже возрасти.
Заметим, что даже в сложнейшие для российского общества 1990-е годы, отмеченные резким падением уровня жизни населения и переходом значительных групп к различным формам выживания, российское литературное сообщество количественно не только не сократилось, но даже выросло. Сохраняется эта тенденция и в начале 21 века, поскольку речь идёт о глобальной социокультурной закономерности, согласно которой по мере комплексной модернизации общества возрастает число людей, ориентирующихся в пирамиде потребностей на различные формы творческой самореализации.
Значит, как минимум не сократится, но скорее всего возрастёт и без того невероятная производительная мощь российского пишущего множества. Стадия творческого ливня войдёт в свою «тропическую» фазу.
3. Продолжится процесс нарастающего совмещения двух множеств - пишущих поэзию и её читающих. Полностью совпасть данные социальные группы, конечно, не могут, но сопряжённость их будет всё более наглядной. При этом сам значительный масштаб поэтического сообщества будет определять известную массовость читательской аудитории. А значит, русская поэзия не останется без своего читателя. И сетования критиков по этому поводу излишни - пара миллионов серьёзных любителей стихов в России сохранится на всю обозримую перспективу, но представляется, что и дальше.
4. Почти неизбежна и дальнейшая субкультуризация русской поэзии, укрепление самостоятельности её региональных ветвей и различных творческих «рукавов». Речь может идти как о нарастании их известной социальной, коммуникационной, содержательной «капсулизации», так и о росте профессионального качества. Последнее прежде всего касается региональных поэтических сообществ, существенно увеличивших свой творческий потенциал в постсоветский период и способных ещё более его нарастить в ближайшие десятилетия.
Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить качество русской провинциальной/региональной поэзии 1960/1970-х и 2000-х. Любой исследователь, обратившийся, например, к анализу лирики донских авторов указанных периодов, будет вынужден констатировать невероятный содержательный рывок ростовской поэзии в конце ХХ - начале XXI века, связанный с появлением целой плеяды ярких авторов. И донская лирика - совсем не исключение.
5. Сказанное предполагает ещё один вывод - сложившийся к концу ХХ века русский поэтический канон в первой трети нынешнего столетия не подвергнется серьёзной коррекции и не пополнится новыми именами. То есть ни один из поэтов, творчество которых пришлось на конец ХХ - первые десятилетия XXI в., не получит широкой известности за пределами самого литературного сообщества. Притом что такая известность - одно из необходимых условий включения автора в русский национальный Пантеон (Исключения если и возможны, то именно как счастливые исключения.
Поэт должен быть известен не только в литературной среде, но и среди широкого культурного слоя россиян, включающего как минимум многие миллионы человек, как известны этому широкому кругу образованных людей русские лирики от Державина и Жуковского до «шестидесятников» и Бродского. Между тем известность даже самых резонансных современных русских поэтов, вступивших в литературу после 1975/1980 гг., ограничивается той или иной частью самого литературного сообщества - то есть, в лучшем случае, сотнями тысяч россиян.
***
Учитывая, что русская поэзия (и литература в целом) утратила присущую ей ранее способность презентовать своих центральных фигурантов на самую широкую общественную аудиторию, единственным способом придания поэту-современнику общероссийской известности становится путь «учебника» - включения автора в круг поэтов, изучаемых в рамках школьной программы (причём обязательной, а не дополнительной, определяемой каждым учителем литературы самостоятельно). Возможно ли это в условиях нарастающего внутреннего дробления современного литературного процесса, когда каждая «ячейка» поэтического сообщества ценит и продвигает своих кумиров? Вероятность близка к нулю.
Вместе с тем ближайшие десятилетия могут стать временем складывания и укрепления собственных региональных поэтических пантеонов. Тем более, что число авторов «столичного» уровня на местах постоянно умножается.
6. Неизбежной представляется и дальнейший рост сложности (переусложнённости, многозначности/многослойности) русской поэтической речи - качества, в котором многие исследователи справедливо видят ахиллесову пяту современной лирики.
Как отмечает С.И. Чупринин, «один из важнейших пробелов современной поэзии - отсутствие в ней любовной лирики. И ещё вернее скажу - отсутствие стихов ясных. Когда человек пишет о любви, чтобы было ясно, что он пишет о любви, а не сложно выстраивает мыслительную конструкцию, концепт, из которой ещё неизвестно что может произойти. Когда человек пишет о войне, чтобы было ясно, что пишет человек о войне…, а не что-то такое - с дискурсом. Это, может быть, главное, чего недостаёт современным стихам: ясности и прозрачности [разрядка моя. - С.С.]. Я - за сложную поэзию, я за высоколобую поэзию, я даже за профессорскую поэзию… Но рядом с нею, рядом со сложностью, должна быть неслыханная простота. И вот этой неслыханной простоты, мне кажется, нам сегодня недостаёт (Чупринин С.И. Указ соч. С.42.).
***
Едва ли можно согласиться с отмеченным дефицитом в современной русской поэзии любовной лирики. Тем более что этот вывод делается автором цитаты на основании анализа стихотворений, напечатанных в журнале «Знамя» за 2012 год. Дело не в возможной нерепрезентативности анализируемой выборки (один журнал, один год, «всего» 400 стихотворений). Единственно важно то, что эти произведения в самой незначительной степени отражают реальное содержательное богатство современной русской поэзии, зато дают прекрасное представление о редакционной политике самого журнала. Об этом слишком много сказано, чтобы дополнительно аргументировать данный вывод. Заметим только, что в современной русской поэзии в великом множестве присутствуют хорошие стихи на любую тему и любой вкус, как читательский, так и редакционно-издательский.
А вот отмеченная С.И. Чуприниным переусложнённость современной русской лирики представляется действительно серьёзной проблемой. Каждая новая генерация поэтов, приступая к творчеству, сталкивается с массивом уже написанного и вынуждена его огибать. Потому что поэзия - это текст, напечатанные слова. Авторский текст поэта, в отличие от живой человеческой речи, не имеет права повторяться. Любой из нас может сказать женщине/мужчине: «я тебя люблю». И каждый раз это будет единственно, уникально. Но если написать: я вас любил - все скажут: «это не ты любил, а Пушкин».
Если я хочу быть «настоящим» поэтом, я должен выразить своё чувство другими словами. И я начинаю искать эти новые слова, избегая формулировок, ритмов, рифм Пушкина, Лермонтова, Маяковского, Пастернака и т.д., и т.д. Не я один - все поэты, желающие сказать собственное слово, вынуждены считаться со своими предшественниками, которых с каждой генерацией русской лирики всё больше. Но главное здесь то, что эти уже почти бесчисленные предшественники использовали все самые простые, точные, убедительные слова о любви (жизни и смерти, войне и мире, дружбе и ненависти… - короче, обо всём). Поэты прошлого неумолимо вынуждают меня и всех других современных авторов обращаться ко всё более сложным, закрученным, многосмысловым формулировкам.
А более сложная форма - это неизбежно меньшая аудитория. Если пушкинская вербальная «формула любви» рассчитана на всех без исключения носителей русского языка, то «Я бросаю тебя, как бросают курить…» или «Какого члена профсоюза, ты здесь сидишь такой внезапный…» (Н. Делаланд) - только на тех, кто способен войти в камертон с данным персональным образом любви автора, на тех, кому такая формула окажется близкой (Кстати, здесь - ещё одна из причин того, что современному автору путь в национальный поэтический Пантеон практически заказан.).
И, к сожалению, альтернативы дальнейшему усложнению авторских формул/образов всех основных объектов современной поэзии не просматривается. Можно сетовать или негодовать, призывать или заклинать. Но речь идёт о естественной смене стадий развития крупной области нашей национальной культуры.
Условно говоря, русская поэзия - хорошо пожившая и много повидавшая/испытавшая на своём веку женщина. Требовать от современной русской лирики ясности и прозрачности - всё равно что добиваться от «бабы - ягодки опять» чистоты и девственности, свойственной ей четверть века назад. Не получится. Более того, все творческие потуги в данном направлении будут выглядеть, как минимум, фальшиво (Оговоримся, что речь идёт о центральной тенденции, не отменяющей возможности отдельных творческих исключений.). В 45 лет нельзя естественным образом вернуться в себя 17-летнюю. Остаётся соответствовать своему возрасту, жизненному опыту, накопленному человеческому багажу. Тем более что у каждого возраста есть свои весомые преимущества. Есть они и у современной русской лирики, многоопытной, но всё ещё вполне привлекательной для миллионов своих поклонников.
7. Одна из очевидных тенденций современного мирового культурного процесса - поиск синтетических форм, встречное движение крупных культурных сфер. По мере возможностей в этом поиске будет участвовать и русская поэзия, нащупывая творческие смычки с музыкой, живописью, театром. Продуктивные возможности и открытия на этом пути, на наш взгляд, достаточно ограничены, но они есть и могут быть использованы.
И в целом новые электронные технологии открывают возможность широкого возвращения поэзии от печатного текста к устной, рапсодной форме. Необязательно, чтобы именно в этом направлении пролегала генеральная линия развития русской (и не только) лирики, но в качестве одного из живых рукавов её творческой динамики это вполне возможно.
Между тем, любой внимательный наблюдатель замечает в настоящее время массу признаков готовящегося «конца времён». Речь не о гибели цивилизации (хотя и она полностью не исключена), но о всё более вероятных качественных переменах мирового социального бытия; глобальных подвижках, способных кардинально изменить образ человеческой жизни и само человечество.
Конкретные черты возможной его будущей метаморфозы и последующей системной модификации разобрать пока почти невозможно. Только разнообразные намёки, потенции, предварительные подвижки. Но если хотя бы ряд этих намечающихся и уже открытых рукавов глобальной трансформации реализуется (например, человек станет в среднем жить 120-150 лет, научится себя масштабно искусственно воспроизводить; сформирует сферу коллективного разума, к которой так или иначе будет подключён каждый индивид; освоит близкое космическое пространство и т.п.), культура такой цивилизации будет иметь самые существенные отличия от её современной формы.
Во что в таком обществе может превратиться литература, какие формы приобретёт печатный текст, если вообще сохранится; как видоизменятся поэзия и лирическое слово - отличная площадка для социокультурных фантазий. Но в чём сомневаться не приходиться, так это в том, что люди, оставаясь хоть немного людьми, не разлюбят создавать истории и рассказать их другим; всегда будут обмениваться мыслями, образами, своим живым чувством. А значит, у поэзии есть будущее, каким бы оно ни было.
«Современная русская поэзия - стадия ливня» в журнале «Просодия» №2, 2015, с. 57-64
Ростов-на-Дону
"Наша улица” №223 (6) июнь 2018
