Это словно впечаталось в ее мозг: мать, она сама, братья, батрак сидят за столом, ждут, пока отец, закончив молиться, полезет своей ложкой в чугун с борщом, и тогда все полезут за ним вослед. Мясо отец вылавливал сам, - мать всегда резала на восьмерых, - и раздавал каждому по кусочку, а уж куски вареного сала из борща каждый вылавливает сам, и жадно отхватывает от большой скибки душистого домашнего хлеба. А батрак сидит рядом с нею и все трогает ее под столом своею ногою.
Из-за этого батрака их и сослали в Сибирь. Раз батрак - значит, труд наемный, эксплуатация, хотя все они работают от зари до зари, не щадя поясницы и рук, и батрак живет у них уж четыре года и столуется вместе с ними. Кулаки - и все тут!
Лошадей и коров сразу забрали у них в "колгосп", коров тут же пустили на "колгоспное" мясо, а в голод и лошадей съели.
В Сибири, не вынеся морозов и голода, - и сюда докатился, проклятый, - померли братья, потом родители; Олюшка выжила: в лагере чистила картошку зэкам, и уж картошки-то ей всегда доставалось.
Потом пришла бумага, что раскулачили их неверно, не кулаки, а середняки они (ошибочка вышла), Олюшку отпустили, и она, пересаживаясь с товарняка на товарняк, питаясь подаянием, за два месяца добралась до родного села. Но деваться ей было некуда: все звали "кулачкой" и на ночлег никто не пустил. А в их доме жили вселившиеся туда бедняки, и уж они-то Олюшку сразу турнули - матом и проклятиями. Батрак ушел из села, пропал. И Олюшка с думой о родственниках, работавших в Москве уборщиками в парке Сокольники, двинула пешком до уезда, а там товарняками до неизвестной и жутковатой Москвы...
Ваграм КЕВОРКОВ "Я ЖИВУ ВОЗЛЕ КРЕМЛЯ"
