Александр Юрьевич Трифонов родился 8 сентября 1975 года в Москве. Сын писателя Юрия Кувалдина. Окончил Московский полиграфический институт. Проходил срочную службу в рядах Вооруженных Сил России в качестве художника-постановщика Центрального Академического Театра Российской Армии (ЦАТРА) у старшего прапорщика Анатолия Двойникова. Стажировался в ГИТИСе (РАТИ). Художник журналов "Наша улица", "АРХИДОМ" и "ЭЛИТДОМ". Оформил несколько десятков книг. В 2005 году состоялась Персональная выставка "Художник Александр Трифонов на сцене вечности" в Российской Академии художеств на Пречистенке. Работы находятся в коллекциях: поэта Евгения Рейна, писателя Юрия Кувалдина, поэтессы Нины Красновой, коллекционера Александра Глезера, коллекционера Михаила Алшибая, в Галерее А3, в Галерее "Кентавр", в Галерее "На Каширке", в МХТ им. А.П. Чехова, в Музее современного русского искусства а Джерси Сити (США).
О творчестве Александра Трифонова народный артист России Валерий Золотухин писал:
"Трифонов располагает свои фигуры на фоне черного театрального задника. Черный кабинет - основное, самое устойчивое и самое распространенное решение сценического пространства в театре, с той самой поры, как театр с улицы вошел в помещение и спрятался от дневного света под искусственное, выдуманное человеком, условное освещение. Перешел из реального мира в мир человеческой фантазии, в мир подсознательного, в мир чувствительности. 40 лет под этим светом я меряю своими становящимися все более неустойчивыми шагами пространство таганской сцены.
А Трифонов проходил театральным художником-солдатом службу в Театре Российской армии в те годы, когда я императорствовал на сцене этого театра в роли любимого мною Павла I. Во время ложной тревоги, ложного бунта Павел I обходит строй, впивается взглядом в лица и глаза солдат, вопрошая их и себя: "Точно ли нет между вами изменников?" Отвечают: "Государь-батюшка, все слуги верные. Повелеть изволь - умрем за тебя". И все: "Умрем, умрем!".
Я помню, как всматривался я подробнейшим образом в глаза артистов-статистов, играющих эту сцену - верят ли они мне как артисту и императору, или сравнивают меня с другим и ждут другого, или еще хуже - ждут скорейшего конца спектакля?
На сцене во мне проявляется большая энергия, проглядывающая партнера насквозь - я вижу человека через его глаза до третьего колена!
Верные - до смерти глаза - помогают мне играть, поднимают на крылья и вливают свет.
Особенно я любил задерживать свое внимание на лице одного гренадера. Его талантливые глаза были верны мне до последней черты, и я был им благодарен. Если я не находил этого гренадера в строю, если я не опирался на его глаза, мне было не по себе, мне было раздражительно. Глаза эти, преданные мне, императору, принадлежали будущему фигуративному экспрессионисту Александру Трифонову..."
О творчестве Александра Трифонова народный артист России Валерий Золотухин писал:
"Трифонов располагает свои фигуры на фоне черного театрального задника. Черный кабинет - основное, самое устойчивое и самое распространенное решение сценического пространства в театре, с той самой поры, как театр с улицы вошел в помещение и спрятался от дневного света под искусственное, выдуманное человеком, условное освещение. Перешел из реального мира в мир человеческой фантазии, в мир подсознательного, в мир чувствительности. 40 лет под этим светом я меряю своими становящимися все более неустойчивыми шагами пространство таганской сцены.
А Трифонов проходил театральным художником-солдатом службу в Театре Российской армии в те годы, когда я императорствовал на сцене этого театра в роли любимого мною Павла I. Во время ложной тревоги, ложного бунта Павел I обходит строй, впивается взглядом в лица и глаза солдат, вопрошая их и себя: "Точно ли нет между вами изменников?" Отвечают: "Государь-батюшка, все слуги верные. Повелеть изволь - умрем за тебя". И все: "Умрем, умрем!".
Я помню, как всматривался я подробнейшим образом в глаза артистов-статистов, играющих эту сцену - верят ли они мне как артисту и императору, или сравнивают меня с другим и ждут другого, или еще хуже - ждут скорейшего конца спектакля?
На сцене во мне проявляется большая энергия, проглядывающая партнера насквозь - я вижу человека через его глаза до третьего колена!
Верные - до смерти глаза - помогают мне играть, поднимают на крылья и вливают свет.
Особенно я любил задерживать свое внимание на лице одного гренадера. Его талантливые глаза были верны мне до последней черты, и я был им благодарен. Если я не находил этого гренадера в строю, если я не опирался на его глаза, мне было не по себе, мне было раздражительно. Глаза эти, преданные мне, императору, принадлежали будущему фигуративному экспрессионисту Александру Трифонову..."
