МАЙСКИЙ НОМЕР "НАШЕЙ УЛИЦЫ" ЮРИЯ КУВАЛДИНА

К 65-летию Победы
Виктор Бычков-Алтайский "Перекрёсток веры, надежды…" рассказ

Юрий Кувалдин "Гимн России" эссе

Георгий Малиев "Дело было в Лондоне" повесть

Евгений Уманов "…И собаку Заратуштру" рассказы

Андрей Чернов "Запрещенный классик" 2 (14) февраля 2010 года автору романа "Тихий Дон" Федору Крюкову исполнилось 140 лет

Валерий Роньшин "Настоящий писатель" рассказы

Николай Толстиков "Старая игрушка" рассказ

Никита Янев "Мама" повесть

Валерий Перевозчиков "Денисюк" записки часть третья

К 55-летию со дня рождения Владимира Монахова
Анастасия Бабичева "Владимир Монахов: звёздное небо в груди" критическая статья

К 55-летию со дня рождения Владимира Монахова
Владимир Монахов "Квартирный вопрос" рассказ

Юрий Кувалдин "Дурной" рассказ

АНЖЕЛА УДАРЦЕВА В ЖУРНАЛЕ ЮРИЯ КУВАЛДИНА "НАША УЛИЦА"

Анжела Ударцева родилась 25 мая 1975 года в Магадане. Окончила отделение журналистики Томского государственного университета. Влияние на творчество Анжелы Ударцевой оказали Эгон Э. Киш и Сергей Озун. Дебютировала в "Нашей улице" рассказом “Водки найду”, № 1-2000. Постоянный автор журнала. Рассказ "Чайная ложечка чаучу" опубликован в сборнике "Новые писатели России" (Фонд С. А. Филатова, издательство "Книжный сад", 2004). Живет в Магадане.

Поэтесса и тонкий литературовед Нина Краснова писала об Анжеле Ударцевой:
"Очень трогателен тонко вплетенный в основной сюжет рассказа Ударцевой лирический роман двух чукчей, девушки и парня, Тани и Васи. Таня, по воле своего отца, должна выйти замуж за Петю, но любит она не его, а его брата Васю, от которого она беременна и который находится далеко от нее, на другом участке тундры. Она вышила для Васи мелким бисером кожаный чехол для его ножа и просит журналистку передать ему в подарок этот чехол... с контурами реки, сопок и яранги на нем. Это не только очень красивый, но и очень интимный подарок. Потому что чехол, если понимать древний, первобытный язык вещей и их символику, - это символ главного полового отличия женщины, как нож для чехла - символ главного полового отличия мужчины.
“Чайная ложечка чаучу” Анжелы Ударцевой - это проза “с мясом”, с мясом жизни, но и с поэтикой жизни. Это не этнографический очерк, при том, что там много этнографических деталей, а великолепный художественный рассказ, где все эти детали, в том числе и старинные и современные слова из словаря чукчей, “сурпа” (суп из оленины), “камле” (чукотские лепешки), “поэнкивэт” (очаг), “альбиносы” (белые олени), “корализация” (переучет самцов и самок), “импортная дэска” (переносная плитка, на которой можно готовить еду), “торбаза” (северные валенки из шкурок оленя), играют в ткани рассказа роль неповторимых орнаментов и роль инкрустации, как на праздничных северных национальных нарядах...
Иван спрашивает журналистку про фотокарточки чукчей, про ее материалы, которые она собирает в тундре: ты в Москву, в газету всё это пошлешь? ...В Москву, в Москву! Чтобы не только милые чукчи и не только их земляки любовались произведениями Анжелы Ударцевой, ее литературным талантом, который совершенствуется от рассказа к рассказу. Свет полярной звезды должны видеть все..."

ДМИТРИЙ ТУГАРИНОВ В ЖУРНАЛЕ ЮРИЯ КУВАЛДИНА "НАША УЛИЦА"

Тугаринов Дмитрий Никитович родился в 1955 г. Окончил Московский Государственный Художественный институт имени В.И.Сурикова в 1979 году. Лауреат премии Московского комсомола. Обладатель 1 места на международном конкурсе портрета в Праге (1985). Обладатель золотой медали Российской Академии художеств. Заслуженный художник России. Член-корреспондент Российской академии художеств.

НИКОЛАЙ ТОЛСТИКОВ В ЖУРНАЛЕ ЮРИЯ КУВАЛДИНА "НАША УЛИЦА"

Николай Александрович Толстиков родился 19 сентября 1958 года в городе Кадникове Вологодской области. После службы в армии работал в районной газете. Окончил Литературный институт им. М.Горького. В настоящее время - священнослужитель храма святителя Николая во Владычной слободе города Вологды. Публиковался в газетах "Литературная Россия", "Наша Канада", журналах "Север", "Лад", альманахах Северо-Запада, в Вологде издал две книги прозы.

"Сообщение через буквы в молчании. Николай Толстиков написал молча, Юрий Кувалдин молча напечатал. Николай Толстиков, хороший писатель, живущий на отшибе, всегда выступает с пронзительными вещами, крайними, трагедийными, рвущими сердце, показывающими нашу жизнь без умиления и слезы. С горечью говорит Толстиков о вековой народной серости и разорении. Искусство строится по своим законам. Хочешь быть достоверным - изваляй, условно говоря, героя в грязи и в конце освети его рассветным лучом. Нет ни положительных, ни отрицательных героев. В одном человеке уживается и раб, и царь, и Бог. По большому счету, для истинного писателя не важно, о чем писать. Мизерная проблема может вылиться в блестящую повесть "Над пропастью во ржи", в поэму. Важен сам текст, сама вода текста, на которую можно смотреть часами и любоваться. И дело вовсе не в сюжете, не в построении мизансцен, не в обрисовке характеров. Хотя все приобретает значение под рукой мастера. И его неудачи становятся достоинствами, когда имя его превращается в брэнд. Настоящая литература не имеет сюжета. Настоящая литература - это художественная ткань. Литература - это литургия, таинство духа. Это душа автора, который еще до осознания цели литературы, спасает в слове свою душу. Так пишет Николай Толстиков из Вологды. И я его молча публикую в "Нашей улице".
Юрий КУВАЛДИН"

ОЛЕГ ТАБАКОВ В ЖУРНАЛЕ ЮРИЯ КУВАЛДИНА "НАША УЛИЦА"

Олег Павлович Табаков родился 17 августа 1935 года в Саратове. Окончил Школу-студию МХАТ. Один из создателей "Современника". С 1984 года - актер МХАТ. С 1986 года - ректор Школы-студии МХАТ. С 1987 года - руководитель Театра-студии п/р Табакова. В настоящее время является главным режиссером МХТ им. Чехова.

В беседе с театроведом Ольгой Егошиной Олег Табаков сказал:
"Режиссура никогда мне не доставляла ни особой радости, ни особого удовлетворения. Радость доставляли артисты, которые иногда хорошо играли в моих спектаклях. В последнее время они играют все лучше и лучше. Это вовсе не означает, что я стал хорошим режиссером, но это означает, что удалось воспитать, на мой взгляд, едва ли не самую сильную молодую труппу в Москве. Актеры нашего театра - это в основном мои ученики, и я ясно, как мне кажется, знаю, куда их веду. Я этим занимаюсь по должностным обязанностям. У меня обычно бывает план на два года вперед. Вот человек живет, живет, потом дорастает до потолка, надо отодвигать. Эта метафора мне не дает покоя в жизни. В Томске есть Ботанический сад, созданный при Егоре Лигачеве, и там в застекленном дворце есть какое-то странное архитектурное излишество: стакан над стеклянным колпаком, а потом над этим стаканом еще стакан, а потом над тем стаканом еще стакан. Оказалось, там тропическая пальма, которая прорастала допустимые пределы, и приходилось ей давать место для жизни. Вот, собственно, этим я пытаюсь заниматься: обеспечивать своим актерам возможности роста.
Вот это вот и есть тот коэффициент полезного действия моих занятий режиссурой. И думаю, что воспитание актеров - главное. То самое сохранение тайны и веры, завещанной отцами-основателями МХАТа. Станиславский был режиссером, создающим новую реальность. Он дал театру двадцатого века первотолчок, или первый импульс. Иногда я думаю, что своей системой Станиславский защищался от актерской пошлости, от актерской грубости... Нагромождения, которые делали из него чудаковатую и нелепую фигуру, язвительно описанную Михаилом Афанасьевичем Булгаковым, - именно по этой причине. Он, видимо, испытывал несколько раз такую боль, что волей-неволей между собой и актерами возводил некие преграды. Но в его спектаклях: в "Горячем сердце", в "Женитьбе Фигаро", в "Тартюфе" - создавалась та самая "виртуальная реальность". Он был режиссером, как никто другой, на мой взгляд. Я ведь последователь мхатовской школы в театре, для меня система Станиславского - это не способ добывания денег, а это моя вера. Вот и все. Это тот золотой запас, который перейдет и в век двадцать первый, до той поры, пока человек будет иметь потребность ходить в театр. А, на мой взгляд, он ходит в театр, чтобы соотносить свой жизненный и эмоциональный опыт с жизненным и эмоциональным опытом сцены. Я бы сказал, что пророчу этому театру вечность бытия..."

ЕЛЕНА ТРОЯНОВА В ЖУРНАЛЕ ЮРИЯ КУВАЛДИНА "НАША УЛИЦА"

Елена Георгиевна Троянова родилась 29 мая 1946 года в Москве. Окончила режиссерское отделение ЛГИТМИКа (Ленинградского Государственного Института Театра, Музыки и Кинематографии). С 1969 года работала на телевидении. Автор и режиссер большого числа передач и документальных фильмов, многие из которых отмечались премиями и призами. В 1991 году за фильм "В ожидании пришествия" получила приз "Серебряный Ангел" в Голливуде, а за серию документально-художественной ленты "Поэт в России - больше, чем поэт" (автор Е. Евтушенко), состоящую из 104 фильмов, в 1998 году вместе с творческой группой получила приз ТЭФИ. С 1999 года плодотворно сотрудничала с каналом "Культура". Автор фильма о диссиденте, поэте Вадиме Делоне (по сценарию Юрия Крохина), премьера которого состоялась в Париже в 2000 году. Опубликовала несколько материалов в "Нашей улице". В планах на 2002-2003 год стояло создание фильма об Анне Герман. Умерла от тяжелой болезни 27 июля 2003 года. Похоронена на Ваганьковском кладбище. Фильмография (выборочно) 1985 - "Три дня у Терентия Мальцева" 1991 - "Пережитое. Парад 7 ноября 1941 года" 1991 - "В ожидании пришествия" 1992 - "Другой Карабах" 1995 - 1998 - "Поэт в России - больше, чем поэт" 2000 - "Дуэль Вадима Дэлоне".

АЛЕКСАНДР ТИМОФЕЕВСКИЙ В ЖУРНАЛЕ ЮРИЯ КУВАЛДИНА "НАША УЛИЦА"

На снимке (слева направо): Юрий Кувалдин выясняет у Александра Тимофеевского, как тот написал песню "Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам..."

Александр Павлович Тимофеевский родился 13 ноября 1933 года в Москве. Окончил сценарный факультет ВГИКа. Первые поэтические публикации в журналах «Юность», «Новый мир», «Стрелец», «Континент». Автор слов знаменитой застольной песни «Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам...». В издательстве «Книжный сад» в 1998 году вышла книга Александра Тимофеевского «Песня скорбных душой».

Юрий Кувалдин писал о творчестве Александра Тимофеевского:
"Александр Павлович Тимофеевский родился 13 ноября 1933 года в Москве. Его отец - Павел Павлович Тимофеевский был полковником военно-медицинской службы и руководил отделом медицины комитета изобретений и предложений. Мать Ирина Александровна Нестор заведовала учебной частью отделения актеров музыкальной комедии ГИТИСа. В 1959 году Тимофеевский окончил сценарный факультет ВГИКа. Дипломная комиссия рекомендовала его сценарий к постановке, но ни одна студия его не брала. Тимофеевский бедствовал, вместе с ним в комнате жило восемь человек. В коммунальной квартире. У Тимофеевского родился ребенок. Тимофеевский взял направление в отделе кадров и уехал работать в Душанбе.
Работа на “Таджикфильме” давала возможность довольно-таки часто бывать в Москве. В одну из командировок Тимофеевский познакомился с Александром Гинзбургом, широко известным в узких антисоветских кругах. В то время Алик Гинзбург, дедушка советского самиздата, включил в свой рукописный альманах “Синтаксис”, гулявший по Москве, его стихи. “Алик был лобастым, кареглазым, любопытствующим и добрейшей души человеком, - вспоминает Тимофеевский. - Мы бродили с ним вдоль Яузы, болтали о Киплинге, Мазереле, о голубях. Нас сопровождал Аликов пес, огромный и такой же лобастый, курчавый и добрый, как его хозяин”. В один из приездов в Москву Тимофеевский оказался на приеме в Министерстве культуры на совещании деятелей кинематографии Советского Союза как представитель Средней Азии. Министр культуры, член президиума ЦК КПСС Е. А. Фурцева сидела за круглым столом как раз напротив Тимофеевского, и он пялил на нее глаза и по школярской привычке записывал вслед за ней такие перлы: “А фильмы за вас кто снимать будет, Пушкин, что ли? Слава Богу, он умер!..” Вряд ли стоит удивляться тому, что в стране, которой правит Гоголь, культуру отдадут в руки кухарки, доярки, свинарки... Да откуда она, в конце концов, эта Фурцева? Оттуда же! Из биомассы. А она - эта биомасса очень сильна, безгранична и энергична. Смотрите, как она сейчас правит: в Думе голосует, налоговый кодекс принимает, на джипах ездит с мигалками и Гоголю обо всем докладывает!

На проспектах твоих запыленных..."

АЛЕКСАНДР ТРИФОНОВ В ЖУРНАЛЕ ЮРИЯ КУВАЛДИНА "НАША УЛИЦА"

Александр Юрьевич Трифонов родился 8 сентября 1975 года в Москве. Сын писателя Юрия Кувалдина. Окончил Московский полиграфический институт. Проходил срочную службу в рядах Вооруженных Сил России в качестве художника-постановщика Центрального Академического Театра Российской Армии (ЦАТРА) у старшего прапорщика Анатолия Двойникова. Стажировался в ГИТИСе (РАТИ). Художник журналов "Наша улица", "АРХИДОМ" и "ЭЛИТДОМ". Оформил несколько десятков книг. В 2005 году состоялась Персональная выставка "Художник Александр Трифонов на сцене вечности" в Российской Академии художеств на Пречистенке. Работы находятся в коллекциях: поэта Евгения Рейна, писателя Юрия Кувалдина, поэтессы Нины Красновой, коллекционера Александра Глезера, коллекционера Михаила Алшибая, в Галерее А3, в Галерее "Кентавр", в Галерее "На Каширке", в МХТ им. А.П. Чехова, в Музее современного русского искусства а Джерси Сити (США).
О творчестве Александра Трифонова народный артист России Валерий Золотухин писал:
"Трифонов располагает свои фигуры на фоне черного театрального задника. Черный кабинет - основное, самое устойчивое и самое распространенное решение сценического пространства в театре, с той самой поры, как театр с улицы вошел в помещение и спрятался от дневного света под искусственное, выдуманное человеком, условное освещение. Перешел из реального мира в мир человеческой фантазии, в мир подсознательного, в мир чувствительности. 40 лет под этим светом я меряю своими становящимися все более неустойчивыми шагами пространство таганской сцены.
А Трифонов проходил театральным художником-солдатом службу в Театре Российской армии в те годы, когда я императорствовал на сцене этого театра в роли любимого мною Павла I. Во время ложной тревоги, ложного бунта Павел I обходит строй, впивается взглядом в лица и глаза солдат, вопрошая их и себя: "Точно ли нет между вами изменников?" Отвечают: "Государь-батюшка, все слуги верные. Повелеть изволь - умрем за тебя". И все: "Умрем, умрем!".
Я помню, как всматривался я подробнейшим образом в глаза артистов-статистов, играющих эту сцену - верят ли они мне как артисту и императору, или сравнивают меня с другим и ждут другого, или еще хуже - ждут скорейшего конца спектакля?
На сцене во мне проявляется большая энергия, проглядывающая партнера насквозь - я вижу человека через его глаза до третьего колена!
Верные - до смерти глаза - помогают мне играть, поднимают на крылья и вливают свет.
Особенно я любил задерживать свое внимание на лице одного гренадера. Его талантливые глаза были верны мне до последней черты, и я был им благодарен. Если я не находил этого гренадера в строю, если я не опирался на его глаза, мне было не по себе, мне было раздражительно. Глаза эти, преданные мне, императору, принадлежали будущему фигуративному экспрессионисту Александру Трифонову..."

ВЛАДИМИР СТЕПАНОВ ИЗ СПИРОВО В ЖУРНАЛЕ ЮРИЯ КУВАЛДИНА "НАША УЛИЦА"

Владимир Владимирович Степанов родился 5 июня 1951 года в деревне Спирово. После окончания железнодорожной школы он едет поступать в Ленинградский университет, однако знаний немецкого языка оказалось недостаточно. После армии - недолгая работа на рыболовном сейнере в Астрахани, полгода службы спасателем в Туапсе, путешествие по югу России на попутках, первые публикации в Спировской районной газете и решение поступать в Литинститут.
После серьёзной подготовки по иностранному языку Владимир Степанов становится студентом Московского литературного института им. М. Горького. Дипломная работа молодого прозаика - повесть "Птицы возвращаются домой".
В 1985 году издана книга очерков В. Степанова "Родом из детства", ряд путевых заметок из этой книги печатается в журнале "Юность". Несколько экземпляров этой книги находится в библиотеке американского Конгресса.
В 1989 году выходит в свет книга "Между трёх огней", раскрывающая странички личной биографии писателя.
Следующее издание В.Степанова - книга очерков "Родина моя, прекрасный мой народ" - содержит уникальный краеведческий материал.
В 1998 году Степанов заявляет о себе сборником стихов "Сумерки любви". По признанию автора, стихи писались в течение многих лет "в стол", но смерть матери, которой посвящена значительная часть стихотворений, подтолкнула к мысли об издании сборника. Летом 2004 года издаётся очередной сборник - "Стихи о матери".
Один из последних сборников Владимира Степанова - "Стихи русского экстремиста"
В настоящее время наш земляк трудится в московской газете "Россия", сотрудничает с различными российскими изданиями. Писатель проживает в Москве, но не порывает связей с малой родиной. Пешком, на велосипеде, на лодке, на мотоцикле он изъездил многие родные места. Материалы и впечатления трёх больших путешествий по Тверскому краю легли в основу его книги "Дорогами малой родины".
В творческом союзе со спировским бардом Владимиром Дунаевым записан альбом "Песни русского экстремиста".

ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВА-АНДРИЕВСКАЯ В ЖУРНАЛЕ ЮРИЯ КУВАЛДИНА "НАША УЛИЦА"

Поэтесса, автор-исполнитель собственных песен Татьяна Сергеева-Андриевская родилась в городе Унгены Молдавской ССР. Окончила филологический факультет Кишиневского государственного университета. Автор книги стихотворений "Причастие" (2004). Выпустила три диска с собственными песнями. Директор библиотечного комплекса "Лианозово". Хозяйка литературного салона "Свеча" (литературная гостиная "Свеча").
Юрий Кувалдин писал о Татьяне Сергеевой-Андриевской:
"Я без всяких оговорок воспринимаю поэзию Татьяны Сергеевой-Андриевской как единое лирическое целое, обладающее сквозными эстетическими измерениями, поскольку почти в любом ее стихотворении главенство интимно-личного начала остается непоколебленным. Центральный мотив творчества, или как сейчас говорят - мейнстрим поэзии Татьяны Сергеевой-Андриевской - любовь, счастливая и несчастная, но не самозамкнутая, не ограниченная собственным смыслом, а стимулирующая проникновение в тайны души человека, в существо взаимоотношений влюбленных. Безмерная любовь ее простирается на родителей, на детей и внуков, на возлюбленных… У поэтессы Татьяны Сергеевой-Андриевской есть выражение: "всё льнет ко мне, и я льну ко всему". Слово найдено: "льну". Каковы бы ни были взаимоотношения мужчины и женщины, воспроизводимые классикой, их основа - чувство с положительным знаком, даже если это уходящее или минувшее чувство. И "несчастная любовь" (тоже не обойденная поэтами, вспомним хотя бы "денисьевский" цикл Тютчева) не исключение, а аспект направленного изображения; "несчастье" тут стоит в одном ряду с "безумным счастьем", с "восторгом", с "радостью", что "не знает предела" (Фет), - в одном ряду, но на другом полюсе. Поэтесса Татьяна Сергеева-Андриевская является еще и блестящим автором-исполнителем собственных песен, в которых, как и в стихах, она фокусирует свой взгляд на любви-нелюбви, на переплетении и столкновении эмоциональных противоположностей, даже крайностей, на подлинной, глубинной близости. Её поэзия осваивает особый, ранее не изображавшийся вариант схождения-расхождения, особую разновидность поэтически-поведенческой ситуации".

РОДНОЕ
В васильках и ромашках на окне занавесочки,
Васильки и ромашки за окошком в траве,
А подальше чуть-чуть - там леса-перелесочки,
Птаха пеночка песню поет в синеве.
Ах, попой же, попой, беззаботная девочка,
Еще солнце в зените и ромашки в цвету.
Я с тобой попою, моя славная пеночка,
Ведь нельзя не воспеть наших мест красоту.
В этом небе бескрайнем благодать разливается,
Это небо без края - и твое, и мое,
Под родным голубым и сердечко не мается,
Чуть побольше мое, чуть поменьше твое.
Мы зовем это все очень сдержанно - Родина,
Мы зовем это все очень ласково - Русь.
Много ты облетела, и мной много пройдено,
Но иной красоты я воспеть не берусь.
В васильках и ромашках на окне занавесочки,
Васильки и ромашки за окошком в траве,
А подальше чуть-чуть - там леса-перелесочки,
Птаха пеночка песню поет в синеве.

АРКАДИЙ СЕВРЕНЫЙ В ЖУРНАЛЕ ЮРИЯ КУВАЛДИНА "НАША УЛИЦА"

Аркадий Дмитриевич Северный (Звездин) - родился 12 марта 1939 года в городе Иваново. Знаменитым он стал в конце 1974 года, когда появилась первая запись его выступления с инструментальным ансамблем "Братья Жемчужные", так называемый "Второй одесский концерт". В нем звучали песни: "Шарабан", "Цыпленок жареный", "Увяли розы", "По тундре", "В осенний день" и др. После этой записи слава Аркадия Северного стала распространяться по СССР с невиданной быстротой. Кассеты с записью песен в его исполнении были если не в каждой советской семье, то в каждой четвертой это точно. Ажиотаж вокруг блатного певца продолжался около пяти лет. Но в апреле 1980 года Аркадий Северный скончался.
Юрий Кувалдин писал об Аркадии Северном:
"В сущности, Аркадий Северный и в родном Ленинграде был, как на чужбине. Ушел от жены, еще раз повторю, хлопнув дверью, ничего не взяв. Вот это истинно по-русски! Не как, к примеру, у Пастернака, за наследие которого перегрызлись дети, внуки, и любовницы. Американствующие прогрессисты! Пастернак страдал на 0,25 га в двухэтажном коттедже в Переделкино! (Эти дачи прежде принадлежали военморам. Затем их “приватизировали” многочисленные Пастернаки.) Пострадать бы ему в парадном под батареей на драповом пальто, как Аркадию Северному! Или пройти жуткий путь Мандельштама! А вообще, в зубах уже навязли все эти мифы про “страдания” Пастернака и переделкинско-”аэропортовских” узкокружковых деятелях. Последние дни свои Аркадий Северный провел в компании обойщиков дверей, пьяниц. Умер в потемках, на полу, хрипя. Типичные признаки обширного инфаркта. Никто даже не обратил внимания на этот то ли хрип, то ли кашель. “Он был почти что знаменит”, как назвали фильм о нем его друзья. И умирал, по всей видимости, с надеждою, что его голос не забудут...
Этот удивительный, непревзойденный, незаслуженно забытый и до конца не оцененный певец, который своими песнями, своей приблатненной дворово-уличной манерой пения, своим неповторимым фирменно-хрипловатым, трогающим и раздирающим душу голосом, своим тембром специфической окраски, надрывными нотами и вибрациями и своей искренностью, вызывал у слушателей слезы. Когда гроб с его телом опускали в яму крематория, ребята, вопреки директивам кладбища, включили в его исполнении “Сладку ягоду”..."

МАРИНА САЛЬТИНА В ЖУРНАЛЕ ЮРИЯ КУВАЛДИНА "НАША УЛИЦА"

Марина Сальтина родилась в Казани. Окончила историко-филологический факультет Казанского государственного университета им. В. И. Ульянова-Ленина и режиссерский факультет ГИТИСа им. А. В. Луначарского (курс профессора М. О. Кнебель). Писатель, режиссер-постановщик, актриса, журналист, педагог. Член Союза театральных деятелей и Московского объединения Союза литераторов России. В 2007 году в Издательстве "Голос-Пресс" (Москва) вышла книга Марины Сальтиной "Опаловый флакон Пенелопы и другие рассказы". В «Нашей улице» печатается с 2000 года.

ЮРИЙ КУВАЛДИН О "ГЕНЕРАЛЕ" СЕРГЕЕ ЧУПРИНИНЕ

Вход в литературу "контролирует" Сергей Чупринин

Ранние писательские старты или поздние не имеют ровно никакого значения для вхождения в литературу. По сути, только сейчас мы видим, как входят в литературу Максимилиан Волошин, Осип Мандельштам, Андрей Платонов... После смерти, господа, только после смерти, и принимают тех, кто писал как хотел и что хотел!
На вечере Рады Полищук по этому поводу Кирилл Ковальджи заметил: "Когда-то мы с Радой начинали одно неблагодарное чиновничье дело - создавали Союз российских писателей, чтобы отколоться от Бондарева и его лагеря, - сказал Кирилл Ковальджи. - Потом мы отошли в сторону от этого дела и занялись своим насущным делом, писанием книг. Рада растет от книги к книге и уже прочно и счастливо укоренилась в нашей отечественной литературе. Правда, недавно Чупринин выпустил справочник писателей. Рады там нет - зато там есть Шиш Брянский. Меня там тоже нет - зато там есть Шиш Брянский. Кувалдина (который сидит в зале) там тоже нет - зато там есть Шиш Брянский... (Смех в зале.)"
На этот счет я в карман за словом не полезу, поскольку в начале 90-х годов наблюдал эту жалкую, тунеядствующую шушеру "толстых журналов" изнутри. Мелкий функционер Сергей Чупринин, присосавшийся из-за зарплаты к литературе, сразу прекратит свое существование, как перекроют финансовый кран "толстым журналам", этой затянувшейся судорожной агонии тотального партийного совка, а заодно и лишат редакционных помещений, чтобы не смогли сдавать их в аренду, и чтобы наконец-то "подышали" воздухом свободы. Двадцать лет после кончины СССР он и присные паразитируют на государственной казне, сами не умея абсолютно ничего делать в жизни.

Юрий КУВАЛДИН

ИГОРЬ СНЕГУР В ЖУРНАЛЕ ЮРИЯ КУВАЛДИНА "НАША УЛИЦА"

Игорь Григорьевич Снегур родился в Москве в 1935 году. Окончил факультет графики полиграфического института. Участник первых выставок абстракционистов в Москве 1958-60 годах в студии Э.М.Белютина. Работал в кино, книге, театре, плакате. Организатор известной группы "20 московских художников", ежегодные выставки которой проходили на Малой Грузинской в Москве в 1978-88 гг. В общей сложности участвовал в 50 выставках. Член международного художественного фонда. В Ежемесячном литературном журнале Юрия Кувалдина "Наша улица" опубликовал ряд значимых эссе о сущности искусства.
В одной из бесед Игорь Снегур говорит О Василии кандинском:
"Поэтому форма "истаивает", и она все меньше и меньше занимает его внимание... Так вот, энергия краски внутри формы все более разрушает эту последнюю, и все тоньше делает границу, как амеба: у нее все тоньше стенка, и она потом своей протоплазмой вытекает в пространство. А она сама - уже все пространство! И в этот момент появляется чисто экспрессивный тип выражения, так скажем, геометрией еще не пахнет, он стремится к спонтанной организации ВСЕГО ТЕЛА ЖИЗНИ! Когда он "снял" форму, контур человека, контур дома, контур коровы, контур пейзажа, пейзажности, когда он "снял" геометрию, перспективу, когда он освободил свою душу от навязчивых, стереотипов, у него запульсировал цвет, и он стал как бы одним целым с формой реализации, то есть с живописью. И тогда избыточность вошла как сквозь тонкую пленку - за грань. В этом динамика развития... историзма, как бы историография его деформации в творческом развитии. Но снять предметную форму, старина, можно только в одном случае, надежно, если ты обладаешь огромным ассоциативным рядом..."

ЛЕОНИД СЕРГЕЕВ В ЖУРНАЛЕ ЮРИЯ КУВАЛДИНА "НАША УЛИЦА"

Леонид Анатольевич Сергеев родился в 1936 году. Автор многих книг прозы, выпущенных издательствами «Советский писатель», «Молодая гвардия», «Современник» и др. К его 70-летию выпущен 3-х томник, каждый объемом более 700 страниц. В «Нашей улице» печатается с № 1-2001.

Юрий Кувалдин писал о Леониде Сергееве:
"Кого ни спросишь, никто не знает Леонида Сергеева. С такой фамилией можно, конечно, стать чуть-чуть известнее, чем, скажем, с фамилией Иванов. Хотя и Ивановы у нас могут быть звонкими брэндами с присовокуплением к фамилии собственно самого вполне расхожего имени, например, Георгий или Вячеслав. Что ни говори, трудно идентифицироваться в великой и могучей... А Сергеев словно не думает вовсе об этом, пишет и пишет, все время пишет, всю жизнь пишет. Уже стариком стал, а все пишет. И в молодости, когда я с ним по стакану выпивал то в Домжуре, то в подвале ЦДЛ, он всю дорогу писал..."

ЕЛЕНА СКУЛЬСКАЯ В ЖУРНАЛЕ ЮРИЯ КУВАЛДИНА "НАША УЛИЦА"

Елена Скульская родилась в Таллинне Эстонской ССР. Окончила филологический факультет Тартуского университета (1972). Прозаик, поэт, автор книг: «В пересчете на боль» (М., 1991), «Записки к N...» (Таллинн, 1996), «На смерть фикуса» (Таллинн, 1996), «Однокрылый рояль. Рыбы спят с открытым ртом» (Таллинн, 2000) и др. Работала в газете «Советская Эстония» вместе с писателем Сергеем Довлатовым. В «Нашей улице» публикуется с 2003 года. Живет в Таллинне.
В беседе с Юрийем Кувалдиным Елена Скульская рассказала, среди прочего, о работе в газете "Советская Эстония" вместе с Сергеем Довлатовым:
"...потом поступила в газету, в 1974 году, в “Советскую Эстонию”, где меня встретил Сергей Довлатов, и сказал, что берет меня под свое творческое крыло. Он уже был там. И до середины 1975 года, почти до конца 75-го года работали вместе, потом переписывались три года, это уже началась совсем другая прекрасная жизнь. Но познакомились мы с Сергеем раньше. В нашем доме было кафе “Пегас”. Мой дом стоит в самом центре Таллинна, улица называется Харью, дом один. Он стоит между Ратушной площадью и площадью Свободы, раньше она была площадью Победы, теперь она площадь Свободы. Между двумя центральными площадями стоит вот этот дом. Это четырехэтажное, серое, довольно обычное здание, советское, в 1962 году его построил Союз писателей, там давали квартиры писателям за их литературные заслуги. Там мой папа получил четырехкомнатную квартиру. И в нашем доме было двухэтажное очень популярное кафе “Пегас”, на нем был изображен конь с крыльями, и одним копытом, вернее, одной из подков, он держал дымящуюся чашку кофе. Там стоял огромный концертный рояль, можно было приходить, петь, читать стихи. Была такая традиция, что молодежь там собиралась всегда, и вела себя очень свободно. Можно было заказать себе чашку кофе, бокал сухого вина, и сидеть с десяти утра до десяти вечера, читать стихи, встречаться, общаться. В общем, встречались в “Пегасе”. Вот однажды, я думаю, это был где-то 73-й, наверное, год, так я думаю. 72-й или 73-й год. Я туда зашла, и увидела своего давнишнего приятеля, еще по тартуским временам, такого Михаила Рогинского, он считался золотым пером, был журналистом, и у Довлатова в прозе фигурирует как Шаблинский. Он сидел там в обществе двух, они казались мне пожилыми, людей, нас разделяли в возрасте пятнадцать лет. Мы кивнули друг другу, я стала проходить, и тут я услышала, что один из них сказал: “Что за девушка такая очаровательная?” И Рогинский сказал: “Лиля (хотя мое имя Елена, Лена, все близкие и друзья зовут меня Лилей), вернись. Я хочу тебя познакомить с моими друзьями”. И я вернулась. И вот заинтересовавшийся этой девушкой был Евгений Борисович Рейн, а второй господин был Сергей Донатович Довлатов. И вот мы познакомились. Рогинский питерский человек был, вообще. И я помню это ощущение знакомства, поразительную ситуацию, как потом я поняла, редкую. Евгений Рейн был тем человеком, при котором Довлатов старался молчать, потому что это поразительный мастер устного жанра, который принесла литература шестидесятых. Это слово устное, виртуозное, блистательное. Я помню очень хорошо свое ощущение потрясения по контрасту, скажем, с тартуской жизнью. Насколько это было живо, ярко, и уровень разговора абсолютно другой. Я поняла, в чем разница. И сегодня я убеждена в том же самом, как это ни обидно прозвучит для кого-то, мне думается, что человек пишущий, литературой занимающийся принципиально отличается от человека научного, что человек, пишущий стихи и прозу, он животворящ, он осеняет своим крылом, он одаривает. А человек, встроенный в науку, он чем-то ущербен, как ни блестящ он может быть. Но при этом я сама себя должна перебить и сказать, что ущербность была, вероятно, и во мне, какие-то тартуские комплексы были и даже сохранились... Вы знаете, когда уже все эти тартуские комплексы были изжиты и когда я уже жила в среде, которую обожаю и люблю до сих пор и горжусь тем, что дружба наша сохраняется, с теми, кто живы, и горжусь бесконечно тем, что к моему поэтическому избранному Евгений Рейн написал предисловие, и последние слова этого предисловия такие, что мы когда-нибудь вновь сойдемся в Таллинне, пойдем гулять по этой окраине Ганзы, вспоминая тех, кто мог бы идти сегодня рядом с нами. Сидят Рейн и Довлатов, и мы познакомились. И эта речь, удивительная, уникальная речь моментально заворожила меня, но я не осмелилась как-то пойти за ними из одного кабака в другой, я не осмелилась присоединиться, но запомнила эту интонацию. И очень скоро я пришла в гости к своим друзьям и вдруг, значит, услышала такой, поразивший меня фразой из темноты голос: “Зачем вы стреляли в Ленина?” У меня была огромная рыжеватая шевелюра, необъятная, и когда я из полутьмы коридора появилась, то сидевший за столиком Сергей Довлатов, посмотрев на меня, закричал: “Зачем вы стреляли в Ленина?”. И это была первая фраза, первая реплика, которая была адресована лично мне. Завязались первые разговоры, а потом уже мы оказались в одной редакции. И Сергей убеждал меня в необходимости все время играть в буриме (по-французски буквально - рифмованные концы), заниматься ремеслом. Это был второй человек, который изумился тому, что я занимаюсь мало ремеслом как таковым. Он заставлял меня все время рифмовать. Я ему сильно уступала в этой быстроте рифмовки. Сергей Довлатов говорил, что поэт обязан быть абсолютно профессиональным прежде всего в своем ремесле. Вот посмотрите, Лина, если не будут печатать мою прозу, и не дадут мне состояться как прозаику, уверяю вас, я потрачу еще лет десять на то, чтобы стать профессиональным поэтом, и замечательно буду писать стихи, вот помяните мое слово. Я бы хотела, конечно, рассказать историю, которая как-то рифмуется с папой, что однажды меня, еще абсолютно молодую, начинающую журналистку оставили и.о. заведующего отделом культуры. А Довлатов сидел в отделе информации. Центральная республиканская партийная газета “Советская Эстония”. Довлатов пишет информации, что строители 16 СМУ построили такой-то дом, что это будет прекрасный подарок... А я сижу в отделе культуры. А гонорары выдавали в тот же день. Сергей приходит и говорит: “Все, Лиля, раз вас оставили зав. отделом, немедленно хочу у вас заработать хотя бы рублей тридцать”. Просто, вот, незамедлительно так. Я говорю: “Сережа, я ничем не могу вам помочь, потому что мне велено сдать в субботнюю полосу рецензию на фильм “Красная скрипка”. Это про скрипача, который прозрел и ушел в революцию. Вы вряд ли пойдете писать”. Он говорит: “Вы с ума сошли, Лиля! Тридцать рублей - это серьезный разговор. Шутки в сторону, я пошел смотреть фильм и писать рецензию”. Приносит он, значит, мне рецензию. И я читаю. Вдруг вижу следующее: “В сердце каждого советского человека жива до сих пор глубокая и искренняя ненависть к Сомерсету Моэму, который в 1919 году пытался устроить контрреволюционный мятеж в Советской России”. И дальше все - в таком же духе. Я говорю: “Сережа, мне кажется, что это просто невозможно, это либо такое издевательство, что даже наш редактор Генрих Францевич Туронок обалдеет, либо вы перегнули палку”. Он говорит: “Лиля, вы ничего не понимаете. Вам жалко тридцати рублей? Идите, сдавайте по начальству”. Я пошла, сдала по начальству. Вызывает нас обоих Генрих Францевич Туронок, описанный у Довлатова, и говорит: “Вот, друзья мои, я совершил роковую ошибку, Лиличка, оставив вас, юное существо, безответственное, на эту должность. И вы, Сережа, тоже. Вы наши два беспартийных товарища, вы друг друга ввели в заблуждение. Что же вы написали-то, Сережа? Что в 19-м году и так далее... Какое время на дворе? Вы, что же, не чувствуете, как мы демократичны, как мы лояльны, как мягче, нежнее нужно обо всем этом писать? Не надо никого ругать, все хорошо, мы победили, тепло нужно относиться даже к классовым врагам. Вы читали последнее Постановление ЦК КПСС? Идите, одумайтесь, и завтра принесите правильную рецензию”. Мы вместе вышли. Я говорю: “Вот видите, Сережа, я была права”. Довлатов ничего не ответил, холодно простился и ушел..."

АНАТОЛИЙ СТАРКОВ В ЖУРНАЛЕ ЮРИЯ КУВАЛДИНА "НАША УЛИЦА"

Анатолий Николаевич Старков родился в 1934 году в Свердловске. Окончил филологический факультет МГУ. Кандидат филологических наук, литературный критик. Автор восьми книг (об И. Ильфе я В. Петрове, о М. Зощенко, о К. Федине, о Д. Гранине). В различных издательствах страны (по большей части в издательстве "Художественная литература", сотрудником которого А. Н. Старков был на протяжении почти четырех десятков лет) отредактировал более 150 книг художественной прозы, поэзии, а также литературоведческих и критических монографий и сборников статей. Предлагаемые вниманию читателей журнала три рассказа из цикла "Узелки моей памяти" (1934-1967) - первый прозаический опыт литературоведа и критика.

ВЛАДИМИР СКРЕБИЦКИЙ В ЖУРНАЛЕ ЮРИЯ КУВАЛДИНА "НАША УЛИЦА"

Владимир Скребицкий с сыном Иваном.

Владимир Георгиевич Скребицкий родился 27 июля 1934 года в Москве. Окончил биологический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова. Доктор биологических наук, профессор, член-корреспондент Российской академии наук и член-корреспондент Академии медицинских наук. Печатался в "Литературной газете", в газете "Литературная Россия", в журналах "Знамя", "Новая Россия". Автор книг рассказов "В троллейбусном кольце" (1991) и "Хор охотников" (2003). В "Нашей улице" опубликованы следующие произведения: "Плющиха и несть ей конца", рассказ, № 11-2003; “Ау с Коктебельских гор”, литературные портреты, № 2-2005; "Вокруг чайного стола", роман, № 5-2005; "Мария Иванна и ее кредо", рассказ, № 7 (68) 2005; "Открытие", рассказ, № 11 (72) 2005; “Шишикун”, рассказ, № 93 (8) август 2007; Шапкинский лес", рассказ, № 96 (11) ноябрь 2007.
Юрий Кувалдин писал о творчестве Владимира Скребицкого:
"Изображая отношения между человеком и внешним миром, Владимир Скребицкий поэтически трактует этот мир как предмет устремлений человека. Семантическая каузальность имеет место, когда слово или фраза писателя, содержащиеся в причине, одинаковы со словом или фразой, содержащимися в следствии. Устремления эти и их объекты могут быть возвышенными или "низкими", соответственно чему жизненный материал и распределялся в его произведениях. Владимир Скребицкий в романе "Вокруг чайного стола" и вывел уже упомянутого мною типа - Олега Моисеевича Барена - очень московского, которого сразу не взять, не ухватить, он вроде бы был и одновременно не был, но "в чем он истинный был гений", так это в искусстве трепотни". С большой долей вероятности можно предположить, что у каждого интеллигентного человека был или есть такой говорун-интеллектуал. Литературный персонаж - это серия последовательных появлений или упоминаний одного лица. Изображение его слов, действий, внешних черт, внутренних состояний, повествование о связанных с ним событиях, авторский анализ - все это постепенно наращивается, образуя определенное единство, функционирующее в многообразных сюжетных ситуациях. Формальным признаком этого единства является уже самое имя - Олег Моисеевич Барен - действующего лица. Структурное единство, принцип связи отдельных, последовательных проявлений персонажа закладывается его экспозицией, той типологической моделью, которая нужна для первоначальной ориентации читателя...
Изображенный Владимиром Скребицким человек задерживается на далеких к пониманию хитросплетений характеров подступах. Ему не много дано и не много нужно. И именно потому неимоверно возрастает интенсивность переживания, сосредоточенного на малом. Вообще же, у писателя всего два дела в жизни - писать и печататься. Все. Ему не нужно сновать по свету, как туристу, ему не надо выходить на сцену, как эстрадному артисту за быстрым признанием. Самое твердое признание писателя - после его смерти. Так что я иронично и не вполне иронично формулирую: писательство - дело загробное! Думаю, поэтому объемность и многомерность прозы Владимира Скребицкого дает простор интеллигентному читателю для всевозможных толкований книги в целом и каждой из ее составных частей".

АЛЕКСАНДР САЖИН В ЖУРНАЛЕ ЮРИЯ КУВАЛДИНА "НАША УЛИЦА"

Александр Сажин родился в 1981 году в Ленинграде. Окончил филологический факультет РГПУ им. А. Герцена. С 11 до 18 лет занимался во Дворце творчества юных “Дерзание”. Печатался в альманахах “Музы на Фонтанке”, “Тебе, Петербург”, “Насекомое”, в журнале “Даугава”. В 1997 г. выпустил сборник рассказов “Охотник на бабочек”. В журнале "Наша улица" (№ 5-2000) опубликована школьная поэмка "Curriculum vitae" * (лат. - (куррикулум витэ) жизнеописание, краткие сведения о чьей-либо жизни) . Рекомендовал ее к публикации писатель Евгений Шкловский.
Раскованный юношеский текст с вполне свободным применением любых стилей - от евангелического до табуированного, это в некоторой степени неприглаженный Холден Колдфилд из "Над пропастью во ржи" Джерома Девида Селинджера.
Для примера вот цитата:
"И пошел Черт с монеткой и говорит: дайте чупсик. А та чикса, которая в ларьке, отвернулась за чупсиком, ну, мы и давай пиздить все, что за окошком у нее. Окошко, сволочь, узкое, в две руки только. Винт взял “верблюда” и я еще две пачки каких-то. А потом, короче, деранули от нее, а Шурик с Вованом нас ждали уже там.
Черт, хитрый, прется: опустили чиксу. А хули, если по бабкам душно покупать. Пускай теперь чикса отдыхает, натянули мы ее на сигареты.
И пошли мы дальше, и на поле Дрон с Кастетом и с какими-то телками. Ну, поддали с ними для заводки немного. А у Дрона все табло в минусе: пизданули ему лохи из восемьсот четвертой.
Мы тогда говорим: фигня, соберем завтра и лохам навесим. Восемьсот четвертая - там же мудачье одно, их не хуй делать замесить. А сегодня чисто так оторвемся. Дрон говорит: всех рэперов сгоношит, ломанемся на лохов и выпишем им чеков.
И впадло стало всем сидеть, ну, пошли мы с базарами в нашу, а она закрыта, вечер потому что, темно уже. А Вован взял камень и распиздячил стекло на втором, и Кастет тоже. Мы еще спорили, где чье. Шурик кричит: третье справа на втором - это матешино, а Винт ему орет: это биоложка. Вот они и поцапались. Кастет их полез разнимать, а мы с Вованом стали искать камни.
Дрон нашел палку, обрубок такой. Вовка кинул обрубок сей в то матешино, но промазал. На третьем еще сложнее разбить. Там физика, и еще какая-то хуйня, не помню. А телки стоят тут же в сторонке недалеко, пиздят друг с другом.
Но тут - мать вашу! - мусора: едет “козел”. Деранули мы от них через поле, и во дворы. Может, они нас и не засекли. Мусора лохи, шугают только всех, сволочи..."

МАРИНА СТЕПНОВА В ЖУРНАЛЕ ЮРИЯ КУВАЛДИНА "НАША УЛИЦА"

Марина Степнова родилась в 1971 году. Окончила Литературный институт им. М. Горького, аспирантуру ИМЛИ им. М. Горького. Автор неопубликованной книги стихов и прозы “Смертельная доза”. В "Нашей улице" дебютировала в №1-2000 рассказом "Романс".
Помимо того, что Марина Степнова очень талантливая писательница, она оказывала финансовую поддержку журналу при начале его издания, понимая, сколь труден путь частного издателя в нашей стране.
В ярких произведениях Марины Степновой не просто расцветает её талант, но чувствуется рука мастера. Вот, к примеру, фрагмент из рассказа "Романс":
"Ника лежала носом в подушку, и на плече у нее, слегка блестящем от пота, желтел старый, полуотцветший синяк. Константин Константинович наклонился и, чуть не застонав от удовольствия и какого-то мальчишеского, невесть откуда вернувшегося озорства, поцеловал рядом с синяком прохладную, скользкую, горьковато-свежую кожу. Так, что неровно отпечатались зубы. Ника потянулась и пробормотала, не просыпаясь, что-то нежное, неразборчивое, домашнее, до такой степени не связанное с ним, - стоящим рядом и только что заставлявшим это худенькое существо с прозрачными, залившими несвежую наволочку, светлыми волосами стонать, и вскрикивать, и закидывать ему за шею слабые огненные руки, - что у Константина Константиновича остро, первый раз в жизни, заболело сердце.
Он мгновение поколебался на пороге, но так и не смог признаться самому себе, что маленькая пьяная соседка всю ночь принимала его за своего ублюдочного мужа, который регулярно напивался, как свинья, и колотил ее не меньше двух раз в месяц.
"Ника, - неожиданно всплыло в памяти Константина Константиновича имя глуповатой, несчастной и такой хорошенькой соседки, - Ника... Ну что ж, поделом тебе, Ника. Утром будешь плакать, мучиться с похмелья, каяться, а к вечеру побежишь умолять своего благоверного вернуться". И, быстро положив несколько крупных купюр на табуретку, стоящую возле дивана и простодушно изображавшую тумбочку, Константин Константинович вышел из комнаты.
Комната была пуста. Вещи, которые унес с собой Афанасий, заняли два чемодана. Ей хватило одного. Ника проверила паспорт, билет и присела на край дивана. "Ну-Господи-благослови," - пробормотала она машинально мамину присказку и встала. Раньше она никогда не уезжала одна. Ее всегда кто-нибудь провожал. Всегда.
Из двери положено было выходить спиной - чтобы скорее вернуться. Афанасий всегда посмеивался, когда Ника с искренним ужасом кричала ему вслед: "Задом! Задом!" Ника потянула за собой подпрыгивающий чемодан и шагнула в коридор - лицом. Она не хотела возвращаться. В этом городе ее больше не ждал никто..."

ВИКТОР СЕРГАЧЁВ В ЖУРНАЛЕ ЮРИЯ КУВАЛДИНА "НАША УЛИЦА"

Виктор Сергачев родился 24 ноября 1934 года на станции Борзя Читинской области. Народный артист РСФСР. Окончил Школу-студию МХАТ в 1956 году (руководитель курса П. В. Массальский). Был одним из создателей “Студии молодых актеров”, из которой вырос театр “Современник”. Виктором Сергачевым сыграно множество ролей в театре и кино, поставлено несколько спектаклей. С 1971 года по настоящее время является актером МХАТ им. А. П. Чехова.
О мастерстве актера Виктор Сергачев пишет:
"Нина Заречная мечтает о “настоящей, шумной славе, о колеснице, на которой будет возить её толпа”, Тригорину предостеречь бы Заречную, рассказать ей об артистическом быте, о том, какой человеческой катастрофой может обернуться разочарование, но он, поглощенный кругом своих писательских проблем, именно в них посвящает Нину, говорит искренне и откровенно, но рассказывает ей о своём. Попытаемся восполнить рассказ Тригорина.
Вряд ли вам приведётся беседовать с балериной, балерины, можно сказать, нигде не бывают. Актёры бывают везде. Балерины, помимо репетиций, по нескольку часов в день занимаются танцклассом, большую часть свободного времени, в театре и дома, они должны перешивать их балетные принадлежности, они вынуждены вести замкнутый образ жизни. Может быть, потому так ярки и драматичны их романы, известные нам понаслышке. У актёров образ жизни более чем открытый. Где можно запросто увидеть актёра? правильно - за столиком кафе или ресторана. И, представьте себе, это естественно, это связано с его профессией. Нервное напряжение, в котором актёры пребывают в театре, на репетициях, на спектакле, дома, требует разрядки.
Об этой стороне актёрского существования, о перманентном нервном напряжении, знают немногие, театр не любит посторонних. Один актёр, когда у него спросили: “Как живут артисты?” - ответил: “Блеск и немыслимая нищета куртизанок!” На вопрос: “Легко ли быть актёром?” в быту, не для интервью, у актёров есть такой ответ: “А что трудного - наливай да пей”. Актёры, по давно сложившемуся представлению, люди, мягко говоря, легкомысленные, у них не работа, а одно удовольствие, разве что слова приходится заучивать. Нередко так и говорят с неподдельным удивлением: “Как это вы наизусть запоминаете столько слов?”. Кстати, актёры наизусть учат текст в редких случаях, за нехваткой времени, в работе большая часть текста запоминается сама собой, другими путями, нежели заучивание.
Только театральный человек, и то не всякий, знает, что такое работа актёра и его жизнь в театре. Актёрское существование сродни жизни поэта.
Обратимся к гению А. С. Пушкина:

Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
В заботы суетного света
Он малодушно погружён.

Молчит его святая лира,
Душа вкушает хладный сон,
И средь детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он.

Говоря искусствоведческими словами, в этих строках исчерпывающе дана психология художника, свободного от регламентированной работы.
В какой-то степени рабочее состояние актёра, как и у поэта, непредсказуемо. Поэт слуга вдохновения, творческое настроение актёра связано с подвижностью ума и души, с его фантазией, интуицией, а их по заказу не вызовешь. К тому же в жертву творческому настроению артист должен принести и “заботы суетного света” и “хладный сон души”, в котором так удобно пребывать. С чем в театре идёт ежедневная борьба? - с опозданиями. Но чем чаще актёра посещает творческое настроение, тем не только плодотворнее его работа, но тем он и талантливее..."

АЛЬМАНАХ ЮРИЯ КУВАЛДИНА «РЕ-ЦЕПТ» В ЖУРНАЛЕ ЮРИЯ КУВАЛДИНА "НАША УЛИЦА"

ПРЕЗЕНТАЦИЯ НОВОГО ЛИТЕРАТУРНОГО АЛЬМАНАХА ЮРИЯ КУВАЛДИНА «РЕ-ЦЕПТ» (Издательство «Книжный сад», Москва, 832 с., переплет 7 цб, оформление художника Александра Трифонова) 20 мая 2008 года в библиотеке имени Андрея Платонова (ул. Усиевича, 16) состоялась презентация нового альманаха Юрия Кувалдина «Ре-цепт», в которой приняли участие семеро авторов этого эксклюзивного издания (они же авторы журнала «Наша улица»): писатель Юрий КУВАЛДИН, художник Александр ТРИФОНОВ, писатель Ваграм КЕВОРКОВ, художник Игорь СНЕГУР, писатель Виктор КУЗНЕЦОВ-КАЗАНСКИЙ, писатель Владимир СКРЕБИЦКИЙ, писатель Сергей МИХАЙЛИН-ПЛАВСКИЙ, а также заместитель директора ЦБС № 5 Марина Павловна СОЛОВЬЕВА, заведующая библиотекой имени Андрея Платонова Тамара Николаевна ЖУРОВА, главный библиотекарь библиотеки имени Андрея Платонова Вера Арсеньевна ДАНИЛЮК, певица Лариса КОСАРЕВА, гитарист-аккомпаниатор Михаил ГРАЙФЕР, писатель Эдуард КЛЫГУЛЬ, заслуженный артист России, артист Театра Армии Александр ЧУТКО, секретарь Игоря Снегура Татьяна САЧИНСКАЯ, поэтесса Нина КРАСНОВА.

Юрий Кувалдин во вступительном слове, в частности, сказал:
"Замечательно, что мы собрались в библиотеке имени Андрея Платонова. Для меня Андрей Платонов вообще является как бы вершиной в литературе, если можно так классифицировать писателей и ставить их на какие-то места и вершины литтворчества... Он намного опередил свое время. Даже он в наше время еще многими не понят. Но я его всегда понимал душой. Потому что этот писатель отличается от всех прочих пишущих людей тем, что он не только писал слова, он видел форму слова, что важно для писателя. Для него, может быть, в какие-то моменты не важно содержание, не важно действие, которое происходит в рассказе... отсюда - его фантасмагория. Но я вижу, как он использует язык, как он использует изобразительные средства языка, как он использует поэтические инверсии, метафоры, сравнения. Это виртуоз слова. Он из обычной фразы, путем перестановки слов, чисто формально может добиться такого эффекта, которого не добьется писатель, который пишет содержание. Я противник содержания. Я никогда не писал содержания. Вся моя любовь к искусству состояла из любви к искусству... Фет был глубоко прав, когда сказал, что искусство существует для искусства. Я вывел для себя формулу, такую: писатель пишет для писателя. Этому посвящено мое эссе, которым открывается альманах “Ре-цепт”, "Помчались дни мои - как бы оленей косящий бег". Я считаю, это этапное литературное издание. Потому что Рецептуализм, который пестовал Слава Лён, он относился к изобразительному искусству. Реализм умер, потому что реализм копировал природу. Художник не должен копировать природу. Природу копирует фотоаппарат. Саша (который в этот момент фотографирует Кувалдина. – Н. К.) вот сейчас копирует меня, своим фотоаппаратом. Художник должен создать свой мир, не бывший до него, чем и занимаются художники Александр Трифонов, Игорь Снегур..."

ДМИТРИЙ РЫСАКОВ В ЖУРНАЛЕ ЮРИЯ КУВАЛДИНА "НАША УЛИЦА"

Дмитрий Рысаков родился в 1974 году в Раменском Московской области. Окончил Московский Открытый педагогический университет им. М. Шолохова и аспирантуру на кафедре международной литературы. Диссертация «Ф. М. Достоевский и Ф. Кафка: феноменальная рецепция русского реалистического романа» опубликована при научном центре славяно-германских исследований (Москва, 2002). Дебютировал в "Нашей улице" в № 3-2004 рассказом «Улица Революции».
Дмитрий Рысаков писал о Юрии Кувалдине: "А в библиотеке фонда Солженицына “Русское зарубежье” 26 октября 2005 года состоялась презентация книги “Родина” Юрия Кувалдина.
Помните рецепты коктейлей - “иорданские струи” и “слеза комсомолки”? Вечер, организованный Ю. Кувалдиным, прошел под знаком выдвижения теории “рецептуализма” и упрочения концепции “Бронзовый век русской культуры”.
Презентация состоялась незадолго до юбилея писателя - 19 ноября ему исполнилось 60 лет. “Улица Мандельштама”, “Философия печали”, “Избушка на елке” и т.д. - сейчас Кувалдиным написано сочинений на десять томов. С 1988 года он является первым частным издателем в СССР, с 1999-го выпускает журнал современной русской литературы “Наша улица”, среди авторов которого можно отметить В. Астафьева, Е. Гришковца, Нину Краснову, А. Ветлугину, Е. Лесина, Вл. Новикова, В. Поздеева, Анжелу Ударцеву.
Кувалдин одновременно и мастер “чеховского” класса, и мастер бабелевской, а где-то кафкинской иронии. В обыденной речи допускает свободное цитирование Юрия Олеши, Альбера Камю и Йозефа Геббельса. Он декламирует свою прозу, не удостаиваивает любовью поэзию, однако свой рассказ “Савеловский вокзал” пишет гекзаметром.
Выступившие на вечере упомянули повести Кувалдина - “Счастье”, “Юбки”, “Станция Энгельгардтовская”. Последний текст, вместивший в себя результаты реалистической, модернисткой и постмодернисткой эстетик, я отношу, не утруждаясь статейной сдержанностью, к сильнейшему произведению нашего века.
Он носит серый демисезонный плащ, его часто можно встретить во дворике Литинститута. Высокий и бескомпромиссный человек. Упомянув однажды его имя в разговоре с молодым студентом Литинститута, я услышал: “Кувалдин. Кто ж его не знает?”"

КОНСТАНТИН РАЙКИН В ЖУРНАЛЕ ЮРИЯ КУВАЛДИНА "НАША УЛИЦА"

Константин Аркадьевич Райкин родился в 1950 году. Окончил Театральное училище им. Щукина (курс Ю. Катина-Ярцева). С 1970 года - в "Современнике", где сыграл 38 ролей (дебютировал ролью Валентина в "Валентине и Валентине" М. Рощина, режиссер В. Фокин). В 1981 году перешел в Театр миниатюр под руководством А. Райкина (ныне - "Сатирикон"). С 1987 года - руководитель театра "Сатирикон". Роли: Соланж в "Служанках" Ж. Жене (1988, режиссер Р. Виктюк); Брюно в "Великолепном рогоносце" Ф. Кроммелинка (1994, режиссер П. Фоменко); Грегор Замза в "Превращении" по Ф. Кафке (1995, режиссер В. Фокин); Мекки-Нож в "Трехгрошовой опере" Б. Брехта (1996, режиссер В. Машков); Жак в "Жаке и его господине" М. Кундеры (1998, режиссер Е. Невежина); Гамлет в "Гамлете" В. Шекспира (1998, режиссер Р. Стуруа) и др. Постановки: "Маугли" по Р. Киплингу (1990), "Ромео и Джульетта" В. Шекспира (1995), "Кьоджинские перепалки" К. Гольдони (1997) и др. Сын Аркадия Райкина.

СТАНИСЛАВ РАССАДИН В ЖУРНАЛЕ ЮРИЯ КУВАЛДИНА "НАША УЛИЦА"

На снимке (слева направо): Станислав Рассадин, Булат Окуджава, Юрий Кувалдин. Переделкино. 1994.

Станислав Борисович Рассадин родился 4 марта 1935 года в Москве, в Богородском. Окончил филолологический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова (1958). Автор книг "Очень простой Мандельштам" (Москва, Издательство Юрия КУВАЛДИНА "Книжный сад", 1994) и "Русские, или Из дворян в интеллигенты" (Москва, Издательство Юрия Кувалдина "Книжный сад", 1995) и др.

Юрий Кувалдин писао о Станиславе Рассадине:
"Однажды мне звонит Фазиль Искандер и говорит, что его приятель критик Станислав Рассадин написал книгу о Мандельштаме, и что не мог бы я издать его книгу. Я сказал, что все связанное с Осипом Эмильевичем мне интересно, и моя первая, юношеская проза - "Улица Мандельштама" - посвящена этому гениальному надмирному поэту. Да именно надмирному, поскольку настоящие поэты, писатели - не совсем люди. Они творят в кельях своих монастырей, отделяя душу от тела путем переноса ее, души, в знаках на бумагу (любой другой носитель) и запускают в вечность, в Божественную программу. Поэтому настоящему писателю чуждо все человеческое: деньги, дачи, машины, тряпье, шмотье... Конечно, это говорю я, Юрий Кувалдин, который никогда не шел в строю официальной литературы, а писал то, что хотел, писал, как хотел. С представителями так называемой советской литературы дело обстоит иначе. Они писали то, что печатали и за что платили деньги. Петь в полный голос они не могли. Да и ходили работать они в "литературу", и Станислав Борисович ходил - то в "Молодую гвардию", то в "Литературную газету", то в "Юность"... Работать нужно было ходить на "Серп и молот"! И в Советской Армии послужить! Как говорит Достоевский в моей повести "Вавилонская башня", работа ассоциируется в России только с лопатой! Остальное служба или безделье! А литература - не работа! Писательство - не профессия! Это служение, свет и любовь! Слава Богу, что советская эпоха подавления Логоса рухнула в тартарары и я печатаю то, что я пел, пою и буду петь Свободно! И кое-что из Рассадина остается, конкретнее, то, что связано с Юрием Кувалдиным, "Книжным садом" и Мандельштамом. Жаль, что Рассадин не стал писателем. А мог бы. Но для этого нужна смелость, даже отчаянье. Этого у Станислава Борисовича не было. По чужому следу идти (критики) все мастаки. Ты создай свою Литературу, свое Издательство, свой Журнал. Впрочем, и в глубине сторожевой ночи чернорабочей вспыхнут земле очи..."

ИРИНА РОДНЯНСКАЯ В ЖУРНАЛЕ ЮРИЯ КУВАЛДИНА "НАША УЛИЦА"

На снимке (слева направо): Ирина Роднянская, Рената Гальцева, Юрий Кувалдин на чествовании журнала "НОВЫЙ МИР" в связи с 70-летием со дня основания - февраль 1995 года.

Ирина Бенционовна Роднянская родилась 21 февраля 1935 года в Харькове. Окончила Московский библиотечный институт. Работала в городской библиотеке Новокузнецка (1956-58), в ИНИОНе (1971-76). Долгие годы работает критиком и заведует отделом критики в журнале "НОВЫЙ МИР". Юрий Кувалдин издал книгу Ирины Роднянской "ЛИТЕРАТУРНОЕ СЕМИЛЕТИЕ".

О творчестве Юрия Кувалдина Ирина Роднянская пишет:
"Я давно не читала вещей, где так начисто бы отсутствовала фальшь, где так неподдельны были бы характеры, судьбы, истории семей, так узнаваемы были бы исторические рубежи, так свежа память детства. Это в некотором роде историческая проза, история общества в лицах. Жизнь не замарана и не приукрашена, она такая и есть, и веришь сразу всему, сидению на удаве не меньше, чем потухшему электричеству в подмосковной гостиничке. Даже то, что названия Ваших вещей, с моей точки зрения, случайны и невнятны (роман - не про елку, повесть - не про месть, а про парадоксальное наше “движение сопротивления” с великолепным центральным характером обаятельного авантюриста, бескорневая окраина - вряд ли “беглецы”), даже это в моих глазах свидетельствует в Вашу пользу: из Вас прямо-таки “вываливаются” (простите!) куски чутко схваченной жизни, которая безымянна именно потому, что достоверна, и ни одно имя к ней не пристает. Особенным достижением я считаю повесть “Беглецы”, в которой есть не только правда жизни, но и драматургия, жизни (то есть органический сюжет), а огромные дары, которые... человек получает с рождения и которые потом гибнут (замечательная точность в описании социальной микросреды, но ведь это закон жизни вообще, не правда ли?) - все описано так, что помнить будешь долго. Я обязательно обращу внимание на эту повесть одного новомирского автора, который пишет на тему: “окраина” у Семина и у Лианозовской школы, - а если, даст Бог, возьмусь за статью о возвращении в нашу прозу и поэзию неколебимых художественных аксиом, то напишу об этой вещи и сама".

ЛЕВ РАЗГОН В ЖУРНАЛЕ ЮРИЯ КУВАЛДИНА "НАША УЛИЦА"

Лев Эммануилович Разгон - писатель, публицист - родился 1 апреля 1908 года. Жизнь и главные книги Льва Эммануиловича неотделимы от эпохи ГУЛАГа. 17 лет (1938-1955) провел он в советских концентрационных лагерях. Юрий Кувалдин издал одну из лучших книг Льва Разгона - "ПЛЕН В СВОЕМ ОТЕЧЕСТВЕ" (1994). Умер 8 сентября 1999 года.
Юрий Кувалдин писал о Льве Разгоне:
"Высокий, худощавый, седовласый, как Станиславский, Лев Эммануилович Разгон улыбался мне с порога и широким жестом приглашал войти в его маленькую квартирку. Я вручил хозяину конфеты и чай. Мы сели в кресла среди книг. Разгон, словно ему было лет тридцать, сиял радостью в идеально выглаженных брюках со стрелкой, в светло-коричневых мокасинах из эластичной замши, с декоративной пряжкой, строчкой и кожаной отделкой. Я видел перед собой человека, который родился в 1908 году! Страшно подумать, до революции. Трудно было в это поверить. Старше меня на без малого сорок лет! Но передо мной был именно Лев Разгон, мгновенно воссиявший в конце восьмидесятых годов на литературном небосклоне. Мне было понятно, что Лев Разгон принадлежит к тому кругу интеллигенции, мировоззрение которой начало складываться еще в дореволюционные годы и носило следы ярко выраженного свободомыслия. Эти следы впоследствии значительной части интеллигенции стоили жизни. В кругу с выраженным свободомыслием не понимали, что когда революция завершается, то исчезают и свобода, и равенство, и братство. Для черни же главной становится сила, которую они получили после победы. Эта сила создает послереволюционное государство и выражает себя в нем. Но это я со стороны так рассуждаю, а когда находишься внутри времени, подобные обобщения делать трудновато.
Разгон был в обращении со всеми так естественно приветлив, так внимателен, что у человека, встретившегося с ним в первый раз и беседовавшего полчаса, могла возникнуть иллюзия, будто наладились отношения прочные и действительно дружеские. Я знаю такие примеры и знаю, что Лев Эммануилович бывал в этих случаях сам слегка удивлен. Он, по-видимому, не отдавал себе отчета в том, насколько его доброжелательность редка и как она располагает к нему людей. Да, это был редкий человек, и даже больше, чем редкий: это был человек в своем роде единственный. За всю свою жизнь я не могу вспомнить никого, кто в памяти моей оставил бы след светлый и ровный, без вспышек, то есть воспоминание о человеке, которому хотелось бы крепко пожать руку, поблагодарить за встречу с ним. Я ничего не преувеличиваю, не впадаю в стиль и склад "похвального надгробного слова", да и слишком уж много времени прошло со смерти Льва Эммануиловича, чтобы стиль этот был теперь еще нужен. Пишу я то, что думаю и чувствую. Для меня знакомство с Разгоном было и остается одной из радостей, в жизни испытанных, и я убежден в обоснованности, в правоте этой радости".

АЛЕКСАНДР РЕКЕМЧУК В ЖУРНАЛЕ ЮРИЯ КУВАЛДИНА "НАША УЛИЦА"

Александр Евсеевич Рекемчук родился 25 декабря 1927 года в Одессе. Окончил Литературный институт им. М. Горького. Печатается с 1947 года. В 1964-67 годах был главным редактором киностудии “Мосфильм”. Профессор Литературного института им. М. Горького. Повести “Время летних отпусков” (1959), “Молодо-зелено” (1961), роман “Скудный материк” (1968) о людях советского Севера и др. В 2003 году издана книга "Пир в Одессе после холеры", включающая две повести, одна из которых - "Кавалеры меняют дам" - посвящена Юрию Нагибину.
В беседе с Юрием Кувалдиным Александр Рекемчук рассказал, например, о таких интересных вещах:
"- У Нагибина какая блестящая вещь о Галиче!

- Да. А то, что написал Солженицын о Галиче, диссиденте, высланном из страны, погибшем там, он его клеймит за известную эту песню “Не бойтесь ни пекла, ни ада, а бойтесь единственно только того, кто скажет, я знаю, как надо...” Это известнейшая песня. И следующая строчка Солженицына: “Как надо - это Иисус Христос”. Я пишу, что ему уже мало быть Лениным, себя видеть зеркалом Ленина, теперь он хочет себя видеть Иисусом Христом. Он хотел научить нас, как нам развалить СССР, как нам, формулируя достаточно грубо, расправиться с советской властью... И главное - мы так и сделали, по-солженицынски, все развалили! Теперь его никто не читает, и телевизор выключают, когда он в нем появляется, и лоб крестят со словами: “Сгинь, нечистая сила!” Вот, что такое Солженицын.

- Ну, я-то проще это формулирую: он не художник.

- Я с вами совершенно согласен. И эти абзацы в вашей статье, и финальный абзац я там процитировал. Так, стало быть, меня с Юрием Нагибиным свела в его последние годы тема настоящей свободы от любых диктатур, коммунистических, религиозных, капиталистических, национальных... По-моему, она придала ему совершенно новый масштаб. Я вам сказал уже, что жизненный сюжет, связанный с моим отчимом, австрийским коммунистом, эмигрантом, шуцбундовцем Гансом Нидерле стал сначала основой сценария “Они не пройдут”, затем повести “Товарищ Ганс”. Сценарий - это 63-й год, повесть - 65-й год, потом, значит, я включил “Товарища Ганса” в роман “Нежный возраст”, как часть, из трех частей состоит роман, с некоторым развитием линий. Потом во мне что-то взбунтовалось против того жанра литературы, которая сейчас называется “фикшн”, которой я отдал какие-то, это следует подчеркнуть, сюжеты своей биографии, подлинной жизни, трагедии тех людей, с которыми я встречался, отца, матери, отчима. Все это переводилось в других героев. Например, в “Товарище Гансе” моего героя зовут Санька Рымарев, никто, наверное, не сомневается, что Санька он потому, что я - Александр, фамилия на “Р” совпадает с моей фамилией Рекемчук, но так требует приличие, я написал про какого-то мальчика, которого зовут Санька Рымарев, если прочитать сейчас эту книгу, он сроду не напишет ни одного стихотворения, не напишет ни одной книги, просто это не его мир, это другой человек, это не я. Я написал роман “Тридцать шесть и шесть” о своей северной эпопее, когда я приехал туда набираться впечатлений жизни, как говорится, а едва не угодил в лагерь. Героя этой книги зовут Алексей Рыжов. Опять же Алексей ассоциируется с Александром, а Рыжов - это цвет моих волос, по-видимому, и начальная буква моей фамилии. Вся перспектива, которая передо мной, как перед писателем, обычным писателем открывалась, что я буду писать произведения, в которых совпадают герои со мной либо жизненными ситуациями, либо будут походить на мою жизнь. И вдруг я понял, что больше я этого писать не могу и не хочу, и не буду. Именно этим, а не чем-нибудь иным объясняется довольно длительный период моего молчания, как писателя. Причины две. Первая - для меня катастрофа, которая произошла в нашей стране, для моей психики, для моих представлений о людях, и тому подобное, то есть я не могу... я не тот человек, который может сказать, что я приветствую то, что произошло в нашей стране после разгрома социализма и Советского Союза. Это первая причина. Но была и вторая. Понимаете, я не могу больше писать фикшн, я не хочу и не могу этого делать, то есть никакого желания это писать не испытываю. Пришло ощущение того, что можно писать романы, повести, рассказы, в которых герои будут подлинными. Я - это я! А он - это он! Я хочу обратить ваше внимание на то, что к этой проблеме в свое время приблизились такие художники нашей литературы, как, например, Валентин Петрович Катаев в своих повестях позднего цикла “Алмазный мой венец”, “Святой колодец”, “Трава забвения” и так далее. Это был первый бунт в нашей русской советской литературе. Катаев в “Алмазном венце” несколько раз повторяет: так что же это - мемуары? Нет, не мемуары, я не буду писать мемуары, я не люблю мемуары. Это повести, это романы, но это жизнь, в которой живу я, Катаев. Он боится называть по именам тех писателей, которые являются его героями. Пастернака называет мулат...

- Но, тем не менее, Александр Евсеевич, мы всех разгадали...

- Да. Но в этом была боязнь, что тебя возьмут за шкирку и привлекут к ответственности: что, почему он про меня написал так?! Вторым для меня крупным писателем, который за это взялся, был поздний Юрий Нагибин. Если вы сейчас перечитаете “Тьму в конце туннеля”, “Мою золотую тещу”, “Дафнис и Хлоя”, а вы их знаете наизусть так же, как я, - вы увидите, как формировался этот, на мой взгляд, абсолютно новый тип литературы. То, что я говорю сейчас, мне представляется, Юрий Александрович, очень важным и единственно важным. Смотрите, как он делает из Маши Асмус - Дашу Гербет, это его первая жена Маша Асмус. Солженицын страшно ругается по поводу того, что он не рассказал сколько-нибудь подробно о первой жене, он просто не читал “Дафниса и Хлою”. Он даже не смеет назвать Машу Машей, он делает Дашу, он из Беллы делает Геллу.

- Он при мне это делал. Я говорю: “Ну, Юрий Маркович, это настолько прозрачно, что все Беллу узнают!”, а он: “Ну и пусть узнают, но Гелла это не Белла, буквы другие...” Это какой-то такт...

- Нет, это не такт, это просто разная литература. Потом в какой-то момент к нему приходит то понимание в “Дафнисе и Хлое”, что называть Пастернака мулатом нельзя. Нужно написать самого Пастернака, и назвать его Пастернаком. Платонова, Рихтера и других великих, которых он изображает. Конечно же, у такого органичного писателя, как Юрий Нагибин, эти апокалипсические мотивы были связаны и с личным самоанализом, попыткой исповедаться в грехах бытия, понять причинную связь ошибок собственной жизни, вольных и невольных заблуждений, метаний души и плоти. Сюжетной канвой повести был биографический парадокс: всю свою жизнь герой “Тьмы...” (почти идентичный автору) прожил, считая себя наполовину евреем, испытав унижения и тяготы судьбы полукровки не в половинном, а в полном объеме, - как вдруг, после смерти матери, он обнаружил в старых письмах сведения о том, что его отцом был другой человек, как и мать - русский, студент, расстрелянный за участие в событиях тамбовского крестьянского восстания. Однако попытка дожить оставшееся “без комплексов”, сознавая себя исконно русским человеком, оказалась еще большим унижением. “Трудно быть евреем в России. Но куда труднее быть русским”, - заключительные строки повести. Мы не терзались вопросом: издавать ли? Конечно, издавать. Но возникла проблема сугубо технического плана. Объем повести “Тьма в конце туннеля” был недостаточен для того, чтобы книга выглядела солидным томиком в твердом переплете. То есть книгу следовало дополнить чем-то, соответствующим “Тьме...” тематически и по настрою. Вспомнилась повесть Юрия Нагибина давних лет “Пик удачи”, главный герой которой - ученый, изобретший средство против рака, на вершине славы кончает жизнь самоубийством. (Заметим, что в ту пору автор, по-видимому, не помышлял о безоглядной и отчаянной исповедальности: самые мучительные вопросы жизни он умело экстраполировал на вымышленных литературных героев.) Не скрою, нас чуточку интриговала и игра названий: “Пик удачи” - издательство ПИК. С тем я и позвонил Юре в Пахру. Но, к счастью, не успел даже заикнуться об этом предложении. “Ты знаешь, - сказал Нагибин, уловив, что речь идет всего лишь об увеличении объема книги, - у меня в столе лежит еще одна вещь...” Рукопись повести “Моя золотая теща” сопровождало письмо: “Дорогой Саша! Я вдруг подумал: а что, если ты не прочь прочесть нечто в игривом роде, хотя тоже достаточно мрачное. Русский Генри Миллер, хотя и без малейшего подражания автору “ Тропика Рака”. На это намерение навел меня ты сам, оговорившись фразой: “Может, это (“Тьма в конце туннеля”) с чем-нибудь соединить”. Не знаю, монтируется ли “Теща” с основной повестью - там немало общих героев, хотя проблематика совсем иная. А вдруг - монтируется. Кстати, после нашего с тобой разговора мне позвонил один известный музыкант: “Где купить целиком “Тещу”?” - “А откуда вы о ней знаете?” - “А как же, в “Столице” напечатана глава”. Ее отдал туда Щуплов, попросивший у меня отрывок для какого-то нового журнала, который так и не состоялся. Непривычный азарт сдержанного музыканта явился вторым толчком, чтобы дополнительно загрузить тебя. Впрочем, читается все это легко. Жму руку - твой Ю. Нагибин”. Короче говоря, Юрий Александрович, ко мне пришло понимание того, что я буду писать литературу нонфикшн, абсолютно отрицающую все законы беллетристики. Я пишу теперь совершенно иначе, по сюжетам и по жанрам это будут не мемуары, это будут повести, это будут рассказы, возможно - романы, но там будут подлинные герои, начиная от меня самого".