четверг, 3 июня 2021 г.

Юрий Кувалдин ИЗ ТЕКСТА СМОТРИТ НА ТЕБЯ (МАРГАРИТА ПРОШИНА)


 

Юрий Кувалдин

 

ИЗ ТЕКСТА СМОТРИТ НА ТЕБЯ

(МАРГАРИТА ПРОШИНА)

 

Всё что с Маргаритой Прошиной случилось в жизни, она хранит в себе, никому не рассказывает, а сосредоточенно передаёт своим персонажам, иначе говоря, переходит жить в текст со всеми своими проблемами, и пусть современники думают, что Прошина такая идеальная женщина, никогда не спорит, не жалуется на жизнь и болезни, не обсуждает телевизионные новости, говорит людям только хорошее, тихо сидит в углу и пишет о том, как скандалят её персонажи, как без устали болтают по телефону, как расточают по пустякам свою жизнь, совершенно ничего не читают, своих мыслей не имеют, пересказывают давно известное, постоянно говорят о еде, о туристических поездках и так далее, чтобы не умереть со скуки, а сама Маргарита Прошина побывала по системе Станиславского в шкуре каждого из них, но никогда никому об этом не рассказывает устно, не сплетничает, не критикует, не спорит, не беспокоит других по телефону, потому что у писательницы он отключён, в общем, пусть всё это проделывают персонажи её сочинений, а сама она вполне идеальный человек.

Вот из рассказа «Изумруд» (там муж, не имея вокальных способностей, всех достал своим романсом «Изумруд», а его жена была «при нём», никакая): «Женщины живо обсуждали последние новости самиздата, или кто что прочитала в Максимовском «Континенте», или в «Гранях», или вообще малоизвестные вещи, как, скажем, «Факультет ненужных вещей», каждая из обсуждавших высказывала свое суждение о Набокове или Солженицыне, но полногрудая Анечка выдавливала из себя только междометия, но всё же она была благодарным слушателем, она смотрела на говорящего своими черными поблескивающими глазами так, как будто перечитала всего Солженицына от корки до корки, но на самом деле она ничего из обсуждавшегося собравшимися не читала…»

Маргарита Прошина говорит: «Необходимо понимать, что откровенничать при людях не следует, совсем, молчать, обходить сторонкой, потупив взор, будто глухонемая, не твой и не мой, говорить нужно только с самой собой, раздваивая, удесятеряя себя в различных персонажах, влезая в их шкуру, и говорить при этом так, как хочется персонажу, громогласно, то есть вслух, но про себя, ибо он устно будет излагать свои мысли в письменном виде, то есть слова будут указывать на то, где он молчит, а где говорит, в этом случае писатель абсолютно независим, невредимо пройдет свой жизненный путь, а читать его будут другие, не родившиеся ещё, потом».

Но и наши кошечки и собачки помалкивают, издают, конечно, время от времени, привычные для них звуки, да ещё разгуливают теперь по улицам в модных одеждах. Тут невольно задумаешься над сущностью человека. Что есть человек? Говорящее животное? Поэтому для приличия всё животное отсекается. Почти с дословесных времён. Человек идеален. Человек не животное. Человек сразу возникает из ниоткуда. А там - тайна. Море запрещённых слов, без обиняков характеризующих животные страсти из отряда млекопитающих. Разодетых, как нынешние собавчки и кошечки. Маргарита Прошина однажды воскликнула: «Зоопарк!». Человечество как зоопарк. «Не хило», - как говорят в пивной.

Разве деяния могут измениться с прибавлении к этим «деяниям» приставки «и»? Посмотрим. «И» ставим паровозом или тепловозом к «деяниям». Что же получаем? Идеяния, то есть идеи. Идейные деяния осуществляет новый день, что то же, что и Деус, Теус, Иден, Бог. Каждое слово любого языка светится для познавшего истину до такой степени, что становится прозрачным до фокусирования явления Господа во всей вертикальной красе из Неопалимой Купины до сжатой точки, на которой стоит мир и его окрестности.

Вот из рассказа «Тёща»: «Верочка буквально верёвки вьёт из бабушки, которая ни в чём ей не может отказать. Во многом благодаря связям бабушки Верочка поступила на бюджетное отделение в институт, стала преподавать немецкий язык в колледже. Именно бабушка подарила ей на двадцатилетие белоснежную «тойоту», о которой Верочка так мечтала. Алевтина Поликарповна, пыталась осуществить свои несбывшиеся мечты, проживая жизнь внучки, мечты, которые разрушила её дочь Вика, забеременев от Саши, обычного шофёра…»

Для того, чтобы чего-то добиться в литературе, помимо, разумеется, таланта, требуется колоссальная работоспособность. В каждый номер моего журнала «Наша улица» Маргарита Прошина даёт новый рассказ. Я понимаю, что в работе она заключает себя в одиночество, иначе просто, знаю по себе, нельзя. Для этого ей нужно отключить телефоны, чтоб нащупать ключ к очередному рассказу, и включать воображение, и тут как в калейдоскопе начинается паника среди расплывчатых образов предполагаемых героинь, но автор уже знает, что стоит ей переключить их внимание на то, что они хотят рассказать, как все замолкают, остаётся только один образ героини, которая уже устала ждать писательского внимания, но стоит Прошиной предпринять попытки писать по-своему, как она, покивав головой, исподволь добивается того, чтобы рассказ получился совершенно неожиданным для самой писательницы, потому что её героиня в какой-то момент не только подменила ключ, но и замок сменила.

Читая произведения Маргариты Прошиной всегджа чувствуешь какую-то высшую идею, которая невидимым облаком нависает над читателем, чувствующим, что не просто так написан тот или иной расскз, здесь сокрыто что-то более важной сюжетных коллизий, хотя надо с благодарностью отметить, что в своём творчестве Маргарита Прошина сюжету как таковому почти не уделяет внимания. Она просто дивится той схеме, по которой живут женщины. Я много раз отмечал эту оригинальную тенденцию Маргариты Прошиной - писать только о женщинах. Так вот все её женщины как будто рождены только для того, чтобы выйти замуж, поселиться в уютной квартире и рожать детей. Схема ясна каждому читателю. Но веди это же чистой воды биология! Животный мир! Зоопарк! Но, воскликну я, над зоопарком есть Книга! Важно не «что» написано, а «как» это сделано!

Хорошая книга внушит тебе нечто другое, нежели моральное наставление, хотя и это полезно, главное же состоит в том, что она откроет тебе путь к другой, второй реальности: жизни в тексте, ибо хорошая книга всегда наполнена высшей идеей или, вспоминая Станиславского, сверхзадачей, в продолжение обычной жизни с другой философией, с которой сходны жизни великих предшественников, вроде Гёте, Мандельштама, Достоевского, Канта, и нет ничего страшного, что на тебя будут посматривать с осторожностью, поскольку исследовать твою жизнь в тексте будут другие люди и потом, а непосредственная реакция современников не должна тебя занимать, ведь они живут реальной жизнью, вот и воспроизводят присущие современникам суждения о непонятности, заумности и прочие сентенции, характерные для всех современников всех веков, тем сильнее будет твоё воздействие на будущие поколения, вновь окажущихся со своими современниками, в этом фундаментальная особенность жизни писателя.

Вот из рассказа «Старушка»: «Бессонница в последние годы всё чаще навещала Галину Фёдоровну, она уже смирилась с ней и, проснувшись, в размышлениях отправлялась в своё прошлое, с интересом и удивлением просматривая свою жизнь, как занимательный фильм, некоей девочки, которая с годами всё больше вызывала у неё слёзы умиления и нежности. «До чего же ты наивна и доверчива была, - сказала она той, маленькой Галочке, с толстыми косичками и вплетёнными в них золотистыми, как одуванчики ленточками, - после смерти бабушки. - Ты всё на облака смотрела и приветливо махала ей рукой, потому что девочки из пятого класса сказали тебе, что бабушка теперь плавает на облаке вокруг земли, и всё видит, а ты перед сном просила её взять тебя на облако ненадолго, чтобы увидеть сверху всю землю». Галина Фёдоровна усмехнулась, смахнула слезу и выключила свет. Легла и как-то незаметно уснула…»

Маргарита Прошина говорит: «Мои утешения всегда со мной, они всегда готовы прийти на помощь. Воспоминания согревают и утешают меня неизменно, а любовь, которой с младенчества окружена, оберегает от бед, помогает пережить то, что неизбежно в сценической жизни, но главный, неисчерпаемый источник сил - моя литература, в которой я - героиня».

В сущности, Маргарита Прошина перевоплощается в своих персонажей, заражаюсь их мыслями. Это и понятно. Влияние персонажей огромно. Их голоса звучат не только в писательнице, но и её голос звучит в каждом из них, вот и говорят в метро толпы её голосом. Прошина их расспрашивала не раз об этом, но они не могли объяснить, что это такое; она называет это "альтер эго - другой я" - "литературный образ" и говорит, что этот голос то и дело говорит ей: "не делай того-то" - и никогда: "делай то-то". Вот такой внутренний голос есть у каждого, хоть и не каждый умеет его слышать. Этим голосом и говорит тот неписаный закон, который сильнее писаных. Есть ремесло плотника, есть ремесло скульптора; быть хорошим писателем - жить во всех и всегда. И посматривать на себя в зеркало.

Вот из рассказа «Жажда счастья»: «Она уверенно собрала свои длинные волосы, выкрашенные по желанию покойного в рыжий цвет, перехватила их черной бархатной лентой, затем достала серёжку с изумрудной подвеской, надела её, любуясь своей стройной шеей и нарядным ухом, в другое ухо она вдела серёжку с жемчугом. Затем тщательно исследовала шёлковую пятку ноги, убедившись в том, что след от кольца исчез, она стала раскладывать украшения на столике: колье с золотистыми топазами, подвеску с бриллиантами, серёжки и колечки переливались и сверкали. Перебрав все украшения, она надела все кольца, которые ей подарил покойный, на пальцы обеих рук и расстроилась, что на мизинец правой руки кольца не хватило:
- Ну, вот! - поджав капризно губки, произнесла она с досадой. - Только начала привыкать к богатой жизни, как всё закончилось…  Или только ещё начинается… Вон их сколько мужиков крутых было на похоронах, один другого важнее, нужно постараться зацепиться. Что сидеть? Иди, красота моя, займись собой. Ты должна быть вооружена и предельно внимательна. Не упусти свой шанс…»

Маргарита Прошина говорит: «Чехов много раз говорил о новых формах, ныне нами понимаемых как инновации, а проще - концепт, конечно, при Чехове это слово не было в ходу, но без концептуальности ничего не получается, ведь по сути это указание к борьбе со штампами, именно в этом направлении работает моя концептуальная мысль, когда я пишу очередной рассказ или эссе - ничего не объясняя, показывая пунктирно особенности своей мысли или характеры моих героинь, вот именно в героинях, в том, что я пишу только о женщинах, причем стремясь показывать их такими, какими только я одна их вижу, и состоит моя концепция».

Зеркальное отражение вроде бы передаёт образ самой Маргариты Прошиной, но в перевёрнутом, как ей представляется, виде. Правое становится левым, левое - правым. Она никак не желает принимать своё отражение, потому что чувствует, что она - другая. А ей хочется взглянуть на себя со стороны, глазами других людей, увидеть какой они видят Маргариту Прошину. То же происходит с её персонажами, в которых некоторые узнают себя, хотя сама писательница не имела в виду никого из них. Это - загадка не только для читателя, но и для автора. В юности Прошина, по собственному признанию, примеряла на себя образы героинь художественных произведений, например, Веры из «Обрыва» Гончарова, представляя, что это вылитая, как говорится, она.

Вот из рассказа «Нелька»: «Таисии Павловне пришлось по нраву притвориться слабой, болезненной женщиной, и с годами это выглядело органичным, как у актрис, работающих по системе Станиславского. Она вошла в эту роль настолько, что стала регулярно ходить по врачам, слезливо жаловаться на боли в ногах и постоянные головокружения, и в итоге к сорока годам выклянчила-таки инвалидность…»

Маргарита Прошина говорит: «Есть час такой ночной, в который я непременно открываю глаза и тревога, а то и страхи пытаются взять меня в плен, бессонница «стучит, как кровь, // Как дыхание тепла, // Как счастливая любовь, //Рассудительна и зла», тогда я гоню прочь печаль и погружаюсь в любимые стихи, мною овладевают счастливые мгновения, и появляются мои героини, которые утомились ждать моего внимания. Перебивая друг друга, каждая старается выскочить на первое место, и та, которая затмевает всех прочих, становится героиней моего нового рассказа.

Любовь нужна, как небо птице, она вдохновляет, придаёт невероятные силы и приходит чаще всего тогда, когда её совсем не ждёшь».

Вот из рассказа «Золовка»: «У Лидии была только одна слабость - она любила брата, и считала его своей собственностью. От её удушающей заботы он и сбежал после девятого класса в Москву, сначала в колледж, а потом в институт. О женитьбе своей он сообщил только через полгода. Новость эта вызвала бурю негодования со стороны сестры, которая считала, что только она знает, какая жена сделает его счастливым, и когда ему можно жениться, поэтому Фёдор так долго не приезжал к ним, выжидая пока сестра успокоится…»

Как мастер прозы, Маргарита Прошина вводит в свои рассказы минимум персонажей, чтобы, иронично замечу, глаза у читателей не разбегались. Чем меньше персонажей в рассказе, тем он выразительнее. Для простоты понимания, могу сказать, что для рассказа нужен один главный персонаж. Для повести - два персонажа. Для романа нужно соединить сквозным действием и общими персонажами несколько повестей. А вообще, надо сказать, толкотня персонажей мешает сосредоточенному погружению в одну душу. Ведь человек есть всего лишь копия с оригинала, и достаточно одного персонажа, чтобы через его внешний и душевный образ передать душу всего человечества. В этом смысле Маргарита Прошина не просто понимает, но и реализует в каждом рассказе истину, что не нужно пить всё море, достаточно попробовать каплю, чтобы понять, что оно солёное. В художественной прозе на первое место выступает изображение того неуловимого, что даже невозможно перенести на язык кино. Хотя и кино может дать хороший пример сдержанности, минимума персонажей и пристального внимания к деталям, изображению и метафорам. Как это сделал, скажем, в сцене с пойманным пледом голубем, читающейся как смерть героя, Михаэль Ханеке в фильме «Любовь».

Вот из рассказа «Голубка»: «На работе было известно, что Голубка жила в то время с первых дней замужества со свекровью, Пелагеей Дмитриевной, женщиной властной, не терпящей возражений, которую она за глаза называла так же, как и её сын - бабушка Паня, а дома - исключительно мамочка. Свекровь гордилась тем, что в период работы диетсестрой в кремлёвской больнице лично составляла диету Алексею Толстому и Георгию Димитрову. Авторитет в семье у неё был непререкаемый…»

Маргарита Прошина говорит: «Излюбленная проблема многих моих героинь - найти не просто мужа, а достойного. При этом каждая вкладывает в определение «достойный» исключительно своё разумение этого слова. Воображение героини рисует идеальную картинку мужчины прекрасного во всех отношениях - красивого, богатого и, естественно безумно влюблённого в неё, готового посвятить всю свою жизнь только ей. Кто-то из них активно ищет свою мечту, кто-то просто ждёт, когда идеальный мужчина упадёт с неба. А подумать о том, что сам факт замужества не гарантирует безбедной, счастливой жизни и вечной любви, как-то не приходит в голову. Встреча с мечтой чаще всего заканчивается словами: «По усам текло, да в рот не попало».»

Всегда ощущаешь себя персонажем среди прочих персон, которые, конечно, тоже персонажи, не подозревая того сами, многие из которых столь беспечны, что даже не несут за самих себя персональной ответственности, потому что скрыты ролью, исполняемой в данную минуту, продавца, врача, шофёра, всё мимо проплыло, звучит лишь странная твоя нота, страница новой роли чиста, впечатление такое, что все играют с листа, а кто откроет глубину своей жизни на сцене, того высветлят отблески от чётко обрисованных накрахмаленных облаков, когда сама судьба разворачивает тебя туда, где бы ты тайно наслаждался своей нотой.

Вот из рассказа «Изольда»: «Ошеломлённая Изольда вдруг с ужасом осознаёт, что она уже может стать бабушкой, а мужа всё нет, дочь совершенно не понимает её, не желает слушать. Дочери же она заявляет, что та предала её. С чего начать жизнь? Каждая женщина, усвоив на чистом листе памяти своё имя, а именно с имени начинается жизнь, особенно, когда так, к примеру, делала мама, соединяет накрепко тело с именем, и как можно стремительнее старается получить от жизни всё задуманное. Посмотрит в потолок Изольда, увидит белую поверхность, словно лист бумаги, мысленно макнет перышко в чернильницу, и не спеша, в глубокой задумчивости выведет сверху: «Изольда». Её при этом имени сразу дрожь охватывает, как будто речь идёт о какой-то другой женщине…»

Маргарита Прошина говорит: «Неважно даже то, что в голове моей что-то постоянно происходит, одна картина сменяет другую, превращаясь в слова, несущиеся потоком, из которого какие-то из них проявляются с особенной настойчивостью и наводят на определённые мысли, которые уже не дают покоя мне, но лишь стоит мне их записать, как тут вдруг проявляется из тумана едва уловимый контур незнакомой героини, которая незаметно превращает меня в себя».

Читая рассказы Маргариты Прошиной приходишь к мысли, что прежде чем работать над собой, люди говорили о ней, постоянно пишущей, оказывая давление, чтобы она вместе с ними радовалась трудовым будням жизни, и бросала эту писанину, и каждый принимается судить её, выправлять, полагая, что можно доказывать свою правоту другому, и каждый руководствуется благими намерениями сообразно своим представлениям о жизни, но не следует обращать внимания на людей нетворческих, коих миллионы, и пусть именуют они её чудачкой, или того похлеще, гнёт свою линию строчек, именно литературу остается только предпочесть вопреки желаниям большинства, но всё же Маргарита Прошина принимает во внимание их пожелания для придумки новых персонажей.

Вот из рассказа «Родственные узы»: «Рассматривая фотографии, Римма пыталась найти причину того, из-за чего сестра выгнала их, когда и чем они могли обидеть её семью настолько, чтобы это стало поводом затаить обиду на долгие годы, но не находила ничего, что заслуживало подобного отношения, особенно к матери. «Нужно просто не иметь сердца, чтобы не ответить на звонок, не навестить больную мать, - думала Римма, - а уж не отреагировать на сообщение о смерти матери не прийти на похороны, а молча положить трубку, нормальный человек просто не может, тут возможно только одно объяснение, что Лена вместе со своим мужем лишились рассудка, но Коля? Он же так любил бабушку, ведь ему уже 18 лет, неужели не мог позвонить?».»

Маргарита Прошина говорит: «Прокручиваешь в голове одну и ту же мысль несколько дней подряд, и вдруг наступает ясность. Именно «вдруг». Но это «вдруг» не явилось бы тебе без многих дней работы над мыслью, но мысли формируются словами, а они обладают невероятной силой, в этом я убеждаюсь постоянно, особенно при написании очередного рассказа, когда сомнения и споры с героиней не дают покоя во сне и наяву. Ясность же всегда возникает внезапно, как солнце на небе, плотно затянутом тучами».

Все персонажи рассказов Маргариты Прошиной 8 марта получают поздравления. Почему? Потому что она пишет только о женщинах. Это её яркая отличительная черта. К писателю сначала привыкаем, а потом узнаём. Много пишущих, но мало писателей. Не среди людей, а на небе. Чехов, Гоголь, Достоевский. Они узнаваемы. Маргарита Прошина стремится быть узнаваемой. Тема - женщины, стиль - изящный, лексика - интеллигентная, время - вечность. Музыкальное сопровождение - симфоническое. И всё движется любовью…

Вот из рассказа «Петух с курицей»: «Дверь в летней кухне была нараспашку, марлевая занавеска, которая давным-давно забыла свежесть и утратила свой первоначальный вид, никак не защищала ни от мух, ни от мошки, да и Любка уже вовсе перестала на них реагировать.  А в голове крутится разное… Хорошо, пусть так, но свободные дни закончились, на работу пора. Тут, надо сказать, полегче, чувствует себя человек приемлемо. Всё ж при деле. И вдруг человек понимает, что это опять не то. Он превратился в какой-то автомат. Вот бегает женщина каждый день на фабрику. Коробки с готовой продукцией окантовывает. Нужное дело делает. Иначе как доставить продукцию кондитерской фабрики по магазинам? Только в упакованном виде. Все это человек понимает, но ему опять чего-то не хватает. Директору не хватает, инженеру не хватает, шофёру не хватает, министру не хватает и так далее…»

Маргарита Прошина говорит: «Мои героини сами находят меня, встреча с ними убеждает меня в том, что я так мало знакома с собой, ведь в каждой из них я узнаю себя. Их жизнь становится моей реальностью, а прошлое моей жизни до встреч с ними представляется вымыслом. Источник образов и есть источник моей жизни».

С годами более пристально сосредотачиваешься на творчестве. Но это происходит не само по себе, а потому что я постоянно ограничивал круг своего общения. В молодости в поисках персонажей я забрасывал широкие сети, чтобы уловить разнообразных прототипов моих героев. Позже я догадался, что правы были древние писатели, написавшие, что человек изготавливается под копирку, по образу и подобию Господа. Конечно, это не сразу понимаешь. А когда поймешь, то видишь, что в бесконечном множестве рождается нечто вроде компьютера, без национальности, без имени, пустого, готового к зарядке. Он полностью соответствует устройству предыдущих компьютеров, но будет становиться человеком только при загрузке идеальными фрагментами метафизической программы.

Вот из рассказа «Явление Афродиты»: «Она словно родилась в пшеничном поле, не понимая, зачем всё и почему, но цветы яркостью своею привлекали её взгляд, без всякого погружения в чертоги смыслов, которые выискивали забитые под завязку учебниками умы, останавливая душевные движения по восприятию импульсов красоты. Вот так является Афродита, с врождённым качеством всемирной красоты, античным взором выявляя прелесть того, что скрыто от слепых существ. Нет, есть глаза у зрителей в портретной, но кроме иерархии чиновной они не видят больше ничего. Она же платьицем своим прикрыла тело, стремящееся к вечной красоте, и постоянной огненной любви, дающий жизнь бессчётным повторениям образа и подобия, когда все «я» есть только я в первичном совершенстве устройства, чудотворнее всех самых ярких представлений о чудесах земных. Но человеком будет только тот, кто книгой станет, либо же картиной, с которой вылетает эта нимфа, эта птичка, эта бабочка, внушившая испуг Неведомской…»

Маргарита Прошина говорит: «Замысел возникает в тишине. Нет, не возникает, а приходит извне. Сначала я слышу едва уловимый шелест страниц, переходящий в шёпот. Возникают образы, расплывчатые, неожиданные, иногда знакомые - все что-то говорят, не слушая друг друга. Я закрываю уши руками, пытаясь защитить себя от сплошного шумового потока. Тихо пишутся слова. Тихи они на бумаге. Я озвучиваю их сначала про себя, а потом невольно произношу: «Тихо буквам // в черных строчках // сжаты губы //алой точкой // тайны знаков // тянут ввысь // где инако // выткан смысл». Затем, я сосредотачиваюсь на определённом образе, вступаю в диалог с ним, начинаются разговоры, споры, ссоры, которые изматывают меня, но и расстаться с ними я не могу, поэтому жму на клавиши, наблюдая появление на мониторе слов, которые самостоятельно складываются в новые фразы, не перестаю удивляться этому чуду. Затем читаю с неподдельным интересом то, что получилось, не предполагая даже, чем это закончится. Слова приходят тихо-тихо после шелеста страниц. От первоначальной идеи ничего не остаётся, но удовольствие от самого процесса получаю ни с чем несравнимое».

Надо отдать должное людям за то, что они жили в одно время с писателем, правда, не признавая в нём писателя, потому что он был, как им казалось, таким же, как они, а то что он чего-то там «пописывал», пусть его, ведь никому это не нужно, теперь же другие люди, на редкость сообразительные, сразу признают по умолчанию того самого писателя, тело которого исчезло, но он навязчивой идеей торчит повсюду в живой жизни, а туда, где функционировало его тело, не сбегать, а как же быть, чтобы только одним глазком на живого его взглянуть, чего так до сих пор никто не мог сделать, не догадываясь себя приравнять к телу писателя, ведь тело стандартно, но одна перед таким возникает загвоздка, он думает, что Господь изготовил его персонально, и уже после того, как эта уверенность овладевает телом, им ничего создано не будет.

Художественное осуществляется не через себя, как говорят поэты от себя открытым текстом, а только через персонажа, воображенного и созданного одним усилием воли автора. Вот когда возникает другой, не ты, но от тебя созданный, тогда этот другой из текста смотрит на тебя и вопрошает, чего ты сидишь и смотришь, записывай за мной, я буду говорить.

Вот из рассказа «Поня»: «Граня послушно пошла за занавеску, дальше - по коридору, поднялась по лестнице, миновала ещё один коридор, спустилась по узким ступеньками к низкой двери, похожей на дверь в чулан, открыла её и вошла в темную, слабо освещённую комнату. Это было совершенно необычное помещение, которое тщательно скрывали от посторонних глаз. Тесная с низким покатым потолком. Больше похожа на кладовку. Но стены говорили о другом. Они все поблескивали в неярком свете иконами. Некоторые иконы были высотой с человеческий рост. Под каждой иконой висела лампадка, а на полу - подсвечники и глиняные кувшины с узкими горлышками, в которых стояли цветы. Единственное маленькое, почти слуховое окно было завешано плотными занавесками. Во время молитвы в дополнение к лампадкам зажигались в бронзовых, почти церковных высоких подсвечниках свечи, мерцающий свет которых ярко подчёркивал лики святых. Когда же в молельной никого не было, горела только лампадка перед образом Христа, слабо освещая его. По великим праздникам лампады и свечи горели постоянно, и следить за ними поручали двум старшим дочерям, при условии примерного поведения…»

Маргарита Прошина говорит: «Хочу остаться в этом дне, хочу остановить прекрасное мгновенье. Многие поэты мечтали об этом. Но грядущее надвигается неумолимо всегда и везде, становится настоящим и проскальзывает, превращаясь в прошлое. Чтобы сохранить прекрасное мгновение, нужно его зафиксировать в письменном слове. Грядущее же - бесконечно, но я его представляю в виде своей новой законченной книги, которая выразит меня в многоликих героинях, и я стану в них прекрасным мгновением, которое есть!»

Волею автора наделяются страстями персонажи, но при этом он сам сохраняет изысканное хладнокровие, как бы разделяя материю книги надвое, чему способствует невиданное вдохновение в моменты исполнения ролей персонажей, и тот же подъём во время возвращения к себе, поэтому за подобную работу сядет не каждый, охраняя самого себя в себе, оберегая собственную психику, а не каких-то там посторонних людей, но произведение как пророчество живёт только благодаря авторским перевоплощениям в потоке сознания любого созданного им человека.

Навязчивая идея в виде женщины есть самая навязчивая идея. Отбрасываешь образ женщины в капри, подчеркивающих фигуру, стараешься переключиться на другие мысли, но женщина легко и свободно выходит на первый план, заслоняя своей красотой всё прочее. Так создается образ женщины для рассказа. Капри (итал. pantalone alla Capri) - короткие брюки, длиной примерно ниже колен до середины икр. Современные женские капри впервые появились в конце 1940-х годов на итальянском острове Капри. Я вижу, как лежит моя жена в постели. Смотрю на нее, но вижу другую женщину, и думаю о другой женщине, которая носит капри. И вдруг ощущаю, что держу ее в объятиях. Люблю! На минуту я задыхаюсь от восторга и наслаждения, но быстро открываю глаза и опять вижу дорогую для меня женщину, с которой вместе до конца жизни.

Вот из рассказа «Над Гороховым полем»: «Одиночество она понимала как необходимое условие для воспитания себя, чтобы соответствовать отцу. Когда отца нет рядом, наступает время беседы с самыми преданными друзьями - любимыми книгами. Когда в руки попадает книга, которая всецело захватывает Лилиану, например «Степь» Чехова, то ей не хочется ни пить, ни есть, ни отвлекаться на какие бы то ни было другие дела, она радуется ей как новому другу. «Мы с тобой не расстанемся», - мысленно говорит она ей. Понимая, что будет обращаться к своему другу не раз. Перечитывая любимые книги Булгакова, Сэлинджера, Достоевского, Лилиана каждый раз поражается глубине текста, объёмности неповторимых, ярких образов, и всем сердцем восхищается мастерством писателей. Любовь к художественному произведению для неё - мостик к автору. Ей хочется узнать о его творчестве как можно больше. Писатель становится её другом, независимо от времени, в которое он жил. Мысленно Лилиана общается с ним. Это происходит в её душе абсолютно бесконтрольно. Но когда она вот так размышляет, то одиночество ей просто необходимо, потому что она ловит еще не разгаданные ею звуки души, и опасается, чтобы ей кто-нибудь в эти сладостные минуты не помешал.
Вот, в чём была любовь этой девственницы…»

Маргарита Прошина говорит: «Театр моей литературы не отпускает меня. Любимые мною героини, перебивая друг друга, просят поведать их истории. В моём театре я и автор пьесы, и режиссёр. Забыв обо всём, пою беззаботно и стихийно то, что приходит в голову, опомнившись, вижу на листе свои слова, выскочившие автоматически, с удивлением обнаруживаю в них такой глубокий смысл, о котором и думать не думала, но который не отпускает меня с момента появления этих слов, и я продолжаю записывать свои мысли».

Навязчивая идея знакома каждому человеку, и хороша тем, что никак не хочет отвязываться, как привяжется, так и бродит с тобой до потери пульса, но не надо ничего с ней делать, как привязалась, так и отвяжется, но в навязчивой идее есть какой-то тайный намёк на нечто большее, нежели истязание тебя, и он заключается в требовании стать писателем, прямо с детства, поскольку у ребёнка свои навязчивые идеи, но не покупать ему игрушку, а приучать писать в тетрадку об игрушке, заразившийся такой навязчивой идеей как перенос навязчивой идеи в текст, приносит самое действенное средство против этих самых навязчивых идей, с которыми наиболее плодотворно справлялись и справляются Мандельштам, Кьеркегор, Достоевский, Кафка, Инна Иохвидович и ваш покорный слуга, и Маргарита Прошина.

Пропасть мысли принадлежит читающему и, в особенности, пишущему человеку с огромным лексическим запасом, способному совершить бросок с вершины в настоящую пропасть и не разбиться, поскольку слово «пропасть» есть высшая форма мастерства, без сожаления отдающаяся читателям, имеющим такую же пропасть мысли и чувства, способным обретать счастье там, где нет ничего для бытового человека, управляемого предметным материальным миром, недосягаемая пропасть жизни в параллельной реальности, куда устремлялись все великие умы рода человеческого, где существовала так близко идея бессмертия, что нередко преображала даже обычных людей, ничего не знавших об этой пропасти.