Маргарита Прошина
ПЕРВЫЙ СОЛОВЕЙ
рассказ
В один из пасхальных дней Надежда Никитична вышла из трамвая на той остановке, где ждала её дочь Катя. Они перешли горбатый мост, поднялись на горку и остановились, чтобы отдышаться.
- Мама, какая красота! - сказала Катя. - Я никогда не была здесь, даже не предполагала, что есть такой уголок старой Москвы.
- Да, когда-то я взлетала на эту горку с лёгкостью птицы… А сегодня у меня сердце так сильно стучит… В детство вернулась… Через столько лет!
Надежда Никитична, худощавая брюнетка, волосы почти седые. Лицо узкое, близорукая, единственный недостаток - курит всю жизнь и не может ни одного дня прожить без трёх-четырёх чашек чёрного кофе. К еде относится равнодушно. Готовит простую еду не заморачиваясь, поели и встали из-за стола, нечего из еды культ делать, застолья не любит, принципиально не печёт и банки не закатывает, считает, что лучше провести время на дачном участке среди благоухания цветов, чем стоять у плиты.
Весеннее солнце разгулялось по-летнему после мрака зимы. Мать и дочь сели передохнуть на скамейку у церкви. Пронзительная тишина окутала их. И вдруг из-за колокольни донеслась неожиданная трель соловья.
- Не может быть! Так рано! Только начало весны! Они ж в мае поют! - не веря своим ушам, с какой-то детской радостью провосклицала Надежда Никитична.
- Ой! - только и произнесла Катя, и некоторое время так и оставалась с открытым ртом.
Деревья еще голые. Небо синее. И соловей. Надежда Никитична попыталась найти солиста глазами, но он затерялся среди ещё голых после зимней стужи ветвей.
Дочери выросли, вышли замуж, у старшей, Кати, - второй муж. Первый раз вышла замуж за соседа, друга детства, едва им обоим исполнилось 18 лет. Через год разбежались. Младшая, Мила, в девятнадцать вышла замуж за таксиста, родила сына, работает в отделе женской одежды, спокойная, дружит с матерью, самостоятельная. Катя лет десять после развода искала себя, но к тридцати успокоилась, вышла замуж, родила дочь. А тут ей знакомая сообщила, что видела её мужа с другой женщиной. Дочь взвилась от обиды и выгнала мужа, а выяснять отношения с ним отказывалась.
- Уж как соловушка для нас, Катя, заливается!
- Да, это он невесту, наверное, себе высвистывает! - выдохнула Катя.
Муж Надежды Никитичны, Николай Семёнович, человек открытый, простой, больше всего любил проводить свободное время в гараже, поэтому от него постоянно пахнет бензином. Ещё со времён Дворца пионеров он обожал работать руками, оборудовал себе там мастерскую, любил паять, сверлить, точить что-то. Другая бы жена постоянно упрекала его за пустую трату времени, но Надежда Никитична нисколько ему не препятствует, уважает его увлечение, поскольку тоже не отдаётся быту до фанатизма, сама спокойно занимается своими делами, любит рукоделие, отлично шьёт и дочерей учит всегда делом заниматься, не убивать время впустую.
- Как заливается, какие трели… а сейчас, слышишь, как будто зовёт кого?
- Мама, не нас с тобой.
Беспокойство или внутреннее напряжение Надежда Никитична снимала физическими занятиями, к примеру, мыла окна, ванну, гладила, волнение исчезало бесследно, а всё вокруг блестело. Она никогда не делилась с приятельницами или соседками ни своими проблемами и огорчениями, ни делами и заботами мужа и детей. При этом она была человеком дружелюбным.
Дружелюбие не предполагает глубины доверия, достаточно вежливости и поддержки в делах и целях, чтобы хорошие отношения сохранить, нужно соблюдать границы дозволенного, правила эти она не нарушала.
- Что-то я никогда такой мелодичной соловьиной песни не слышала.
- Ну, ты и фантазёрка, мама, я за тобой раньше этого не замечала.
- День-то сегодня какой тихий, тёплый… и соловей… особенный…
Когда соловей стих, они зашли в храм, поставили свечи за здравие родных, и пошли по улице, где как жемчуга рассыпаны особняки и домики классической Москвы.
- Как тебе улица детства? Изменилась? - спросила Катя.
- Конечно, стала как музей, ухоженная, прежде всё было гораздо проще - облупившаяся штукатурка на фасадах и краска на рамах, но зато на подоконниках всюду были цветы. Особенно нравились столетник и герани красные, розовые, белые, горошек душистый. Как-то по-другому всё было… И жизнь совсем другая была… - задумчиво проговорила Надежда Никитична.
Она прислушивается к голосам, доносящимся из распахнутого окна, пытаясь разобрать в общем шуме голос своей матери, и слышит, как мама напевает:
- Мама, какая красота! - сказала Катя. - Я никогда не была здесь, даже не предполагала, что есть такой уголок старой Москвы.
- Да, когда-то я взлетала на эту горку с лёгкостью птицы… А сегодня у меня сердце так сильно стучит… В детство вернулась… Через столько лет!
Надежда Никитична, худощавая брюнетка, волосы почти седые. Лицо узкое, близорукая, единственный недостаток - курит всю жизнь и не может ни одного дня прожить без трёх-четырёх чашек чёрного кофе. К еде относится равнодушно. Готовит простую еду не заморачиваясь, поели и встали из-за стола, нечего из еды культ делать, застолья не любит, принципиально не печёт и банки не закатывает, считает, что лучше провести время на дачном участке среди благоухания цветов, чем стоять у плиты.
Весеннее солнце разгулялось по-летнему после мрака зимы. Мать и дочь сели передохнуть на скамейку у церкви. Пронзительная тишина окутала их. И вдруг из-за колокольни донеслась неожиданная трель соловья.
- Не может быть! Так рано! Только начало весны! Они ж в мае поют! - не веря своим ушам, с какой-то детской радостью провосклицала Надежда Никитична.
- Ой! - только и произнесла Катя, и некоторое время так и оставалась с открытым ртом.
Деревья еще голые. Небо синее. И соловей. Надежда Никитична попыталась найти солиста глазами, но он затерялся среди ещё голых после зимней стужи ветвей.
Дочери выросли, вышли замуж, у старшей, Кати, - второй муж. Первый раз вышла замуж за соседа, друга детства, едва им обоим исполнилось 18 лет. Через год разбежались. Младшая, Мила, в девятнадцать вышла замуж за таксиста, родила сына, работает в отделе женской одежды, спокойная, дружит с матерью, самостоятельная. Катя лет десять после развода искала себя, но к тридцати успокоилась, вышла замуж, родила дочь. А тут ей знакомая сообщила, что видела её мужа с другой женщиной. Дочь взвилась от обиды и выгнала мужа, а выяснять отношения с ним отказывалась.
- Уж как соловушка для нас, Катя, заливается!
- Да, это он невесту, наверное, себе высвистывает! - выдохнула Катя.
Муж Надежды Никитичны, Николай Семёнович, человек открытый, простой, больше всего любил проводить свободное время в гараже, поэтому от него постоянно пахнет бензином. Ещё со времён Дворца пионеров он обожал работать руками, оборудовал себе там мастерскую, любил паять, сверлить, точить что-то. Другая бы жена постоянно упрекала его за пустую трату времени, но Надежда Никитична нисколько ему не препятствует, уважает его увлечение, поскольку тоже не отдаётся быту до фанатизма, сама спокойно занимается своими делами, любит рукоделие, отлично шьёт и дочерей учит всегда делом заниматься, не убивать время впустую.
- Как заливается, какие трели… а сейчас, слышишь, как будто зовёт кого?
- Мама, не нас с тобой.
Беспокойство или внутреннее напряжение Надежда Никитична снимала физическими занятиями, к примеру, мыла окна, ванну, гладила, волнение исчезало бесследно, а всё вокруг блестело. Она никогда не делилась с приятельницами или соседками ни своими проблемами и огорчениями, ни делами и заботами мужа и детей. При этом она была человеком дружелюбным.
Дружелюбие не предполагает глубины доверия, достаточно вежливости и поддержки в делах и целях, чтобы хорошие отношения сохранить, нужно соблюдать границы дозволенного, правила эти она не нарушала.
- Что-то я никогда такой мелодичной соловьиной песни не слышала.
- Ну, ты и фантазёрка, мама, я за тобой раньше этого не замечала.
- День-то сегодня какой тихий, тёплый… и соловей… особенный…
Когда соловей стих, они зашли в храм, поставили свечи за здравие родных, и пошли по улице, где как жемчуга рассыпаны особняки и домики классической Москвы.
- Как тебе улица детства? Изменилась? - спросила Катя.
- Конечно, стала как музей, ухоженная, прежде всё было гораздо проще - облупившаяся штукатурка на фасадах и краска на рамах, но зато на подоконниках всюду были цветы. Особенно нравились столетник и герани красные, розовые, белые, горошек душистый. Как-то по-другому всё было… И жизнь совсем другая была… - задумчиво проговорила Надежда Никитична.
Она прислушивается к голосам, доносящимся из распахнутого окна, пытаясь разобрать в общем шуме голос своей матери, и слышит, как мама напевает:
Далеко-далеко,
Где кочуют туманы…
- Так о чём ты хотела поговорить, мама?
- Я сейчас, подождите... Катя, это ты…
Катя с недоумением остановилась.
- А кто же ещё! Ты же сказала, что тебе нужно сказать мне что-то важное, - сказала Катя.
- Я помню, поэтому и привела тебя сюда, надеясь, что здесь ты услышишь меня. Катюша, ты просишь, чтобы я посоветовала тебе: простить мужу измену или развестись с ним? - Надежда Никитична сделала паузу, подбирая слова. - Но, доченька, ты же знаешь, что я советов не даю, потому что они никому не нужны. Каждый должен сам решать, слушать свою душу, быть мягче, уступчивее, а это именно такое решение…
- Мам, не начинай, а…
- Прошу меня выслушать. Один раз…
- Ладно, обещаю…
- Как ты считаешь, у нас счастливая семья?
- Конечно! Ещё бы! Вам с отцом повезло, что вы встретились…
- Можно и так сказать...
- То есть?
- Именно! Есть и то, и это.
Надежда Никитична прожила с мужем уже не один десяток лет. Познакомились они в то время, когда она была студенткой дошкольного отделения педагогического института, а он после армии учился на инженера, был уже дипломником. Влюбились, поженились буквально через три месяца, года не прошло, как Катя родилась. Надя - студентка, он целыми днями на работе, в день зарплаты ждала его, волновалась, как бы не увлёкся, отмечая рождение дочери. Жили с его матерью в одной комнате в коммуналке. Через пять лет Мила родилась. Свекровь поддерживала Надю, помогала, они с ней были дружны, потому что Надя понимала, если хочешь сохранить семью, уважай родителей и его и своих.
- Понятно… - вздохнула Катя, опуская глаза в землю.
- Катя, ты обещала меня выслушать. Один раз…
- Слушаю…
- Я устроилась в ясли, чтобы быть рядом с тобой, потом перешла в сад, родилась Мила. Наш дом расселили, мы получили квартиру отдельную, жили хорошо, но тут свекровь слегла, нужен был уход постоянный, мне пришлось уволиться…
Соловей где-то совсем рядом запел новую песню, да с таким упоением, что Надежда Никитична замолчала.
- Ты это к чему?
- К тому, дочка, что жизнь - очень длинная, да всё в гору, тяжело идти, но нужно и с минимальными потерями, чтобы сохранить самое дорогое, что она тебе дала - любовь, семью… Вот ты и определись, чего сама хочешь? Что для тебя главное, а потом уже поступки совершай…
И вновь запел соловей.
Пытаясь разглядеть крошечного серенького солиста среди ветвей ещё голых деревьев, мать и дочь свернули в переулок. Соловья они так и не увидели, но залюбовались заброшенной усадьбой, которая ожидала восстановления. Усадьба была небольшая, дом старый и незатейливый стоял на углу как будто вышел оглядеться. Ворота явно покосились, но от усадьбы так и веяло теплом и уютом прежней Москвы.
Дочки выросли. Родители строили планы, что их дочки непременно реализует то, чего им самим не удалось добиться. А девочки считали иначе, они действовали, как родители, сообщив однажды, что вскоре у каждой из них будет ребёнок и своя семья. Пока родители привыкали к мысли, что у их дочерей уже появились свои дети, им сообщили, что уже внуки собираются создать семью.
О том, как непросто этого достичь, чтобы в доме была любовь и гармония, она вообще не задумывалась. То, что семья - это ежедневный взаимный путь уступок, терпения, умения слушать и слышать, промолчать и прощать, она узнавала, совершая ошибки и преодолевая обиды. Конечно же, любовь разбивается не только о быт. Разбивается она оттого, что не хватает воздуха свободы и доверия. Прежде всего, хорошо бы молодым понимать, создавая семью, что ни муж, ни жена не получают друг друга в собственность на всю жизнь.
Всякое становление проистекает из повторений, при которых «материал» закрепляется, становясь второй натурой. Характер складывается из постоянных ежедневных действий, превращающихся в привычки, сохраняющие при этом привязанности детства, которые совершенствуются под влиянием взрослых. Мудрость окружающих людей, их терпение способствуют становлению характера нового человечка, впитывающего всё, что его окружает и о чём ему говорят умные книги.
- Мама, ты устала?
- Устала, дочка, но счастлива! Как же эта маленькая птичка упоительно поёт о любви!.. Поехали домой.
- Это всё!
- В смысле?
Благодаря мудрости и терпению Надежды Никитичны они пережили все кризисы - измену мужа, взаимные обиды, непонимание. Примерно через десять лет после свадьбы Надежде Никитичне «добрые» знакомые сообщили, что Николай Семёнович ей изменяет, и пытались рассказать подробности, но она их не только слушать не стала, даже бровью не повела. Долго думала о том, стоит ли выяснять отношения с мужем, но решила промолчать, поскольку терпеть не могла разговоров о личной жизни других, и сама никогда ни с кем не делилась. Муж вёл себя странно, нервничал, но она вопросов не задавала, вела себя ровно и спокойно. Примерно через год всё стало как прежде.
- Ты мне хотела сказать что-то очень важное…
- Соловей всё сказал, лучше не скажешь… Счастье - это взаимный труд… Всю жизнь!
Жизнь идёт по кругу, ежесекундно одни приходят в этот мир, а другие покидают его, не задумываясь о краткости и смысле своего земного пребывания. Все спешат устроиться покомфортнее, посытнее. Люди как «Бесы» Достоевского покоя не знают, плодятся и множатся, то и дело выскакивают отовсюду. Спешат, суетятся… исчезают. Понятие вечности у них аморфное. А тех, кто живёт совершенно другими категориями, пытаясь познать то, что написано до них в книге Вечности и пишут, создавая свои книги в ней, в лучшем случае жалеют, считая убогими, а то и презирают. Зачем им знать, что каждая «маленькая мушка, которая жужжит около него в горячем солнечном луче, во всем этом хоре участница: место знает свое, любит его и счастлива; каждая-то травка растет и счастлива! И у всего свой путь, и всё знает свой путь, с песнью отходит и с песнью приходит...» и что соловей свистал! Не свистел, а свистал! «Я по глазкам видел; помните, вечером-то, при луне-то, соловей-то еще свистал?» - свистал при Достоевском, что устами старца Зосимы проповедует не только любовь к природе, но и покаяние перед её существами: «Всякая-то травка, всякая-то букашка-то, муравей, пчелка золотая, все-то до изумления знают путь свой, не имея ума, тайну Божию свидетельствуют, беспрерывно совершают её сами, и, вижу я, разгорелось сердце милого юноши. Поведал он мне, что лес любит, птичек лесных; был он птицелов, каждый их свист понимал, каждую птичку приманить умел; лучше того как в лесу ничего я, говорит, не знаю, да и все хорошо».
Некогда людям теперь читать, думала Надежда Никитична, тем более Достоевского, лишь единицы задумаются над тайной: «Тайна что? Всё есть тайна, друг, во всём тайна божия. В каждом дереве, в каждой былинке эта самая тайна заключена. Птичка ли малая поёт, али звезды всем сонмом на небе блещут в ночи - всё одна эта тайна, одинаковая. А всех большая тайна - в том, что душу человека на том свете ожидает».
Надежда Никитична и Катя в раздумьях и разговоре медленно шли по старой улице.
Дома, домики, флигеля, мезонины, доходные домищи, достающие до неба, а уж каждый угловой дом выстроен на особинку. Плотно прилегают друг к другу, чтобы самый сильный и колючий ветер не мог прорваться сквозь их стены, а уж раскрашены как пряники, с фасадами кирпичных, темно-песочных, зеленых, кисельных, оливковых, белых, фисташковых, кремовых цветов. Каждый хвалится своей изюминкой - скульптурами, разнообразием лепных лент, разностью окон и дверей.
Надо сказать, что Надежда Никитична ходила по узким тротуарам крайне осторожно. Она слишком хорошо запомнила падение в марте прошлого года, когда, не заметив маленький кусочек льда, поскользнулась, упала и сломала запястье, спешила в школу за внуком, но не почувствовав боли, вскочила, дошла до школы, где боль пронзила её с такой силой, что пришлось попросить охранника вызвать «скорую». Перелом запястья, гипс на месяц, пришлось научиться справляться по дому одной рукой. После падения несмотря на то, что асфальт под ногами был уже сухой, она очень внимательно смотрела под ноги, так, что даже не заметила ленту, предупреждающую об опасности. Одновременно с возгласом: «Поберегись!» - перед ней упал внушительный кусок льда, его осколки разлетелись в разные стороны. Надежда Никитична в страхе остановилась и подняла голову. С крыши жилого дома 20-х годов прошлого века рабочий в альпинистском снаряжении сбрасывал гроздья огромных сосулек, другой рабочий в оранжевом жилете стоял у ограждения, предупреждая об опасности.
Надежда Никитична зашла в ближайшую арку, под её ногами хрустнул со звоном колокольчиков тонкий весенний ледок и тут же растаял. Она достала пачку сигарет с лавандой, спички и закурила, в недоумении оглядываясь по сторонам, пытаясь понять, куда исчезла зима!? Где сугробы, которые она наблюдала буквально неделю назад, думая о том, что они, вероятно, пролежат до июня? Это был первый не просто тёплый, а жаркий день. Природа вновь изумляла скоротечностью весны, которая спешит уступить место лету.
Вечер был по-летнему хорош. Надежда Никитична унесла чай, убрала посуду. Подошла к окну, открыла его. Звуки улицы понемногу затихли, в кустах сирени под окнами защёлкал соловей. Звездное небо как будто наблюдало за ней. Первые листочки ещё только готовились появиться, но соловьи неторопливо и спокойно исполняли песнь любви. Один из них, вероятно, отчаянно влюблённый, заливался с таким упоением, ожидая отклика, который последовал откуда-то издалека. Влюблённый щелкнул один раз и затих, ожидая.
Соловьи перекликались вперемежку, и слышно было, как они тревожно перелетали с места на место.
Надежда Никитична заслушалась. Бесшумно ступая, подошёл Николай Семенович и обнял её за плечи.
Они долго стояли молча.
Соловьи затихли.
Она хотела уйти.
- Давай постоим, - сказал он, удерживая её. - Здесь так хорошо.
Она оперлась рукой о подоконник и посмотрела вниз.
- Да, хорошо… Коля, я вот стою и думаю о том, что столько лет живу на свете, уже внуки подрастают и только нынче как в первый раз услышала соловья! Мне всё некогда было прислушаться, насладиться его трелями, переливами. Боже, какая красота!
Николай Семёнович, смущённо сказал:
- Надюша, тебе можно стихи писать.
- Сказал тоже, хорошо, что услышала музыку эту восхитительную, душа запела.
Соловьи отозвались им.
- Свистал, и не устал! - сказал Николай Семёнович.
От этого "свистал" Надежда Никитична вздрогнула, как будто рядом с ней был Достоевский.
- Ты ли сам слышал, как этот московский-то соловей свистал? Нет, ты не слышал! Потому что всю жизнь в гараже просидел. А надобно ножки размять, по таким уголкам Москвы походить, куда никто не заглядывал, кроме соловьёв! - сказала Надежда Никитична, ласково, похлопав мужа по спине.
- Я готов. Пошли!
Соловьиное пение растревожило Надежду Никитичну, ей не спалось.
Вновь и вновь она вспоминала прошлое.
Улыбалась своим наивным девичьим мечтам о семье как об идеале жизни. Муж, дети, дом, все любят друг друга - счастье!
Сначала их было двое. Он и она. Потом их стало трое. Третий, очаровательная малышка, Катя, смотрела на них круглыми глазами и ничего не говорила, но смотрела так внимательно, впитывая слова и восторги родителей, что, казалось, уже по дороге из роддома заговорит сама. Спустя время появилось ещё одно восхитительное маленькое чудо - дочка Милочка.
Супруги с изумлением наблюдали, как из маленького бессловесного младенца, который только пришёл в этот мир, проявляется личность. Жили они вдвоём, и вдруг, явился младенец, не зная даже, кто он и как его назовут родители. Растут девочки и в каждой присутствует на одной чаше весов - хорошее, на другой плохое. Как сохранять равновесие, когда не всё зависит от них? Только терпение и смирение помогают в ситуациях, нарушающих желанное равновесие, а качества эти нужно, прежде всего, в себе развивать, чтобы затем привить их детям, ведь при желании можно научиться восстанавливать равновесие с минимальными потерями.
Надежда Никитична не испытывала прежде особой привязанности ни к кошечкам, ни к собачкам, ни к голубям, ни к соловьям. Но этой весной в соловьином пении она как бы услышала голоса ангелов. Захотелось ей узнать о соловьях как можно больше. Она даже собралась в библиотеку, чтобы взять что-нибудь о них. В библиотеке ей ничего, кроме детских книг с картинками предложить не смогли, а вот внук дал ей книгу Тургенева «О соловьях», которую Надежда Никитична с интересом стала внимательно читать и потом всё пыталась и мужу и детям рассказать о том, что «…По охотницким замечаньям, хорошего соловья от дурного с виду отличить трудно. Многие даже самку от самца не узнают. Иная самка еще казистее самца. Молодого от старого отличить можно. У молодого, когда растопыришь ему крылья, есть на перушках пятнышки, и весь он темней; а старый – серее. Выбирать надо соловья, у которого глаза большие, нос толстый, и чтобы был плечист и высок на ногах. Тот-то соловей, что за тысячу двести рублей пошёл, был росту среднего. Его Ш…в под Курском у мальчика купил за двугривенный…», - но её никто не слушал.
Этой весной соловьиные трели звучали для Надежды Никитичны особенно пронзительно, волновали, она всё больше погружалась в их волшебный мир. Соловьиное пение звучало в её душе, не смолкая, она настолько внимала этим звукам, что не слышала, порой, слов мужа. Она старалась в ранние часы, пока ещё все спали, выходить на прогулку, подолгу смотреть на небо, на плывущие по нему облака, а прохладными весенними вечерами любовалась тихим мерцанием звёзд и соловьиными трелями.
За свою долгую семейную жизнь Надежда Никитична пришла к убеждению, что самое важное для женщины - терпение и мудрость. Женщина для мужчины является родником живой воды, к которому он возвращается снова и снова, чтобы наполняться силами. Уставшая женщина не может помочь мужчине восстановиться. Она, как пересохший колодец, не способна утолить жажду страждущего, поэтому с детства девочке полезно научиться любить себя. Всё, чем занимается женщина, она должна делать с любовью. Ради себя, ради своей семьи, чтобы осуществить своё главное предназначение. Подойдет всё, что доставляет женщине наслаждение и позволяет обрести гармонию - пение, рисование, танцы, музыка, рукоделие. Для каждой женщины важно знать, что она прекрасна. Это создает ощущение наполненности. От ласковых слов и признания красоты женщина становится мягкой, нежной, игривой и расцветает ещё больше. Умный мужчина знает, как помочь любимой женщине стать ещё прекрасней. Чем больше он заботится о женщине, тем пышнее она цветет и наполняет своей энергией мужчину. Женщина является очагом, которому необходим огонь.
Солнце легло спать и длинные облака, красные и лиловые, сторожили его покой, протянувшись по небу. За окном заливались соловьи. Надежда Никитична погрузилась в бездны мыслей, среди которых были и такие, что и подумать о них стыдно. Таков человек, состоящий из стыда, гордыни, страха, отчаяния - всего не перечислить, да и не нужно. Наедине идёт бесконечный процесс познания себя, но всё же дойти до дна не удаётся никому, потому что только в чрезвычайных ситуациях можно сделать такие открытия в себе, которые никогда не проявятся даже наедине в жизни обычной
Надежда Никитична сумела сохранить в себе искренность и открытость. Искренность всегда привлекательна, размышляла она, по сути дела, это состояние сродни невероятному вдохновению, когда летишь без тормозов по воле сердца. Всякий раз, когда мы встречаем искренность в ком-то, она пленяет нашу душу. Жаль только, что в нашем мире искренность пребывает больше в гениях и в детях. Как и всё настоящее, подлинное - это бесценный дар.
Раздалась весёлая соловьиная трель, которую пытались подхватить воробьи своим громким беспорядочным чириканьем, но после возмущённого карканья ворон стихли и соловьиное пение своими переливами заполнило всё вокруг.
Беспокойство никогда не покидало Надежду Никитичну, даже тогда, когда ей казалось, что она абсолютно спокойна. Причины для беспокойства столь многообразны, что их не перечислить. Больше всего она волновалась о здоровье родных, что вполне понятно. О смерти она даже думать себе запрещала, отгоняя мысли о том, что сама пульсация жизни есть беспокойство, которое исчезает только со смертью тела, но не духа.
Ранним утром в открытую форточку к Надежде Никитичне, заливаясь трелями, залетел соловей. Она приподнялась в постели, опершись на локоть, а соловей, как ангел, сел ей на голову, и голос его звучал невероятно торжественно, словно под сводами собора.
Где кочуют туманы…
- Так о чём ты хотела поговорить, мама?
- Я сейчас, подождите... Катя, это ты…
Катя с недоумением остановилась.
- А кто же ещё! Ты же сказала, что тебе нужно сказать мне что-то важное, - сказала Катя.
- Я помню, поэтому и привела тебя сюда, надеясь, что здесь ты услышишь меня. Катюша, ты просишь, чтобы я посоветовала тебе: простить мужу измену или развестись с ним? - Надежда Никитична сделала паузу, подбирая слова. - Но, доченька, ты же знаешь, что я советов не даю, потому что они никому не нужны. Каждый должен сам решать, слушать свою душу, быть мягче, уступчивее, а это именно такое решение…
- Мам, не начинай, а…
- Прошу меня выслушать. Один раз…
- Ладно, обещаю…
- Как ты считаешь, у нас счастливая семья?
- Конечно! Ещё бы! Вам с отцом повезло, что вы встретились…
- Можно и так сказать...
- То есть?
- Именно! Есть и то, и это.
Надежда Никитична прожила с мужем уже не один десяток лет. Познакомились они в то время, когда она была студенткой дошкольного отделения педагогического института, а он после армии учился на инженера, был уже дипломником. Влюбились, поженились буквально через три месяца, года не прошло, как Катя родилась. Надя - студентка, он целыми днями на работе, в день зарплаты ждала его, волновалась, как бы не увлёкся, отмечая рождение дочери. Жили с его матерью в одной комнате в коммуналке. Через пять лет Мила родилась. Свекровь поддерживала Надю, помогала, они с ней были дружны, потому что Надя понимала, если хочешь сохранить семью, уважай родителей и его и своих.
- Понятно… - вздохнула Катя, опуская глаза в землю.
- Катя, ты обещала меня выслушать. Один раз…
- Слушаю…
- Я устроилась в ясли, чтобы быть рядом с тобой, потом перешла в сад, родилась Мила. Наш дом расселили, мы получили квартиру отдельную, жили хорошо, но тут свекровь слегла, нужен был уход постоянный, мне пришлось уволиться…
Соловей где-то совсем рядом запел новую песню, да с таким упоением, что Надежда Никитична замолчала.
- Ты это к чему?
- К тому, дочка, что жизнь - очень длинная, да всё в гору, тяжело идти, но нужно и с минимальными потерями, чтобы сохранить самое дорогое, что она тебе дала - любовь, семью… Вот ты и определись, чего сама хочешь? Что для тебя главное, а потом уже поступки совершай…
И вновь запел соловей.
Пытаясь разглядеть крошечного серенького солиста среди ветвей ещё голых деревьев, мать и дочь свернули в переулок. Соловья они так и не увидели, но залюбовались заброшенной усадьбой, которая ожидала восстановления. Усадьба была небольшая, дом старый и незатейливый стоял на углу как будто вышел оглядеться. Ворота явно покосились, но от усадьбы так и веяло теплом и уютом прежней Москвы.
Дочки выросли. Родители строили планы, что их дочки непременно реализует то, чего им самим не удалось добиться. А девочки считали иначе, они действовали, как родители, сообщив однажды, что вскоре у каждой из них будет ребёнок и своя семья. Пока родители привыкали к мысли, что у их дочерей уже появились свои дети, им сообщили, что уже внуки собираются создать семью.
О том, как непросто этого достичь, чтобы в доме была любовь и гармония, она вообще не задумывалась. То, что семья - это ежедневный взаимный путь уступок, терпения, умения слушать и слышать, промолчать и прощать, она узнавала, совершая ошибки и преодолевая обиды. Конечно же, любовь разбивается не только о быт. Разбивается она оттого, что не хватает воздуха свободы и доверия. Прежде всего, хорошо бы молодым понимать, создавая семью, что ни муж, ни жена не получают друг друга в собственность на всю жизнь.
Всякое становление проистекает из повторений, при которых «материал» закрепляется, становясь второй натурой. Характер складывается из постоянных ежедневных действий, превращающихся в привычки, сохраняющие при этом привязанности детства, которые совершенствуются под влиянием взрослых. Мудрость окружающих людей, их терпение способствуют становлению характера нового человечка, впитывающего всё, что его окружает и о чём ему говорят умные книги.
- Мама, ты устала?
- Устала, дочка, но счастлива! Как же эта маленькая птичка упоительно поёт о любви!.. Поехали домой.
- Это всё!
- В смысле?
Благодаря мудрости и терпению Надежды Никитичны они пережили все кризисы - измену мужа, взаимные обиды, непонимание. Примерно через десять лет после свадьбы Надежде Никитичне «добрые» знакомые сообщили, что Николай Семёнович ей изменяет, и пытались рассказать подробности, но она их не только слушать не стала, даже бровью не повела. Долго думала о том, стоит ли выяснять отношения с мужем, но решила промолчать, поскольку терпеть не могла разговоров о личной жизни других, и сама никогда ни с кем не делилась. Муж вёл себя странно, нервничал, но она вопросов не задавала, вела себя ровно и спокойно. Примерно через год всё стало как прежде.
- Ты мне хотела сказать что-то очень важное…
- Соловей всё сказал, лучше не скажешь… Счастье - это взаимный труд… Всю жизнь!
Жизнь идёт по кругу, ежесекундно одни приходят в этот мир, а другие покидают его, не задумываясь о краткости и смысле своего земного пребывания. Все спешат устроиться покомфортнее, посытнее. Люди как «Бесы» Достоевского покоя не знают, плодятся и множатся, то и дело выскакивают отовсюду. Спешат, суетятся… исчезают. Понятие вечности у них аморфное. А тех, кто живёт совершенно другими категориями, пытаясь познать то, что написано до них в книге Вечности и пишут, создавая свои книги в ней, в лучшем случае жалеют, считая убогими, а то и презирают. Зачем им знать, что каждая «маленькая мушка, которая жужжит около него в горячем солнечном луче, во всем этом хоре участница: место знает свое, любит его и счастлива; каждая-то травка растет и счастлива! И у всего свой путь, и всё знает свой путь, с песнью отходит и с песнью приходит...» и что соловей свистал! Не свистел, а свистал! «Я по глазкам видел; помните, вечером-то, при луне-то, соловей-то еще свистал?» - свистал при Достоевском, что устами старца Зосимы проповедует не только любовь к природе, но и покаяние перед её существами: «Всякая-то травка, всякая-то букашка-то, муравей, пчелка золотая, все-то до изумления знают путь свой, не имея ума, тайну Божию свидетельствуют, беспрерывно совершают её сами, и, вижу я, разгорелось сердце милого юноши. Поведал он мне, что лес любит, птичек лесных; был он птицелов, каждый их свист понимал, каждую птичку приманить умел; лучше того как в лесу ничего я, говорит, не знаю, да и все хорошо».
Некогда людям теперь читать, думала Надежда Никитична, тем более Достоевского, лишь единицы задумаются над тайной: «Тайна что? Всё есть тайна, друг, во всём тайна божия. В каждом дереве, в каждой былинке эта самая тайна заключена. Птичка ли малая поёт, али звезды всем сонмом на небе блещут в ночи - всё одна эта тайна, одинаковая. А всех большая тайна - в том, что душу человека на том свете ожидает».
Надежда Никитична и Катя в раздумьях и разговоре медленно шли по старой улице.
Дома, домики, флигеля, мезонины, доходные домищи, достающие до неба, а уж каждый угловой дом выстроен на особинку. Плотно прилегают друг к другу, чтобы самый сильный и колючий ветер не мог прорваться сквозь их стены, а уж раскрашены как пряники, с фасадами кирпичных, темно-песочных, зеленых, кисельных, оливковых, белых, фисташковых, кремовых цветов. Каждый хвалится своей изюминкой - скульптурами, разнообразием лепных лент, разностью окон и дверей.
Надо сказать, что Надежда Никитична ходила по узким тротуарам крайне осторожно. Она слишком хорошо запомнила падение в марте прошлого года, когда, не заметив маленький кусочек льда, поскользнулась, упала и сломала запястье, спешила в школу за внуком, но не почувствовав боли, вскочила, дошла до школы, где боль пронзила её с такой силой, что пришлось попросить охранника вызвать «скорую». Перелом запястья, гипс на месяц, пришлось научиться справляться по дому одной рукой. После падения несмотря на то, что асфальт под ногами был уже сухой, она очень внимательно смотрела под ноги, так, что даже не заметила ленту, предупреждающую об опасности. Одновременно с возгласом: «Поберегись!» - перед ней упал внушительный кусок льда, его осколки разлетелись в разные стороны. Надежда Никитична в страхе остановилась и подняла голову. С крыши жилого дома 20-х годов прошлого века рабочий в альпинистском снаряжении сбрасывал гроздья огромных сосулек, другой рабочий в оранжевом жилете стоял у ограждения, предупреждая об опасности.
Надежда Никитична зашла в ближайшую арку, под её ногами хрустнул со звоном колокольчиков тонкий весенний ледок и тут же растаял. Она достала пачку сигарет с лавандой, спички и закурила, в недоумении оглядываясь по сторонам, пытаясь понять, куда исчезла зима!? Где сугробы, которые она наблюдала буквально неделю назад, думая о том, что они, вероятно, пролежат до июня? Это был первый не просто тёплый, а жаркий день. Природа вновь изумляла скоротечностью весны, которая спешит уступить место лету.
Вечер был по-летнему хорош. Надежда Никитична унесла чай, убрала посуду. Подошла к окну, открыла его. Звуки улицы понемногу затихли, в кустах сирени под окнами защёлкал соловей. Звездное небо как будто наблюдало за ней. Первые листочки ещё только готовились появиться, но соловьи неторопливо и спокойно исполняли песнь любви. Один из них, вероятно, отчаянно влюблённый, заливался с таким упоением, ожидая отклика, который последовал откуда-то издалека. Влюблённый щелкнул один раз и затих, ожидая.
Соловьи перекликались вперемежку, и слышно было, как они тревожно перелетали с места на место.
Надежда Никитична заслушалась. Бесшумно ступая, подошёл Николай Семенович и обнял её за плечи.
Они долго стояли молча.
Соловьи затихли.
Она хотела уйти.
- Давай постоим, - сказал он, удерживая её. - Здесь так хорошо.
Она оперлась рукой о подоконник и посмотрела вниз.
- Да, хорошо… Коля, я вот стою и думаю о том, что столько лет живу на свете, уже внуки подрастают и только нынче как в первый раз услышала соловья! Мне всё некогда было прислушаться, насладиться его трелями, переливами. Боже, какая красота!
Николай Семёнович, смущённо сказал:
- Надюша, тебе можно стихи писать.
- Сказал тоже, хорошо, что услышала музыку эту восхитительную, душа запела.
Соловьи отозвались им.
- Свистал, и не устал! - сказал Николай Семёнович.
От этого "свистал" Надежда Никитична вздрогнула, как будто рядом с ней был Достоевский.
- Ты ли сам слышал, как этот московский-то соловей свистал? Нет, ты не слышал! Потому что всю жизнь в гараже просидел. А надобно ножки размять, по таким уголкам Москвы походить, куда никто не заглядывал, кроме соловьёв! - сказала Надежда Никитична, ласково, похлопав мужа по спине.
- Я готов. Пошли!
Соловьиное пение растревожило Надежду Никитичну, ей не спалось.
Вновь и вновь она вспоминала прошлое.
Улыбалась своим наивным девичьим мечтам о семье как об идеале жизни. Муж, дети, дом, все любят друг друга - счастье!
Сначала их было двое. Он и она. Потом их стало трое. Третий, очаровательная малышка, Катя, смотрела на них круглыми глазами и ничего не говорила, но смотрела так внимательно, впитывая слова и восторги родителей, что, казалось, уже по дороге из роддома заговорит сама. Спустя время появилось ещё одно восхитительное маленькое чудо - дочка Милочка.
Супруги с изумлением наблюдали, как из маленького бессловесного младенца, который только пришёл в этот мир, проявляется личность. Жили они вдвоём, и вдруг, явился младенец, не зная даже, кто он и как его назовут родители. Растут девочки и в каждой присутствует на одной чаше весов - хорошее, на другой плохое. Как сохранять равновесие, когда не всё зависит от них? Только терпение и смирение помогают в ситуациях, нарушающих желанное равновесие, а качества эти нужно, прежде всего, в себе развивать, чтобы затем привить их детям, ведь при желании можно научиться восстанавливать равновесие с минимальными потерями.
Надежда Никитична не испытывала прежде особой привязанности ни к кошечкам, ни к собачкам, ни к голубям, ни к соловьям. Но этой весной в соловьином пении она как бы услышала голоса ангелов. Захотелось ей узнать о соловьях как можно больше. Она даже собралась в библиотеку, чтобы взять что-нибудь о них. В библиотеке ей ничего, кроме детских книг с картинками предложить не смогли, а вот внук дал ей книгу Тургенева «О соловьях», которую Надежда Никитична с интересом стала внимательно читать и потом всё пыталась и мужу и детям рассказать о том, что «…По охотницким замечаньям, хорошего соловья от дурного с виду отличить трудно. Многие даже самку от самца не узнают. Иная самка еще казистее самца. Молодого от старого отличить можно. У молодого, когда растопыришь ему крылья, есть на перушках пятнышки, и весь он темней; а старый – серее. Выбирать надо соловья, у которого глаза большие, нос толстый, и чтобы был плечист и высок на ногах. Тот-то соловей, что за тысячу двести рублей пошёл, был росту среднего. Его Ш…в под Курском у мальчика купил за двугривенный…», - но её никто не слушал.
Этой весной соловьиные трели звучали для Надежды Никитичны особенно пронзительно, волновали, она всё больше погружалась в их волшебный мир. Соловьиное пение звучало в её душе, не смолкая, она настолько внимала этим звукам, что не слышала, порой, слов мужа. Она старалась в ранние часы, пока ещё все спали, выходить на прогулку, подолгу смотреть на небо, на плывущие по нему облака, а прохладными весенними вечерами любовалась тихим мерцанием звёзд и соловьиными трелями.
За свою долгую семейную жизнь Надежда Никитична пришла к убеждению, что самое важное для женщины - терпение и мудрость. Женщина для мужчины является родником живой воды, к которому он возвращается снова и снова, чтобы наполняться силами. Уставшая женщина не может помочь мужчине восстановиться. Она, как пересохший колодец, не способна утолить жажду страждущего, поэтому с детства девочке полезно научиться любить себя. Всё, чем занимается женщина, она должна делать с любовью. Ради себя, ради своей семьи, чтобы осуществить своё главное предназначение. Подойдет всё, что доставляет женщине наслаждение и позволяет обрести гармонию - пение, рисование, танцы, музыка, рукоделие. Для каждой женщины важно знать, что она прекрасна. Это создает ощущение наполненности. От ласковых слов и признания красоты женщина становится мягкой, нежной, игривой и расцветает ещё больше. Умный мужчина знает, как помочь любимой женщине стать ещё прекрасней. Чем больше он заботится о женщине, тем пышнее она цветет и наполняет своей энергией мужчину. Женщина является очагом, которому необходим огонь.
Солнце легло спать и длинные облака, красные и лиловые, сторожили его покой, протянувшись по небу. За окном заливались соловьи. Надежда Никитична погрузилась в бездны мыслей, среди которых были и такие, что и подумать о них стыдно. Таков человек, состоящий из стыда, гордыни, страха, отчаяния - всего не перечислить, да и не нужно. Наедине идёт бесконечный процесс познания себя, но всё же дойти до дна не удаётся никому, потому что только в чрезвычайных ситуациях можно сделать такие открытия в себе, которые никогда не проявятся даже наедине в жизни обычной
Надежда Никитична сумела сохранить в себе искренность и открытость. Искренность всегда привлекательна, размышляла она, по сути дела, это состояние сродни невероятному вдохновению, когда летишь без тормозов по воле сердца. Всякий раз, когда мы встречаем искренность в ком-то, она пленяет нашу душу. Жаль только, что в нашем мире искренность пребывает больше в гениях и в детях. Как и всё настоящее, подлинное - это бесценный дар.
Раздалась весёлая соловьиная трель, которую пытались подхватить воробьи своим громким беспорядочным чириканьем, но после возмущённого карканья ворон стихли и соловьиное пение своими переливами заполнило всё вокруг.
Беспокойство никогда не покидало Надежду Никитичну, даже тогда, когда ей казалось, что она абсолютно спокойна. Причины для беспокойства столь многообразны, что их не перечислить. Больше всего она волновалась о здоровье родных, что вполне понятно. О смерти она даже думать себе запрещала, отгоняя мысли о том, что сама пульсация жизни есть беспокойство, которое исчезает только со смертью тела, но не духа.
Ранним утром в открытую форточку к Надежде Никитичне, заливаясь трелями, залетел соловей. Она приподнялась в постели, опершись на локоть, а соловей, как ангел, сел ей на голову, и голос его звучал невероятно торжественно, словно под сводами собора.
"Наша улица” №222 (5) май 2018
