Евгений Лесин "Когда писатель дурачок"

Евгений Лесин

КОГДА ПИСАТЕЛЬ ДУРАЧОК

произведения

* * *
Как там у Эдгара Абрамовича Поц? Падение дома Кошеров? Ну-ну…

Пасхальное

Утром у помойки встречаю двоих, слышу радостное:
Хри… бли... сука... вос... нах…!
- И вас тоже с праздником, - отвечаю.
Целоваться не стали. Хотя один из них был дамою. Из ее уст речь и лилась.

Созвучие

Два самых известных русских «порнографа»: Барков и Беркова. Как Бендер и Бандера. Или Бандера и Бендера? Сплошные созвучия.

* * *
Не бери на понт, мусор истории…

Имена бога

Имена бога. И прочие имена. Не важны они. Я вот, как собака или всякая другая кутейка, откликаюсь на интонацию, а не на смысл, на добрый или не очень голос, а не на имя или фамилию.
Зовут, к примеру, вас: «Серега! (Ираклий, Контрибуций, Адель Махмудовна Керчь, Эй Ты Жопа и т.д.), не мни стакан, щас налью» - пейте.
А если, скажет, зовут вас: «Гений Владимирович! (Товарищ Дрын, Уважаемый, Гражданин Поц, Милый Мой Тыуменявгруди и т.п.), не мни стакан, щас в морду дам» - не мните стакан, пейте.
И, возможно, бегите.

Помогите луганчанам

Новая фишка появилась у профессиональных нищих. Сегодня в метро слышал:
«Извините, что к вам обращаюсь.
Помогите луганчанам.
Добраться до Симферополя».
Выговор, кстати, вполне русский, московский.

Дурачок и трагедия

Считается, что искусство должно быть высоким. И трагичным. Тогда, мол, катарсис. Всякое там очищение. Так якобы было у древних.
У древних, до письменности, поэзия была способом хранения знаний. Ритмичное легче запомнить. А трагедия - такое же баловство, как и шутовство. Другое дело, что смешить легче (с одной стороны): шел, упал, смешно. А растрогать сложнее (казалось бы): шел, упал, умер, «пичалька», смайлик наоборот. Смешить, конечно, труднее. Отчасти и потому еще, что все, кто смеется, считают, что смешить просто. У них тоже есть в запасе смешная история, обхохочешься, «давай расскажу - пригодится». Отчасти и потому, что читают, в основном, женщины, а они легко плачут. Смеются, впрочем, тоже все время, но только, чтобы понравится и потому, что у них замечательная улыбка, серебристый смех и проч.
Смешить сложно, ибо или ты пишешь про себя, и тогда тебе физически больно (шел, упал). Или про что-то более общее, но тогда на тебя легко могут обидеться и сделать - ага, физически больно. А ты опять - пиши и смеши.
Трагедия - хороша для тех, кто хочет произвести впечатление. Дескать, понимаю высокое. Тонкий человек, ранимая душа, богатый внутренний мир. Такое впечатление хотят произвести те, кто, ну я не знаю, людей режет пачками, например. Или вчера резал, а сегодня - благотворитель. Ну, короче, понты. А смех - штука честная. Автор, конечно, подлец подлецом, но завернул весело. И молодец, не унывает. Видимо, не очень ему и больно. Ведь если больно, тогда пишут: шел, упал, очень больно, о-о-очень больно, ах, купола облаков, о как я страдаю…
А когда писатель дурачок… Ну как дурачку может быть больно?
Зато проще говорить - нет, не правду, конечно, правду даже думать опасно - но хотя бы не так много врать. И если врешь, не обязательно делать вид, стоя перед зеркалом с пеной у рта, что веришь.

Мобильный телефон

делает людей окончательными идиотами.
Звонок обычно начинается так:
Ты где?
(Ну какая разница - где? Ты дело говори.)
Или так:
Вы можете сейчас говорить?
(Ну не мог бы - не взял бы трубку. Ты дело говори!)
А если, к примеру, слышно плохо.
Что-что? - переспрашиваю.
И начинается:
Что? Не слышно? Ты что - не слышишь? А сейчас слышно? А так - слышно? А ты что - в транспорте? Где? В метро? В трамвае? Меня не слышно? А если так? А теперь? 
(Про «слышу-неслышу» я слышу. Ты дело, сволочь, говори!!!)
Про то, как теперь встречаются лучше вовсе умолчу.
Мобильный телефон делает людей окончательными идиотами.

Все знают Милонова-депутата, 
но мало кто знает Милонова-поэта.

А зря.
Вот, например, элегия «Падение листьев». По-моему, хорошо:

Рассыпан осени рукою,
Лежал поблекший лист кустов;
Зимы предтеча, страх с тоскою
Умолкших прогонял певцов;
Места сии опустошенны
Страдалец юный проходил;
Их вид во дни его блаженны
Очам его приятен был.
«Твое, о роща, опустенье
Мне предвещает жребий мой,
И каждого листа в паденье
Я вижу смерть перед собой!
О Эпидавра прорицатель! 
Ужасный твой мне внятен глас:
«Долин отцветших созерцатель,
Ты здесь уже в последний раз!
Твоя весна скорей промчится,
Чем пожелтеет лист в полях
И с стебля сельный цвет свалится».
И гроб отверст в моих очах!..

Ну, и так далее. В том же духе и в том же разрезе. И финал:

…Близ дуба юноши могила;
Но, с скорбию в душе своей,
Подруга к ней не приходила,
Лишь пастырь, гость нагих полей,
Порой вечерния зарницы
Гоня стада свои с лугов,
Глубокий мир его гробницы
Тревожит шорохом шагов.
Каково, а?

Написано в 1811 году, поэтом Милоновым (1792, Воронежская губерния - 1821, Петербург).

Вызывают из Кремля

Позвонили из Кремля. Срочно вызывают в рюмочную «Второе дыхание». Взволнован.

Бурдюк, или Какие кудрявые трусы. 
Художественный рассказ из кошмарного прошлого

А когда я работал химиком в котельной в поселке Мосрентген, у начальницы моей муж сидел, а собаку звали Бурдюк. А вокруг был горбачевский алкохолокост, и мы почти все рабочее время делали искусственные цветы для обмена на водку на Хованском кладбище. И она любила меня ночью пугать (не водка, а начальница, у которой муж в тюрьме, а собака Бурдюк), так вот она любила пугать меня, сволочь: муж из тюрьмы пришел! муж!
Один Бурдюк смотрел на меня умными глазами: дескать, насрать, нежься в кроватке дальше...
А другая моя баба из котельной была откуда-то из Конькова, тогда, по-моему, еще метро даже там не было. Точнее, нет. Третья баба, она библиотекарь из библиотеки, была из Конькова, она выбросила мои трусы из шалости с 9-го этажа, а ее младший брат как раз за вином побежал (тогда водки не было, а вино бывало, и школьников пускали без очереди), вот мы и шалили, пока он за вином побежал, а вторая баба, которая из котельной, трусы нашла. Нашла и говорит сама себе человеческим голосом: какие кудрявые трусы, наверное, Лесина, взяла и нам принесла. Смотрите, говорит, какие кудрявые трусы нашла, наверное, Лесина, а сама она была из Теплого стана, кажется. Вот.

Сидит и пыхтит

В транспорте. Уступать, конечно, не хочется. Так что я просто не сажусь, если есть вероятность, что вагон будет заполняться. С другой стороны, когда вижу потенциальную жертву крикливых теток (теток, которые даже в пустом вагоне пристают к людям «а ну, сволочь, уступи, гадина…»), стараюсь ее загородить. Встаю и сразу углубляюсь в книжку (чтобы мне еще, не дай бог, уступать не полезли), но от «крикливых» стараюсь прикрыть. Они же, тетки-то, жертвы выбирают себе безобидные и безответные - парня в очках или девочку тоже, разумеется, в очках. Подбираются к ним медленно, заранее открыв злобный рот, но пока не подошли оттуда только ядовитая слюна капает. 
Случаются и проколы. Идет вот такая гадина к жертве, а та - рр-аз! - и упорхнула в другой конец вагона. 
Что делать сволочуге? 
Сядет, сидит и пыхтит. 
Красная вся, зубья скрыпят, глаза елозят по вагону: в бой рвется. 
А есть ведь еще и конкуренция среди «уступающих». Вот входит, к примеру, в вагон «идеальная старушка». Седая, опрятная, интеллигентная. Все - все! - бросаются ей уступать. Доходит до слез и оскорблений, бывают драки.  
Господи, чего только не увидишь на трезвую-то, будь оно все неладно, голову.

Почему отвечать стихами на стихи не моветон

Отвечать стихами на стихи не моветон, а древний инстинкт: око за око, зуб за зуб. Стихи - самый древний вид литературы, помимо воли читателя побуждает его, читателя, к участию в ней, в литературе. Ударят по щеке - бей в морду. Прочел стишок, который хоть чем-то задел - сам напиши что-нибудь. Нормальный, естественный, языческий ответ, а не фальшь неуместная, что пришла спустя тысячелетия. Мужской ответ, а не женский. Поэзию уже сотню лет упорно делают литературой для дам (уже Есенин писал исключительно «для русско-еврейских девушек»), тогда как поэзия - сугубо мужское, военное, боевое искусство.
Могут возразить: нельзя, дескать, отвечать плохими стихами на хорошие. А, собственно, почему? И кто тут вообще решает - хорошо, плохо. Любой условно поэтический текст найдет тех читателей, которым он понравится. Любой.

* * *
Читаю в тексте: «но в конце концом поняли». Исправляю, конечно, опечатку, а сам думаю: ага, так вот чем именно они поняли…

* * *
Читаю: «Михаил Сергеевич Лермонтов». Ну, и с кем они его соединили - с Пушкиным или с Горбачевым?

* * *
Читаю в новостях: «Женщина привела в действие закрепленную на теле взрывчатку. Кроме того, в прокуратуре располагают данными о задержании пяти подозреваемых: трое из них находились в той же квартире, что и смертница. Еще двое - мужчина и женщина - были задержаны вне квартиры». Ну, национальность (вероисповедание) террористов не сообщают. «У террора нет нации и религии». Имена и фамилии часто - тоже. А то можно и догадаться о том, что и так все знают. Назвать религию (нацию) преступника - гораздо большее преступление, чем само преступление. 
Поэтому Израиль взрывают «неизвестные», Францию - «французы». Но. Заметьте, подлые СМИ все еще называют неполиткорректно пол: мужчина и женщина. Что же вы, феминисты, привет, толерасты. 
Давайте уж сразу так: неизвестное преступное существо привело в действие... Ау, фантасты. Поналетели инопланетяне, а Земля не резиновая… 

* * *
Гитлера, как известно, сгубило то, что он не объявил независимость Тушинской монархической республики еще в 1935-м. Потому что Сталин объявил Тушино городом и тушинцы его полюбили. И Гитлера остановили в Тушине. Потому что, не объявил, фашистская гадина, независимость Тушинской монархической республики, так ему и надо, фашистской гадине. А то кто знает, что там было бы. Может, и войны не было бы. Или воевала бы Япония с Германией, а СССР и США спорили о статусе Тушина. Или... Или пойти выпить, что ли?

"Наша улица” №193 (12) декабрь 2015

Поэт Евгений Эдуардович Лесин родился 15 декабря 1965 года в Москве. Окончил Литературный институт им. М.Горького. Ответственный редактор приложения "Экслибрис" "Независимой газеты". Член Союза писателей Москвы. В “Нашей улице” публикуется с 1-го пилотного 1999 года номера.