Андрей Вознесенский - к 80-летию со дня рождения

Андрей Вознесенский с женой Зоей. Фото Нины Красновой. 
 

Нина Краснова

АНДРЕЙ ВОЗНЕСЕНСКИЙ - НАШЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ ДОСТОЯНИЕ

к 80-летию со дня рождения

Андрей Вознесенский никогда не праздновал свои дни рождения, как и его литературный пастырь Борис Пастернак, который считал день рождения самым печальным днём в году, потому что он приближает тебя к твоей смерти. Но 12-го мая 2010 года Андрей решил отметить своё 77-летие, и устроил вместе со своей прекрасной половиной Зоей Богуславской скромный приём гостей у себя на даче в Переделкине, куда явились «по зову сердца» все, кто хотел и кто смог прийти, его друзья, в том числе соседи по Переделкину. Незадолго до этого Андрей, около семнадцати лет болевший, как он сам говорил, болезнью, которая называется «жизнь», прошёл в Германии курс лечения и чувствовал себя относительно неплохо. Но в своей цифре 77 он своим художественным зрением видел некий видеом - два символических топора, два дамокловых меча, которые висят над ним и вот-вот обрушатся ему на голову, и предчувствовал, что 12-е мая 2010 года будет для него последним днём рождения, который станет и днём прощания с друзьями, и это так и оказалось.
1 июня 2010 года, через день после дня смерти Пастернака, Вознесенский ушёл туда, куда - ещё раньше, 50 лет назад - ушёл и Пастернак, «в мир иной», в Бессмертие, в пристанище сонма бессмертных.

Андрей Вознесенский - лидер и звезда русского авангарда, «пророк» в своём отечестве, Поэтарх Всея Руси, «олигарх стиха», великий поэт-новатор поколения шестидесятников, кумир миллионов, которого газета «Нувель обсерватер» назвала «самым великим поэтом современности».
В 1960 году «Литературная газета», с лёгкой руки Владимира Солоухина, который тогда заведовал в редакции отделом поэзии, напечатала поэму молодого и пока ещё незнаменитого поэта Андрея Вознесенского «Мастера», и он проснулся знаменитым. В поэме - на всю Россию, страну с её атеистическим уклоном, давно лишившуюся своих церквей и колоколов, - звенели колокола Блаженного, «красные звоны», в которых слышался бунт поэта против бездуховности и воззвание к художникам всех времён - сохранять в себе дух первородства, не забывать о своей высокой миссии - быть гласом народа и Божьим гласом: 

Колокола, гудошники…
Звон. Звон…
Вам,
художники
всех времён… 

Тогда же во Владимире вышла первая книга Андрея Вознесенского «Мозаика», а за ней - в Москве - «Парабола», с которыми он стремительно ворвался в большую литературу.
А всего за жизнь у его вышло около сорока книг стихов и прозы,  одна удивительнее и ярче другой, среди которых «Тругольная груша», «Антимиры», «Ахиллесово сердце», «Тень звука», «Взгляд», «Дубовый лист виолончельный», «Витражных дел мастер», «Соблазн», «Прорабы духа» «Ров», «Аксиома самоиска», «Россiя, Poesia», «Видеомы», «Гадание по книге», «Casino «Россия», «На виртуальном ветру», «Жуткий кризис «Суперстар», «Девочка с пирсингом», «Возвратитесь в цветы», «СтиXXI» и т.д., и собрание сочинений в трех томах (1983 - 1984) и собрание сочинений в семи томах (2000 - 2006), и - в 2010 году - «Ямбы и блямбы» и «Дайте мне договорить».
Никакие - самые большие - тиражи не удовлетворяли спрос читателей на книги Вознесенского! Достать его книги нельзя было даже из-под полы, или только из-полы и можно было достать. Едва они попадали на прилавок, как читатели тут же раскупали, расхватывали их.

Путь Вознесенского в литературу - это путь вверх, как на дорожном указателе со стрелкой вверх, путь от книги к книге, от вехи к вехе, но который был далеко не таким гладким и лёгким, усыпанным розами, «миллионом, миллионом, миллином алых роз», как кажется кому-то со стороны. Это был путь через тернии к звёздам, усыпанный и камнями, и шипами, путь через препятствия и через стрессы.
Чего стоит один эпизод с Хрущёвым. Когда Хрущёв на встрече с интеллигенцией орал на ещё не оперившегося Андрея Вознесенского и кричал ему: «Вон из нашей страны!» - и не давал ему говорить, а Андрей говорил ему: «Дайте мне договорить», - а Хрущёв тряс в воздухе кулаками и визжал: «Вон из нашей страны!.. господин Вознесенский…» - Поэт выдержал всё это, но его душа, как он сам написал об этом в книге «На виртуальном ветру», «была отбита стрессом». И сколько стрессов было в его жизни…
Вообще путь талантливого человека не бывает лёгким. Ни в России, ни где-то ещё. Об этом Андрей Вознесенский написал в «Монологе Мерилин Монро», от лица которой выступает по сути он сам:

Невыносимо - когда бездарен.
Когда талантлив - невыносимей.

А когда ты не просто талантлив, а гениален и не похож ни на кого из своих литсобратьев, тогда - ещё невыносмей. Потому что тебе не только завидуют твои завистники, особенно которые сами бездарны и которые тебя и не понимают и не воспринимают и пытаются осмеять, обругать, раскритиковать, уколоть и обидеть и ударить побольнее, и унизить и сбросить с пьедестала и с «корабля современности» и затоптать ногами. Через всё это Андрей Вознесенский тоже прошёл и не сломался. А защитил сам себя и отделался от своих «судий», про которых Грибоедов сказал бы: «А судьи кто?», вот такими стихами: 
   

Графоманы Москвы,
Меня судите строго,
Но крадёте мои
Беспардонные строки.

(…)

Засвищу с высоты
Из Владимирской пустоши.
Бесполезные рты
Разевайте и слушайте! 

…Вознесенский любил моего земляка Сергея Есенина и был близок ему - и по своей экспрессивности, надрывности и искренности, и по своей лирической вольности и дерзости, и по всей своей внутренней сути - куда больше, чем иные традиционалисты, которые примазываются к Есенину и только перепевают его мотивы и воруют у него его берёзки и его избушки и перетаскивают их к себе в стихи и, как говорил Роберт Рождественский,  «умеют пить, как Есенин», но не умеют писать, как Есенин, и не имеют с ним ничего общего. Вознесенский читал наизусть поэму Есенина «Чёрный человек», и в Москве, в зале Чайковского, и в Рязани, в зале филармонии. Как он читал её! Это надо было слышать! А ещё он сделал видеом «Есенин и Айседора», с шарфом Айседоры и петлёй в форме буквы «Е», и, если говорить жаргонным словечком, урыл своим видеомом всех есениноведов, которые делали себе карьеру на Есенине и которые скрывали, утаивали и замалчивали правду о нём.
Считается: кто любит Есенина, тот любит Россию. Вознесенский любил Есенина и любил Россию. Он никогда не говорил о себе: «Я - патриот!» Но по сути был им, не мнимым, в отличие от мнимых, которых Кирилл Ковальджи называет «патриотистами», а истинным. В период перестройки и постперестройки, когда рухнул «железный занавес», многие граждане России ринулись за границу и уехали туда навсегда. Вознесенский никуда не уехал. Почему? Он сам отвечает на этот вопрос:

Почему я не подсуетился,
чтоб уехать из этих лет?
Не по зову патриотизма.
Дорога цена за билет.

От разваливающегося Блаженного
Как уеду?

Ахматова, которой некий голос когда-то говорил: «Оставь Россию навсегда», - не оставила её, а написала поэму «Реквием», в которой сказала: «Я была тогда с моим народом, там, где мой народ, к несчастью, был». И Вознеснский остался со своим народом и со своей страной, чтобы спасать её от дьявола и врачевать своею аурой.

Как спасти страну от дьявола?
Просто я останусь с нею.
Врачевать своею аурой,
что единственно умею. 

Для Вознесенского Россия была синонимом Поэзии. В своей книге «Россiя,  Poesia» он восклицает: Poesia! Что будет с нею? Он считал, что от судьбы России зависит судьба Поэзии и что патриотичность поэта состоит не в том, чтобы стучать себя в грудь и кричать: «Я патриот!» - а в том, чтобы спасать Поэзию, а с нею - душу человека, то есть просто-напросто писать хорошие стихи. Он считал, что непатриотично - писать плохие стихи и при этом называть себя патриотом России.
Вознесенский был поэтом-урбанистом и не был почвенником, но вся его поэзия выросла на почве русской культуры, которая уходит своими корнями в глубь мировой культуры. И поэтому он не только русский поэт, но и мировой, или всемирный, или - всемирный русский поэт. И как «нет Америки без Алена (Гинсберга)» (это я цитирую Вознесенского), так нет России без Вознесенского. И «как нельзя понять душу Америки без Раушенберга», так нельзя понять душу России без Вознесенского.

Не москвич Карамзин (родом из деревни Карамзинка Симбирской губернии)  считал, что сила России - в её провинции. И коренной москвич Вознесенский считал точно так же, как Карамзин, что сила России - в её провинции, и считал, что «провинция провиденциальна». И любил провинцию и писал стихи про неё, и про Байкал, и про Сенеж, и про Свитязь, и ещё про какое-то «озеро красоты русской периферии», и про Нижний Новгород:

На что нам Ницца? Ницше, никшни!
Уедем в Нижний…

А New-York-City,
он переводится почти как
«Новгород». (!!!)

А ещё Вознесенский помогал - войти в большую литературу - поэтам из провинции, к числу которых принадлежит и автор этих строк.
Стихи Андрея Вознесенского я полюбила со школьной скамьи. Они всегда потрясали и восхищали меня своей яркой образностью, художественной изобретательностью, метафоричностью, новизной языка, современностью, внутренней свободой и раскрепощённостью автора и нестандартностью его взгляда на вещи, и оригинальностью мышления, и своей энергетикой… и оказали на меня огромное влияние, которое с годами становилось и становится всё заметнее. Я мечтала, но долго не решалась познакомиться с Вознесенским, во-первых, потому, что стеснялась, считала себя не готовой для контакта с ним, с этим суперпоэтом мировой величины, а во-вторых, потому, что некоторые мои коллеги говорили мне: он сноб, и вряд ли он оценит тебя и твои стихи в стиле наива и примитива, ему всё это не близко.
А познакомилась я с ним в 1991 году в журнале «Юность», где я печаталась ещё при Андрее Дементьеве. Я увидела Андрея Вознесенского в редакции поэзии и прямо и сказала ему: «Я люблю поэта Андрея Вознесенского!» - и протянула ему свою руку, и он пожал мне её. И я сказала ему: «У меня дома, в Рязани, есть книга моих стихов, которую я давно подписала для Вас, но не знала, как подарить её Вам…». И он окинул меня всю глазами с головы до ног и сказал без всякого снобизма и надменности, как-то так очень добро и просто: «Она - за вами». И я послала ему из Рязани две свои книги, мало одной, «Такие красные цветы» и «Потерянное кольцо» с таким автографом:

Поэту без приставки анти,
Давно контакта с ним ища,
Дарю «Кольцо…», душою трепеща,
И эту надпись в сотом варианте.

И Андрей Вознесенский тут же написал обо мне в журнале «Огонёк», в статье «Музы и ведьмы XX века», и благословил меня в поэзию… Это было для меня счастьем счастий! Триумфом моей души! А для Рязани это было сенсацией сенсаций, подобную которой Рязань не знала со времён своего основания. А потом он написал обо мне и процитировал мои самые хулиганские стихи в журнале «Обозреватель», который выходил в 134 странах, сделал мне таку-у-ю  рекламу, а потом ещё написал обо мне в своей книге «На виртуальном ветру»… и назвал меня «рязанской красной девицей в нашей поэзии». А я потом написала книгу о нём «Храм Андрея на виртуальном веру», где высказала свой взгляд на Андрея Вознесенского и на его поэзию и на его прозу… И мы с ним выступали в Москве на презентациях его книг, в Доме книги, в магазине «Москва», в магазине на Кузнецком мосту. И стали друзьями, и я стала другом его семьи. И они с Зоей Богуславской приглашали меня на интересные мероприятия, куда не каждого пригласят и куда не каждый попадёт.  

Говоря об Андрее Вознесенском, нельзя обойти тему: Вознесенский и Театр на Таганке Юрия Любимова, где много лет подряд (более пятисот раз!) шёл спектакль по стихам Вознесенского «Антимиры», который собирал аншлаги и имел сногсшибательный успех. Валерий Золотухин в своём последнем интервью, которое я взяла у него в декабре 2012 года, сказал, что «со стихов Вознесенского началась поэтическая линия Театра на Таганке». Потом были спектакли по стихам Маяковского, Асеева, Багрицкого, Твардовского, Межирова, Самойлова, Слуцкого, Левитанского, Окуджавы, Есенина, Пушкина, Евтушенко, Высоцкого, поэтов Серебряного века…
Нельзя обойти и тему: Вознесенский и Театр «Ленком» Марка Захарова, где шла и до сих пор идёт рок-опера по стихам Вознесенского «Юнона и Авось»…
Нельзя обойти и тему: Вознесенский, Евтушенко, Ахмадулина, Рождественский, Окуджава, Римма Казакова, Андрей Дементьев и Лужники и Политехнический с аудиторией в несколько тысяч человек, с залами на тысячи мест, ни одно из которых не пустовало…
Но каждая и этих тем требует отдельной статьи и отдельного разговора.

Александр Межиров сказал когда-то, а точнее - в 1974 году: «До тридцати поэтом быть - почётно, / И срам кромешный - после тридцати».
Но это - смотря каким поэтом. Если таким, как Андрей Вознесенский, то таким поэтом всегда быть почётно, и после тридцати, и после сорока, и после пятидесяти, и после шестидесяти, и после семидесяти…
Андрей Вознесенский оставался поэтом до самого конца, до семидесяти семи лет. И в семьдесят семь лет писал стихи такой пронзительной силы, каких не писал в двадцать лет, стихи, пронизанные такой болью, которые тронут даже самую чёрствую душу… Как в стихотворении «Боль», в котором поэт испытывает адскую боль и сидит на обезболивающих уколах и умоляет Бога ли, беса ли, сам не знает, кого:  дай мне хоть секундочку побыть без обезболивающего!

Бог ли, бес ли,
не надо большего,
хоть секундочку без
обезболивающего!

Жизнь - есть боль…
Боль не чья-то - моя…

Боль за ближнего…

Боль, как Божий топор, -
плоть разрубленная…

Боль - остра, боль - страна
разорённая…

Боль - жена, боль - сестра,
боль - возлюбленная!

Это право на боль
и даёт тебе право
на любую любовь,
закидоны и славу.

Когда-то я спросила Римму Казакову, какая поэзия нравится ей? Она ответила: «В которой есть боль». Такой боли, какая есть в стихах Андрея Вознесенского, нет ни у кого из поэтов. Боль за себя, боль за ближнего, за жену и возлюбленную, боль за поэзию, боль за страну. Но даже в минуты самой большой и самой страшной боли (а я, естественно, говорю о боли не только физической) он старается не впасть в уныние и говорит, что чувствует себя «плохуительно», то есть даже в самые критические моменты жизни он прибегает к юмору как к психотерапевтическому обезболивающему средству.

…Андрей Вознесенский, праправнук муромского архимандрита Андрея Полисадова, грузина по отцовской линии, даже в атеистический период истории нашей страны, всегда был с Богом и в своей поэзии, и в своем сердце, в «церковке об одной маковке», и с молитвой на устах: «Господь, помилуй Москву!.. Господь, помилуй меня… …помилуй, Господи, мою женщину / и в небе бабушку, отца и мать… Господь, помилуй, Господь, помилуй / Тобою созданных детей дурных…»
«Господи, помилуй Андрея Первозванного нашей поэзии! И спаси и сохрани его для всех нас вместе с Россiей - Poesiей!» - написала я когда-то в своей книге «Храм Андрея…» И теперь хочу добавить к этому: «Господи, не оставь  Андрея Вознесенского своими милостями в Царствии Небесном! Утоли его печали и сними с него своими руками все его боли».  

Что касается Зои-Озы… Зои Богуславской из его поэмы «Оза»… Повезло Андрею Вознесенскому с ней, что и говорить. Она - эта не только обаятельная, но и героическая, самоотверженная женщина и блистательная писательница и активная общественная деятельница - единственная из всех не отвернулась от него, когда Хрущёв наорал на него и когда даже самые близкие друзья-приятели отвернулись от опального поэта. И она же не отвернулась от него и не бросила его, когда у поэта возникли проблемы со здоровьем, которые мучили его, а с ним и её, целых семнадцать лет, и когда он уже почти не мог ходить и ходил, еле-еле передвигая ногами… Она - его Муза, его вдохновительница, его жена, его подруга, его сестра милосердия, его судьбаба, его судьба, была его крепкой и надёжной опорой и прошла с ним весь его путь до конца, и самый трудный отрезок пути последних лет! И разделила с ним все горести и печали, которые обрушились на него. А теперь она заботится об увековечивании его памяти.  

…Есть поэты, которые остаются в истории всего одним стихотворением или одной песней, как слепой поэт-самоучка Иван Козлов, который написал «Вечерний звон»…  
Андрей Вознесенский написал… «Миллион алых роз»? Но не только одну эту песню, а и десятки других хороших песен, «Плачет девочка в автомате», «Сидишь беременная, бледная», «Не исчезай», «Верни мне музыку», «Подберу музыку», «Вальс при свечах», «Благодарю», «Голая богиня», «Затмение сердца», «Начни сначала», «Не возвращайтесь к былым возлюбленным», «Песня акына», «Песня на «бис», «Танец на барабане», песни к рок-опере «Юнона и Авось» - «Я тебя никогда не увижу, я тебя никогда не забуду» и т. д.
Как говорится, если бы он написал только эти песни, и ничего больше, или только одну из этих песен, он уже остался бы в истории. Но его песни - это всего лишь приложение ко всему, что он написал ещё, приложение ко всем его книгам, к собраниям его сочинений. 
Слава Богу, что он успел написать всё это!

Архитектор по своему образованию, зодчий поэзии, Мастер своего дела,  Андрей Вознесенский построил из своих книг Храм своей Поэзии, непривычный, авангардный и великолепный, как Храм Гауди в Барселоне, со своими молитвами в нём, со своими песнопениями, со своим иконостасом и со своими колоколами и звонами.

У меня хранится долгоиграющая пластинка с голосом Андрея Вознесенского, которую когда-то выпустила фирма «Мелодия». Вознесенский читает там свои стихи «Васильки Шагала» («Небом единым жив человек!») и другие свои стихи,  он читает их так, как читал когда-то в Политехническом музее и в Лужниках, «во весь голос» (я видела, то есть слышала это по телевидению и по радио). Я всегда восхищалась манерой, с какой Вознесенский читал свои стихи, и всегда восхищалась его голосом. И этот самый голос он в 2000-е годы стал терять и в конце концов потерял. И говорил уже шёпотом и полушёпотом, даже когда выступал у микрофона, а потом уже и шёпотом и полушёпотом не мог говорить. Вот трагедия так трагедия для поэта, да ещё такого публичного, медийного, как Андрей Вознесенский. И при этом он ещё шутил: «Я слишком много и слишком громко кричал в своей жизни, и вот посадил свои связки…» Он написал стихи «Теряю голос…»:

Голос теряю. Теперь не про нас
Гостелерадио.
Врач мой испуган. Ликует Парнас.
Голос теряю…  (…)

Ржёт вся страна, потеряв всю страну.
Я ж - только голос. (…)

Но в своих стихах он этот свой голос не потерял, а даже обрёл ещё более сильный голос, который - даже на тихой громкости - доходит до всех уголков твоей души и переворачивает всю твою душу, даже когда поэт говорит одними губами, и даже когда он говорит молча. Голос поэта перешёл в его «текст», и сам поэт «превратился в текст», в нематериальную субстанцию, воплотил себя и свою душу в своих стихах. И встал всеми своими томами на полку Вечности с классиками поэзии всех времён и народов, как наше «национальное достояние».       

27 - 28 и 29 апреля 2013 г.,
Москва

Нина Краснова

Стихи, посвящённые Андрею Вознесенскому при его жизни

АНДРЕЮ ВОЗНЕСЕНСКОМУ

Я Есенина люблю за всё ЕСЕНИНСКОЕ,
Вознесенского люблю за вознЕСЕНИНСКОЕ.

Вознесенский - новотворец, гений сущий.
Вознесенский - воз-несенский, воз несущий,
Миру воз поэзии несущий.

Он идёт своей дорогой - не есенинской,
Он идёт своей дорогой - вознесенинской,

Вместе с музами, за крылышки ведомыми,
С чемоданами метафор, с видиомами,

С золотым на голове своей венцом,
И - не избалованный винцом.

Был такой Есенин - весь ЕСЕНИСТЫЙ,
Ну а Вознесенский - вознЕСЕНИСТЫЙ!

Сквозь асфальт пробился он, пророс,
Бросил миру миллионы «алых роз».

Как сказал поэт известный энский,
Вознесенский - это Вознесенский!

“Наша улица” №162 (5) май 2013