Платон Беседин родился 2 июля 1985 года. Окончил Севастопольский Технический Университет. Публиковался в журналах и газетах, среди которых «Крещатик», «Зарубежные задворки», «Флорида», «Новая реальность», «Литературная газета» и др., в сборниках прозы и литературных альманахах (Россия, Украина, Германия, США). В "Нашей улице" публикуется с №139 (6) июнь 2011
Платон
Беседин
ИЗБРАННИК
рассказ
Ткаченко
заперся в туалете, достал шкалик водки. Залпом выпил, закусив ириской.
Выкинул тару в пластиковое ведро. Постоял, слушая, как капает вода из
протекающего крана. На белом кафеле образовалось ржавое пятно, по
форме, напоминающее родимое на лбу Горбачёва. Ткаченко расстегнул
ширинку и, игнорируя унитаз, помочился в раковину. Застегнулся, вышел.
Прошёл в конец длинного коридора. На стенах - чёрно-белые фотографии, карты, детали. Вышел во двор. Закурил, рассматривая клёны и цветочные клумбы.
Вспомнились школьные годы, когда, пуская по кругу, пили портвейн и закуривали папиросой. Школу Ткаченко любил, потому что можно было доносить на товарищей. Он писал доносы своим округлым, крупным почерком в клетчатой тетради с таблицей умножения на заднике. Это приносило ему не меньшее удовольствие, чем отрывать кузнечикам лапки и жарить их на костре.
Ткаченко швырнул окурок в розовую клумбу, достал поцарапанный орехокол “Nokia”. Щурясь в мутно-зелёный экран, нашёл запись «Вениам. Степан. цех», дал вызов.
- Алло! – раздался раздражённый женский голос.
- Привет, Галочка. Неплохо бы встретиться.
- Пил?
- Нет.
- Не будешь?
- Не буду.
- Смотри, чтобы не как в прошлый раз, - голос стал добрее, - ещё не хватает, чтобы всякие руки распускали. Мне и мужа достаточно.
- Давай только без всяких.
- В семь?
- В семь, - согласился Ткаченко. – И ты там, это, в общем, оденься, как мне нравится…
Раздался смешок, экран погас. Предстояла хорошая пятница. Пятница-развратница.
Ткаченко вернулся в здание завода. Скрипя линолеумом, прошёл в испытательную лабораторию. Открыл сетку генератора высокого напряжения. Заземлил. Подсоединил клеммы к торчащим, будто соски, контактам переключателя. Проверил. Снял заземление. Вернулся в лабораторию, дал 5000 вольт, глядя, как за прозрачным стеклом ходят поршни вакуумного переключателя. По осциллографу снял показания, вбил их в OrCad.
Дальше Ткаченко решил не суетиться, здраво рассудив, что начальства всё равно нет на месте. Закрыл дверь в лабораторию, спрятался в подсобке. Достал банку пива, расстелил грязно-зелёный брезент. Устроился на нём. Пил пиво, листал пожелтевшую газету «Ещё». Кто-то принёс её на завод больше десяти лет назад, а выкинуть так никто и не решился.
В 17.50 Ткаченко допил пиво, сложил казённую канцелярию в свой портфель (надо было в поликлинике рассчитаться за осмотр) и, выключив общее питание, засобирался домой. На проходной расщедрился, пожелав охранникам хороших выходных.
Вышел из здания, прошёл по аллее, по обе стороны которой, как курсантики, вытянулись тополи, свернул на асфальтированную площадку с двумя одиноко торчащими железобетонными столбиками в форме буквы «т». Огляделся, набрал номер.
- Слушаю.
- Это Ткаченко.
- Да?
- Пять штук будет завтра днём. В два часа на пустыре.
- Будем. До встречи.
Ткаченко ещё раз огляделся. Вроде бы не в первый раз, но всё равно на нервах. Постоял немного, рассматривая пробивающиеся сквозь зелень бутонов фиолетовые, розовые и жёлтые цветы. Такие он любил рвать в детстве. Между нежными лепестками торчал мохнатый пестик, похожий на миниатюрный кукурузный початок. Его можно было растирать пальцами, и они потом долго пахли чем-то терпким и приятным.
Значит, завтра в два. Хорошо, пока нет проверок, пока на складе свой человек, можно воровать и торговать переключателями.
Ткаченко вернулся на аллею, позвонил жене.
- Привет. Слушай, нас опять задерживают.
- Как? Опять?
Ткаченко вспомнил, что лучшая атака – это нападение.
– А чего так недовольно? Или оно мне надо? Горбатиться как проклятый? Надо оно мне? Я тебя спрашиваю!
- Да чего ты?
- Всё, до связи.
Ткаченко спрятал телефон и, заметив на стволе тополя лист бумаги, остановился. Видно было только «Помогите!!!». Ткаченко подошёл ближе, прочёл: «18 мая в Дарницком районе был жестоко избит 21-летний парень Егор Борзенков. Сейчас он находится в коме. Просим всех неравнодушных людей откликнуться…» Дальше шло обращение с просьбой о помощи, контакты и расчётный счёт.
- Пишут всякое, - Ткаченко сорвал объявление и швырнул его на землю.
Двинулся дальше, прошёл коробки жилых домов. На нижних этажах расположились магазины с аляповатыми вывесками. Рядом с ними из окаменевшей земли торчали чахлые деревья, похожие на растопыренные куриные лапки.
На автобусной остановке Ткаченко, по обыкновению зашёл в кафетерий «Вишенка». Миновал две картонные коробки с мусором и посетителей, расположившихся за бледно-голубыми столиками на длинных металлических ножках. Те пили, орали и стряхивали пепел в консервные банки. Ткаченко здесь хорошо знали. С ним здоровались, но он шёл, будто попал сюда в первый раз, по ошибке.
За стойкой, обшитой фанерой, заставленной бледными котлетами, болотными огурцами и взопревшими под плёнкой бутербродами, жировыми дюнами нависала Машка-Айсберг. Виднелась лишь её меньшая часть. Ткаченко заказал сто грамм водки «Казацкая слеза» и бутерброд с салом. Стал искать пустой столик – все оказались заняты. Ткаченко выбрал тот, за которым посетители выглядели наиболее прилично, и, присев, закурил сигарету.
Когда Ткаченко выпил и принялся за бутерброд, один из мужчин, лысый, вытащил фотографию. Посмотрел на неё и кивнул. Второй мужчина, блондин, вежливо произнёс:
- Ткаченко? Виктор Данилович?
- Простите? – от неожиданности поперхнулся Ткаченко.
- Ткаченко? – вопрос прозвучал менее любезно.
- Что такое?
Лысый улыбнулся. Блондин полез в карман и вытащил раскрытое удостоверение. Тихо сказал:
- Пошли.
- Простите? – вновь тупо повторил Ткаченко.
- Не простим, - осклабился лысый, а блондин выдохнул:
- Ты тупой что ли, Виктор Данилович? Топай ножками, а будешь выё…
Ткаченко выё… не стал и пошёл за незнакомцами. Лысый шёл вперёд, блондин сзади - получился кортеж. Ткаченко стало страшно.
Вышли из «Вишенки». Прошли через зелёную лужайку, заваленную пластиковыми и стеклянными бутылками. Подошли к чёрному джипу «Шевроле», припаркованному возле кирпичной стены. Лысый открыл двери. Блондин бросил:
- Садись.
Ткаченко сел на заднее сиденье, блондин устроился рядом.
Джип тронулся. До Ткаченко, к которому вернулась способность соображать, дошло, что дело в вакуумных переключателях, которые он воровал с завода. Его нашли и хотят наказать. Ткаченко вздрогнул, покрылся испариной.
- Чего напрягся, Виктор Данилович? – улыбнулся блондин.
- Кто? – не понял Ткаченко, от страха стуча зубами.
- Ты, - сказал блондин. И уже лысому. – Тупой, как для избранника.
- Ничего, это он от неожиданности. Хорошо, хоть в штаны не наложил.
Джип мчался по проспекту Бажана. Ткаченко смотрел на Днепр, набережную. Вспомнились фильмы про гангстеров, в которых провинившихся ставили в ведро, заливали в бетон и пускали на дно. Проехали сияющий металлом и пластиком торговый центр «Материк», похожий на упавший дирижабль барак с огромным баннером «Посольство Божье», новые высотные здания с кроссвордом горящих окон.
Ткаченко не выдержал и через силу, задыхаясь от страха, потея, дрожа, спросил:
- Вы кто?
- Избиратели, - улыбнулся блондин и всадил Ткаченко в шею шприц.
Очнулся Ткаченко от того, что чесалось всё тело. Лысого и блондина уже не было. Джипа тоже. Была только люминесцентная лампа, бьющая в глаза светом. Ткаченко хотел почесаться, но не смог. Руки не двигались. Он попытался поднять голову, но тщетно. Опустил глаза вниз. Он лежал в чём-то белом и просторном, похожем на балахон. Его руки были блокированы двумя металлическими скобами.
- Очнулись, - вдруг откуда-то сбоку раздался голос.
Ткаченко хотел ответить, но не смог, а голос продолжал:
- Слушайте меня внимательно, Виктор Данилович. Перебивать не рекомендую. Да вы и не сможете. Буду отвечать на ваши вопросы. Думаю, их легко предугадать. Итак, где? Вы находитесь в центральном избирательном комитете. Кто? Мы те, кто проводит выборы. Мы избиратели. Вы были одним из кандидатов. Так получилось, что вас выбрали. Как? Дело в том, что работа государственного лидера ужасна, износ колоссален. И если тело мы ещё можем как-то поддерживать, то мозг изнашивается моментально. Хватает, знаете ли, на год-два. Поэтому нам нужны доноры. Ваш психотип оптимален.
Голос сделал паузу и подытожил:
- Теперь я вколю вам сыворотку, Виктор Данилович, и вы можете задать мне три вопроса.
Ткаченко рванул на себя руки и заорал:
- Это Селиванов с гальваники спёр ваши выключатели! Я ни при чём! Пустите!
- Зря вы так орёте. Вас ведь избрали.
- Какого чёрта? Меня никто не избирал!
- Мы вас избрали. Я рекомендую вам не орать, потому что криком вы ничего не добьётесь, - спокойно продолжал голос, - только возбудитесь, а это может негативно сказаться на ходе операции…
- Какая к чёрту операция?
- Я же говорил – по имплантации мозга. – Удивился голос. - Виктор Данилович, вы уже задали больше трёх вопросов. Пойду вам навстречу – дам право на ещё один вопрос.
Ткаченко открыл рот, чтобы заорать, но замер. Голос не шутил. Происходящее было реально. Что толку спорить? Сопротивление, как говорится в плохих фильмах, бесполезно. Нужно понять главное.
- Я могу отказаться? – спросил Ткаченко.
- Теоретически да. Правда, отказ … хм, ну вы понимаете. Но, собственно, чего отказываться? Ведь такая возможность! Тысячи людей мечтают о такой должности.
- Но я могу не справиться…
- Всё куда проще, чем вы думаете. Главное, помнить: что внизу, то и наверху. Согласны? У нас, правда, мало времени.
- Да, - прошептал Ткаченко и погрузился во тьму.
Он очнулся от того, что кто-то говорил рядом. Кажется, женский и мужской голоса. Женщина произнесла:
- Надо избавиться от Фишбейна. Он разучился оперировать. Он изуродовал избраннику лицо.
- Так даже лучше, - ответил мужчина. – Скажем, что было покушение. Будем давить на жалость.
Женщина пропела:
- Happy birthday, dear mister president, happy birthday to you...
Прошёл в конец длинного коридора. На стенах - чёрно-белые фотографии, карты, детали. Вышел во двор. Закурил, рассматривая клёны и цветочные клумбы.
Вспомнились школьные годы, когда, пуская по кругу, пили портвейн и закуривали папиросой. Школу Ткаченко любил, потому что можно было доносить на товарищей. Он писал доносы своим округлым, крупным почерком в клетчатой тетради с таблицей умножения на заднике. Это приносило ему не меньшее удовольствие, чем отрывать кузнечикам лапки и жарить их на костре.
Ткаченко швырнул окурок в розовую клумбу, достал поцарапанный орехокол “Nokia”. Щурясь в мутно-зелёный экран, нашёл запись «Вениам. Степан. цех», дал вызов.
- Алло! – раздался раздражённый женский голос.
- Привет, Галочка. Неплохо бы встретиться.
- Пил?
- Нет.
- Не будешь?
- Не буду.
- Смотри, чтобы не как в прошлый раз, - голос стал добрее, - ещё не хватает, чтобы всякие руки распускали. Мне и мужа достаточно.
- Давай только без всяких.
- В семь?
- В семь, - согласился Ткаченко. – И ты там, это, в общем, оденься, как мне нравится…
Раздался смешок, экран погас. Предстояла хорошая пятница. Пятница-развратница.
Ткаченко вернулся в здание завода. Скрипя линолеумом, прошёл в испытательную лабораторию. Открыл сетку генератора высокого напряжения. Заземлил. Подсоединил клеммы к торчащим, будто соски, контактам переключателя. Проверил. Снял заземление. Вернулся в лабораторию, дал 5000 вольт, глядя, как за прозрачным стеклом ходят поршни вакуумного переключателя. По осциллографу снял показания, вбил их в OrCad.
Дальше Ткаченко решил не суетиться, здраво рассудив, что начальства всё равно нет на месте. Закрыл дверь в лабораторию, спрятался в подсобке. Достал банку пива, расстелил грязно-зелёный брезент. Устроился на нём. Пил пиво, листал пожелтевшую газету «Ещё». Кто-то принёс её на завод больше десяти лет назад, а выкинуть так никто и не решился.
В 17.50 Ткаченко допил пиво, сложил казённую канцелярию в свой портфель (надо было в поликлинике рассчитаться за осмотр) и, выключив общее питание, засобирался домой. На проходной расщедрился, пожелав охранникам хороших выходных.
Вышел из здания, прошёл по аллее, по обе стороны которой, как курсантики, вытянулись тополи, свернул на асфальтированную площадку с двумя одиноко торчащими железобетонными столбиками в форме буквы «т». Огляделся, набрал номер.
- Слушаю.
- Это Ткаченко.
- Да?
- Пять штук будет завтра днём. В два часа на пустыре.
- Будем. До встречи.
Ткаченко ещё раз огляделся. Вроде бы не в первый раз, но всё равно на нервах. Постоял немного, рассматривая пробивающиеся сквозь зелень бутонов фиолетовые, розовые и жёлтые цветы. Такие он любил рвать в детстве. Между нежными лепестками торчал мохнатый пестик, похожий на миниатюрный кукурузный початок. Его можно было растирать пальцами, и они потом долго пахли чем-то терпким и приятным.
Значит, завтра в два. Хорошо, пока нет проверок, пока на складе свой человек, можно воровать и торговать переключателями.
Ткаченко вернулся на аллею, позвонил жене.
- Привет. Слушай, нас опять задерживают.
- Как? Опять?
Ткаченко вспомнил, что лучшая атака – это нападение.
– А чего так недовольно? Или оно мне надо? Горбатиться как проклятый? Надо оно мне? Я тебя спрашиваю!
- Да чего ты?
- Всё, до связи.
Ткаченко спрятал телефон и, заметив на стволе тополя лист бумаги, остановился. Видно было только «Помогите!!!». Ткаченко подошёл ближе, прочёл: «18 мая в Дарницком районе был жестоко избит 21-летний парень Егор Борзенков. Сейчас он находится в коме. Просим всех неравнодушных людей откликнуться…» Дальше шло обращение с просьбой о помощи, контакты и расчётный счёт.
- Пишут всякое, - Ткаченко сорвал объявление и швырнул его на землю.
Двинулся дальше, прошёл коробки жилых домов. На нижних этажах расположились магазины с аляповатыми вывесками. Рядом с ними из окаменевшей земли торчали чахлые деревья, похожие на растопыренные куриные лапки.
На автобусной остановке Ткаченко, по обыкновению зашёл в кафетерий «Вишенка». Миновал две картонные коробки с мусором и посетителей, расположившихся за бледно-голубыми столиками на длинных металлических ножках. Те пили, орали и стряхивали пепел в консервные банки. Ткаченко здесь хорошо знали. С ним здоровались, но он шёл, будто попал сюда в первый раз, по ошибке.
За стойкой, обшитой фанерой, заставленной бледными котлетами, болотными огурцами и взопревшими под плёнкой бутербродами, жировыми дюнами нависала Машка-Айсберг. Виднелась лишь её меньшая часть. Ткаченко заказал сто грамм водки «Казацкая слеза» и бутерброд с салом. Стал искать пустой столик – все оказались заняты. Ткаченко выбрал тот, за которым посетители выглядели наиболее прилично, и, присев, закурил сигарету.
Когда Ткаченко выпил и принялся за бутерброд, один из мужчин, лысый, вытащил фотографию. Посмотрел на неё и кивнул. Второй мужчина, блондин, вежливо произнёс:
- Ткаченко? Виктор Данилович?
- Простите? – от неожиданности поперхнулся Ткаченко.
- Ткаченко? – вопрос прозвучал менее любезно.
- Что такое?
Лысый улыбнулся. Блондин полез в карман и вытащил раскрытое удостоверение. Тихо сказал:
- Пошли.
- Простите? – вновь тупо повторил Ткаченко.
- Не простим, - осклабился лысый, а блондин выдохнул:
- Ты тупой что ли, Виктор Данилович? Топай ножками, а будешь выё…
Ткаченко выё… не стал и пошёл за незнакомцами. Лысый шёл вперёд, блондин сзади - получился кортеж. Ткаченко стало страшно.
Вышли из «Вишенки». Прошли через зелёную лужайку, заваленную пластиковыми и стеклянными бутылками. Подошли к чёрному джипу «Шевроле», припаркованному возле кирпичной стены. Лысый открыл двери. Блондин бросил:
- Садись.
Ткаченко сел на заднее сиденье, блондин устроился рядом.
Джип тронулся. До Ткаченко, к которому вернулась способность соображать, дошло, что дело в вакуумных переключателях, которые он воровал с завода. Его нашли и хотят наказать. Ткаченко вздрогнул, покрылся испариной.
- Чего напрягся, Виктор Данилович? – улыбнулся блондин.
- Кто? – не понял Ткаченко, от страха стуча зубами.
- Ты, - сказал блондин. И уже лысому. – Тупой, как для избранника.
- Ничего, это он от неожиданности. Хорошо, хоть в штаны не наложил.
Джип мчался по проспекту Бажана. Ткаченко смотрел на Днепр, набережную. Вспомнились фильмы про гангстеров, в которых провинившихся ставили в ведро, заливали в бетон и пускали на дно. Проехали сияющий металлом и пластиком торговый центр «Материк», похожий на упавший дирижабль барак с огромным баннером «Посольство Божье», новые высотные здания с кроссвордом горящих окон.
Ткаченко не выдержал и через силу, задыхаясь от страха, потея, дрожа, спросил:
- Вы кто?
- Избиратели, - улыбнулся блондин и всадил Ткаченко в шею шприц.
Очнулся Ткаченко от того, что чесалось всё тело. Лысого и блондина уже не было. Джипа тоже. Была только люминесцентная лампа, бьющая в глаза светом. Ткаченко хотел почесаться, но не смог. Руки не двигались. Он попытался поднять голову, но тщетно. Опустил глаза вниз. Он лежал в чём-то белом и просторном, похожем на балахон. Его руки были блокированы двумя металлическими скобами.
- Очнулись, - вдруг откуда-то сбоку раздался голос.
Ткаченко хотел ответить, но не смог, а голос продолжал:
- Слушайте меня внимательно, Виктор Данилович. Перебивать не рекомендую. Да вы и не сможете. Буду отвечать на ваши вопросы. Думаю, их легко предугадать. Итак, где? Вы находитесь в центральном избирательном комитете. Кто? Мы те, кто проводит выборы. Мы избиратели. Вы были одним из кандидатов. Так получилось, что вас выбрали. Как? Дело в том, что работа государственного лидера ужасна, износ колоссален. И если тело мы ещё можем как-то поддерживать, то мозг изнашивается моментально. Хватает, знаете ли, на год-два. Поэтому нам нужны доноры. Ваш психотип оптимален.
Голос сделал паузу и подытожил:
- Теперь я вколю вам сыворотку, Виктор Данилович, и вы можете задать мне три вопроса.
Ткаченко рванул на себя руки и заорал:
- Это Селиванов с гальваники спёр ваши выключатели! Я ни при чём! Пустите!
- Зря вы так орёте. Вас ведь избрали.
- Какого чёрта? Меня никто не избирал!
- Мы вас избрали. Я рекомендую вам не орать, потому что криком вы ничего не добьётесь, - спокойно продолжал голос, - только возбудитесь, а это может негативно сказаться на ходе операции…
- Какая к чёрту операция?
- Я же говорил – по имплантации мозга. – Удивился голос. - Виктор Данилович, вы уже задали больше трёх вопросов. Пойду вам навстречу – дам право на ещё один вопрос.
Ткаченко открыл рот, чтобы заорать, но замер. Голос не шутил. Происходящее было реально. Что толку спорить? Сопротивление, как говорится в плохих фильмах, бесполезно. Нужно понять главное.
- Я могу отказаться? – спросил Ткаченко.
- Теоретически да. Правда, отказ … хм, ну вы понимаете. Но, собственно, чего отказываться? Ведь такая возможность! Тысячи людей мечтают о такой должности.
- Но я могу не справиться…
- Всё куда проще, чем вы думаете. Главное, помнить: что внизу, то и наверху. Согласны? У нас, правда, мало времени.
- Да, - прошептал Ткаченко и погрузился во тьму.
Он очнулся от того, что кто-то говорил рядом. Кажется, женский и мужской голоса. Женщина произнесла:
- Надо избавиться от Фишбейна. Он разучился оперировать. Он изуродовал избраннику лицо.
- Так даже лучше, - ответил мужчина. – Скажем, что было покушение. Будем давить на жалость.
Женщина пропела:
- Happy birthday, dear mister president, happy birthday to you...
Киев
“Наша улица” №149 (4) апрель
2012
