Нина Краснова
ГЕРОИЧЕСКИЕ СИМФОНИИ В САДАХ ГЕНИЯ
(О повестях Юрия Кувалдина 5-го тома)
“Ворона” - это повесть эпохи послеперестроечных реформ, об интеллигенции, которая совершенно не приспособлена к этим реформам и не может жить ни по-старому, когда она была более или менее защищена государством, ни по-новому, когда она оказалась никем не защищенной и как бы выброшенной государством за борт и должна приспосабливаться к условиям нового времени и проявлять какую-то свою инициативу и предприимчивость, чтобы выжить.
Герои повести делятся на две группы. Первая группа - это люди старого поколения, старые русские, которые потеряли свое место в жизни: старый киноартист, тезка Пушкина в квадрате Александр Сергеевич, который “всю жизнь играл в эпизодах, но... играл генералов”, а не кого-нибудь, потому что у него “фактура генеральская”, актриса Ильинская, тоже из старых, подруга Александра Сергеевича, которая “всю жизнь мечтала сыграть Заречную”, а играла горничных, но все же держалась на плаву, бывший экономист Соловьев, который когда-то работал в НИИ, ничего не делал там, только создавал имитацию активного труда на благо науки и за это исправно получал зарплату, а когда все НИИ упразднились, он оказался на улице без средств к существованию, и бывший врач кремлевской больницы Алексей, который, наверное, хороший специалист, но не может принести пользу человечеству, вылечить его от болезней, потому что и сам себя-то, свою больную ногу вылечить не может и в течение всей повести хромает и прихрамывает на эту самую ногу... Вторая группа - это люди нового поколения, но не новые русские, а молодые литераторы Миша и Маша, которые составляют между собой диссонансную рифму и которые еще не нашли своего места в жизни: Миша “писал рассказы, хотел быть знаменитым, искал славы”, но рассказы его никто не печатал, а Маша - тоже что-то писала, какие-то манерные и заумные вещи в духе а-ля постмодерна и “вовсю печаталась и переводила каких-то англичан, даже в Лондоне побывала”... Всех этих героев прибило волной океана жизни к владельцу инвестиционного фонда Абдуллаеву, лицу “кавказской национальности”, новому русскому. Ему всего двадцать пять лет, но он уже сумел встать на ноги и найти свое место под солнцем и живет даже лучше, чем некий титулованный советский писатель Н., которому когда-то принадлежал большой парк с домом. Абдуллаев выкупил у него этот парк и построил там на месте старого дома “трехэтажный коттедж по американскому проекту, с застекленной, как витрина супермаркета, террасой, с которой открывался роскошный вид на реку”. Этот самый Абдуллаев взял всех героев под свое крыло и содержит их всех. Он ухаживает за Машей. Но Маша пока не спит с ним. Симпатизирующий ей Миша занимается рекламой фонда и получает за это пятьсот долларов в месяц. А остальные просто значатся в фирме шефа, как “мертвые души”. И все они живут в его доме, “на всем готовом”, некоей интеллектуальной коммуной (хотя у всех есть свои квартиры, а врачу Абдуллаев даже купил новую). И с утра до ночи все общаются между собой (это для них самое главное - счастье человеческого общения), беседуют на самые разные темы, от высоких до приземленных, философствуют... гуляют по парку, сидят на скамеечках, поливают из лейки пионы на газонах, ловят рыбу в реке, жарят и едят шашлыки на свежем воздухе, пьют чай, едят арбуз, “шоколадное желе с измельченным миндалем”, “клюквенный кисель с мороженым”... Словом, живут припеваючи, как в раю, у Христа за пазухой, как на некоем необитаемом острове, на земле обетованной, как в некоем, не Сухумском, не Окском, а в Абдуллаевском заповеднике, в “мирке”, который создал им Абдуллаев, или как в программе ТНТ “Дом-2”, и где, кроме них, никого нет.
Вся повесть - это виртуозная высокохудожественная литературная пародия на пьесу Чехова “Чайка”, реминисценция “Чайки”. О чем говорит само название повести - “Ворона” - как противопоставление белой птице Чехова, противопосталение русской классике, как ее альтернатива.
“Миша, вы знаете, что вороны и чайки - это одно и то же?” - спрашивает Ильинская Мишу...
Нина Красновa "Героические симфонии в садах гения"
