четверг, 17 марта 2011 г.

А потом сидел в служебной милицейской машине

Виктор Николаевич Бычков-Алтайский о себе: "Родился в Белоруссии 29 ноября 1953 года. Как себя помню, меня окружали люди, что вынесли все тяготы и лишения страшной войны, которая дважды прокатилась по моей родной деревне Филиппковичи, что в Гомельской области: туда и обратно. Край лесов и болот, партизанский край. Все разговоры взрослых - о войне. Мы с детства впитывали в себя рассказы партизан, живых участников тех событий, неимоверно гордились ими, и страшно сожалели, что война закончилась без нашего участия. Уж мы бы! Достаточно сказать, что я в восьми-десятилетнем возрасте играл со сверстниками в войну с настоящей винтовкой-трёхлинейкой, правда - без затвора. Из моей семьи в войне участвовало пять человек. Вернулись трое. Мама, бабушка, четверо двоюродных братьев и сестёр прошли через концлагерь.
И я выбрал профессию военного: закончил военное училище на Украине. Служил в различных гарнизонах Союза, был в Афганистане в Кандагаре. Попутно учился на заочном отделении Волгоградского педагогического университета - факультет иностранных языков - немецкий язык. После развала СССР и Советской Армии уволился, остался жить на Алтае в городе Барнауле.
Сожалею, сильно сожалею, что писать начал поздно, хотя рука, душа зудели душа зудели очень давно, ещё с курсантских времён, но что-то удерживало, не давало. Казалось, стыдно, как это я - и вдруг пишу? Вдруг смеяться будут? А тут взяло и прорвало. Уж, не обессудьте!
Прекрасная семья, две взрослые дочери, жена, изумительный внук. Наверное, не лучше и не хуже, чем у других.
Сейчас готовится к выходу книга в одном из Барнаульских издательств - роман в двух частях "Везунчик": взгляд на Великую Отечественную войну глазами предателя-полицая। Есть детские сказки, цикл детских рассказов, повести, серия "взрослых" рассказов. Публиковался в местной и региональной прессе".

Виктор Бычков-Алтайский

СУД

рассказ

Его вызвали в суд. Обыкновенный российский районный мировой суд, где будет рассматриваться дело о его административном правонарушении. Мирить, значит, будут. Хотя он ни с кем не ссорился, что бы мириться. Он просто доказывал, что не превышал скорость, когда ехал из деревни в город. Он просто ехал. И всё!
Жена сидела рядом, говорили ни о чём. Перед мостом на огромной скорости его несчастные «Жигули» обошёл такой же огромный, блестящий и чёрный, весь тонированный, как и жизнь хозяина, джип. Волна воздуха от пролетевшего мимо джипа слегка качнула старенькую «копейку».
- Живут же люди! – хотел он восхититься и машиной и хозяином, но не тут-то было: откуда-то появившийся гаишник с радаром в руке чуть ли не бросился ему под колёса, требуя остановиться.
- Ой, отец! – испуганно воскликнула жена. – За что?
Она всегда пугалась, теряла самообладание при встрече с нестандартными ситуациями, хамством, гадостями, злодеями, старалась всем уступить дорогу, место. Это только с ним, мужем своим, она была сама кремень, гранит, истина в последней инстанции, носительница и хранительница жёсткого, тяжёлого и всегда правого каблука. А тут вдруг такая гадо… гаишник то есть, под колёса бросился, вот она и стушевалась, заволновалась, затряслась вся, мгновенно обвинив его, мужа, в нарушении правил. Ей было так привычней, легче, и он всегда прощал такую слабость жене.
- Просила же тебя, дурак старый, не гони, не лихачь! – успела ещё зашипеть на него, даже треснула по привычке по плечу, как уже рядом стоял сытенький, с лоснящимися щёчками, страж безопасности дорожного движения.
- Инспектор Гаи лейтенант Гооооооов, - представился милиционер, как-то странно скомкав, проокав свою фамилию, что он не расслышал, а переспрашивать постеснялся. – Ваши документы, - на этот раз произнёс внятно.
Сказать, что он в тот момент волновался, будет правдой, но не полной. Лёгкое волнение присутствовало всё же, но так, чуть-чуть, для встряски тонуса, не более того.
- Прошу, - протянул лейтенанту целлофановый одноразовый пакет, в котором у него заранее были сложены все документы на машину, включая и страховой полис.
- Почему нарушаем, гражданин Павлов Иван Никитич? – милиционер сунул ему в лицо экраном радара.
- О-о-го! – цифра в сто тридцать пять километров повергла его в шок. – Да-да-да она с детства так не бегала, - жалко, заикаясь, залепетал он. – Даже когда новой была.
Оказывается, он тоже, как и жена, тушевался перед разными твар…., нет, перед несправедливостью. А он-то думал о себе ого-го! Странно.
- Не хорошо, гражданин. Уже в возрасте, а врёте.
Ему в тот момент и на самом деле стало нехорошо. Закололо что-то в груди, но, слава Богу, так же быстро и отпустило.
- Как вы смеете меня обличать во лжи? – всё-таки пожизненный учитель русского языка и литературы – это уже не профессия, это диагноз. – Я не п-п-позволю!
- Рассчитываться будете на месте, или квитанцию выписать? – удивительно, но страж порядка не стал вступать в полемику, что несколько удивило и озадачило его. – Попрошу выйти из машины и пройти со мной, - потребовал милиционер.
Он где-то когда-то мельком читал, что водитель вправе не покидать машину в таких случаях, но выработанная, вышколенная, вдолбленная с младых ногтей исполнительность буквально выкинула его из-за руля. Стыдно осознавать, но в его поведении в тот момент присутствовало и подобострастие, и имел место быть элемент угодливости. Это потом он проанализирует своё поведение, и покраснеет за себя.
А потом сидел в служебной милицейской машине, ждал, пока напишут протокол об административном правонарушении.
- Подпишитесь, - милиционер теперь уже сунул к носу Ивана Никитича казённый бланк. – По своей глупости будете потом бегать по почтам, отправлять штраф. А могли бы рассчитаться на месте, и на половину сэкономили бы денег.
- Но я не нарушал! – произнес тогда шёпотом, а хотелось кричать, орать благим матом, да так, что бы весь мир содрогнулся.
И опять что-то вступило в грудь, закололо. И снова быстренько исчезло, перестало.
Он держал в руках протокол, и по привычке стразу же нашёл кучу грамматических ошибок. «Грождонин», «привысил».
- Я не могу подписать такой горе-документ, - всё же в нём что-то взыграло. – Это ошибка, и здесь ошибки.
Откуда-то появилась решимость, принципиальность, хотелось спорить, защищать справедливость, исправить ошибки, и не только грамматические. Он был уверен, твёрдо уверен, что скорость джипа, зафиксированная радаром, была предъявлена ему, ехавшему на стареньких «Жигулях», которые могут её развить разве что, если их спустить с горы, предварительно сильно подтолкнув.
- Это же абсурд, уважаемый! Это же очевидно, как божий день! – он ещё что лепетал жалкое в своё оправдание, но его уже не слушали.
Протокол не подписал, лейтенант остановил два водителя, те подписались, как свидетели его отказа ставить подпись.
Потом к нему в почтовый ящик пришли квитанция, и постановление об уплате штрафа в размере четырёхсот пятидесяти рублей за превышение скорости на сорок пять километров.
Жена всплакнула, но к казённой бумаге отнеслась трепетно, вручив ему деньги, пятьсот рублей одной купюрой, благо, вчера давали пенсию, не забыв лишний раз упрекнуть его в слюнтяйстве, и ещё в чём-то, о чём он забыл сразу же и без сожаления.
Забрав деньги и бумажки, направился прямиком в районную прокуратуру с единственной мыслью о торжестве справедливости.
И вот сейчас он ждал суда.
Но суд не начинался, хотя время, обозначенное в повестке, уже давно истекло. Ни стульев, ни скамеек в коридоре здания районного суда не было, и никто не предложил ему сесть, отдохнуть. Налитые от длительного стояния ноги превратились в некие колоды, которые уже не держали его плоть, мучила жажда, угнетало состояния бесплодного ожидания.
- Скажите, - после длительных раздумий и сомнений всё же обратился в канцелярию суда к молоденькой секретарше. – Почему меня, законопослушного гражданина наказывают пыткой в доме правосудия? Почему вовремя не начинается суд? Я устал. Я что, уже наказан?
Он не заметил, как в кабинет вошла ухоженная, холёная молодая женщина лет тридцати.
- Вы почему нарушаете порядок? Почему грубите? – он еще успел отметить, как не гармонирует внешний вид женщины с её словами и тоном, произносящим эти слова.
- П-простите, - в очередной раз залебезил он, и в очередной раз люто возненавидел себя.
- Ждите. Вас вызовут, - приказали ему, и он безропотно подчинился, с трудом переставил ноги-тумбы из канцелярии снова в коридор, и остался там стоять на них, ждать.
Он не удивился, когда место судьи заняла та красивая, холёная и ухоженная женщина. Напротив, ему стало стыдно, неудобно за свой старенький, вылинявший, ещё преподавал в нём в школе уроки, костюм; за те неудобства, что он причиняет такой элегантной даме своим жалким иском к инспектору ГАИ; заставляет её заниматься таким ничтожным человеком как он, отвлекает её от каких-то важных, неотложных дел.
На стуле сбоку тут же в зале сидел тот же лейтенант, но уже без радара, с лёгкой, всепонимающей улыбкой на лице.
«Интересно, - думал он, разглядывая судью. – Если снять с неё мантию, надеть бальное платье, она смогла бы быть королевой бала? Что бы дуэли из-за неё? – решил, что дуэли были бы непременно. Мужики падки на красивое».
- В иске отказать, - вынесла вердикт красивая судья.
Мир рухнул, полетел в тартарары, опять закололо пронзительной резкой болью в груди, но и снова отпустило. Заставил себя подняться, пойти, на ходу соображая, решая неразрешимую для него задачу.
«Могут или нет гармонировать, сочетаться красота и несправедливость? Если да, то можно ли жить в таком несовершенном мире?», - додумать не успел, как его нагнал тот самый инспектор.
-Тебе говорили платить сразу, ты не захотел, - довольная улыбка всё так же висела на лоснящемся лице. – Дураков учат. В другой раз будешь умнее.
Он не ожидал от себя такой прыти. Не размахиваясь, сильно нанёс удар кулаком снизу в подбородок лейтенанту. Тот мешком рухнул на крашеный пол коридора в здании правосудия.
- Хорошо! - вытянув руки под наручники, довольно улыбался Иван Никитич. - Хорошо!

Барнаул

“Наша улица” №129 (8) август 2010