Ни что так не действует на меня как бесконечно текущая река слов в хорошем художественном тексте, исполненном рукой мастера, когда маленький морской пароходик на малом ходу проходил в Золотые ворота, которые некогда зарисовал Пушкин, проплывая мимо малоинтересного для него Кара-Дага, направляясь с полуострова Тамань, древнего Тмутараканского княжества в Юрзуф, чайки снялись с кормы и с диким гиканьем ринулись на вертикальную стену горы, где словно для них ветром и временем были выточены углубления и уступы, и, пока пароходик, минуя эти ворота, созданные из базальтовых пород безымянным ваятелем, сделал круг и вышел на морскую гладь, они вновь снялись, но уже со своих временных уступов и углублений, ринулись вниз и в одно мгновение настигли его, но не опускались на корму, а следовали по бортам и за кормою, где из-под работающего винта вскипала пена морской зеленоватой воды, и криками выпрашивали у пассажиров чего-нибудь съедобного, не очень надоедливо, но все же очень усердно и постоянно, а увидев летящий в воздух кусок семикопеечной булки, будто ждали, пока он наберет достаточную высоту, чтобы затем схватить его клювом на излете, опуститься на воду и, как утки, покачаться в люльке горько-соленой морской воды, слушая мелодии, срываемые ветром с репродукторов пароходика и растворяющиеся в солнце, воздухе, необыкновенно прозрачном в эти дневные часы, и далях горизонта, почти что неразличимого, ибо было не разобрать, где кончается море и начинается небо, впрочем, каждый человек, понимающий красоту, подпадает вольно или невольно под её влияние, мне же по душе, между нами говоря, текстовые периоды, в которых известное становится неизвестным и, в обратную сторону, неизвестное предстаёт вл всей красе явного, как будто я перехожу во времена зарождения письменности как таковой, по этой причине пронзительными кажутся наскальные сцены перехода неживого в живое, в тот недосягаемый непостижимый процесс превращения животного в человека, которого в различных ситуациях отличает созерцание.
Юрий КУВАЛДИН
