Вера Калмыкова
МАТЕРИЯ ТИШИНЫ
О творчестве художника Павла Шербаума
В
искусстве XX века тема тишины закреплена за Джорджо Моранди.
Категории художественного времени и пространства организуются сознанием, волей,
структурой личности художника, а она определяется характером дарования и опытом
его реализации. Дар, помимо прочего, есть способность видеть мир
недосотворённым, нащупывать в нём пустоты и заполнять их по мере сил. Порой
неоконченность творения мешают ощутить людские шумы, претендующие выглядеть
звуком; иногда претензии даже кажутся убедительными, и лишь по прошествии
времени становится понятно: нет, только шумело. Чтобы отделить творящую пустоту
от пустоты перенасыщенной, требуется тишина.
Не обязательно это «ноль звука». Скорее очень избирательное звучание в высокой
концентрации, настолько плотной, что кажется - материя исчезает, уничтожая саму
себя.
Моранди годами переставлял на одной и той же плоскости некоторое, очень
ограниченное количество предметов, добиваясь именно концентрации. Он знал, что,
как и чем должен заполнить, и делал свою работу.
Похоже, Павел Шербаум, углублённо работающий с материей тишины, тоже нашёл свой
пробел - или провал - в мироздании. Или эта лакуна нашла его: кто, собственно,
скажет точно? Недаром сам художник признаётся: «Бывает, что вы садитесь писать
то, что планировали, но в ходе работы задача меняется сама собой».
Очень частый ход Шербаума в графике последнего десятилетия - лишать
изображённый предмет части его облика, обрывая привычные в обыденности контуры.
Видимо, там, где стиральная доска, натуралистически-узнаваемо решённая ближе к
центральной части листа, вдруг растворилась на бумаге, упала в молоко листа,
словно утратив по забывчивости правый край, - и проходит граница той области,
которую художник интуитивно ощущает своей: там он может что-то добавить к
существующему, в действительный мир, а на шаг в сторону - уже нет, там бытие в
наличии. Подробности для Шербаума и будут тем самым шумом. Но он не рвёт абрис,
не искажает очертаний: они просто растворяются, не оставляя ощущения нужности,
и даже не домысливаются зрителем - зачем?
При этом на натюрморте всегда есть предмет, обычно маленький, воссозданный едва
ли не иллюзионистически. Полномочный представитель действительности, он
воспринимался бы натуралистически, но незанятая изображением часть листа
выводит его с поля, закреплённого за обманкой (тромплеем).
К этой манере Шербаум двигался постепенно, доступными художнику способами
нащупывая свою среду обитания. Графические работы 2000-х годов ещё совершенно
пространственны: плоскости заполнены, бумаге отведена служебная роль. Но прошло
сколько-то лет, и лист стал тем, чем и должен быть - изобразительным средством,
активным компонентом произведения. Художник говорит: «Хочу сохранить плоскость
листа, а не создать иллюзию настоящего пространства».
Присмотримся, однако, к колористическому решению произведений, созданных в
2000-е. Оно приближается к... цвету бумаги: акварельной, торшона или крафта, не
так важно. Важнее, что пейзаж с лодками или деревьями тяготеет к фактуре
графических средств куда в большей степени, чем к натуре.
Чего здесь нет - так это человеческого действия и уж тем более воздействия. Мир
явлений и предметов пребывает в покое, сам по себе, в лёгкой дремоте, забвении
своего утилитарного назначения. Его время - бесконечно длящееся сейчас,
безусловно недостижимое в практическом плане и открытое на листах.
Приглашённое к пребыванию «сейчас» у Шербаума длится и длится, пространство
выходит из него, как некогда Вселенная из мизерабельного сгустка материи.
