На снимке: Эмиль Сокольский в редакции журнала "НАША УЛИЦА" (2005).
Эмиль Александрович Сокольский родился 30 июля 1964 года в Ростове-на-Дону. Окончил геолого-географический факультет Ростовского государственного университета. Автор многочисленных публикаций об исторических местах России. Печатался в журналах "Московский журнал", "Аврора", "Слово", "Музыкальная жизнь", "Театральная жизнь", "Встреча", "Берегиня дома твоего", "Подъем", "Дон", "Научная мысль Кавказа", альманахах "Отечество" (Москва) и "Ковчег" (Ростов-на-Дону). В ежемесячном журнале современной русской литературы "НАША УЛИЦА" талант Эмиля Сокольского, как мастера художественного слова, реализуется с наибольшей полнотой.
Эмиль Сокольский
НОВОЕ - ВРАГ ОБЫЧНОГО
От "Современника" Пушкина - к "Нашей улице" Кувалдина
"На мой взгляд, сейчас не время толстых журналов", - обмолвился однажды Юрий Кувалдин лет десять назад, говоря о новых книгоиздателях, в кратчайшие сроки издающих книги - в то время как редакторы "толстых" периодических изданий, большей частью ленивые, амбициозные и забюрократизированные, действуют по старинке и подолгу мусолят рукописи. Тогда же и провозгласил: пусть никогда не останавливается книжный поток, даже и с литературой низкого качества, лишь бы в издательском деле оставались интеллектуалы - те, кто не боится идти против течения! К последним писатель с полным основанием относил, в первую очередь, себя - человека из разряда "подвижников, просветителей и сумасшедших" (его собственное выражение), имеющего дело с произведениями современных авторов, не рассчитанными на коммерческий успех.
Но издавать книги ему скоро показалось недостаточным, и в 1999 году он основал... свой журнал.
Противоречие? Никакого противоречия. Говоря о "толстяках", Кувалдин имел в виду их приверженность советским традициям, работу по инерции, предсказуемость "литературного" облика, и в год 200-летия Пушкина, и 100-летия Платонова и Набокова (случайность или закономерность?), решил противопоставить этим журналам собственный, выступить, таким образом, новатором, человеком прорыва.
Поступок смельчака. Порвать с общепринятыми мнениями, отречься от авторитетов, уйти с проторенной дороги и двинуться по бездорожью - на такое способны единицы. Оговорюсь: порвать с традициями означает - противостоять традиции и, следовательно, признавать ее. Иные же "новаторы" имеют смутное представление о традиции, оттого не признают ее и строят фундамент своего творчества на пустоте. Получается нечто невыносимо претенциозное - и чаще всего бессмысленное, а иначе и быть не может: ибо ничто не происходит из ничего. Кувалдин же благоговейно следил за творчеством мастеров прошлого строчка за строчкой, и только потом, глубоко постигнув тайны их работы с материалом, из которого они создавали свою вторую - высшую - реальность, стал расширять горизонты возможностей собственных. И благодаря смелой безоглядности, с которой Кувалдин следует своему главному принципу - литературному, жизненному (что для него одно и тоже, ибо жизнь он изымает из законов тления и превращает в литературу): бесконечное и неистребимое движение к новому! - не только остается на высоте, но и берет новые рубежи.
Сказанное может показаться просто красивыми словами, но тут кстати вспомнился мне Солоухин в своих "Камешках на ладони" (цитирую по памяти): "У человека в жизни два основных поведения: он либо катится, либо карабкается. Те, кто катится, быстро устают от жизни, карабкаться же можно хоть до девяноста - и быть бодрым и в форме".
Кувалдин, автор бесконечно лиричных и глубоких по звучанию, как виолончель Казальса, повестей "Улица Мандельштама", "Избушка на елке", "Философия печали" (называю только особо любимые мной вещи), в короткое время совершил фантастический прыжок в верхние слои атмосферы и создал роман "Родина", по словам поэта и искусствоведа Славы Лёна - шедевр, после которого писателям уже не имеет смысла работать в русле постмодернизма. Что выдаст Кувалдин дальше - нам не дано предугадать. Но ясно, что по исполнению это будет нечто новое.
Новое - враг обычного, серого человека. Для него - пусть все остается по-прежнему, незачем рушить то, что есть, если оно привычно и удобно, ведь новое может оказаться хуже. По сути дела, такая позиция - та же трусость, простая житейская трусость, которая давно уже и не воспринимается как порок. В рабочих тетрадях известного ростовского писателя Виталия Сёмина я как-то обнаружил фразу, поразившую меня своей беспощадной точностью: "Самое неприятное впечатление от встречи со старыми друзьями. Т я н у т н а з а д. Остановились и тянут". Что значит - "тянут назад"? Это не значит, что они целенаправленно стремятся вниз. Это значит как раз, что цели у них нет, что они остановились в своем жизненном движении, у них жизнь "определилась", а если и достигли того, к чему когда-то стремились, то их существование сведено к уровню уже достигнутого. Однако стоячего положения не существует. Остановился - значит, катишься вниз.
Невозможно себе представить Кувалдина-стоящего. Истинный интеллектуал, писатель-издатель-редактор, или - человек-литература (его же определение), Кувалдин взвалил на себя труднейшую задачу: искать в литературе новые пути, не пугаясь "незнакомой местности". Следование известной формуле Лессинга "что делает талант, то и правило" - не предполагает популярности. Бродского веселила фраза, которой начинается "История села Горюхина": "Если Бог пошлет мне читателей..." (замечу, что в ней - ни капли кокетства: во времена Пушкина более читаемыми были Кукольник и Марлинский). Боратынский (также не оцененный в полной мере современниками) позволял себе надеяться: " читателя найду в потомстве я"... Наверняка немного читателей и у Кувалдина: его проза, особенно последних лет, для многих непривычна, непроста, она полна неожиданных аллюзий, намёков, скрытых цитат, ассоциаций; думается, что сам автор иногда не знает, куда заведет его бездорожье. Опытные редакторы и литературные наставники часто задают вопрос молодому автору: "А вы сами хоть знали, что хотели сказать, когда садились писать?", подразумевая некую озарившую или мучительно выношенную идею, замысел. Слова, конечно, справедливые - но лишь в частных случаях. Эти знатоки, конечно, не подозревают, что идеей, и замечательной идеей, может быть сам процесс писания! "Вот так пишешь, пишешь и куда-то тебя пришвартовывает", - признался однажды Кувалдин, простецки дополнив свой, давно высказанный, афоризм: "Самое высокое художество лишено смысла. Оно не информирует и не отвечает на вопросы. Оно, как небо, просто есть".
Разумеется, обладая столь независимым взглядом на литературу, трудно вписаться в рамки какого-нибудь журнала. Да и нельзя соваться в чужой монастырь со своим уставом. Но есть выход: создать собственный журнал. Тут-то, возвращаясь к кувалдинской "Нашей улице", я и подхожу к очень важной мысли. Главным редактором литературно-художественного журнала может и должен быть писатель и только писатель. Лишь тогда журнал и будет выглядеть достойно, оригинально, несхоже с другими.
Примеров тому много. Достаточно вспомнить таких редакторов, как Пушкин, Достоевский, Некрасов, Твардовский, Максимов... В наши дни одним из лучших провинциальных журналов считается "Подъем" - им рулит писатель Иван Евсеенко. В этом "высоком" провинциальном ряду - "Дальний Восток" (редактирует писатель Вячеслав Сукачев). Широким (по сегодняшним меркам) спросом пользуется "Наш современник" - во главе поэт и литератор Станислав Куняев. Не пугается жанрового разнообразия "Слово" (редактор - писатель Арсений Ларионов). Сугубо "писательский" облик у журнала "Москва" (Леонид Бородин, ранее - Владимир Крупин).
К перечню имен добавился Кувалдин. Говорим "Наша улица" - подразумеваем "журнал Кувалдина". Журнал, рожденный для того, чтобы заговорить языком улицы, чтобы объединить в себе, без ограничений, разные литературные жанры: рассказ и повесть, очерк, киносценарий, эссе, фольклор, мемуары, соединить "высокое" и "низкое"... Ппризванный обновить русскую литературу, вдохнуть в нее свежего воздуха, придать ей новое дыхание. Лишенный литературщины (литературоведческо-филологических опусов) и "вкусовых" барьеров. Последнее, пожалуй, следует прокомментировать.
Понятно, что журнал - это его редактор, со своими предпочтениями и антипатиями. Так, некрасовский "Современник" с 1860-х годов перестал печатать Тургенева, Гончарова и Фета. Чуткий на таланты Твардовский не печатал Арсения Тарковского, хотя был с ним дружен еще с военной поры. Из Марии Петровых публиковал лишь переводы. Так же и Липкина признавал лишь как переводчика. Стихи молодого Бродского назвал никудышними. Ну, уж коль речь зашла о стихах, то в "Нашей улице" стихотворцы не приветствуются: Кувалдин, признавая только истинную поэзию, перекрыл многочисленным стихослагателям доступ в свой журнал. Но что касается прозы - тут писатель демократичен: путь к печатанию открыт всем, без различия пола, возраста и профессии. Кувалдин знает, сколь важна начинающему сочинителю первая публикация, сколь важно новичку благословение опытного литератора на дальнейшие шаги, сколь необходимо укрепить веру в свои силы.
Несколько слов о "литературщине". Да, в журнале почти не встречается литературоведческих и филологических работ, и совсем нет критики, не высказывается размышлений о современном литературном процессе. На первый, поверхностный взгляд читателя "толстяков" это минус журналу. Хитрость же заключается в том, что "Наша улица" принципиально не желает дарить свои страницы "проницательным" критикам - "заместителям литературы", будучи поглощён о т р а ж е н и е м литературного процесса. Более того - журнал с а м т в о р и т литературный процесс. Так, 2006 год "Наша улица" встретила манифестом Ре-цептуализма - искусства третьего тысячелетия (само-из-себя творчество и само-в-себе истолкование, постоянный процесс д е л а н и я в е щ и). Одним словом - она открывает и создает новую литературу.
Такое возможно лишь в том случае, если журналом руководит писатель, творец. А писатель, как известно, перелагает себя в художественный текст. Литературоведы (пушкинисты, лермонтоведы, достоевсковеды и так далее) вкупе с мемуаристами оказали нам дурную услугу. Биография поглотила литературу. Люди готовы запоем читать о мастерах пера (кто в каких событиях участвовал, с кем дружил и враждовал, кого любил и с кем изменял, что ел-пил и прочее), и лишь немногие открывают их сочинения - то, ради чего и появились наши великие на свет Божий. Так у нас и укоренилось это странное явление: поэты без поэзии, писатели без художественных текстов. А чем провинилась критика? Как раз - своим умом и проницательностью (оговорюсь: критика Валентина Курбатова - строго говоря, совсем не критика, а то же писательство, размышления сердца на свободную тему, причем данный писатель или поэт служит лишь предлогом). Об этом прекрасно высказался Жюль Ренар литературному и театральному критику Леону Блюму: "Человек чересчур умный - плохой ценитель искусства... Чтобы не попасть впросак, вы стараетесь непременно всё понимать. Вы в плену любых эмоций. То, что идёт от ума, у вас получается очаровательно, но одновременно ваш ум уводит вас от главного, и сразу понимаешь, что вы не менее умно стали бы говорить обратное".
Юрия Кувалдина не критика интересует. Ему важны тексты (см. манифест Ре-цептуализма). Знал ли писатель, создавая журнал, что скоро и "Наша улица" явится провозвестником новой тенденции в русской литературе? Ответ не имеет значения. Самим фактом рождения "Нашей улицы" он выступил как пророк, а пророчество - позволю себе снова процитировать самого Кувалдина - "это сила воли, постоянно принуждающая человека отбрасывать меркантильные интересы и служить слову (логосу) и, стало быть, восходить к бессмертию".
Ростов-на-Дону
"НАША УЛИЦА" № 7-2006
