Евгений
Рейн и Юрий Кувалдин. На кухне у Рейна. 2003.
РЕЙН: Деревня
называется Норенская. Это такие места довольно красивые, но бывшие лагерные и
окололагерные. И там было много людей, которые сидели и на поселение там
остались. Бродский снимал избу у такого человека, который остался после
лагерного срока. Фамилия его была Пестерев. Он очень так хорошо относился к
Бродскому. Но в это время началась кампания по освобождению Бродского, там
присоединились Ахматова, Маршак, Чуковский, Шостакович, и Фрида Вигдорова такая
была. Потом она записала этот процесс. Ну, Бродский отсидел полтора года. Тут
есть забавная деталь, что его же не реабилитировали, его амнистировали. То
есть, как бы зачли срок, а не извинились. Не оправдали. Ну вот, он вернулся
сначала в Москву, потом в Ленинград... Ну а моя жизнь продолжалась, я работал в
кино, что-то писал, писал стихи...
КУВАЛДИН:
Он изменился, конечно, после ссылки? Вообще, вот манеры немножко обрисовать
его... Такой нервный человек, на мой взгляд. Я его видел пару раз...
РЕЙН:
Он, конечно, нервный человек, но я не могу сказать, чтобы он особенно изменился
после ссылки... Потом мы хоронили Ахматову. Позже об этом я написал:
Дела
распределились в этот день
в таком разрезе: Бродский хлопотал
о месте для могилы в Комарове.
Важнейшие дела, конечно, Найман.
Мне поручили крест - и вот летаю
полсуток на такси по похоронным
универмагам. Вижу дикий вздор -
цементные кресты на арматуре,
а деревянных и в помине нет.
Быть может, заказать? Но у кого?
И не успеют. Что же делать. Боже?
Мне тридцать лет, и варит голова.
Великая кинозвезда Баталов,
заглавный сын из Ардовых, как раз
снимает в павильончиках Ленфильма
“Три толстяка” по Юрию Олеше.
И у него есть плотники и лес
для декораций. Это гениально!
Часа через четыре все готово,
замотанный в портьеры крест выносят
из проходной Ленфильма, погружают
в Баталовскую групповую “Волгу” -
и в Комарово...
По комаровским улочкам в снегах,
еще не рассусоленных весною,
идут машины, пешеходы и с десяток
лыжников (их лыжная прогулка
совпала с этим шествием случайно).
Смеркается, седьмой, должно быть, час.
У самой кромки кладбища чернеет
старательная ровная могила,
пристойные могильщики, вполне
осознавая, что они копают,
последним взмахом обрезают грунт.
А лица, лица! Все кругом знакомы,
вот Бродский, Найман, Бобышев,
Славинский, вот Зоя Томашевская,
вот Эра, вот Ардовы, вот Лев
Евгеньич Аренс - барон и царскосел,
Ершов - художник, сын императорского
тенора Ершова. Вот Лунины.
У гроба ответственный за похороны Ходза.
Тарковский с палкой,
Михалков с бумажкой
в руках и золотых очках...
в таком разрезе: Бродский хлопотал
о месте для могилы в Комарове.
Важнейшие дела, конечно, Найман.
Мне поручили крест - и вот летаю
полсуток на такси по похоронным
универмагам. Вижу дикий вздор -
цементные кресты на арматуре,
а деревянных и в помине нет.
Быть может, заказать? Но у кого?
И не успеют. Что же делать. Боже?
Мне тридцать лет, и варит голова.
Великая кинозвезда Баталов,
заглавный сын из Ардовых, как раз
снимает в павильончиках Ленфильма
“Три толстяка” по Юрию Олеше.
И у него есть плотники и лес
для декораций. Это гениально!
Часа через четыре все готово,
замотанный в портьеры крест выносят
из проходной Ленфильма, погружают
в Баталовскую групповую “Волгу” -
и в Комарово...
По комаровским улочкам в снегах,
еще не рассусоленных весною,
идут машины, пешеходы и с десяток
лыжников (их лыжная прогулка
совпала с этим шествием случайно).
Смеркается, седьмой, должно быть, час.
У самой кромки кладбища чернеет
старательная ровная могила,
пристойные могильщики, вполне
осознавая, что они копают,
последним взмахом обрезают грунт.
А лица, лица! Все кругом знакомы,
вот Бродский, Найман, Бобышев,
Славинский, вот Зоя Томашевская,
вот Эра, вот Ардовы, вот Лев
Евгеньич Аренс - барон и царскосел,
Ершов - художник, сын императорского
тенора Ершова. Вот Лунины.
У гроба ответственный за похороны Ходза.
Тарковский с палкой,
Михалков с бумажкой
в руках и золотых очках...
Потому
что я, как, действительно, противоположность, на Бродского действовал
благотворно. Я понимаю его родителей. Я, как сяду в кресло, спокойно сижу,
беседую неспешно так, а он дергался, встанет, сядет...
