понедельник, 6 июня 2011 г.

А поступок был вот какой


















Борис Георгиевич Мирза родился 27 февраля 1971 года в Москве. Окончил режиссерский факультет ВГИКа (мастерская Г. И. Полоки). Снял художественные фильмы: "Мертвое тело" (1996), "Курорт особого назначения" (четыре серии). В перерывах между работой над игровыми картинами сделал несколько документальных фильмов. Как писатель дебютировал в "НАШЕЙ УЛИЦЕ" рассказом "Аристотель" (№ 3-2004)


Борис Мирза


АРИСТОТЕЛЬ


рассказ



Короче, если вы посмотрите на меня, то скажете, что я лох. Но это всё пустое, я просто так выгляжу. И вот почему.

Хрен его знает, кто был мой папа... А на маму я не похож, и на своих трех братьев тоже. Про них вы не скажете, что они лохи, а если скажете, то не выйдете из горбольницы месяц и всю жизнь будете на лекарства работать. Они ребята не маленькие. В принципе я не советовал бы вам и маме моей грубить, она ростом сто девяносто, и работает в мясном отделе нашего продуктового. В разделочной.

Отец моих братьев - работал в мебельном магазине грузчиком. Мебельный магазин был напротив продуктового. Мама засмотрелась на него, кода он в одиночку разгружал фуру с гэдэровскими стенками. Ну, сейчас я уже не очень уверен, на что она загляделась, на него или на стенку, но когда он пошатнулся и чуть не упал (не потому что стенка тяжелая) он был выпивши, как всегда, то мама поспешила к нему на помощь. Она подхватила груз, став плечом к плечу обаятельного гиганта. Так родилось их чувство.

Это я к тому, что муж у моей мамы тоже не лилипут. И я на него тоже не похож.

Ну, ладно. Они расписались и со временем родились мои старшие братья, все как на подбор, похожие на своего отца-богатыря. Хотя не особо понятно, когда они успели их заделать, ведь по свидетельству соседки тети Зои, они каждый день дрались. Сначала "папа" бил маму. Потом, когда он уставал и окончательно напивался, мама била папу.

Как я рассказал, люди они были крупные, поэтому звуки их баталий слышал весь двор. Раньше, "в старые добрые времена", сериалов не было, и жители Чертаново собирались вечерами под нашими окнами слушать скандалы. Каждый день, серия за серией. Идиллия - моя семейка дерется, под окнами ряды слушателей, а у соседки тети Зои трясутся стены, с полок летят фарфоровые слоники.

Конечно, иногда, они делали перерывы. Насколько я понимаю, это случалось, когда муж приносил с работы мебель. Мама любила уют, и обустройство квартиры. Ну, вот и считайте, её муж принес: арабское раскладное кресло в цветочек, финский полированный стол с тонкими ножками, и тут самую ГДРовскую стенку. Три предмета, три брата...

Наверное, мамуля страстно любила мебель.

Мое зачатье, сопровождалось появлением в коридоре зеркала.

Вот как это произошло.

Короче, кроме мебели, отца моих братьев, и уюта, мама любила еще одного типа. Он, как рассказывает тетя Зоя, ходил к нам пока мамин муж "бухал на погрузке".

Тип этот был очкарик- интеллигент, короче дохляк. За что он полюбил маму? Может быть, за великанские размеры всего? Может быть, за великолепную улыбку, открывающую ряды золотых зубов, может быть за крепкие пальцы, сжимающие топорище, занесенное над окровавленной тушей? Сейчас, по прошествии времени я догадываюсь за что... Ведь я тоже, млею, глядя на деваху за прилавком, и заискивающе шучу, авось она улыбнется мне, сверкнув золотыми зубами...

Так вот, однажды грузчик возвращается домой трезвый, и прет на горбу зеркальный шкаф. То ли ему выдали его в качестве "заказа", то ли он просто спер его с разрешения начальства, что бы добиться мамулиной благосклонности. Не знаю. В общем, пришел. Трезвый.

Ну, а интеллигент сбежать не успел. Представляете картина: мама в комбинации, интеллигент в семейных трусах и голубой майке с олимпийскими кольцами и муж с трехстворчатым шкафом.

Конечно, грузчику было трудно принять такой удар. Поверьте дохляку-интеллигенту не легче. Сначала грузчик попытался освободиться от шкафа, выкинув его в окно, но шкаф не проходил по габаритам. Зато, по габаритам в окно отлично проходил очкарик.

А живем мы на пятом этаже. То есть при падении у дохляка шансов не было. Но он проявил " волю к жизни" и зацепился за балкон нашего соседа с третьего этажа. Дядя Сережа, он же сосед, сидел на балконе, и пел частушки для всего двора. Он благородно, помог интеллигенту.

Дал свою одежду и повел куда-то в сторону винного. Больше дохляк у нас не появлялся.

Ну, а грузчик в это время продолжал переживать. Идея уничтожения шкафа крепко засела к нему в голову. Он выволок ни в чем не повинную мебель на лестничную клетку и сбросил в пролет. Шкаф не уклюже перевернулся, чуть не задавив совершенно случайно оказавшуюся рядом тетю Зою, и разлетелся на куски. В нем сломалось все кроме зеркала! Это чудо тетя Зоя объяснила, просто сказав: "это к жизни". А мама между тем успокоила уставшего грузчика. Она налила ему стакан и рассказала душераздирающую историю про, то, как до неё домогался обэхээссник, и она вынуждена была пойти на это...

В нашем районе разные версии этой истории из уст жен слышали почти все пьющие мужики. Вот за что у нас в Чертаново, не любят обэхээссников. И интеллигентов.

Короче, грузчик успокоился, они с мамулей пошли, вынули из поломанного шкафа зеркало прикрутили в коридоре, а через девять месяцев родился я.

С момента моего рождения у меня начались неприятности. Я уже сказал, что у меня три старших брата. Их зовут Иван, Петр и Лев. Хорошие имена. В честь отца, в честь отца матери и в честь вратаря Яшина.

А когда зашел разговор о том, как назвать меня, то мама, с загадочной улыбкой, предложила назвать меня в честь древнегреческого писателя Аристотеля. Ну, откуда, скажите на милость, она узнала о его существовании?! Ведь у нас из книг-то дома был один справочник любителя футбола за 75 год! Я догадываюсь откуда!

Конечно, папа-грузчик был против. Он легче согласился бы назвать меня Вагизом, в честь футболиста Хидиятулина, но мама проявила "волю к победе" и настояла. Папаня запил, а мама оформила документы. Вот так, я заранее стал отребьем.

Я хотел скрыть свое имя от детей, с которыми играл, но мама кричала мне из окна: "Аристотель домой!". После этого я был рад, что меня сразу не гонят из песочницы. Впрочем, была еще одна радость - когда мама произносила мое имя, она улыбалась. Ни Петр, ни Иван ни Лев её улыбки не вызывали.

Братья на меня внимания не обращали. Папа- грузчик так и вовсе презирал. Я с каждым годом все больше становился похож на коварного "обэхээссника". Маленький, тощий древний грек. Мне нравилось смотреть образовательные программы по телеку, хотя я и знал что это стыдно. Что-то на вроде оперетты. Отец звал меня к себе и долго (в подпитии он любил поговорить) объяснял, какими качествами должен обладать настоящий мужчина: "воля к победе" и "воля к жизни".

Окончив лекцию, он спрашивал:

- Ну, ты понял?

Я понуро отвечал:

- Понял, пап, понял...

И он делал вывод:

- Ничего ты не понял!

И отпускал меня смотреть "Очевидное Невероятное".

Мама тоже беспокоилась за то, вырасту ли я настоящим мужчиной. Она просила братьев следить за мной. Они не хотя брали меня с собой во двор играть в футбол. Приличной футбольной площадки во дворе не было. Вот тут как раз я и мог сгодиться. Мои спортивные братья ставили меня столбом напротив дерева. Оно было правой штангой, а я левой. Я проявлял "волю к жизни" и узнавал законы футбола. Например: "Штанга - помощник вратаря". То есть, когда мяч попадает в меня или в дерево - это хорошо.

Братья ходили в спорт школу, куда по достижению семи лет определили и меня.

За редким исключением школа была адом. Ну, что говорить, если в спорт школу с футбольно-атлетическим уклоном в Чертаново, попадает мальчик с именем Аристотель. Само имя смертный приговор. Надо мной смеялись все. Меня отличника по всем предметам, кроме профилирующего, даже директор не воспринимал. На общих уроках физкультуры меня ставили играть в баскетбол за девочек. Я проявлял "волю к победе", то есть делал вид, что все нормально. Так безрадостно тянулись школьные годы чудесные.

В довершение всех напастей я влюбился. В девочку- толкательницу ядра. Мне было четырнадцать, ей шестнадцать. Её звали Инесса. Имя-верх роскоши. Крупная, черноволосая, красавица. Если бы вы решили, например, походя задрать ей юбку, то она бы могла толкнуть вас вместо ядра. Рекорд бы побит, конечно, не был, но метров десять полета я вам гарантирую.

Её любил гроза всей нашей школы Антип. Он дружил с моими братьями и был лучшим таранным форвардом школы. Я знал это. Знал, что такое ТАРАННЫЙ форвард. Знал, что с именем Аристотель и такой же фигурой у меня нет шансов. И все-таки включился в борьбу.

Ну, Антип, естественно, меня бил. К этому я привык, что может испугать человека на протяжении нескольких лет бывшего штангой футбольных ворот? Хуже то, что Инесса в упор не замечала.

Короче, я придумал ход. Ввиду полного отсутствия козырей физического плана, а козыри интеллектуального у нас не ценились, я решил сделать ставку на "Очевидное-невероятное". Не буду долго распространяться о том, как я разработал мой план. Стоило мне только взглянуть на то, как Иннеса толкает ядро и в мокрой майке идет в женскую раздевалку, мысль моя начинала работать стремительно.

Я решил стать ясновидящем. О чем и объявил в присутствие Инессы, Антипа, и братьев. Первый раз Инесса повернулась ко мне и спросила:

- А че это? У тя че разряд?

Я парил. Я цитировал собравшейся молодежи куски из телепередачи "Очевидное-невероятное".

И добился своего, стал центром внимания чертановской спортшколы.

Кульминацией моего триумфа был вопрос Инессы:

- Аристотель, а почему тебя так зовут?

- Это, - объяснил я, - был такой писатель и провидец в древней Греции! Он мог предсказать, кто выиграет олимпиаду!

- А ты можешь?

Я кивнул. Это была победа. В её глазах я увидел то, что обрадовало бы и взрослого мужчину. Всё - я больше не лох!

Антип, очнувшись, потребовал предсказанья. И обещал избить меня, если оно не сбудется. И еще он схватил меня и с помощью братьев, растянул мне руки и за пуговицы на рукавах школьного пиджака пристегнул меня к двум ручкам на окне. Я висел, раскинув руки в стороны, в позе того парня, которого, как мне рассказали по телевизору, никогда не было.

- Вот так, древние эль греки, поступали со своими Аристотелями!

Давай предсказывай.

И тут меня осенило, и я сказал утробным голосом:

- Через три дня эта школа сгорит, здесь не останется камня на камне! Гадом буду! Снимите меня, а!

Все молчали. Эффект был произведен. Потом меня отстегнули от окна, и я пошел домой сопровождаемый недоуменными взглядами.

И через три дня школа сгорела.

Короче, тут смысл вот в чем: летом в школе делали капремонт, директор с корешами половину денег двинули. Кто там в чем виноват, я не знаю, но между панелей там во всей конструкции остались деревяхи. Как я узнал это? Отдельная история. Проявил "волю к победе".

Тряпка с бензином, выбитое окно и школа сгорела, как пионерский костер!

Представляете, заявляется все это быдло на утреннюю тренировку и видит пожарные машины тушат головешки, менты носятся в поисках террориста и я Аристотель - пророк, на переднем плане загадочно улыбаюсь. Фурор.

Естественно меня сдали. Предсказал гад. За три дня. Я в несознанку. Я Аристотель и все такое.

Меня - в дурку. В школе говорят - Аристотель умом двинулся, мол, потрясение испытал из-за разрушения родной школы. Уроды.

Да я был в дурке, это, конечно, не тюрьма, в которую меня чуть не упекли, но тоже не сахар. Мама, плакала, грузчик запил. А братья ко мне ходили по средам. И приносили апельсины. Три брата - три апельсина. И лимонад-"буратино" от мамы. Вел я себя тихо. Потому что если ты "волю к победе" в дурке проявишь, то тебе тут же "волю к жизни" обломают. Есть такой препарат - сульфазин.

Короче, рассказывать про это себе дороже. Как у нас в дурке говорили: " Кто после выписки под окна приходит, тот точно сдвинутый".

Ну вот, выхожу я. Меня вся семья у ворот встречает. Даже грузчик в галстуке.

Братья по плечам хлопают, сочувствуют.

"Не повезло тебе - говорят ты в армию не пойдешь".

Это точно, не повезло. У нас ведь в Чертанаво как - если в армию не пошел, значит, ты баба. Не мужик, короче.

Только они ошиблись.

Доучился я в другой школе. Не в спортивной. В английской. Туда как раз с обэхээссными мордами с удовольствием принимали. Я уж было обрадовался, что своих нашел. Да только, вот какая ерунда. Это я в спортшколе интеллигент - Аристотель, а в английской я быдляк чертановский. "Сын плотника и кузнеца" - как в песне поется. Ну, не нашел я там других эльгреков.

И брюки у меня одни. Школьные. На дискач местный в них никак. Стыдно.

Да мне и не очень хотелось. Я после школы быстренько на метро, потом на автобус с пересадкой и мимо дома на стадион. Мне на вечернюю тренировку поспеть надо позарез. Там если на гараж Зуева-инвалида залезть, то хорошо площадку для толкания ядра видно. Там моя красавица как заведенная пашет. Тренер на неё орет, а она молчит, встанет на исходную сожмет волю в кулак и ядро толкает.

Ничего до сих пор красивей не видел.

Так и доучился. Из дома в школу, из школы на тренировку, в смысле на гараж, оттуда домой.

А после, вот что вышло. Я насчет института не очень напрягался. У меня ж статья психическая. Семь "Б" называется. С ней в армию не берут. Думаю, огляжусь. Поступлю куда-нибудь, где такие, как я, аристотели нужны. Только куда? У меня по всем предметам не ниже четверки. А из интересов, программа "Очевидное невероятное" и наблюдения с гаража. Только долго размышлять мне не дали. Статью с меня сняли. Врачиха в диспансере сказала, что сейчас у нас в армии недобор призывников и такие дураки, как я, им позарез.

И прям из её кабинета меня в военкомат. Короче, оказалось не баба я.

А вот братья мои... Представляете, у трех богатырей - сыновей грузчика, плоскостопие. И мне лилипуту за них троих отдуваться, защищать Родину.

Ну вот, теперь про армию рассказать стоит... Я её боялся. Почему? Я думаю объяснять не надо, а если надо, то значит вы иностранец. А я не для иностранцев пишу, вряд ли немцу это всё интересно.

Но самое то странное, что в армии может я как раз не самое плохое время провел, во всяком случае, сначала. Нет, конечно, всё, что предвиделось то и случилось и даже хуже, но...

Я лучше по порядку расскажу. Как по военкомату в носках ходили под надзором милиции, я рассказывать не буду, а вот про учебку в городе Колпашево Томской области, расскажу.

Это хрен знает где, как мне потом объяснили нас так далеко посылают, чтоб служили мы спокойно, насчет домой рвануть не нервничали. Ну и не нервничали, до Москвы то далеко... Впрочем, кроме меня и еще одного москвича остальные грузины были.

Им тоже до родных краев не близко. Хотя они-то как раз нормально себя чувствовали - повсюду грузинская речь.

И нас они, несмотря на дружбу народов, не очень любили поначалу.

Ладно, об этом после, а пока про москвича этого.

Стою я у казармы и думаю, значит, полгода здесь буду, а дальше посмотрим.

И вдруг слышу за спиной:

- Эль грек, черт, похоже, мы с тобой тут одни русские...

Поворачиваюсь и вижу - Антип. Честно сказать, обрадовался я. Ведь это только в кино раз плохой, значит плохой до конца, а в жизни видимо иначе... Короче, тяжко бы нам пришлось, если б не случай один.

Майор у нас там был. Он любил футбол почти также как водку. И основные наши "занятия по получению воинской специальности" проходили на футбольном поле.

На второй день майор набрал две команды, одну назвал "Динамо

Тбилиси", а другую - "Торпедо Кутаиси", и устраивал грузинское дерби. А остальные рядом под командованием летехи по плацу маршировали. Радости мало.

Проигравшие вкалывали наследующий день до седьмого пота. Это я понимал, в нормальном спорте всегда стимул нужен. А вот почему Антипа в команду не берут, понять никак не мог.

Он же возил бы их по полю, как учеников из английской спецшколы. Скорее всего, думаю, по национальному признаку. Хотя на политинформации по пятницам нам объясняли, что "национального вопроса у нас в стране нет".

Ладно, и так всё ясно. Маршируем мы. А рядом, метров сорок от нас, грузины толпой за мячом бегают. Играют так, что сразу видно, Чивадзе среди них нет. А рядом майор орет - командует поочередно то динамовцами, то торпедовцами.

И вдруг один типа - форвард, по мечу долбанул, как наш тренер говорил "сильно, но не умно". Мячик вместо ворот к нам на плац прилетел. Он как будто соскучился по нормальному хозяину. Летит, прям, к Антипу, а те на поле остановились и смотрят.

Дальше точно как в кино было. Антип аккуратненько, как учили, мяч на грудь принял, остановил и голову поднял. Ну, думаю, сейчас пробьет. А он на меня смотрит, и пасует мне удобно так, на уровне колена где-то:

- Слету, грек, - кричит, - слету!

И я слету бью в сторону ворот. Толи вдохновенье меня посетило, толи шесть лет игры за девочек даром не прошли, но забил я с сорока метров. Вратарь их еще и рыпнутся попытался, но это только усилило эффект.

Короче, стали мы играть за Кутаиси. И больше не маршировали никогда. А Антип так и вовсе, как играющий тренер, только что одевался и ел сам, а остальное за него "запасные торпедовцы" делали.

Ну, и все это время я думал о Иннессе. Разное всякое. Много чего себе представлял. Думаю, вернусь взрослым мужиком, в форме. И заявлюсь, прям, на тренировку. Жаль, я не курю, а то бы вообще шик.

А Антип не только думал, он и поговорить со мной любил. У него две темы были: про футбол и про Иннесу. Как он вернется и женится на ней. А я молчал. Впереди времени у нас вагон, обойдется все как-нибудь.

В общем, жили мы здорово. Я уж начал было думать, что так оно и будет. С утра воинскую специальность за рулем газика осваиваем. Вечером футбол. Но не получилось. Полгода только на футбольном поле Родину защищали. А потом...

У меня нашёлся дядя. Плевать на него мне было тогда, плевать я хотел и сейчас. Но это не важно. Дядя мой, брат отца, оказался военным. И он воспылал желанием мне помочь. Тут, я думаю, мама постаралась.

Меня отправили в Подмосковье. В часть ПВО. Короче, медвежью услугу мне оказали родители. Ехать туда я не хотел. Друга моего - Антипа никто по блату под Москву не устраивал...

А я остался один в новой части. Но и Антип в Колпашеве без меня не долго пробыл... До сих пор я не знаю, как он оказался в Афгане. И до сих пор думаю: мы могли бы там вместе служить. И всего одно письмо мне пришло оттуда...

А потом мой друг погиб. Я встречался с его однополчанами, и они говорят, подвигов он никаких не совершил. Ехал за рулем газика в колонне, их обстреляли... И всё.

Мне его очень жаль. Не знаю, был ли он лучше меня, но в футбол точно играл лучше. И продолжал бы играть. Его звали Коля Антипенко, а вовсе не Антип.

Его мама с гордостью показала мне медаль "От благодарного афганского народа". А я хочу сказать, что мне не за что их благодарность, и не нужен мне этот народ. Ради чего убили моего единственного друга? Ради этой медальки что ль?!

А я служил в ПВО и из-за меня уволили министра обороны.

Вот как это вышло...

Сейчас не помню, но был какой-то праздник. У нас вообще все праздники отмечались бурно. То есть буквально, в части ни одного трезвого. Кроме меня. Я не пил тогда. Футбол и все такое...

Вот меня и посадили дежурить, как "единственную боеспособную единицу".

Ну, сел дежурить, а ведь я там без году неделя. Ну, появилась на радаре какая-то точка, может неисправность там, не знаю. Думаю потом выясню у ребят, когда опохмелятся.

Короче, выяснилось всё... Оказалось, немец какой-то пролетел над нами и сел потом на красной площади. И министра сняли, за то, что я не был бдителен, а во вверенной ему советской армии все бухают как звери. В общем, я считаю, что пользу государству на службе Родине я принес. Какую, ни какую.

Трудно объяснить, но когда я вернулся домой, жизнь сильно изменилась, все стало другое. Меня не было всего-то два года, а вернулся я, и будто лет двадцать прошло.

Братья ходили на демонстрации. Представляете, три великана, вступили в неравный бой с парт номенклатурой за демократию и Бориса Ельцина лично. Демократия. Господи, да они слов то таких не знали. Это ж понятие из древней Греции, к которой имел отношение я, а не они. Теперь, когда я напоминаю им об их "революционном прошлом" они матерятся и грозят набить мне лицо. НО не бьют. Всё-таки я прошел армейскую школу жизни. Так они считают. А я думаю, что все это пустое. Я вернулся, но у меня нет друзей, а Иннеса, с которой я так мечтал увидеться, она... Короче, она тоже изменилась.

Это отдельная история. Дома меня ждал праздник, на котором от радости все кроме меня напились и веселились так громко, что постепенно моё возвращение отмечал весь двор во главе с ветераном дядей Сережей. Играли на гармошке, что всегда было плохим признаком. Уж если дошло дело до частушек, значит, кончится дракой. И точно, между песен, воспламененный похвалами ветеран вспомнил о своем хорошем поступке и решил поведать о нем молодому бойцу, то есть мне.

А поступок был вот какой. Прошлой зимой, находясь в подпитии, дядя Сережа и его сын Генка решили сделать горку для детей. Снега было мало, но смекалистый ветеран со своим отпрыском, не отступили перед трудностями и, пригнав трактор, на котором работал Гена, засыпали снегом запорожец инвалида Зуева. Напрочь.

Дети радостно катались с горки. Запорожец погиб. Об этой удалой затее дядя Сережа и рассказал на празднике под общий смех. Не смеялся только инвалид Зуев и его жена. И два их сына с друзьями.

В общем, ссора вспыхнула так, будто все это произошло не два месяца назад, а вчера.

Чем все это кончится, я знал, поэтому ушел, чтоб не видеть, как инвалид Зуев будет душить дядю Сережу. А Генка растопчет очки зуевского сына.

Моё исчезновение никто не заметил, даже мама, она с жаром отстаивала позицию дяди Сережи, крича:

- Надо же детям где-то играть...

Да, если судить по нашему району, то изменений мало.

А я шел по вечернему Чертаново. Шел мимо гаражей, площадки для метания, ядра, мимо школы, которую я когда-то спалил, мимо дома, где когда-то давно жил мой злейший враг - центр фораврд Антип.

Я шел к дому, где жила раньше Иннеса. Надеялся на то, что мне удастся, её встретить, хотя и понимал что шансов мало.

Но я её встретил. Она шла прямо на меня. Женщина, на вид лет сорока, толкала перед собой коляску. Жутко толстая, спортивную форму она явно растеряла. Она прошла мимо. И я не окликнул её.

Все понятно и без глупых вопросов. Дело в том, что женщины, во всяком случае, у нас в районе, после рождения ребенка, считают свою миссию выполненной и превращаются в фабрику-кухню. Их жизнь на этом заканчивается. Короче, я смотрел её в след и в голове у меня будто лопались какие-то пузырьки и, растворяясь, оставляли гулкую пустоту. "Вот и всё", - звучал в этой пустоте чей-то голос. И я не мог понять, кто без конца произносит эту фразу.

То ли это был хриплый голос моей мамочки, то ли Антипа... А может быть, в моей голове звучал голос того хлюпика-интеллигента, который, наверное, был моим настоящим отцом и которого я никогда не видел...

Ладно, думаю, пойду к пруду, может, он не высох.

Я сидел у нашего пруда, который хотя и не высох, но какой-то умник умудрился заделать красивые песчаные берега бетонными плитами. Типа так аккуратнее. В воде плавал чей-то предвыборный плакат.

Может быть, действительно что-то изменилось, но, прежде всего, кажется, изменился я сам.

И теперь мне предстояло найти способ, как жить дальше, и я подумал, что, наверное, придется применить то, чему учил меня папа-грузчик. Я должен проявить "волю к жизни".


"НАША УЛИЦА", № 3-2004