...Чем больше проходит времени со дня смерти Виктора Петровича Астафьева, со дня его последнего вздоха на этом свете, тем больше я понимаю, с кем судьба свела меня когда-то на моем литературном пути, а могла бы она повернуть мою дорогу куда-то в сторону от его дороги, в какой-нибудь овраг или в канаву, вот и не встретилась бы, вот и не познакомилась бы я с этим великим человеком никогда. Знала бы, что есть такой писатель, читала бы его книги, а с ним самим никогда не познакомилась бы и не встретилась бы. Тем более что я родилась и жила в Рязани, а он - в Красноярске, в деревне Овсянке, за тысячи километров от меня, за высокими горами, за дремучими лесами, за глубокими морями и реками...
воскресенье, 28 февраля 2010 г.
суббота, 27 февраля 2010 г.
Сергей КАРАТОВ "ДОРОГА В ТЫСЯЧУ ЛИ" о творчестве Нины КРАСНОВОЙ
В творчестве Нины Красновой можно пронаблюдать три основных направления: поэзия, проза и эпистолярный жанр. Стихи Нины мне знакомы по Литературному институту имени Максима Горького, когда мы учились с ней на одном курсе и на одном поэтическом семинаре Евгения Долматовского. Еще в ту пору я с интересом наблюдал за ростом этой интересной, смышленной, хрупкой и очень чуткой к чужим страданиям девушки. Помню один эпизод, который произошел на моих глазах: какая-то благообразная плачущая старушка заплутала оттого, что плохо видела, и стала просить помочь ей перебраться сквозь двор нашего института с Большой Бронной улицы на Тверской бульвар. Ворота были закрыты на замок, и все студенты только руками разводили и убегали по своим делам или шли в столовую, а Нина Краснова пошла в хозяйственную часть, взяла ключ от железных ворот и пропустила старушку. Такое отношение к окружающим она продолжает поддерживать в себе и сейчас, поскольку ее отзывчивость дорогого стоит. На семинаре она тоже всегда вступалась за того обсуждаемого студента, которого по той или иной причине излишне критиковали, подчас необоснованно набрасываясь чуть ли не всем семинаром. Она никогда и никому не завидовала, а умела искренне радоваться чужому успеху, вследствие чего оказывалась непонятой большей частью семинаристов: как это можно радоваться чужому успеху!.. Эта черта ее характера граничила в сознании многих с наивностью, свойственной людям не от мира сего. Вот это и выделяло ее среди остальных, как будущую неподдельную творческую личность. С такой же наивной добротой и отзывчивостью она пыталась приближаться к знаменитым прозаикам и поэтам, но часто не находя к ним прямых дорог, вынуждена была обращаться к мэтрам окольными путями, а именно через эпистолярный жанр. Отсюда и огромное количество писем от знаменитостей разного ранга, начиная с Николая Старшинова, Владимира Солоухина, Виктора Бокова, Андрея Вознесенского, Виктора Астафьева и кончая сотрудниками столичных журналов и газет, однокурсников и коллег по творческому цеху...
пятница, 26 февраля 2010 г.
Нина КРАСНОВА "АЛЛЕЯ ПАСТЕРНАКА"
...Валерий Золотухин в спектакле "Доктор Живаго" в Театре на Таганкеиграет роль доктора Живаго... Я смотрела этот спектакль три раза. И теперь воспринимаю все стихи Пастернака из "Доктора Живаго" только через этот спектакль на Таганке, и только через Валерия Золотухина, в его исполнении, хотя многие из них мне нравились и раньше.
ГАМЛЕТ
Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислоняясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске,
Что случится на моем веку...
ГАМЛЕТ
Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислоняясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске,
Что случится на моем веку...
четверг, 25 февраля 2010 г.
Нина КРАСНОВА "А РОДИНА УМЕРЛА..." Юрий Кувалдин как Христос русской литературы
Юрий Кувалдин. Родина: Повести и роман. - М.: Книжный сад, 2004, 575 с.
В новую книжку Кувалдина вошел роман "Родина", давший заглавие сборнику, и повести, печатавшиеся в последнее время в разных журналах. Главные герои повестей "Замечания" и "Титулярный советник" - "маленькие люди" нашего времени, скатившиеся в яму бедности и мечтающие выбраться из нее. В первом случае - это слесарь военного завода Сергей Васильевич, который уже пять месяцев не получает зарплату и таскает с завода на рынок бронзовые ручки собственного изготовления, чтобы продать их и заработать денег на себя и свою семью. А во втором случае - служащий развалившейся конторы Олег Олегович, который уволен оттуда "по собственному желанию" и уже несколько месяцев никуда не может устроиться работать. Судьба дает им обоим шанс выбраться из ямы и стать большими людьми и посылает каждому из них Бога с посошком. "Зачем я вам нужен неграмотный?" - спрашивает своего спасителя слесарь. "Затем, чтобы вы были верны моей фирме, как родному заводу!"...
Текст: Нина Краснова "А Родина умерла..."
В новую книжку Кувалдина вошел роман "Родина", давший заглавие сборнику, и повести, печатавшиеся в последнее время в разных журналах. Главные герои повестей "Замечания" и "Титулярный советник" - "маленькие люди" нашего времени, скатившиеся в яму бедности и мечтающие выбраться из нее. В первом случае - это слесарь военного завода Сергей Васильевич, который уже пять месяцев не получает зарплату и таскает с завода на рынок бронзовые ручки собственного изготовления, чтобы продать их и заработать денег на себя и свою семью. А во втором случае - служащий развалившейся конторы Олег Олегович, который уволен оттуда "по собственному желанию" и уже несколько месяцев никуда не может устроиться работать. Судьба дает им обоим шанс выбраться из ямы и стать большими людьми и посылает каждому из них Бога с посошком. "Зачем я вам нужен неграмотный?" - спрашивает своего спасителя слесарь. "Затем, чтобы вы были верны моей фирме, как родному заводу!"...
Текст: Нина Краснова "А Родина умерла..."
среда, 24 февраля 2010 г.
Нина КРАСНОВА "Федор КРЮКОВ и Александр ТИНЯКОВ" эссе
Когда мне впервые попалась книга поэта Александра Тинякова, "забытого" в советское время, я открывала для себя абсолютно новую землю, которой нет на российской карте литературного звездного неба даже в виде маленького кружочечка и о которой я до этого слыхом не слыхивала и о которой не имела ни малейшего представления, как и о самом Тинякове (хотя некоторые наиболее эрудированные и продвинутые в культурном плане поэты, к которым я себя не отношу, в том числе и кое-кто из моих коллег, и слыхали о нем какой-то звон, а некоторые даже и читали и так или иначе, кто хуже, кто лучше, знают его) и когда я потом писала эссе "Одинокий поэт Тиняков" (см. журнал "Наша улица" № 1-2005), меня не покидало, во-первых, чувство высокого, безгранично-безбрежного восторга его поэзией с ее искренностью, амплитудой колебания от одной крайности к другой и лирической дерзостью, и чувство ошалелости от нее, оно гудело во мне оргaном, а во-вторых, чувство растерянности, смятения, недоумения и вопрос: п о ч е м у такого поэта оттерли на задворки истории, спрятали в темный угол, в глубокий подвал, "ниже уровня покойников", чтобы его никто не видел и не знал? Кто это сделал? Кто распорядился сделать это? Наши литературные политики советского времени, официозные шишки, сановные чиновники, которые одних поэтов, писателей, художников слова, самую малую часть, вписывали в "золотой" список и давали им зеленую улицу, если не при их жизни, то хотя бы после их смерти, других, самую большую часть, записывали в простой список, а третьих - в "черный". И тех, кого они записывали в "черный", знали только они и очень малый, очень узкий круг специалистов, а народ не знал и мог никогда не узнать.
Почему в советское время затерли Тинякова и закрыли ему дорогу в большую литературу, на Олимп? - рассуждала я. Потому что он был богемным, кабацким поэтом(?), который мог написать:
Я - как паук за паучихой -
За проституткой поползу...
Почему в советское время затерли Тинякова и закрыли ему дорогу в большую литературу, на Олимп? - рассуждала я. Потому что он был богемным, кабацким поэтом(?), который мог написать:
Я - как паук за паучихой -
За проституткой поползу...
вторник, 23 февраля 2010 г.
Нина КРАСНОВА "ВЕСЕННИЙ ЕСЕНИН" есенин-эссе
В этом году Сергею Есенину исполняется 95 лет. Как-то не вяжется эта цифра и этот возраст с молодым обликом Есенина и с его поэзией. Сколько бы лет ему ни исполнилось, он всегда будет молодым, как и его поэзия.
Есенин в нашей литературе - "цветок неповторимый", причем цветок не садовый, а луговой, русский цветок, прочно вросший корнями в свою землю. Есенин не просто русский поэт, но, как сказал Евгений Евтушенко, "самый русский".
Его знает и любит не только вся наша страна, Россия, но и весь мир, - в этом смысле он поэт мировой. И Рязань, конечно, гордится им, своим сыном, певцом земли русской, певцом русской природы, певцом любви.
С 1965 года у нас в Рязани и в селе Константинове, на родине поэта, которая считается неофициальной поэтической столицей Руси, проводятся Есенинские праздники, на которых бывает много народу, много "гостей со всех волостей". А с 1985 года эти праздники стали всесоюзными, всероссийскими.
Есенин говорил:
И будет памятник стоять в Рязани мне.
Есть, стоит у нас на набережной Трубежа, на территории кремля, и памятник ему, "в бронзе выкованной славы", работы Кибальникова.
У нас в Рязани, можно сказать, культ Есенина. Нет ни одного рязанца, для которого Есенин "не икона", и не ни одного поэта, который не испытал бы на себе его влияние.
А было время, когда Есенина не знали даже сами рязанцы, когда и его стихи, и его имя были под запретом, когда кого-то даже сажали в тюрьму только за то, что он упоминал имя Есенина. Целые поколения рязанцев, целые поколения русских росли и вырастали без Есенина и не знали своего поэта ни в детстве, ни в отрочестве, ни в юности. Например, мой старший брат Владимир узнал его только в армии, когда служил там, в Азербайджане. Вот как! Есенин пришел к нему не через Рязань, а через Азербайджан. Так - через Азербайджан - Есенин пришел и ко мне. И только благодаря моему брату, который привез из армии томик его стихов, он пришел ко мне еще в детстве...
Есенин в нашей литературе - "цветок неповторимый", причем цветок не садовый, а луговой, русский цветок, прочно вросший корнями в свою землю. Есенин не просто русский поэт, но, как сказал Евгений Евтушенко, "самый русский".
Его знает и любит не только вся наша страна, Россия, но и весь мир, - в этом смысле он поэт мировой. И Рязань, конечно, гордится им, своим сыном, певцом земли русской, певцом русской природы, певцом любви.
С 1965 года у нас в Рязани и в селе Константинове, на родине поэта, которая считается неофициальной поэтической столицей Руси, проводятся Есенинские праздники, на которых бывает много народу, много "гостей со всех волостей". А с 1985 года эти праздники стали всесоюзными, всероссийскими.
Есенин говорил:
И будет памятник стоять в Рязани мне.
Есть, стоит у нас на набережной Трубежа, на территории кремля, и памятник ему, "в бронзе выкованной славы", работы Кибальникова.
У нас в Рязани, можно сказать, культ Есенина. Нет ни одного рязанца, для которого Есенин "не икона", и не ни одного поэта, который не испытал бы на себе его влияние.
А было время, когда Есенина не знали даже сами рязанцы, когда и его стихи, и его имя были под запретом, когда кого-то даже сажали в тюрьму только за то, что он упоминал имя Есенина. Целые поколения рязанцев, целые поколения русских росли и вырастали без Есенина и не знали своего поэта ни в детстве, ни в отрочестве, ни в юности. Например, мой старший брат Владимир узнал его только в армии, когда служил там, в Азербайджане. Вот как! Есенин пришел к нему не через Рязань, а через Азербайджан. Так - через Азербайджан - Есенин пришел и ко мне. И только благодаря моему брату, который привез из армии томик его стихов, он пришел ко мне еще в детстве...
понедельник, 22 февраля 2010 г.
Нина КРАСНОВА "ТАГАНСКИЙ ЗОЛОТУХИН"
Высоцкий играл Гамлета. Мечтал об этом и Золотухин. Вокруг роли Гамлета развернулись страсти. Почему-то считалось, что после того, как Высоцкий сыграл Гамлета, никто больше не имеет права играть его.
Один недоброжелатель написал Золотухину: какой из тебя Гамлет? никогда тебе Гамлетом не быть, оставайся Бумбарашем...
Один недоброжелатель написал Золотухину: какой из тебя Гамлет? никогда тебе Гамлетом не быть, оставайся Бумбарашем...
воскресенье, 21 февраля 2010 г.
Нина КРАСНОВА "Федор КРЮКОВ и Юрий КУВАЛДИН"
Певец Тихого Дона Федор Крюков” - это не статья в привычном смысле слова, а художественная монография о личности Федора Крюкова и о его творчестве.
“В 1970-х годах в просвещенном литературном кругу”, в который входил и Кувалдин, “только и разговоров было, что об авторстве “Тихого Дона”. Авторство это в течение всего советского времени официально приписывалось Шолохову, который отхватил за этот роман Нобелевскую премию и вошел в сонм советских классиков. Но, как писал Солженицын в 1974 году, мог ли полуграмотный парень с 4-мя классами начальной школы, “юный продкомиссар... московский чернорабочий и делопроизводитель домоуправления на Красной Пресне”, в 23 года создать “произведение на материале, превосходящем свой жизненный опыт и свой уровень образованности”? Когда и сам Толстой не мог в 23 года написать такое? И сам Пушкин? Нет, такой труд “мог быть подготовлен только долгим общением (автора) со многими слоями дореволюционного донского общества”. И этим автором был не малограмотный представитель социальных низов, который не знал, в какой руке и с какого конца ручку держать, который еще не только писать, но и читать не научился, - люмпен, казак не казак, - а просвещенный, интеллигентный человек, высочайшей культуры и образованности, казак высокого ранга, сын донского атамана, окончивший Петербургский университет, преподаватель русской словесности, учитель поэта Серебряного века Тинякова, член 1-й Государственной Думы, автор множества книг и статей о тихом Доне (тихий Дон - это старинная идиома, а не неологизм автора “Тихого Дона”), о казачестве, о жизни казачества, которые он написал задолго до самого романа, автор, а потом и сотрудник журнала Короленко “Русское богатство”, оцененный и самим Короленко, и Горьким, и земляком и приятелем Крюкова Серафимовичем еще тогда, когда Шолохов, который был на 35 лет моложе его, под стол пешком ходил, Федор Крюков. Но он был белогвардеец, служил в армии Деникина, был врагом советской власти и, естественно, не подходил под марку советского писателя по своей биографии, был “не в формате”, как сказали бы сейчас, не укладывался в схему. Он умер от сыпного тифа в 1920 году, на Кубани, в 50 лет, когда отступал с войсками Деникина к Новороссийску. И когда умирал, больше всего волновался о сундучке со своими рукописями, который он возил с собой...
Текст: Нина Красновa "Федор Крюков и Юрий Кувалдин"
“В 1970-х годах в просвещенном литературном кругу”, в который входил и Кувалдин, “только и разговоров было, что об авторстве “Тихого Дона”. Авторство это в течение всего советского времени официально приписывалось Шолохову, который отхватил за этот роман Нобелевскую премию и вошел в сонм советских классиков. Но, как писал Солженицын в 1974 году, мог ли полуграмотный парень с 4-мя классами начальной школы, “юный продкомиссар... московский чернорабочий и делопроизводитель домоуправления на Красной Пресне”, в 23 года создать “произведение на материале, превосходящем свой жизненный опыт и свой уровень образованности”? Когда и сам Толстой не мог в 23 года написать такое? И сам Пушкин? Нет, такой труд “мог быть подготовлен только долгим общением (автора) со многими слоями дореволюционного донского общества”. И этим автором был не малограмотный представитель социальных низов, который не знал, в какой руке и с какого конца ручку держать, который еще не только писать, но и читать не научился, - люмпен, казак не казак, - а просвещенный, интеллигентный человек, высочайшей культуры и образованности, казак высокого ранга, сын донского атамана, окончивший Петербургский университет, преподаватель русской словесности, учитель поэта Серебряного века Тинякова, член 1-й Государственной Думы, автор множества книг и статей о тихом Доне (тихий Дон - это старинная идиома, а не неологизм автора “Тихого Дона”), о казачестве, о жизни казачества, которые он написал задолго до самого романа, автор, а потом и сотрудник журнала Короленко “Русское богатство”, оцененный и самим Короленко, и Горьким, и земляком и приятелем Крюкова Серафимовичем еще тогда, когда Шолохов, который был на 35 лет моложе его, под стол пешком ходил, Федор Крюков. Но он был белогвардеец, служил в армии Деникина, был врагом советской власти и, естественно, не подходил под марку советского писателя по своей биографии, был “не в формате”, как сказали бы сейчас, не укладывался в схему. Он умер от сыпного тифа в 1920 году, на Кубани, в 50 лет, когда отступал с войсками Деникина к Новороссийску. И когда умирал, больше всего волновался о сундучке со своими рукописями, который он возил с собой...
Текст: Нина Красновa "Федор Крюков и Юрий Кувалдин"
суббота, 20 февраля 2010 г.
Нина КРАСНОВА "ЧЕТЫРЕ РИФМУЮЩИХ ЖЕНЩИНЫ" (Ахматова, Цветаева, Бек, Краснова)
***
Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда...
Анна Ахматова
***
Идешь, на меня похожий,
Глаза устремляя вниз.
Я их опускала тоже.
Прохожий, остановись!
..................................
Я тоже б ы л а, прохожий.
Прохожий, остановись...
Марина Цветаева
***
Я к вам с утра пожалую,
Отцветшая, как мода,
Чтоб нежность обветшалую
Найти на дне комода.
О, жизнь моя отпетая!
О, ноша не по силам!
...И я умру, исследуя
Несовпаденье с миром.
Татьяна Бек
***
Не подрезай, Рязань, моих ветвей,
Которые все вверх и вверх стремятся.
Дай мне собою стать, собой остаться
Мне, дочери твоей.
...............................................
Дай мне расти естественно, свободно,
Как по природе я должна расти.
Нина Краснова
Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда...
Анна Ахматова
***
Идешь, на меня похожий,
Глаза устремляя вниз.
Я их опускала тоже.
Прохожий, остановись!
..................................
Я тоже б ы л а, прохожий.
Прохожий, остановись...
Марина Цветаева
***
Я к вам с утра пожалую,
Отцветшая, как мода,
Чтоб нежность обветшалую
Найти на дне комода.
О, жизнь моя отпетая!
О, ноша не по силам!
...И я умру, исследуя
Несовпаденье с миром.
Татьяна Бек
***
Не подрезай, Рязань, моих ветвей,
Которые все вверх и вверх стремятся.
Дай мне собою стать, собой остаться
Мне, дочери твоей.
...............................................
Дай мне расти естественно, свободно,
Как по природе я должна расти.
Нина Краснова
пятница, 19 февраля 2010 г.
Нина Краснова с частушкой о Бачурине
***
Евгений Бачурин - личность многогранная. Он и бард, и поэт, и художник. Я люблю песни Бачурина. Однажды он пригласил меня на свой концерт в музей-квартиру Пушкина на Арбате. Песни и стихи его наполнены живой жизнью, они уходят своими корнями в глубины русской поэзии и славянских верований.
Я написала такие куплеты, посвященные Евгению Бачурину:
Автор песни “Дерева”
Рощ не рубит на дрова.
Я на автора “Дерев”
Смотрю, от счастья одурев...
Евгений Бачурин - личность многогранная. Он и бард, и поэт, и художник. Я люблю песни Бачурина. Однажды он пригласил меня на свой концерт в музей-квартиру Пушкина на Арбате. Песни и стихи его наполнены живой жизнью, они уходят своими корнями в глубины русской поэзии и славянских верований.
Я написала такие куплеты, посвященные Евгению Бачурину:
Автор песни “Дерева”
Рощ не рубит на дрова.
Я на автора “Дерев”
Смотрю, от счастья одурев...
четверг, 18 февраля 2010 г.
Нина КРАСНОВА о творчестве художника Александра Трифонова
Я помню, как в феврале 1999 года первый раз в жизни попала на выставку молодого московского художника Александра Трифонова, на вернисаж, который состоялся в галерее "На Каширке". Выставка называлась "Конец идеологий", и в этом было что-то от футуристической "Пощечины общественному вкусу", а вернее - пощечина официозному искусству, выпад против него и предрекание ему конца, как и официозной идеологии.
Выставка потрясла и ошеломила меня сильнее, чем если бы явление нового Пикассо, Малевича, Кандинского народу. На ней было выставлено для обозрения около ста картин, и все они говорили о том, что в мир пришел новый художник, не похожий ни на кого из всех, которые были до него. Художник со своим собственным, нестандартным взглядом на мир, со своим собственным видением, чувствованием, осмыслением и отображением этого мира, и со своим собственным миром, который он создал, сотворил сам, как Бог, кистями и красками.
"Самое главное для художника - создать свой мир", - сказал потом Александр Трифонов, выступая на страницах самого первого - "пилотного" - номера журнала "Наша улица".
Что мне бросилось в глаза на картинах Трифонова в первую очередь и что больше всего привлекло меня в них?
Любимые мной цвета картин - яркие, насыщенные, чистые, как на иконах, отчего картины кажутся выполненными не маслом, а темперой. Любимые мной сочетания этих цветов и вариации этих сочетаний - красный с черным, желтым и синим, черный с коричневым и салатовым или изумрудным... Чистое, без мазни, наложение этих цветов на грунтованный холст, чистая и лаконичная манера письма, без излишеств, четкость и красота линий и форм. Отступление от фотографичности, антифотографичность и некая "неправильность" изображения людей и предметов, с отклонением от нормы. Элементы любимого мной примитивизма, дадаизма и импрессионизма. Поиск чего-то своего, нового в искусстве. Авангардность Трифонова. Индивидуальная авторская печать, свое клеймо на всех его картинах.
Мир Трифонова - это не старательная, подслащенная, подретушированная, как бы улучшенная (а на самом деле ухудшенная) фотокопия реального мира, окружающей нас реальности, а это совершенно иная, новая - вторая, высшая - реальность, которая для художника и есть главная, настоящая и более реальная, чем та, которая считается таковой...
Текст: нина краснова
Выставка потрясла и ошеломила меня сильнее, чем если бы явление нового Пикассо, Малевича, Кандинского народу. На ней было выставлено для обозрения около ста картин, и все они говорили о том, что в мир пришел новый художник, не похожий ни на кого из всех, которые были до него. Художник со своим собственным, нестандартным взглядом на мир, со своим собственным видением, чувствованием, осмыслением и отображением этого мира, и со своим собственным миром, который он создал, сотворил сам, как Бог, кистями и красками.
"Самое главное для художника - создать свой мир", - сказал потом Александр Трифонов, выступая на страницах самого первого - "пилотного" - номера журнала "Наша улица".
Что мне бросилось в глаза на картинах Трифонова в первую очередь и что больше всего привлекло меня в них?
Любимые мной цвета картин - яркие, насыщенные, чистые, как на иконах, отчего картины кажутся выполненными не маслом, а темперой. Любимые мной сочетания этих цветов и вариации этих сочетаний - красный с черным, желтым и синим, черный с коричневым и салатовым или изумрудным... Чистое, без мазни, наложение этих цветов на грунтованный холст, чистая и лаконичная манера письма, без излишеств, четкость и красота линий и форм. Отступление от фотографичности, антифотографичность и некая "неправильность" изображения людей и предметов, с отклонением от нормы. Элементы любимого мной примитивизма, дадаизма и импрессионизма. Поиск чего-то своего, нового в искусстве. Авангардность Трифонова. Индивидуальная авторская печать, свое клеймо на всех его картинах.
Мир Трифонова - это не старательная, подслащенная, подретушированная, как бы улучшенная (а на самом деле ухудшенная) фотокопия реального мира, окружающей нас реальности, а это совершенно иная, новая - вторая, высшая - реальность, которая для художника и есть главная, настоящая и более реальная, чем та, которая считается таковой...
Текст: нина краснова
среда, 17 февраля 2010 г.
Нина КРАСНОВА "СВЕТ ПОЛЯРНОЙ ЗВЕЗДЫ В МОСКВЕ"
В новой, уже второй по счету коллективной книге стихов и прозы “Новые писатели”, выпущенном при поддержке Фонда социально-экономических и интеллектуальных программ, с предисловием Президента этого Фонда Сергея Филатова, представлено 29 молодых авторов, которые публиковались в периодике, в столичных газетах и журналах, и уже заявили о себе в литературном мире. Почти все они живут или по крайней мере родились не в Москве. Например, Денис Гуцко - родился в Тбилиси, живет в Ростове-на-Дону, Василий Сигарев - родился в Верхней Салде, живет в Екатеринбурге, Иннокентий Сергеев - родился в Уфе, живет в Калининграде, Сергей Адлыков - живет в Горно-Алтайске, Олег Киршбаум - живет в Самаре, Валех Елчиев (Салехоглы) - живет в Баку, Сергей Вербицкий - живет в Ярославле, Андрей Нитченко - живет в Сыктывкаре, Иван Клиновой - живет в Красноярске... Только некоторые живут в Москве - Валерия Пустовая, Илья Кочергин, и Роман Сенчин, который родился в Кызыле...
Они идут каждый по своему пути, по своей траектории, по своей орбите. Каждый - со своим талантом. Каждый - со своей судьбой и со своими перспективами. И о каждом из них в книге есть предисловие старшего товарища по перу, литературного мэтра.
На фоне всех этих авторов ярко выделяется “полярная звезда” Анжела Ударцева, автор журнала “Наша улица” (см. номера 2000, 2001, 2002, 2004 гг.), открытая Юрием Кувалдиным пять лет назад. Она родилась в 1975 году в Магадане, куда в свое время были сосланы ее раскулаченные предки. А недавно переехала жить из Магадана... нет, не в Москву, “предел желаний” большинства молодых провинциальных авторов, а на Чукотку, в город Певек, работает там в газете. А для души пишет в свободное время, рассказы...
Они идут каждый по своему пути, по своей траектории, по своей орбите. Каждый - со своим талантом. Каждый - со своей судьбой и со своими перспективами. И о каждом из них в книге есть предисловие старшего товарища по перу, литературного мэтра.
На фоне всех этих авторов ярко выделяется “полярная звезда” Анжела Ударцева, автор журнала “Наша улица” (см. номера 2000, 2001, 2002, 2004 гг.), открытая Юрием Кувалдиным пять лет назад. Она родилась в 1975 году в Магадане, куда в свое время были сосланы ее раскулаченные предки. А недавно переехала жить из Магадана... нет, не в Москву, “предел желаний” большинства молодых провинциальных авторов, а на Чукотку, в город Певек, работает там в газете. А для души пишет в свободное время, рассказы...
понедельник, 15 февраля 2010 г.
Нина КРАСНОВА "60-й номер “НАШЕЙ УЛИЦЫ” - № 11-2004"
Новый журнал современной русской литературы “Наша улица”, основанный писателем Юрием Кувалдиным в 1999 году, существует уже пять лет! За это время на страницах журнала выступило более 300 авторов. Среди них - известные писатели, поэты, критики, общественные деятели культуры, такие, как В. Астафьев, Л. Аннинский, С. Рассадин, В. Бондаренко, В. Боков, К. Ковальджи, Е. Рейн, А. Тимофеевский, А. Яхонтов, С. Мнацаканян, В. Широков, главный редактор газеты “Слово” В. Линник, президент Фонда социально-экономических и интеллектуальных программ С. Филатов и, конечно, Ю. Кувалдин, а также известные актеры - В. Золотухин, А. Фрейндлих, О. Табаков, О. Ефремов, К. Райкин, И. Чурикова, А. Чутко, бард Е. Бачурин, певец и композитор А. Шамардин, композитор Н. Богословский и другие, в том числе более молодые авторы - С. Овчинников из Тулы, А. Ударцева из Певека (Чукотка), Э. Сокольский из Ростова-на-Дону, Е. Лесин из Москвы.
Юбилейный 60-й номер, то есть 11-й номер 2004 года, состоит из произведений постоянных авторов журнала. Открывается он материалом Нины Красновой “Я хочу, чтоб мыслящее тело превратилось в улицу, в страну”, в котором использованы высказывания авторов о журнале, и ее же докладом “Поэзия в журнале “Наша улица”, в докладе отмечено, что все поэты “Нашей улицы” пишут не только стихи, но и прозу, то есть работают широко, поднимаясь в своем творчестве на новые витки...
Юбилейный 60-й номер, то есть 11-й номер 2004 года, состоит из произведений постоянных авторов журнала. Открывается он материалом Нины Красновой “Я хочу, чтоб мыслящее тело превратилось в улицу, в страну”, в котором использованы высказывания авторов о журнале, и ее же докладом “Поэзия в журнале “Наша улица”, в докладе отмечено, что все поэты “Нашей улицы” пишут не только стихи, но и прозу, то есть работают широко, поднимаясь в своем творчестве на новые витки...
воскресенье, 14 февраля 2010 г.
Так называемые "рукописи Шолохова" - фальшивка
Удалось ли научить "Шолоховедов" работать?
Вот уже более пяти лет как публично заявлено об "обретении" Институтом мировой литературы им. А. М. Горького РАН шолоховских рукописей "Тихого Дона". Их всестороннее изучение безусловно позволило бы приоткрыть многие тайны и загадки создания великого произведения и его появления на свет.
Намечавшееся празднование столетия М. А. Шолохова, государственная поддержка юбилейных мероприятий должны были дать достаточно надежное основание для издания этой рукописи, которую научная общественность рассчитывала получить в юбилейном году. Однако к вящему разочарованию вместо издания рукописи, включавшей примерно 800 страниц, исследователи получили многостраничный фолио Ф. Ф. Кузнецова, бывшего до последнего времени директором ИМЛИ и претендовавшего на положение ведущего современного исследователя и защитника М. А. Шолохова. На обложке золотым тиснением выведено - ""Тихий Дон": судьба и правда великого романа". Имеются в книге и воспроизведенные в виде иллюстраций страницы шолоховской рукописи, но в количестве лишь 32 листов, касающихся, в основном, лишь первых страниц романа.
Таким образом, исследователям, пять лет ожидавшим получение в руки ценного материала для изучения романа-эпопеи, истории его создания, а также вопроса о плагиате у М. Шолохова, предоставлена возможность ознакомиться примерно лишь с 4 % рукописи, а вместо остального корпуса текста - пространные рассуждения самого Ф. Ф. Кузнецова. Замена, надо сказать, совершенно неравноценная и, сама по себе, свидетельствующая о кризисе научной основы традиционного "шолоховедения". Введение в научной оборот ценного источника, который сами защитники М. Шолохова объявили ключевым аргументом в пользу окончательного решения вопроса об авторстве романа, возможность работы с ним всем заинтересованным исследователям не состоялись и отложены на неопределенный срок...
Текст: Так называемые "рукописи Шолохова" - фальшивка
Вот уже более пяти лет как публично заявлено об "обретении" Институтом мировой литературы им. А. М. Горького РАН шолоховских рукописей "Тихого Дона". Их всестороннее изучение безусловно позволило бы приоткрыть многие тайны и загадки создания великого произведения и его появления на свет.
Намечавшееся празднование столетия М. А. Шолохова, государственная поддержка юбилейных мероприятий должны были дать достаточно надежное основание для издания этой рукописи, которую научная общественность рассчитывала получить в юбилейном году. Однако к вящему разочарованию вместо издания рукописи, включавшей примерно 800 страниц, исследователи получили многостраничный фолио Ф. Ф. Кузнецова, бывшего до последнего времени директором ИМЛИ и претендовавшего на положение ведущего современного исследователя и защитника М. А. Шолохова. На обложке золотым тиснением выведено - ""Тихий Дон": судьба и правда великого романа". Имеются в книге и воспроизведенные в виде иллюстраций страницы шолоховской рукописи, но в количестве лишь 32 листов, касающихся, в основном, лишь первых страниц романа.
Таким образом, исследователям, пять лет ожидавшим получение в руки ценного материала для изучения романа-эпопеи, истории его создания, а также вопроса о плагиате у М. Шолохова, предоставлена возможность ознакомиться примерно лишь с 4 % рукописи, а вместо остального корпуса текста - пространные рассуждения самого Ф. Ф. Кузнецова. Замена, надо сказать, совершенно неравноценная и, сама по себе, свидетельствующая о кризисе научной основы традиционного "шолоховедения". Введение в научной оборот ценного источника, который сами защитники М. Шолохова объявили ключевым аргументом в пользу окончательного решения вопроса об авторстве романа, возможность работы с ним всем заинтересованным исследователям не состоялись и отложены на неопределенный срок...
Текст: Так называемые "рукописи Шолохова" - фальшивка
суббота, 13 февраля 2010 г.
Юрий Кувалдин ""Тихий Дон" авторство" эссе
Тема плагиата "Тихого Дона" настолько стала явной, что из разных мест раздаются голоса о признании Федора Крюкова и свержении неграмотного Михаила Шолохова с олимпа авторства "Тихого Дона".
2 февраля 2009 года исполняется 139 лет со дня рождения великого русского писателя, автора романа "Тихий Дон" Федора Дмитриевича Крюкова. Он родился в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа земли Войска Донского. Окончил Петербургский историко-филологический институт. Статский советник. Депутат Первой государственной Думы. Заведующий отделом литературы и искусства журнала "Русское богатство" (редактор В. Г. Короленко). В Гражданскую войну выступал на стороне белых. Секретарь Войскового круга. В 1920 году, собрав в полевые сумки рукописи, чтобы издать их за рубежом, отступал вместе с остатками армии Деникина к Новороссийску. По одним сведениям на Кубани Федор Крюков заболел сыпным тифом, по другим был отравлен и ограблен Петром Громославским, будущим тестем Шолохова и умер 20 февраля. Автор романа "Тихий Дон" и других произведений, положенных в основу так называемого "писателя Шолохова".
"Тихий Дон" авторство - это загадка для людей, не умеющих читать, или держащих книгу вверх ногами. Автор романа "Тихий Дон" Федор Крюков был самым известным до революции писателем на Дону, окончил университет в Петербурге, возглавлял отдел литературы и искусства журнала "Русское богатство", главным редактором которого был Владимир Короленко. С Федором Крюковым учился в одной гимназии Петр Громославский, будущий тесть Шолохова. Рукопись романа в 1920 году, после гибели Крюкова, попала к Громославскому. С ними еще учился Александр Серафимович, который на ниве уничтожения "дворянской" культуры и воцарения пролетарской совершил вместе с другом Громославским авантюру. Нужен был новый, молодой пролетарский писатель. И он нашелся. Неграмотного Шолохова женил на своей дочери Громославский, и поставил имя Шолохова на романе, приниженном варваризмами и хамской речью. Но стиль писателя Федора Крюкова и через века не скрыть. Повесть "Казачка" и особенно "Зыбь" говорят о творческом родстве. Шолохов же был только минимально грамотным, но сам писать что-либо художественное не умел. На юбилейном заседании в музее Маяковского в 2005 году Рой Медведев мне рассказал такой эпизод. Группа писателей совершила экскурсию по реке на теплоходе с тем, чтобы за ночь описать свои впечатления о строительстве канала. Все написали, кроме Шолохова...
Текст: Юрий Кувалдин ""Тихий Дон" авторство" эссе
2 февраля 2009 года исполняется 139 лет со дня рождения великого русского писателя, автора романа "Тихий Дон" Федора Дмитриевича Крюкова. Он родился в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа земли Войска Донского. Окончил Петербургский историко-филологический институт. Статский советник. Депутат Первой государственной Думы. Заведующий отделом литературы и искусства журнала "Русское богатство" (редактор В. Г. Короленко). В Гражданскую войну выступал на стороне белых. Секретарь Войскового круга. В 1920 году, собрав в полевые сумки рукописи, чтобы издать их за рубежом, отступал вместе с остатками армии Деникина к Новороссийску. По одним сведениям на Кубани Федор Крюков заболел сыпным тифом, по другим был отравлен и ограблен Петром Громославским, будущим тестем Шолохова и умер 20 февраля. Автор романа "Тихий Дон" и других произведений, положенных в основу так называемого "писателя Шолохова".
"Тихий Дон" авторство - это загадка для людей, не умеющих читать, или держащих книгу вверх ногами. Автор романа "Тихий Дон" Федор Крюков был самым известным до революции писателем на Дону, окончил университет в Петербурге, возглавлял отдел литературы и искусства журнала "Русское богатство", главным редактором которого был Владимир Короленко. С Федором Крюковым учился в одной гимназии Петр Громославский, будущий тесть Шолохова. Рукопись романа в 1920 году, после гибели Крюкова, попала к Громославскому. С ними еще учился Александр Серафимович, который на ниве уничтожения "дворянской" культуры и воцарения пролетарской совершил вместе с другом Громославским авантюру. Нужен был новый, молодой пролетарский писатель. И он нашелся. Неграмотного Шолохова женил на своей дочери Громославский, и поставил имя Шолохова на романе, приниженном варваризмами и хамской речью. Но стиль писателя Федора Крюкова и через века не скрыть. Повесть "Казачка" и особенно "Зыбь" говорят о творческом родстве. Шолохов же был только минимально грамотным, но сам писать что-либо художественное не умел. На юбилейном заседании в музее Маяковского в 2005 году Рой Медведев мне рассказал такой эпизод. Группа писателей совершила экскурсию по реке на теплоходе с тем, чтобы за ночь описать свои впечатления о строительстве канала. Все написали, кроме Шолохова...
Текст: Юрий Кувалдин ""Тихий Дон" авторство" эссе
пятница, 12 февраля 2010 г.
Юрий Кувалдин "Федор Крюков, воскресший из пепла, или Шолоховщина, как коммунистическая мистификация"
КРЮКОВ
Юность Федора Крюкова совпала с юностью Петра Громославского, Филиппа Миронова, Александра Серафимовича. Они учились в одной Усть-Медведицкой гимназии.
ШОЛОХОВ
Рой Медведев пришел к выводу, что личность 23-летнего М. А. Шолохова весьма разительно не соответствует тому "слепку личности автора", который можно было бы сделать по роману "Тихий Дон", если бы этот роман в конце 20-х годов вышел в свет анонимно. И если бы мы, анализируя текст "Тихого Дона", указали на 50 - 60 главных отличительных качеств автора этого произведения, то личность молодого Шолохова, как об этом можно судить по "Донским рассказам" и известной нам биографии писателя, совпала бы с личностью автора "Тихого Дона" только по 5 - 6 пунктам.
Солженицын говорил о том, что летом 1965 года ему передали рассказ Петрова-Бирюка за ресторанным столом ЦДЛ: что году в 1932, когда он был председателем писательской ассоциации Азово-Черноморского края, к нему явился какой-то человек и заявил, что имеет полные доказательства: Шолохов не писал "Тихого Дона". Петров-Бирюк удивился: какое ж доказательство может быть таким неопровержимым? Незнакомец положил черновики „Тихого Дона", - которых Шолохов никогда не имел и не предъявлял, а вот они - лежали, и от другого почерка! Петров-Бирюк, что б он о Шолохове ни думал (а - боялся, тогда уже - его боялись), - позвонил в отдел агитации крайкома партии. Там сказали: а пришли-ка к нам этого человека, с его бумагами. И человека этого больше никто и никогда не видел...
Текст: Юрий Кувалдин "Федор Крюков, воскресший из пепла, или Шолоховщина, как коммунистическая мистификация"
Юность Федора Крюкова совпала с юностью Петра Громославского, Филиппа Миронова, Александра Серафимовича. Они учились в одной Усть-Медведицкой гимназии.
ШОЛОХОВ
Рой Медведев пришел к выводу, что личность 23-летнего М. А. Шолохова весьма разительно не соответствует тому "слепку личности автора", который можно было бы сделать по роману "Тихий Дон", если бы этот роман в конце 20-х годов вышел в свет анонимно. И если бы мы, анализируя текст "Тихого Дона", указали на 50 - 60 главных отличительных качеств автора этого произведения, то личность молодого Шолохова, как об этом можно судить по "Донским рассказам" и известной нам биографии писателя, совпала бы с личностью автора "Тихого Дона" только по 5 - 6 пунктам.
Солженицын говорил о том, что летом 1965 года ему передали рассказ Петрова-Бирюка за ресторанным столом ЦДЛ: что году в 1932, когда он был председателем писательской ассоциации Азово-Черноморского края, к нему явился какой-то человек и заявил, что имеет полные доказательства: Шолохов не писал "Тихого Дона". Петров-Бирюк удивился: какое ж доказательство может быть таким неопровержимым? Незнакомец положил черновики „Тихого Дона", - которых Шолохов никогда не имел и не предъявлял, а вот они - лежали, и от другого почерка! Петров-Бирюк, что б он о Шолохове ни думал (а - боялся, тогда уже - его боялись), - позвонил в отдел агитации крайкома партии. Там сказали: а пришли-ка к нам этого человека, с его бумагами. И человека этого больше никто и никогда не видел...
Текст: Юрий Кувалдин "Федор Крюков, воскресший из пепла, или Шолоховщина, как коммунистическая мистификация"
четверг, 11 февраля 2010 г.
Юрий Кувалдин "Что такое Шолохов?" эссе
Литературные произведения, выпущенные без подписи автора (анонимные) или под псевдонимом (вымышленным именем, брэндом), известны с древнейших времен, еще до изобретения книгопечатания. Я говорю здесь лишь о тех случаях, когда авторы намеренно скрывали свои имена. В более широком смысле анонимными являются и произведения, созданные авторами, чьи имена до нас не дошли, например, почти все эпические поэмы - исландские саги, финские руны, Песня о Роланде, Песня о Нибелунгах, индийские Ригведа, Махабхарата и т. д. Иногда писатели не ставили своего имени при выпуске одного или нескольких сочинений, а иногда - всю жизнь. Это присуще литературам всех стран. Псевдоним, или, точнее, брэнд "Шолохов" нужно рассматривать и как торговую марку, наподобие "Форда" или "Серпа и молота", и как атрибут государства, наряду с гербом СССР, красным знаменем, Звездой Героя Советского Союза, и как символ единодержавия в лице Коммунистической партии Советского Союза. До сих пор на Доме на набережной висит мемориальная доска созидателю брэнда "Шолохов" Александру Серафимовичу Серафимовичу (Попову) (1863-1949). Он же был одним из создателей первой после октябрьского переворота писательской организации - РАПП. Вот как характеризуется РАПП в "Советском энциклопедическом словаре" 1990 года издания: "РАПП (Российская ассоциация пролетарских писателей), массовая советская литературная организация (1925-1932). Догматически используя лозунг партийности литературы, рапповцы стремились к административному руководству всем литературным процессом; для рапповской критики характерен вульгарный социологизм, "проработочный" стиль".
Сравнение жизни с театром является большим упрощением, однако нельзя отрицать, что в каждом человеческом действии, особенно сложном и не рутинном, присутствует театральный элемент. Исходя из этого, нужно признать, что Михаил Шолохов неплохо сыграл роль "писателя" Михаила Шолохова, вжился в эту роль, как Бабочкин в Чапаева, позировал на фотографиях: то выставит ногу вперед, подбоченясь, то опустит на руку подбородок, то с папиросой в кадр смотрит... Если бы не ошибка Хрущева, предложившего Шолохову трибуну, с которой Шолохов в силу отсутствия интеллекта сам себя разоблачил неумением строить самую простейшую фразу, то тайна сия велика была бы и по сей день. Ведь Бабочкину не нужно было участвовать в боях, как Шолохову не нужно было уметь писать...
Текст: Юрий Кувалдин "Что такое Шолохов?" эссе
Сравнение жизни с театром является большим упрощением, однако нельзя отрицать, что в каждом человеческом действии, особенно сложном и не рутинном, присутствует театральный элемент. Исходя из этого, нужно признать, что Михаил Шолохов неплохо сыграл роль "писателя" Михаила Шолохова, вжился в эту роль, как Бабочкин в Чапаева, позировал на фотографиях: то выставит ногу вперед, подбоченясь, то опустит на руку подбородок, то с папиросой в кадр смотрит... Если бы не ошибка Хрущева, предложившего Шолохову трибуну, с которой Шолохов в силу отсутствия интеллекта сам себя разоблачил неумением строить самую простейшую фразу, то тайна сия велика была бы и по сей день. Ведь Бабочкину не нужно было участвовать в боях, как Шолохову не нужно было уметь писать...
Текст: Юрий Кувалдин "Что такое Шолохов?" эссе
среда, 10 февраля 2010 г.
Федор Крюков "Два мира". Памяти Льва Толстого
Прошла зыбь, взволновала поверхность житейского моря...
Думалось до этого, что оно прочно успокоилось, улеглось, застыло, закутанное густой и тяжкой пеленой туманов. А вот дунула великая смерть - и ожила застывшая гладь, кругами пошли валы, и идут дальше и дальше, до самых крайних пределов земли.
И вот видишь эту взволнованную поверхность житейского океана, когда слышишь гул и ропот в его верхнем слое, страстно хочется заглянуть туда, вглубь, где "вековая тишина", темь, загадочное безмолвие: доходит ли туда шум сверху? ощущается ли и там отражение волнующего нас события?
И всякий раз, когда хоть маленький отзвук доходит оттуда, хоть крошечный уголок плотной завесы приподнимается перед жадно ожидающим взором, охватывает особенное волнение: два мира голоса подают друг другу, два мира, разделенные глубокой исторической трещиной, - повинная работе и темноте масса и "город на горе", люди мысли... Осыпается разделяющая стена, которую, может быть, больше всех нас чувствовал гениальной совестью своей Лев Толстой...
- Что за человек Толстов? Слыхал чтение: болен он, вся Россия о нем соболезнует, - праведной жизни человек, и вижу, что отлучен от церкви... Монахов понагнали к нему...
- Вы грамотны?
- Плохо. За меру картошки учен, какая грамота наша...
Текст: Федор Крюков "Два мира". Памяти Льва Толстого
Думалось до этого, что оно прочно успокоилось, улеглось, застыло, закутанное густой и тяжкой пеленой туманов. А вот дунула великая смерть - и ожила застывшая гладь, кругами пошли валы, и идут дальше и дальше, до самых крайних пределов земли.
И вот видишь эту взволнованную поверхность житейского океана, когда слышишь гул и ропот в его верхнем слое, страстно хочется заглянуть туда, вглубь, где "вековая тишина", темь, загадочное безмолвие: доходит ли туда шум сверху? ощущается ли и там отражение волнующего нас события?
И всякий раз, когда хоть маленький отзвук доходит оттуда, хоть крошечный уголок плотной завесы приподнимается перед жадно ожидающим взором, охватывает особенное волнение: два мира голоса подают друг другу, два мира, разделенные глубокой исторической трещиной, - повинная работе и темноте масса и "город на горе", люди мысли... Осыпается разделяющая стена, которую, может быть, больше всех нас чувствовал гениальной совестью своей Лев Толстой...
- Что за человек Толстов? Слыхал чтение: болен он, вся Россия о нем соболезнует, - праведной жизни человек, и вижу, что отлучен от церкви... Монахов понагнали к нему...
- Вы грамотны?
- Плохо. За меру картошки учен, какая грамота наша...
Текст: Федор Крюков "Два мира". Памяти Льва Толстого
вторник, 9 февраля 2010 г.
Федор Крюков "Перевелись ли богатыри? М. Е. Салтыков-Щедрин"
Литературный вечер в память М. Е. Салтыкова-Щедрина...
Как ни совестно, а приходится сознаться: хорошо, что есть великие покойники. Хоть около них, вокруг их имени можно собраться, па миг сомкнуть ряды, оглянуться и... помолчать в компании. Пусть тусклы, лишены огня эти всячески урезанные и сжатые прессом чествования памяти, пусть останется от них чувство неудовлетворенности и даже удручения, усугубляется сознание собственной малости и бессилия перед хрустальными курганами почивших богатырей, - но есть в них какая-то неуловимо трогательная черта, какое-то особое настроение, точно в немые зимние сумерки пришел к родным могилам, постоял в безмолвии у дорогих крестов, оглянулся на всю жизнь - свою и чужую - и в новом свете увидел скованную молчанием, саваном покрытую равнину за кладбищем. Безбрежная грусть, но и робкие надежды на грядущее пробуждение...
Вечор в память М. Е. Салтыкова, как и первое заседание (в консерватории), посвященное Л. Н. Толстому, прошел без блеска - нечто фатальное как будто висит ныне над такими собраниями. Было несколько серьезных и даже с некоторым излишком добросовестных докладов о Щедрине. В одном - воспоминания, в двух других - обзоры литературной деятельности великого сатирика, как она слагалась, развивалась и протекала по десятилетиям... При всем почтении к докладчикам и их рефератам все-таки должен сказать: такие поминки слишком тяжеловесны для среднего человека, который, по слабости комплекции, наклонен и в траурном чествовании предпочесть что-нибудь менее обременительное и более бодрящее, живое и занимательное...
Текст: Федор Крюков "Перевелись ли богатыри? М. Е. Салтыков-Щедрин"
Как ни совестно, а приходится сознаться: хорошо, что есть великие покойники. Хоть около них, вокруг их имени можно собраться, па миг сомкнуть ряды, оглянуться и... помолчать в компании. Пусть тусклы, лишены огня эти всячески урезанные и сжатые прессом чествования памяти, пусть останется от них чувство неудовлетворенности и даже удручения, усугубляется сознание собственной малости и бессилия перед хрустальными курганами почивших богатырей, - но есть в них какая-то неуловимо трогательная черта, какое-то особое настроение, точно в немые зимние сумерки пришел к родным могилам, постоял в безмолвии у дорогих крестов, оглянулся на всю жизнь - свою и чужую - и в новом свете увидел скованную молчанием, саваном покрытую равнину за кладбищем. Безбрежная грусть, но и робкие надежды на грядущее пробуждение...
Вечор в память М. Е. Салтыкова, как и первое заседание (в консерватории), посвященное Л. Н. Толстому, прошел без блеска - нечто фатальное как будто висит ныне над такими собраниями. Было несколько серьезных и даже с некоторым излишком добросовестных докладов о Щедрине. В одном - воспоминания, в двух других - обзоры литературной деятельности великого сатирика, как она слагалась, развивалась и протекала по десятилетиям... При всем почтении к докладчикам и их рефератам все-таки должен сказать: такие поминки слишком тяжеловесны для среднего человека, который, по слабости комплекции, наклонен и в траурном чествовании предпочесть что-нибудь менее обременительное и более бодрящее, живое и занимательное...
Текст: Федор Крюков "Перевелись ли богатыри? М. Е. Салтыков-Щедрин"
понедельник, 8 февраля 2010 г.
Федор Крюков "Речь на заседании первой государственной думы"
Господа народные представители. Тысячи казачьих семей и десятки тысяч детей казацких ждут от Государственной Думы решения вопроса об их отцах и кормильцах, не считаясь с тем, что компетенция нашего юного парламента в военных вопросах поставлена в самые тесные рамки. Уже два года как казаки второй и третьей очереди оторваны от родного угла, от родных семей и, под видом исполнения воинского долга, несут ярмо такой службы, которая покрыла позором все казачество. История не раз являла нам глубоко трагические зрелища. Не раз полуголодные, темные, беспросветные толпы, предводимые толпой фарисеев и первосвященников, кричали: «Распни Его!»... — и верили, что делают дело истинно патриотическое; не раз толпы народа, несчастного, задавленного нищетой, любовались яркими кострами, на которых пылали мученики за его блага, и, в святой простоте, подкладывали вязанки дров под эти костры или, предводимые правительственными агентами, на наших глазах обливали керосином и поджигали общественные здания, в которых находились люди, неугодные правительству. Скорбь и ужас охватывают сердце при виде таких трагических зрелищ, невольно вспоминается грозный символ Евангелия: «Жернов на шею совратителя этой темноты». Но еще более трагическое зрелище, на мой взгляд, представляется, когда те люди, которые, хорошо сознавая, что дело, вмененное им в обязанность, если страшное, позорное дело, все-таки должны делать его, должны потому, что существует целый кодекс, вменяющий им в святую обязанность повиновение без рассуждения. Прежде всего, подчинение, слепое подчинение, которое признается исполнением служебного долга, верностью данной присяге. В таком положении находятся люди военной профессии, в таком положении находятся и казаки...
Текст: Федор Крюков "Речь на заседании первой государственной думы"
Текст: Федор Крюков "Речь на заседании первой государственной думы"
воскресенье, 7 февраля 2010 г.
Федор Крюков "Зыбь" повесть
Повесть "Зыбь" входит в книгу Федора Крюкова "Рассказы", вышедшую в Книгоиздательстве писателей в Москве в 1914 году (том 1). "Зыбь" привела в восторг Максима Горького и Владимира Короленко. Эта вещь генетически, пуповиной, нервом и пульсом связана с романом "Тихий Дон", над которым Федор Крюков в это время работал. Мне, как писателю, и без того очевидно, что написать "Тихий Дон" мог только выдающийся мастер, интеллигент, в течение десятилетий совершенствовавший свое мастерство. Федор Крюков окончил филологический факультет, работал учителем. Федор Дмитриевич Крюков (1870-1920) умер от тифа или был убит (отравлен) Петром Громославским, будущим тестем Шолохова, на Кубани, отступая с белой армией Деникина. Рукопись неоконченного романа, начатого Федором Крюковым в 1912 году, когда Шолохову было семь или девять лет (1905 или 1903-1984), попала к Александру Серафимовичу, который во что бы то ни стало хотел завершить и опубликовать роман под любым именем. Тут-то и началась идеологическая доделка романа соавторами. Федор Крюков могучей силой художественного таланта закрутил метель тайны, доведшей до Нобелевской премии "романиста от сохи", неграмотного, не написавшего в жизни ни строчки М.А.Шолохова. Шолохов не только не был писателем, но не был даже читателем, не имел малейшей склонности к "чтению - лучшему учению" (Пушкин), был только буквенно-грамотным, не освоил синтаксис и орфографию; чтобы скрыть свою малограмотность, дико невежественный Шолохов никогда прилюдно не писал даже коротких записок; от Шолохова после его смерти не осталось никаких писательских бумаг, пустым был письменный стол, пустые тумбочки, а в "его библиотеке" невозможно было сыскать ни одной книги с его отметками и закладками. Никогда его не видели работающим в библиотеке или в архивах. Таким образом, те "разоблачители", которые говорили или писали, что Шолохов сделал то-то и то-то, обнаружили незнание плагиатора: Шолохов был способен выполнять только курьерские поручения, а плагиат "Тихого Дона" и всего остального т. н. "творчества Шолохова" - все виды плагиата выполняли другие люди, в основном - жена и ее родственники Громославские. Приписывать Шолохову плагиаторскую работу - значит, заниматься созданием мифологии плагиатора, который был во всех отношениях литературно-невменяемой личностью. Оттого его жена Мария и раздувала легенду о том, что у нее с мужем почерки "одинаково красивые", оттого и сфальсифицированный "его архив" написан разными почерками и разными людьми. Истина абсолютная: Шолохова не было ни писателя, ни деятельного плагиатора: его именем, как клеймом, обозначали плагиат других людей. Шолохова писателем можно было называть только один раз в год в качестве первоапрельской шутки. Он и был кровавой шуткой Сталина, преступным продуктом преступного строя, чумовым испражнением революционного Октября и журнала "Октябрь", незаконнорожденным выродком Октября во всех смыслах.
Юрий КУВАЛДИН
Федор Крюков
ЗЫБЬ
повесть
I.
Пахло отпотевшей землей и влажным кизячным дымом. Сизыми струйками выползал он из труб и долго стоял в раздумье над соломенными крышами, потом нехотя спускался вниз, тихо стлался по улице и закутывал бирюзовой вуалью вербы в конце станицы. Вверху, между растрепанными косицами румяных облаков, нежно голубело небо: всходило солнце.
И хлопотливым, веселым шумом проснувшейся заботы приветствовало восход все живое население станицы. Неистово орали кочета; мягким медным звоном звенело вдали кагаканье гусей; вперебой блеяли выгнанные на улицу овцы и ягнята - как школьники, нестройным, но старательным хором поющие утреннюю молитву; в кучах сухого хвороста сердито-задорно считались между собой воробьи. Шуршали по улице арбы с сеном. На сене, сердито уткнувшись вниз железными зубьями, тряслись бороны. Скрипели воза с мешками зерна - народ в первый раз после зимы выезжал на работу в поле, на посев. Звонкое, короткое хлопанье кнута сменялось то отрывистым, то протяжным бойким свистом и переплеталось с добродушно грозными, понукающими голосами:
- Цоб! К-куда? Цобэ, перепелесый, цобэ! Гей, бычки, гей! Цоб-цоб-цоб!..
Текст: Федор Крюков "Зыбь" повесть
Юрий КУВАЛДИН
Федор Крюков
ЗЫБЬ
повесть
I.
Пахло отпотевшей землей и влажным кизячным дымом. Сизыми струйками выползал он из труб и долго стоял в раздумье над соломенными крышами, потом нехотя спускался вниз, тихо стлался по улице и закутывал бирюзовой вуалью вербы в конце станицы. Вверху, между растрепанными косицами румяных облаков, нежно голубело небо: всходило солнце.
И хлопотливым, веселым шумом проснувшейся заботы приветствовало восход все живое население станицы. Неистово орали кочета; мягким медным звоном звенело вдали кагаканье гусей; вперебой блеяли выгнанные на улицу овцы и ягнята - как школьники, нестройным, но старательным хором поющие утреннюю молитву; в кучах сухого хвороста сердито-задорно считались между собой воробьи. Шуршали по улице арбы с сеном. На сене, сердито уткнувшись вниз железными зубьями, тряслись бороны. Скрипели воза с мешками зерна - народ в первый раз после зимы выезжал на работу в поле, на посев. Звонкое, короткое хлопанье кнута сменялось то отрывистым, то протяжным бойким свистом и переплеталось с добродушно грозными, понукающими голосами:
- Цоб! К-куда? Цобэ, перепелесый, цобэ! Гей, бычки, гей! Цоб-цоб-цоб!..
Текст: Федор Крюков "Зыбь" повесть
суббота, 6 февраля 2010 г.
Федор Крюков КАЗАЧКА (Из станичного быта)
I.
В маленькой комнатке с низким потолком, с потемневшими, старинного письма, деревянными иконами в переднем углу, с оружием и дешевыми олеографиями по стенам находилось два лица: студент в старом, форменном сюртуке и молодая казачка. Студент стоял на коленях среди комнаты перед большим раскрытым чемоданом и вынимал из него книги, разные свертки и - больше всего - кипы литографированных лекций и исписанной бумаги. Русые волосы его, подстриженные в кружок и слегка вьющиеся, в беспорядке падали ему на лоб; он беспрестанно поправлял их, то встряхивая головой, то откидывая рукой назад. Молодая собеседница его, которая сидела на сундуке, около двери, с несколько недоумевающим любопытством посматривала на эти груды книг и лекций, разложенных на полу вокруг чемодана.- Тут тебе гостинцев, не унесешь за один раз, пожалуй, - сказал ей студент.
Она вскинула на его свои карие, блестящие глаза и улыбнулась весело и недоверчиво. Смуглое лицо ее, продолговатое, южного типа, с тонким прямым носом, с тонкими черными бровями и глазами, опушенными длинными темными ресницами, было особенно красиво своей улыбкой: что-то вызывающее, смелое и влекущее к себе было в ней, в этой улыбке, и легкое смущение овладевало студентом каждый раз, когда продолговатые глаза его собеседницы, весело прищурившись, останавливались на нем, а на губах ее играла эта странная усмешка.
- Прежде всего - вот, - продолжал студент, с комической торжественностью извлекая из глубины чемодана один из свертков.
И он развернул перед ней два небольших платка: один шелковый, бледно-голубой, другой - шерстяной, тоже голубой, с яркими цветами на углах...
Текст: Федор Крюков"Казачка" рассказ
В маленькой комнатке с низким потолком, с потемневшими, старинного письма, деревянными иконами в переднем углу, с оружием и дешевыми олеографиями по стенам находилось два лица: студент в старом, форменном сюртуке и молодая казачка. Студент стоял на коленях среди комнаты перед большим раскрытым чемоданом и вынимал из него книги, разные свертки и - больше всего - кипы литографированных лекций и исписанной бумаги. Русые волосы его, подстриженные в кружок и слегка вьющиеся, в беспорядке падали ему на лоб; он беспрестанно поправлял их, то встряхивая головой, то откидывая рукой назад. Молодая собеседница его, которая сидела на сундуке, около двери, с несколько недоумевающим любопытством посматривала на эти груды книг и лекций, разложенных на полу вокруг чемодана.- Тут тебе гостинцев, не унесешь за один раз, пожалуй, - сказал ей студент.
Она вскинула на его свои карие, блестящие глаза и улыбнулась весело и недоверчиво. Смуглое лицо ее, продолговатое, южного типа, с тонким прямым носом, с тонкими черными бровями и глазами, опушенными длинными темными ресницами, было особенно красиво своей улыбкой: что-то вызывающее, смелое и влекущее к себе было в ней, в этой улыбке, и легкое смущение овладевало студентом каждый раз, когда продолговатые глаза его собеседницы, весело прищурившись, останавливались на нем, а на губах ее играла эта странная усмешка.
- Прежде всего - вот, - продолжал студент, с комической торжественностью извлекая из глубины чемодана один из свертков.
И он развернул перед ней два небольших платка: один шелковый, бледно-голубой, другой - шерстяной, тоже голубой, с яркими цветами на углах...
Текст: Федор Крюков"Казачка" рассказ
пятница, 5 февраля 2010 г.
Юрий Кувалдин ПЕВЕЦ ТИХОГО ДОНА ФЕДОР КРЮКОВ
О чем ты думаешь, казак?
Воспоминаешь прежни битвы,
На смертном поле свой бивак,
Полков хвалебные молитвы
И родину?.. Коварный сон!
Простите, вольные станицы,
И дом отцов, и тихий Дон...
Александр Пушкин "Кавказский пленник",
1821 год
1.
Случилось так, что с моей негласной подачи издательство "Советская Россия", с которым я сотрудничал как новый издатель в производственной сфере, в 1990 году на пике литературного бума выпустило в свет толстый том рассказов и публицистики истинного автора "Тихого Дона" писателя Федора Крюкова. Такова уж сила подлинного и крупного таланта, который заставил меня, соприкоснувшегося с его прозой, звонить о нем на каждом перекрестке, тем более что работа автора под псевдонимом Д* "Стремя "Тихого Дона"" с предисловием Александра Солженицына мне была давно знакома по самиздату (Д*. СТРЕМЯ "ТИХОГО ДОНА" /Загадка романа/. - Париж, YMKA-PRESS, 1974). В предисловии к публикации "Невырванная тайна" Солженицын писал: "С самого появления своего в 1928 году "Тихий Дон" протянул цепь загадок, не объясненных и по сей день. Перед читающей публикой проступил случай небывалый в мировой литературе. 23-х-летний дебютант создал произведение на материале, далеко превосходящем свой жизненный опыт и свой уровень образованности (4-х-классный). Юный продкомиссар, затем московский чернорабочий и делопроизводитель домоуправления на Красной Пресне, опубликовал труд, который мог быть подготовлен только долгим общением со многими слоями дореволюционного донского общества, более всего поражал именно вжитостью в быт и психологию тех слоев".
Потом, в 1993 году, эту книгу переиздал мой знакомый редактор выходившего в издательстве "Московский рабочий" тоненького, в книжном формате журнала "Горизонт" Евгений Ефимов, уже с именем автора - это Ирина Николаевна Медведева-Томашевская (1903-1973), а послесловие к этому изданию по просьбе Ефимова написала в апреле 1991 года дочь Ирины Николаевны - Зоя Томашевская.
«Крюков - писатель настоящий, без вывертов, без громкого поведения, но со своей собственной нотой, и первый дал настоящий колорит Дона», - писал Владимир Короленко в 1913 году. Вывертов и случаев громкого поведения в то время было предостаточно. Здесь Короленко подразумевались, несомненно, футуристы, модернисты, сбрасывавшие «с корабля современности» классическую традицию. Крюков же в меру таланта утверждал ее. Тем он и был дорог Короленко. Максим Горький назвал имя Крюкова в ряду тех, у кого следует учиться, «как надо писать правду». А еще раньше, в сентябре 1909 года, он напишет Крюкову с острова Капри: «Рассказ Ваш прочитал. В общем - он мне кажется удачным, как и все напечатанное Вами до сей поры в «Русском богатстве»... Коли не ошибаюсь да коли Вы отнесетесь к самому себе построже - тогда мы с Вами поздравим Русскую литературу еще с одним новым талантливым работником». Горький имел в виду рассказ «Зыбь», который был им тогда же включен в 27-й сборник товарищества «Знание». Но оценка распространялась и на другие произведения: в «Русском богатстве» были напечатаны «Казачка», «На тихом Дону», «Из дневника учителя Васюхина», «В родных местах», «Станичники», «Шаг на месте», «Жажда», «Мечты», «Товарищи»...
Текст: Юрий Кувалдин "Певец тихого Дона Федор Крюков"
Воспоминаешь прежни битвы,
На смертном поле свой бивак,
Полков хвалебные молитвы
И родину?.. Коварный сон!
Простите, вольные станицы,
И дом отцов, и тихий Дон...
Александр Пушкин "Кавказский пленник",
1821 год
1.
Случилось так, что с моей негласной подачи издательство "Советская Россия", с которым я сотрудничал как новый издатель в производственной сфере, в 1990 году на пике литературного бума выпустило в свет толстый том рассказов и публицистики истинного автора "Тихого Дона" писателя Федора Крюкова. Такова уж сила подлинного и крупного таланта, который заставил меня, соприкоснувшегося с его прозой, звонить о нем на каждом перекрестке, тем более что работа автора под псевдонимом Д* "Стремя "Тихого Дона"" с предисловием Александра Солженицына мне была давно знакома по самиздату (Д*. СТРЕМЯ "ТИХОГО ДОНА" /Загадка романа/. - Париж, YMKA-PRESS, 1974). В предисловии к публикации "Невырванная тайна" Солженицын писал: "С самого появления своего в 1928 году "Тихий Дон" протянул цепь загадок, не объясненных и по сей день. Перед читающей публикой проступил случай небывалый в мировой литературе. 23-х-летний дебютант создал произведение на материале, далеко превосходящем свой жизненный опыт и свой уровень образованности (4-х-классный). Юный продкомиссар, затем московский чернорабочий и делопроизводитель домоуправления на Красной Пресне, опубликовал труд, который мог быть подготовлен только долгим общением со многими слоями дореволюционного донского общества, более всего поражал именно вжитостью в быт и психологию тех слоев".
Потом, в 1993 году, эту книгу переиздал мой знакомый редактор выходившего в издательстве "Московский рабочий" тоненького, в книжном формате журнала "Горизонт" Евгений Ефимов, уже с именем автора - это Ирина Николаевна Медведева-Томашевская (1903-1973), а послесловие к этому изданию по просьбе Ефимова написала в апреле 1991 года дочь Ирины Николаевны - Зоя Томашевская.
«Крюков - писатель настоящий, без вывертов, без громкого поведения, но со своей собственной нотой, и первый дал настоящий колорит Дона», - писал Владимир Короленко в 1913 году. Вывертов и случаев громкого поведения в то время было предостаточно. Здесь Короленко подразумевались, несомненно, футуристы, модернисты, сбрасывавшие «с корабля современности» классическую традицию. Крюков же в меру таланта утверждал ее. Тем он и был дорог Короленко. Максим Горький назвал имя Крюкова в ряду тех, у кого следует учиться, «как надо писать правду». А еще раньше, в сентябре 1909 года, он напишет Крюкову с острова Капри: «Рассказ Ваш прочитал. В общем - он мне кажется удачным, как и все напечатанное Вами до сей поры в «Русском богатстве»... Коли не ошибаюсь да коли Вы отнесетесь к самому себе построже - тогда мы с Вами поздравим Русскую литературу еще с одним новым талантливым работником». Горький имел в виду рассказ «Зыбь», который был им тогда же включен в 27-й сборник товарищества «Знание». Но оценка распространялась и на другие произведения: в «Русском богатстве» были напечатаны «Казачка», «На тихом Дону», «Из дневника учителя Васюхина», «В родных местах», «Станичники», «Шаг на месте», «Жажда», «Мечты», «Товарищи»...
Текст: Юрий Кувалдин "Певец тихого Дона Федор Крюков"
четверг, 4 февраля 2010 г.
Федор Крюков ГУЛЕБЩИКИ Очерк из быта стародавнего казачества
2 февраля 2010 года исполняется 140 лет со дня рождения автора романа «Тихий Дон» Федора Дмитриевича Крюкова
Писатель Федор Дмитриевич Крюков родился 2 февраля 1870 года в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа земли Войска Донского. Окончил Петербургский историко-филологический институт. Статский советник. Депутат Первой государственной Думы. Заведующий отделом литературы и искусства журнала "Русское богатство" (редактор В. Г. Короленко). В Гражданскую войну выступал на стороне белых. Секретарь Войскового круга. В 1920 году, собрав в полевые сумки рукописи, чтобы издать их за рубежом, отступал вместе с остатками армии Деникина к Новороссийску. В дороге Федор Крюков заболел сыпным тифом и умер 20 февраля. Автор романа "Тихий Дон" и других произведений, положенных в основу так называемого "писателя Шолохова".
I.
Старуха Панкратьевна в темным кубелеке и красном платочке стояла под сараем у арбы с сеном и будила своего храпевшего во всю мочь сына, расталкивая его за плечо.
– Филюшка! буде спать-то!.. ночь на дворе!
Но Филюшка, уткнувшись головой в шубу, свернутую шерстью вверх, продолжал невозмутимо храпеть.
– Захвораешь, мой сердешный! встань, поди, разгуляйся!..
– Ммм...а? – промычал Филюшка, с трудом и удивлением раскрывая один глаз.
– Поди, говорю, на улицу, разгуляйся!.. Вон девки песни играют...
Филюшка поднялся и сел на арбе, протирая глаза.
– А мнe што?! На кой черт мне девки?.. – прохрипел он.
– Тьфу! зачем черное слово говоришь!..
Филюшка на это лишь помычал и продолжал протирать глаза кулаками. Панкратьевна стояла и терпеливо ждала, пока он придет в надлежащее чувство. Филюшка кончил протирать глаз и принялся ожесточенно скрести обеими руками густую и спутанную шевелюру на голове. Только уже после этого он тяжело спрыгнул с арбы и сказал, глядя в сторону:
– Мамушка!
– Чаво, мой соколик?..
– Дай мне три алтына – погулять хочу с казаками.
Панкратьевна помолчала с минуту, находясь в колебании, дать или нет Филюшке требуемую сумму: она была скуповата.
– Ну-к што ж, возьми... – согласилась она, решивши, что для праздника можно и побаловать сынка.
Филипп, вполне довольный, посвистывая, пошел в курень.
Текст: К 140-летию со дня рождения автора романа «Тихий Дон» Федора Дмитриевича Крюкова Федор Крюков "Гулебщики" Очерк из быта стародавнего казачества
Писатель Федор Дмитриевич Крюков родился 2 февраля 1870 года в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа земли Войска Донского. Окончил Петербургский историко-филологический институт. Статский советник. Депутат Первой государственной Думы. Заведующий отделом литературы и искусства журнала "Русское богатство" (редактор В. Г. Короленко). В Гражданскую войну выступал на стороне белых. Секретарь Войскового круга. В 1920 году, собрав в полевые сумки рукописи, чтобы издать их за рубежом, отступал вместе с остатками армии Деникина к Новороссийску. В дороге Федор Крюков заболел сыпным тифом и умер 20 февраля. Автор романа "Тихий Дон" и других произведений, положенных в основу так называемого "писателя Шолохова".
I.
Старуха Панкратьевна в темным кубелеке и красном платочке стояла под сараем у арбы с сеном и будила своего храпевшего во всю мочь сына, расталкивая его за плечо.
– Филюшка! буде спать-то!.. ночь на дворе!
Но Филюшка, уткнувшись головой в шубу, свернутую шерстью вверх, продолжал невозмутимо храпеть.
– Захвораешь, мой сердешный! встань, поди, разгуляйся!..
– Ммм...а? – промычал Филюшка, с трудом и удивлением раскрывая один глаз.
– Поди, говорю, на улицу, разгуляйся!.. Вон девки песни играют...
Филюшка поднялся и сел на арбе, протирая глаза.
– А мнe што?! На кой черт мне девки?.. – прохрипел он.
– Тьфу! зачем черное слово говоришь!..
Филюшка на это лишь помычал и продолжал протирать глаза кулаками. Панкратьевна стояла и терпеливо ждала, пока он придет в надлежащее чувство. Филюшка кончил протирать глаз и принялся ожесточенно скрести обеими руками густую и спутанную шевелюру на голове. Только уже после этого он тяжело спрыгнул с арбы и сказал, глядя в сторону:
– Мамушка!
– Чаво, мой соколик?..
– Дай мне три алтына – погулять хочу с казаками.
Панкратьевна помолчала с минуту, находясь в колебании, дать или нет Филюшке требуемую сумму: она была скуповата.
– Ну-к што ж, возьми... – согласилась она, решивши, что для праздника можно и побаловать сынка.
Филипп, вполне довольный, посвистывая, пошел в курень.
Текст: К 140-летию со дня рождения автора романа «Тихий Дон» Федора Дмитриевича Крюкова Федор Крюков "Гулебщики" Очерк из быта стародавнего казачества
среда, 3 февраля 2010 г.
Федор Крюков "Булавинский бунт"
(1707–08 гг.)
Этюд из истории отношений Петра Великого к Донским казакам
I.В 1707 году от 2го числа августа командиру двух полков, стоявших в Троицкой – на Таган-Рогу, полковнику кн. Юрию Владимировичу Долгорукому прислан был из Люблина именной указ государя Петра I. Предписывалось отправиться на Дон, во «все казачьи городки для сыску беглых разного чина людей», которые из внутренних областей, со старых, насиженных мест бежали с женами и детьми на Дон, «оставя прежние свои помыслы, починя воровство и забойство». В силу этого указа князь явился 2-го сентября в Черкасск и в войсковом кругу объявил атаману Лукьяну Максимову «всему войску» о царской воле. Царская воля в то время для Дона еще не была законом, и требовала согласия войскового круга на сыск упомянутых «беглых всяких людей». Но в Черкасске круг не позволил производить сыск. В «сказке», данной князю «за рукою и за войсковою печатью»; казаки заявили: «до сего времени не было такого указа великого государя, чтобы пришлых с Руси людей не принимать, и закону о том не бывало». Запрещение войскового круга сыскивать беглых в Черкасске не распространилось на другие казачьи станицы, или по-старинному городки. «Войсковыми письмами было предписано атаманам и казакам всех станиц, лежащих выше Черкасска по Дону и по его притокам - «быть во всем послушными к сыску и к отдаче беглых всяких чинов людей». Вместе с Долгоруким, и его офицерами в эту сыскную экспедицию командировать черкасских пять старшин: Обросима Савельева, Ефрема Петрова, Никиту Алексеева, Ивана Шапова и Григория Матвеева. От 6-го по 9-ое сентября Долгорукий производил сыск в станицах Маныческой, Багаевской и Бессергеневской, лежащих по Дону, и нашел беглых всего 14 человек. В Богаевской станице кроме того отыскано было 16 женщин, мужья которых причислялись тоже к новопришлым и находились в это время вместе с донскими казаками в военном походе, в Польше...
Текст: К 140-летию со дня рождения автора романа «Тихий Дон» Федора Дмитриевича Крюкова Федор Крюков "Булавинский бунт" Этюд из истории отношений Петра Великого к Донским казакам
Этюд из истории отношений Петра Великого к Донским казакам
I.В 1707 году от 2го числа августа командиру двух полков, стоявших в Троицкой – на Таган-Рогу, полковнику кн. Юрию Владимировичу Долгорукому прислан был из Люблина именной указ государя Петра I. Предписывалось отправиться на Дон, во «все казачьи городки для сыску беглых разного чина людей», которые из внутренних областей, со старых, насиженных мест бежали с женами и детьми на Дон, «оставя прежние свои помыслы, починя воровство и забойство». В силу этого указа князь явился 2-го сентября в Черкасск и в войсковом кругу объявил атаману Лукьяну Максимову «всему войску» о царской воле. Царская воля в то время для Дона еще не была законом, и требовала согласия войскового круга на сыск упомянутых «беглых всяких людей». Но в Черкасске круг не позволил производить сыск. В «сказке», данной князю «за рукою и за войсковою печатью»; казаки заявили: «до сего времени не было такого указа великого государя, чтобы пришлых с Руси людей не принимать, и закону о том не бывало». Запрещение войскового круга сыскивать беглых в Черкасске не распространилось на другие казачьи станицы, или по-старинному городки. «Войсковыми письмами было предписано атаманам и казакам всех станиц, лежащих выше Черкасска по Дону и по его притокам - «быть во всем послушными к сыску и к отдаче беглых всяких чинов людей». Вместе с Долгоруким, и его офицерами в эту сыскную экспедицию командировать черкасских пять старшин: Обросима Савельева, Ефрема Петрова, Никиту Алексеева, Ивана Шапова и Григория Матвеева. От 6-го по 9-ое сентября Долгорукий производил сыск в станицах Маныческой, Багаевской и Бессергеневской, лежащих по Дону, и нашел беглых всего 14 человек. В Богаевской станице кроме того отыскано было 16 женщин, мужья которых причислялись тоже к новопришлым и находились в это время вместе с донскими казаками в военном походе, в Польше...
Текст: К 140-летию со дня рождения автора романа «Тихий Дон» Федора Дмитриевича Крюкова Федор Крюков "Булавинский бунт" Этюд из истории отношений Петра Великого к Донским казакам
вторник, 2 февраля 2010 г.
Юрий Кувалдин ОН ПЕЛ В ЦЕРКОВНОМ ХОРЕ «Тихий Дон» Федора Крюкова и плагиатор Петр Громославский эссе
2 февраля 2010 года исполняется 140 лет со дня рождения автора романа «Тихий Дон» Федора Дмитриевича Крюкова
Писатель Федор Дмитриевич Крюков родился 2 февраля 1870 года в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа земли Войска Донского. Окончил Петербургский историко-филологический институт. Статский советник. Депутат Первой государственной Думы. Заведующий отделом литературы и искусства журнала "Русское богатство" (редактор В. Г. Короленко). В Гражданскую войну выступал на стороне белых. Секретарь Войскового круга. В 1920 году, собрав в полевые сумки рукописи, чтобы издать их за рубежом, отступал вместе с остатками армии Деникина к Новороссийску. В дороге Федор Крюков заболел сыпным тифом и умер 20 февраля. Автор романа "Тихий Дон" и других произведений, положенных в основу так называемого "писателя Шолохова".
Нет уже, кажется, более избитой темы, чем история с плагиатом "Тихого Дона". Даже в Вешенской каждый житель знает, что «барин роман украл»! Шолохов в разговоре о литературе совершенно не нужен, ибо со всей определенностью надо сказать, что не умел он не то что писать, но и не прочитал за всю свою долгую жизнь ни одной книги. Рой Медведев мне рассказывал, что в поездке по каналу все писатели прямо на пароходе за ночь что-то написали, только он ничего не смог написать. Даже на редкие встречи с читателями он приходил пьяным, садился в развязной позе и поддакивал тому, кто со сцены читал «его произведения». Шолохов был нужен Петру Громославскому только для получения гонораров, то есть Михаила Шолохова можно сравнить с современным алкашом, желающим срочно похмелиться и поэтому отдающим свой паспорт на регистрацию фирмы-однодневки, через которую моментально прокручиваются похищенные из бюджета миллионы, а то и миллиарды. Петр Яковлевич Громославский и есть создатель писателя Шолохова, который вовремя, неграмотный пролетарий, попался ему под руку. Под это «имя» получено гонораров по примерным подсчетам сотрудников Российской республиканской библиотеки более 200 миллиардов рублей в современном исчислении.Петр Яковлевич Громославский, как и Федор Дмитриевич Крюков, родился в 1870 году, и учился с ним вместе в Усть-Медведице. До 1915 года Громославский три раза кряду избирался атаманом станицы Букановской. Но в 1916 году в "Памятной книжке Области войска Донского" за 1916 год в разделе "Станичные атаманы" записано: "Букановская - (вакансия)". В тот период он предпринял ряд «мероприятий», отчего и не захотели казаки видеть его третий раз в своих атаманах.За годы атаманства Петр Яковлевич Громославский обустроил приличное хозяйство, мог похвастаться немалым числом работников. У него имелись четыре пары разъездных лошадей, на которых нанимали кучеров. В доме была цвета рубиновых камней с золотой ниткой бархатная мягкая мебель, несколько прекрасных настенных зеркал в позолоченных резных багетах.После отставки Громославский устроился, как и до своего атаманства, в церковь псаломщиком. В начале 1900 года у него родился еще один сын, третий - Иван. А затем род Громославских стал прирастать дочерьми. Мария, старшая, будущая жена Михаила Шолохова, появилась на свет, когда жена еще кормила грудью Ивана. Потом родилась Лидия, а спустя годы и сестры-близнецы Анна и Полина.Громославский пожелал, чтобы сыновья стали священниками, поэтому определил их учиться в Усть-Медведицкое епархиальное училище, а после окончания его направил в Новочеркасскую семинарию. Дочерей он также устроил в епархиальное женское училище в Усть-Медведице. Собственные дома у Громославского были и в станице Букановской, и в столице Области Войска Донского Новочеркасске.Но октябрьский переворот сорвал радужные планы семьи Громославских. Гражданская война разбросала его сыновей. Сам Громославский, сознавая, что пути в прошлое нет, чтобы обезопасить свою разросшуюся семью в переломные годы, решил, как ныне говорят, косить под нуждающегося, даже побывал в начале 1920 года, после смерти Федора Крюкова, с которым был рядом и хоронил его, недельку в тюрьме, из которой его освободили красные. Как "пострадавший" от белых, Громославский был принят на советскую службу. В сочиненной им для Шолохова биографии говорится, что с 1920 года по 1924 он был заведующим станичным земотделом, а затем псаломщиком в церкви. Судился за невыполнение сельскохозяйственного налога, получил 3 года принудработ, но досрочно был освобожден и восстановлен в избирательных правах.Вместе с отцом работали в земотделе и его дочери - Мария и Лидия. Там и подвернулся им Шолохов, у которого в срочном порядке явилась откуда ни возьмись страсть к литературному творчеству. Нам-то с высоты лет понятно, откуда этот литературный зуд возник. У Петра Громославского в руках оказался Глазуновский архив Федора Крюкова, с которым он был в отступе и который достался Громославскому. С постоянно наезжавшим на Дон своим родственником и однокашником Александром Поповым (Серафимовичем) они обстоятельно взвесили и детально обсудили, как быть с «Тихим Доном» Крюкова. План был прост, как советская власть: отобрать и поделить. Найти молодого «писателя» и обработать под него текст певца Дона.- Сам-то справишься, Петя? – спрашивал у Громославского Серафимович, уже тогда бритый под Котовского.- А как же! – восклицал Громославский, бывший литератор, хоть и посредственный. Образование у Петра Яковлевича все же было "повыше", он обладал каллиграфическим почерком.И пошла писать губерния в семье Громославских. За какой-то год с небольшим для введения «писателя Михаила Шолохова» в литературу Петр Громославский сочинил для него несколько фельетонов, рассказов и повесть "Путь-дороженька". Выдали за Мишу Машу Громославскую, дочь Петра Яковлевича, чтобы денежки за устройство в печать "Тихого Дона" Федора Крюкова потекли в карманы атамана Громославского, а чтобы никто не узнал, что ты, Миша, не знаешь, что такое «прямая речь» в литературном произведении, не говоря уж об «авторской речи», мы тебя аккуратно спрячем с глаз долой в Вешках, и роман под Вешенскую подгоним, мол, здесь всё и происходило. А не как у Крюкова в Глазуновской - станице Татарской.Громославский покупает зятю в Вешенской самый большой дом в центре станицы. Когда же сюда переезжает сын Иван с семьей, то покупает еще один дом для него, прямо против Шолоховых. Сам же с женой живет во флигеле рядом. Успех первых рассказов окрылил, и Громославский сдает зятю для перевозки в Москву роман о казаках. Зять курьером ездит в столицу, где Александр Серафимович, глава РАПП и главный редактор «Октября», дает указания Александру Фадееву, Юрию Либединскому и Владимиру Ставскому «правильно редактировать и дописывать» роман, поворачивать белогвардейский роман в сторону красных.Проворный Громославский славен не только этим. Он и в давние времена отличался завидной «предприимчивостью». Сохранилась в архиве Федора Крюкова презанятная жалоба казаков станицы Букановской на своего атамана Петра Громославского, в которой подробно описывают корыстолюбие, мошенничество и разные злоупотребления будущего шолоховского тестя. Жалоба датирована августом 1910 года и называется: «О взяточничестве Букановского станичного атамана Громославского». Например, в жалобе сообщается (орфография оригинала сохраняется) такой факт: «…Громославский на третьем Станичном сборе бывшем 6 и 7-го ноября 1908 года, посредством угощения водкой досбора выборных выпросил себе добавочное жалованье 200 руб., о этих незаконных действиях Станичного Атамана Громославского по донесению граждан Букановской Станицы производилось Заседателем 4-го участка Хоперского Округа дознание и при дознании все это подтверждалось, что выборные давали ему, сестре, земельные довольствия и добавочное жалованье были совершенно пьяные, а напоенные Атаманом Громославским с целью получить для себя интересы. Постановлением г. Окружного Атамана Хоперского Округа, объявленного г. Заседателем 4 участка Хоперского Округа на сборе 9 Августа 1909 года, земельные довольствия у него Громославского и сестры его отобраны в пользу общества и за незаконное пользование должен быть на них пред явлен иск в судебное учреждение, а кто же будет пред являть поверенным от общества повсем делам состоит он же Громославский и повсей вероятности на себя и сестру свою иска не предъявит?»Впрочем, теперь это всё доступные материалы. Правда торжествует, правда, потом, но торжествует, но лишь потом, как говорил прекрасный поэт и драматург Александр Володин.Помню, как 23 мая 2005 года накануне 100-летия «писателя Шолохова» на Дзержинке, по-старому, напротив улицы моего детства 25-го Октября, в музее Маяковского я выступил на вечере, посвященном Федору Крюкову: "В тени "Тихого Дона". Тут я должен заметить, что «писатель Шолохов» родился не в 1905 году, а в 1903. Два года пришлось ему убавить, чтобы не посадили за всяческие регулярные «исправления» в учетных ведомостях. Например, тому же Громославскому он в несколько раз снижал налоги! А так, за малолетство, дали лишь год условно. Он тогда в заготконторе номер 32 работал, а проще - на деревенском складе, куда свозили изъятое добро у крестьян. Казаков уже не осталось, потому что большевики вырезали казачество как класс. Замечательный ученый Андрей Глебович Макаров, ведущий вечера, изучивший «Тихий Дон» до последней запятой, опасался меня выпускать на люди, предполагая, что я буду резать правду-матку. Но к концу вечера, перед самым фильмом «Казак», все же выпустил меня. Я обрушил в зал гневную речь о том, что Шолохов был неграмотным и не написал вообще ни одной строчки в жизни, что жена его распространяла слух, что у нее с мужем почерка похожие! Судя по всему, я внес в атмосферу вечера разряд молнии, которая ударила по шолоховедам и так напугала их, что они, как говорила мне бывшая на вечере поэтесса Нина Краснова, едва не залезли в свои портфели, чтобы спрятаться и спастись от этой молнии, как от кары небесной. Когда я, разгневанный, сел, Люша, как ее называли в ближнем кругу, или Елена Цезаревна Чуковская сказала мне, что, вообще-то, не нужно разрушать миф. Да-а, подумал я, надо в таком случае на книжках вашего отца поставить имя Сергея Михалкова, лишить вас дачи в Переделкино, квартир, всех средств к существованию, то есть выбросить на улицу, и после всего этого посмотреть, как вы будете крутиться! Именно так большевики поступили с Федором Крюковым, самым известным до революции 1917 года на Дону писателем, Гомером казачества! Его имя вытравили, казалось, отовсюду, о нем не говорили все советские годы. Лишь изданная за границей книга Ирины Медведевой-Томашевской и тут же размноженная нами в самиздате разорвала порочный круг. Вписанные в роман Крюкова соавторами Штокман с Бунчуком попахивают Мечиком и Левинсоном самоубийцы Фадеева Александра. Это он заседал вместе с Александром Поповым (Серафимовичем) на Тверском бульваре в РАППе, в том самом желтобоком особняке, в котором появился на свет в свое время Александр Герцен, куда в кальсонах являлся в ресторан МАССОЛИТа поэт Иван Бездомный, и где в наши дни находится Литинститут. Именно сюда отправлял с бумагами своего зятя Михаила Шолохова истинный вдохновитель и организатор плагиата «Тихого Дона» Петр Громославский, которого воодушевленно поддержали главные функционеры РАПП А.С. Попов (Серафимович), Ю. Н. Либединский, В. М. Киршон, А. А. Фадеев, В. П. Ставский, критики Л. Л. Авербах, В. В. Ермилов. Да-а…
Не сохами-то славная землюшка наша распахана...
Распахана наша землюшка лошадиными копытами,
А засеяна славная землюшка казацкими головами,
Украшен-то наш тихий Дон молодыми вдовами,
Цветет наш батюшка тихий Дон сиротами,
Наполнена волна в тихом Дону отцовскими, материнскими слезами.
Ой ты, наш батюшка тихий Дон!
Ой, что же ты, тихий Дон, мутнехонек течешь?
Ах, как мне, тихому Дону, не мутну течи!
Со дна меня, тиха Дона, студены ключи бьют,
Посередь меня, тиха Дона, бела рыбица мутит,
Старинные казачьи песни
С этого эпиграфа начинается «Тихий Дон» под маркой «Михаил Шолохов». Но вот мы уже опубликовали очерк Федора Крюкова «Булавинский бунт», в котором - о, странность! - находим те же самые строки про «батюшку тихий Дон»!Громославский, изменяя стороны света на прямо противоположные - север на юг, запад на восток, чтобы никто не догадался, что действие происходит в родной станице Федора Крюкова, начинает роман так: «Мелеховский двор - на самом краю хутора. Воротца со скотиньего база ведут на север к Дону. Крутой восьмисаженный спуск меж замшелых в прозелени меловых глыб, и вот берег: перламутровая россыпь ракушек, серая изломистая кайма нацелованной волнами гальки и дальше - перекипающее под ветром вороненой рябью стремя Дона. На восток, за красноталом гуменных плетней, - Гетманский шлях, полынная проседь, истоптанный конскими копытами бурый, живущий придорожник, часовенка на развилке; за ней - задернутая текучим маревом степь. С юга - меловая хребтина горы. На запад - улица, пронизывающая площадь, бегущая к займищу».А теперь посмотрим, как тот же абзац о родной станице Федора Крюкова Глазуновской выглядит:«Мелеховский двор стоит на самом краю станицы Татарской. Воротца со скотиньего база ведут на юг к Дону. Крутой восьмисаженный спуск меж замшелых в прозелени меловых глыб, и вот берег: перламутровая россыпь ракушек, сырая изломистая кайма нацелованной волнами гальки и дальше серебрится перекипающее под ветром вороненой рябью стремя Дона. На север, за вербным красноталом и обилием гуменных плетней, широкая степная дорога, ведущая в украинскую Михайловскую слободу, ее в шутку прозвали "Гетманским шляхом". По сторонам этой дороги шелестит полынная проседь, да истоптанный конскими копытами бурый, живущий подорожник. При подъеме на большой бугор встречается развилка из трех дорог, увенчанная часовенкой; за ней раскинулась задернутая текучим маревом степь. С запада охраняет Татарскую меловая хребтина холма, одно из тех возвышений, которое местные жители называют "горами". На восток идет центральная улица станицы, пронизывающая площадь, и далее бегущая к займищу, заливным лугам, где протекает Медведица».Величайший писатель России Федор Дмитриевич Крюков, умеющий положить краску к краске, взвивая ее к метафоре подтекста, доступной интеллектуальной читающей публике, растоптан копытами большевиков, утопивших Дон в крови и уничтоживших казачество как класс. Чужой на Дону Михаил Шолох (так подписывал первые фельетоны и "Донские рассказы" Петр Громославский и публиковавший их глава РАПП (в сущности, глава Союза писателей СССР) Александр Серафимович) воссел на престол "Классика советской литературы", и даже позднее Нобелевскую премию получил (замечу, что я эту Нобелевскую премию отношу на счет Федора Крюкова)!Самый основательный дезавуатор «писателя Шолохова» Александр Солженицын писал: "...что не Шолохов писал „Тихий Дон" - доступно доказать основательному литературоведу, и не очень много положив труда: только сравнить стиль, язык, все художественные приемы „Тихого Дона" и „Поднятой целины". (Что и „Поднятую" писал, может быть, не он? - этого уж я досягнуть не мог!)..." Богоборческая страна, державшаяся на терроре, на запугивании всех и вся, завравшаяся до того, что уже одно вранье ссылается на другое, канула в лету, но метастазы тоталитаризма все еще дают себя знать, и не добитые правдой ревнители режима типа Феликса Кузнецова нет-нет, а выступают в защиту уже полностью разоблаченного Михаила Шолохова. Но дни их сочтены. Россия в муках противоречий вступила на цивилизованный путь развития. Новое поколение просвещенных людей будет читать роман Федора Дмитриевича Крюкова "Тихий Дон", очищенный от примитивной коммунистической пропаганды.Слышу мелодию речи, слышу, как свободно поется песня, наполняя душу чудесными картинами первозданной красоты. Вы посмотрите, вы почувствуйте, вдохните эти завораживающие ноты, пронизывающие весь очерк Федора Крюкова "На тихом Дону" и вызывающие сладкие, трагичные, величественные слезы в финале этой литературной симфонии: "Есть что-то непонятно-влекущее, безотчетное, чарующее в чувстве родины. Как бы неприветливо ни взглянула на меня родная действительность, какими бы огорчениями ни преисполнилось мое сердце, - издали, с чужбины, как-то все в ней кажется мне краше и приветливей, чем оно есть на самом деле. Иногда, когда случайно приходится натолкнуться на сравнение, я даже ощущаю до некоторой степени эгоистическую гордость: мой сородич-казак, как бы он беден ни был, все-таки живет лучше русского мужика. Такой поразительной нищеты и забитости, какую на каждом шагу можно встретить в русской деревне, на Дону пока не найдешь. Казак не знал крепостной зависимости, сознание собственного достоинства еще не умерло в нем. Это-то сознание, хоть изредка проявляющееся, и привлекает к нему наиболее мое сердце...И всякий раз, как за сизою рощею верб скрываются из глаз моих крытые соломой хатки моих станичников и постепенно убегают из глаз и самая роща, и кресты на церкви, и гумна со скирдами за станицей, - сердце мое сжимается безотчетной грустью, - потому ли, что жаль расстаться с людьми родными, близкими моему сердцу, с дорогими, родными могилами или еще почему-то, - не знаю..."Свой поэтичный роман не случайно Федор Крюков назвал "Тихим Доном". Очень долгой была дорога к нему. Разумеется, в художественном смысле, а не в хронологическом. Как для истинного писателя, для Федора Крюкова, главное состояло не в том, каковым является содержание романа, а "как" он написан. Мастер художественной детали, сын атамана станицы Глазуновской, он с молоком матери впитал культуру, привычки и стиль жизни донского казачества. Очерк "На тихом Дону", осветивший дорогу к "Тихому Дону", Федор Крюков написал задолго до появления на свет Михаила Шолохова, еще в конце XIX века! Тесть будущего «пролетарского писателя» Петр Громославский восхищался талантом своего друга Федора Крюкова, когда прочитал в журнале "Русское богатство" этот изумительнейший очерк. Как только появился в журнале Александра Серафимовича "Октябрь" роман Федора Крюкова «Тихий Дон» под "именем" 23/25-летнего Михаила Шолохова, молодые учителя Воронежа, с юных лет прекрасно знавшие многие произведения "Певца Дона", создали "Общество по защите творчества Федора Крюкова от плагиата Михаила Шолохова". Но "Тиходонской плагиат" защитил всею мощью вертикали власти Иосиф Сталин, и сторонников Федора Крюкова поглотили советские концентрационные лагеря, с 1934 года превращенные в ГУЛАГ.От всего сердца выражаю благодарность руководству Волгоградской области, давшему имя Федора Крюкова одной из улиц города Волгограда (Постановление № 254 от 10.03.2004). Символично, что еще при жизни Петра Громославского граница между областями пролегла именно так, чтобы станица Глазуновская была в Волгоградской области, а Вешенское логово - в Ростовской. Петр Яковлевич Громославский умер в 1939 году. Он и в гробу был красив, поскольку при жизни обладал приятной внешностью. У него был поставленный басистый голос. Он пел в церковном хоре.С его кончиной закончилось и «творчество писателя Шолохова». А все жалкие последующие «произведения» кроила жена Мария с родственниками. «Писательский» опыт у нее на «Тихом Доне» и «Поднятой целине» под руководством отца накопился.Замечательно, что основатели Фонда писателя Федора Дмитриевича Крюкова инициировали создание памятника великому писателю в станице Глазуновской. Из разговора со скульптором Александром Рукавишниковым, еще до установки его памятника "коням и рыбаку" на Гоголевском бульваре, я узнал, что Александр Иулианович, оказывается, не знал о существовании писателя Федора Крюкова. После беседы со мной Рукавишников предложил сделать памятник и Федору Крюкову, так он был растерян, потому что остановить уже ничего не мог. Склоняю голову перед всем Донским Казачеством, воскресшим из пепла вместе со своим великим сыном - писателем Федором Дмитриевичем Крюковым.
“Наша улица” №123 (2) февраль 2010
Писатель Федор Дмитриевич Крюков родился 2 февраля 1870 года в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа земли Войска Донского. Окончил Петербургский историко-филологический институт. Статский советник. Депутат Первой государственной Думы. Заведующий отделом литературы и искусства журнала "Русское богатство" (редактор В. Г. Короленко). В Гражданскую войну выступал на стороне белых. Секретарь Войскового круга. В 1920 году, собрав в полевые сумки рукописи, чтобы издать их за рубежом, отступал вместе с остатками армии Деникина к Новороссийску. В дороге Федор Крюков заболел сыпным тифом и умер 20 февраля. Автор романа "Тихий Дон" и других произведений, положенных в основу так называемого "писателя Шолохова".
Нет уже, кажется, более избитой темы, чем история с плагиатом "Тихого Дона". Даже в Вешенской каждый житель знает, что «барин роман украл»! Шолохов в разговоре о литературе совершенно не нужен, ибо со всей определенностью надо сказать, что не умел он не то что писать, но и не прочитал за всю свою долгую жизнь ни одной книги. Рой Медведев мне рассказывал, что в поездке по каналу все писатели прямо на пароходе за ночь что-то написали, только он ничего не смог написать. Даже на редкие встречи с читателями он приходил пьяным, садился в развязной позе и поддакивал тому, кто со сцены читал «его произведения». Шолохов был нужен Петру Громославскому только для получения гонораров, то есть Михаила Шолохова можно сравнить с современным алкашом, желающим срочно похмелиться и поэтому отдающим свой паспорт на регистрацию фирмы-однодневки, через которую моментально прокручиваются похищенные из бюджета миллионы, а то и миллиарды. Петр Яковлевич Громославский и есть создатель писателя Шолохова, который вовремя, неграмотный пролетарий, попался ему под руку. Под это «имя» получено гонораров по примерным подсчетам сотрудников Российской республиканской библиотеки более 200 миллиардов рублей в современном исчислении.Петр Яковлевич Громославский, как и Федор Дмитриевич Крюков, родился в 1870 году, и учился с ним вместе в Усть-Медведице. До 1915 года Громославский три раза кряду избирался атаманом станицы Букановской. Но в 1916 году в "Памятной книжке Области войска Донского" за 1916 год в разделе "Станичные атаманы" записано: "Букановская - (вакансия)". В тот период он предпринял ряд «мероприятий», отчего и не захотели казаки видеть его третий раз в своих атаманах.За годы атаманства Петр Яковлевич Громославский обустроил приличное хозяйство, мог похвастаться немалым числом работников. У него имелись четыре пары разъездных лошадей, на которых нанимали кучеров. В доме была цвета рубиновых камней с золотой ниткой бархатная мягкая мебель, несколько прекрасных настенных зеркал в позолоченных резных багетах.После отставки Громославский устроился, как и до своего атаманства, в церковь псаломщиком. В начале 1900 года у него родился еще один сын, третий - Иван. А затем род Громославских стал прирастать дочерьми. Мария, старшая, будущая жена Михаила Шолохова, появилась на свет, когда жена еще кормила грудью Ивана. Потом родилась Лидия, а спустя годы и сестры-близнецы Анна и Полина.Громославский пожелал, чтобы сыновья стали священниками, поэтому определил их учиться в Усть-Медведицкое епархиальное училище, а после окончания его направил в Новочеркасскую семинарию. Дочерей он также устроил в епархиальное женское училище в Усть-Медведице. Собственные дома у Громославского были и в станице Букановской, и в столице Области Войска Донского Новочеркасске.Но октябрьский переворот сорвал радужные планы семьи Громославских. Гражданская война разбросала его сыновей. Сам Громославский, сознавая, что пути в прошлое нет, чтобы обезопасить свою разросшуюся семью в переломные годы, решил, как ныне говорят, косить под нуждающегося, даже побывал в начале 1920 года, после смерти Федора Крюкова, с которым был рядом и хоронил его, недельку в тюрьме, из которой его освободили красные. Как "пострадавший" от белых, Громославский был принят на советскую службу. В сочиненной им для Шолохова биографии говорится, что с 1920 года по 1924 он был заведующим станичным земотделом, а затем псаломщиком в церкви. Судился за невыполнение сельскохозяйственного налога, получил 3 года принудработ, но досрочно был освобожден и восстановлен в избирательных правах.Вместе с отцом работали в земотделе и его дочери - Мария и Лидия. Там и подвернулся им Шолохов, у которого в срочном порядке явилась откуда ни возьмись страсть к литературному творчеству. Нам-то с высоты лет понятно, откуда этот литературный зуд возник. У Петра Громославского в руках оказался Глазуновский архив Федора Крюкова, с которым он был в отступе и который достался Громославскому. С постоянно наезжавшим на Дон своим родственником и однокашником Александром Поповым (Серафимовичем) они обстоятельно взвесили и детально обсудили, как быть с «Тихим Доном» Крюкова. План был прост, как советская власть: отобрать и поделить. Найти молодого «писателя» и обработать под него текст певца Дона.- Сам-то справишься, Петя? – спрашивал у Громославского Серафимович, уже тогда бритый под Котовского.- А как же! – восклицал Громославский, бывший литератор, хоть и посредственный. Образование у Петра Яковлевича все же было "повыше", он обладал каллиграфическим почерком.И пошла писать губерния в семье Громославских. За какой-то год с небольшим для введения «писателя Михаила Шолохова» в литературу Петр Громославский сочинил для него несколько фельетонов, рассказов и повесть "Путь-дороженька". Выдали за Мишу Машу Громославскую, дочь Петра Яковлевича, чтобы денежки за устройство в печать "Тихого Дона" Федора Крюкова потекли в карманы атамана Громославского, а чтобы никто не узнал, что ты, Миша, не знаешь, что такое «прямая речь» в литературном произведении, не говоря уж об «авторской речи», мы тебя аккуратно спрячем с глаз долой в Вешках, и роман под Вешенскую подгоним, мол, здесь всё и происходило. А не как у Крюкова в Глазуновской - станице Татарской.Громославский покупает зятю в Вешенской самый большой дом в центре станицы. Когда же сюда переезжает сын Иван с семьей, то покупает еще один дом для него, прямо против Шолоховых. Сам же с женой живет во флигеле рядом. Успех первых рассказов окрылил, и Громославский сдает зятю для перевозки в Москву роман о казаках. Зять курьером ездит в столицу, где Александр Серафимович, глава РАПП и главный редактор «Октября», дает указания Александру Фадееву, Юрию Либединскому и Владимиру Ставскому «правильно редактировать и дописывать» роман, поворачивать белогвардейский роман в сторону красных.Проворный Громославский славен не только этим. Он и в давние времена отличался завидной «предприимчивостью». Сохранилась в архиве Федора Крюкова презанятная жалоба казаков станицы Букановской на своего атамана Петра Громославского, в которой подробно описывают корыстолюбие, мошенничество и разные злоупотребления будущего шолоховского тестя. Жалоба датирована августом 1910 года и называется: «О взяточничестве Букановского станичного атамана Громославского». Например, в жалобе сообщается (орфография оригинала сохраняется) такой факт: «…Громославский на третьем Станичном сборе бывшем 6 и 7-го ноября 1908 года, посредством угощения водкой досбора выборных выпросил себе добавочное жалованье 200 руб., о этих незаконных действиях Станичного Атамана Громославского по донесению граждан Букановской Станицы производилось Заседателем 4-го участка Хоперского Округа дознание и при дознании все это подтверждалось, что выборные давали ему, сестре, земельные довольствия и добавочное жалованье были совершенно пьяные, а напоенные Атаманом Громославским с целью получить для себя интересы. Постановлением г. Окружного Атамана Хоперского Округа, объявленного г. Заседателем 4 участка Хоперского Округа на сборе 9 Августа 1909 года, земельные довольствия у него Громославского и сестры его отобраны в пользу общества и за незаконное пользование должен быть на них пред явлен иск в судебное учреждение, а кто же будет пред являть поверенным от общества повсем делам состоит он же Громославский и повсей вероятности на себя и сестру свою иска не предъявит?»Впрочем, теперь это всё доступные материалы. Правда торжествует, правда, потом, но торжествует, но лишь потом, как говорил прекрасный поэт и драматург Александр Володин.Помню, как 23 мая 2005 года накануне 100-летия «писателя Шолохова» на Дзержинке, по-старому, напротив улицы моего детства 25-го Октября, в музее Маяковского я выступил на вечере, посвященном Федору Крюкову: "В тени "Тихого Дона". Тут я должен заметить, что «писатель Шолохов» родился не в 1905 году, а в 1903. Два года пришлось ему убавить, чтобы не посадили за всяческие регулярные «исправления» в учетных ведомостях. Например, тому же Громославскому он в несколько раз снижал налоги! А так, за малолетство, дали лишь год условно. Он тогда в заготконторе номер 32 работал, а проще - на деревенском складе, куда свозили изъятое добро у крестьян. Казаков уже не осталось, потому что большевики вырезали казачество как класс. Замечательный ученый Андрей Глебович Макаров, ведущий вечера, изучивший «Тихий Дон» до последней запятой, опасался меня выпускать на люди, предполагая, что я буду резать правду-матку. Но к концу вечера, перед самым фильмом «Казак», все же выпустил меня. Я обрушил в зал гневную речь о том, что Шолохов был неграмотным и не написал вообще ни одной строчки в жизни, что жена его распространяла слух, что у нее с мужем почерка похожие! Судя по всему, я внес в атмосферу вечера разряд молнии, которая ударила по шолоховедам и так напугала их, что они, как говорила мне бывшая на вечере поэтесса Нина Краснова, едва не залезли в свои портфели, чтобы спрятаться и спастись от этой молнии, как от кары небесной. Когда я, разгневанный, сел, Люша, как ее называли в ближнем кругу, или Елена Цезаревна Чуковская сказала мне, что, вообще-то, не нужно разрушать миф. Да-а, подумал я, надо в таком случае на книжках вашего отца поставить имя Сергея Михалкова, лишить вас дачи в Переделкино, квартир, всех средств к существованию, то есть выбросить на улицу, и после всего этого посмотреть, как вы будете крутиться! Именно так большевики поступили с Федором Крюковым, самым известным до революции 1917 года на Дону писателем, Гомером казачества! Его имя вытравили, казалось, отовсюду, о нем не говорили все советские годы. Лишь изданная за границей книга Ирины Медведевой-Томашевской и тут же размноженная нами в самиздате разорвала порочный круг. Вписанные в роман Крюкова соавторами Штокман с Бунчуком попахивают Мечиком и Левинсоном самоубийцы Фадеева Александра. Это он заседал вместе с Александром Поповым (Серафимовичем) на Тверском бульваре в РАППе, в том самом желтобоком особняке, в котором появился на свет в свое время Александр Герцен, куда в кальсонах являлся в ресторан МАССОЛИТа поэт Иван Бездомный, и где в наши дни находится Литинститут. Именно сюда отправлял с бумагами своего зятя Михаила Шолохова истинный вдохновитель и организатор плагиата «Тихого Дона» Петр Громославский, которого воодушевленно поддержали главные функционеры РАПП А.С. Попов (Серафимович), Ю. Н. Либединский, В. М. Киршон, А. А. Фадеев, В. П. Ставский, критики Л. Л. Авербах, В. В. Ермилов. Да-а…
Не сохами-то славная землюшка наша распахана...
Распахана наша землюшка лошадиными копытами,
А засеяна славная землюшка казацкими головами,
Украшен-то наш тихий Дон молодыми вдовами,
Цветет наш батюшка тихий Дон сиротами,
Наполнена волна в тихом Дону отцовскими, материнскими слезами.
Ой ты, наш батюшка тихий Дон!
Ой, что же ты, тихий Дон, мутнехонек течешь?
Ах, как мне, тихому Дону, не мутну течи!
Со дна меня, тиха Дона, студены ключи бьют,
Посередь меня, тиха Дона, бела рыбица мутит,
Старинные казачьи песни
С этого эпиграфа начинается «Тихий Дон» под маркой «Михаил Шолохов». Но вот мы уже опубликовали очерк Федора Крюкова «Булавинский бунт», в котором - о, странность! - находим те же самые строки про «батюшку тихий Дон»!Громославский, изменяя стороны света на прямо противоположные - север на юг, запад на восток, чтобы никто не догадался, что действие происходит в родной станице Федора Крюкова, начинает роман так: «Мелеховский двор - на самом краю хутора. Воротца со скотиньего база ведут на север к Дону. Крутой восьмисаженный спуск меж замшелых в прозелени меловых глыб, и вот берег: перламутровая россыпь ракушек, серая изломистая кайма нацелованной волнами гальки и дальше - перекипающее под ветром вороненой рябью стремя Дона. На восток, за красноталом гуменных плетней, - Гетманский шлях, полынная проседь, истоптанный конскими копытами бурый, живущий придорожник, часовенка на развилке; за ней - задернутая текучим маревом степь. С юга - меловая хребтина горы. На запад - улица, пронизывающая площадь, бегущая к займищу».А теперь посмотрим, как тот же абзац о родной станице Федора Крюкова Глазуновской выглядит:«Мелеховский двор стоит на самом краю станицы Татарской. Воротца со скотиньего база ведут на юг к Дону. Крутой восьмисаженный спуск меж замшелых в прозелени меловых глыб, и вот берег: перламутровая россыпь ракушек, сырая изломистая кайма нацелованной волнами гальки и дальше серебрится перекипающее под ветром вороненой рябью стремя Дона. На север, за вербным красноталом и обилием гуменных плетней, широкая степная дорога, ведущая в украинскую Михайловскую слободу, ее в шутку прозвали "Гетманским шляхом". По сторонам этой дороги шелестит полынная проседь, да истоптанный конскими копытами бурый, живущий подорожник. При подъеме на большой бугор встречается развилка из трех дорог, увенчанная часовенкой; за ней раскинулась задернутая текучим маревом степь. С запада охраняет Татарскую меловая хребтина холма, одно из тех возвышений, которое местные жители называют "горами". На восток идет центральная улица станицы, пронизывающая площадь, и далее бегущая к займищу, заливным лугам, где протекает Медведица».Величайший писатель России Федор Дмитриевич Крюков, умеющий положить краску к краске, взвивая ее к метафоре подтекста, доступной интеллектуальной читающей публике, растоптан копытами большевиков, утопивших Дон в крови и уничтоживших казачество как класс. Чужой на Дону Михаил Шолох (так подписывал первые фельетоны и "Донские рассказы" Петр Громославский и публиковавший их глава РАПП (в сущности, глава Союза писателей СССР) Александр Серафимович) воссел на престол "Классика советской литературы", и даже позднее Нобелевскую премию получил (замечу, что я эту Нобелевскую премию отношу на счет Федора Крюкова)!Самый основательный дезавуатор «писателя Шолохова» Александр Солженицын писал: "...что не Шолохов писал „Тихий Дон" - доступно доказать основательному литературоведу, и не очень много положив труда: только сравнить стиль, язык, все художественные приемы „Тихого Дона" и „Поднятой целины". (Что и „Поднятую" писал, может быть, не он? - этого уж я досягнуть не мог!)..." Богоборческая страна, державшаяся на терроре, на запугивании всех и вся, завравшаяся до того, что уже одно вранье ссылается на другое, канула в лету, но метастазы тоталитаризма все еще дают себя знать, и не добитые правдой ревнители режима типа Феликса Кузнецова нет-нет, а выступают в защиту уже полностью разоблаченного Михаила Шолохова. Но дни их сочтены. Россия в муках противоречий вступила на цивилизованный путь развития. Новое поколение просвещенных людей будет читать роман Федора Дмитриевича Крюкова "Тихий Дон", очищенный от примитивной коммунистической пропаганды.Слышу мелодию речи, слышу, как свободно поется песня, наполняя душу чудесными картинами первозданной красоты. Вы посмотрите, вы почувствуйте, вдохните эти завораживающие ноты, пронизывающие весь очерк Федора Крюкова "На тихом Дону" и вызывающие сладкие, трагичные, величественные слезы в финале этой литературной симфонии: "Есть что-то непонятно-влекущее, безотчетное, чарующее в чувстве родины. Как бы неприветливо ни взглянула на меня родная действительность, какими бы огорчениями ни преисполнилось мое сердце, - издали, с чужбины, как-то все в ней кажется мне краше и приветливей, чем оно есть на самом деле. Иногда, когда случайно приходится натолкнуться на сравнение, я даже ощущаю до некоторой степени эгоистическую гордость: мой сородич-казак, как бы он беден ни был, все-таки живет лучше русского мужика. Такой поразительной нищеты и забитости, какую на каждом шагу можно встретить в русской деревне, на Дону пока не найдешь. Казак не знал крепостной зависимости, сознание собственного достоинства еще не умерло в нем. Это-то сознание, хоть изредка проявляющееся, и привлекает к нему наиболее мое сердце...И всякий раз, как за сизою рощею верб скрываются из глаз моих крытые соломой хатки моих станичников и постепенно убегают из глаз и самая роща, и кресты на церкви, и гумна со скирдами за станицей, - сердце мое сжимается безотчетной грустью, - потому ли, что жаль расстаться с людьми родными, близкими моему сердцу, с дорогими, родными могилами или еще почему-то, - не знаю..."Свой поэтичный роман не случайно Федор Крюков назвал "Тихим Доном". Очень долгой была дорога к нему. Разумеется, в художественном смысле, а не в хронологическом. Как для истинного писателя, для Федора Крюкова, главное состояло не в том, каковым является содержание романа, а "как" он написан. Мастер художественной детали, сын атамана станицы Глазуновской, он с молоком матери впитал культуру, привычки и стиль жизни донского казачества. Очерк "На тихом Дону", осветивший дорогу к "Тихому Дону", Федор Крюков написал задолго до появления на свет Михаила Шолохова, еще в конце XIX века! Тесть будущего «пролетарского писателя» Петр Громославский восхищался талантом своего друга Федора Крюкова, когда прочитал в журнале "Русское богатство" этот изумительнейший очерк. Как только появился в журнале Александра Серафимовича "Октябрь" роман Федора Крюкова «Тихий Дон» под "именем" 23/25-летнего Михаила Шолохова, молодые учителя Воронежа, с юных лет прекрасно знавшие многие произведения "Певца Дона", создали "Общество по защите творчества Федора Крюкова от плагиата Михаила Шолохова". Но "Тиходонской плагиат" защитил всею мощью вертикали власти Иосиф Сталин, и сторонников Федора Крюкова поглотили советские концентрационные лагеря, с 1934 года превращенные в ГУЛАГ.От всего сердца выражаю благодарность руководству Волгоградской области, давшему имя Федора Крюкова одной из улиц города Волгограда (Постановление № 254 от 10.03.2004). Символично, что еще при жизни Петра Громославского граница между областями пролегла именно так, чтобы станица Глазуновская была в Волгоградской области, а Вешенское логово - в Ростовской. Петр Яковлевич Громославский умер в 1939 году. Он и в гробу был красив, поскольку при жизни обладал приятной внешностью. У него был поставленный басистый голос. Он пел в церковном хоре.С его кончиной закончилось и «творчество писателя Шолохова». А все жалкие последующие «произведения» кроила жена Мария с родственниками. «Писательский» опыт у нее на «Тихом Доне» и «Поднятой целине» под руководством отца накопился.Замечательно, что основатели Фонда писателя Федора Дмитриевича Крюкова инициировали создание памятника великому писателю в станице Глазуновской. Из разговора со скульптором Александром Рукавишниковым, еще до установки его памятника "коням и рыбаку" на Гоголевском бульваре, я узнал, что Александр Иулианович, оказывается, не знал о существовании писателя Федора Крюкова. После беседы со мной Рукавишников предложил сделать памятник и Федору Крюкову, так он был растерян, потому что остановить уже ничего не мог. Склоняю голову перед всем Донским Казачеством, воскресшим из пепла вместе со своим великим сыном - писателем Федором Дмитриевичем Крюковым.
“Наша улица” №123 (2) февраль 2010
понедельник, 1 февраля 2010 г.
НАША УЛИЦА 2 ФЕВРАЛЬ 2010
К 140-летию со дня рождения автора романа «Тихий Дон» Федора Дмитриевича Крюкова Юрий Кувалдин "Он пел в церковном хоре" эссе «Тихий Дон» Федора Крюкова и плагиатор Петр Громославский140-летию со дня рождения автора романа «Тихий Дон» Федора Дмитриевича Крюкова Федор Крюков "Булавинский бунт" Этюд из истории отношений Петра Великого к Донским казакам
К 140-летию со дня рождения автора романа «Тихий Дон» Федора Дмитриевича Крюкова Федор Крюков "Гулебщики" Очерк из быта стародавнего казачества
Николай Толстиков "Божий мир" короткие рассказы 3
Валерий Перевозчиков "Водка, как выпивка" заметки
Анастасия Бабичева "Сетература" статья
Сергей Михайлин-Плавский "Станция назначения - Щербакты" повесть
Марина Сальтина "Бедный Дон Жуан" рассказ
Алексей Некрасов "Два царства, или Учение Льва Толстого" эссе
Юрий Кувалдин "Трапезунд" рассказ
Подписаться на:
Сообщения (Atom)