Приковывает взгляд «Мадонна» Рафаэля, взывая к строчкам чёрным по белому Достоевскому, творцу заснеженной России, размышления перелетают через мост, и не простой, а как у Евгения Рейна: «И в свой час упаду, ощерясь, // на московский чумной погост - // только призрак прорвется через // разведенный Дворцовый мост», - сражённый этим доводом, лишаю себя иных аргументов, точно знаменитая панорама Третьего Рима с Воробьёвых гор расстреливает в упор, поэтому откладываю гусиное перо восхваления, что даётся чрезвычайно трудно, и никакого отношения не имеет к Перову, автору портрета «Преступления и наказания», совершенно игнорируя повествовательную логику, о которой, в общем-то, не помышлял, поскольку прежде всего овладевает всей душой очарование.
Юрий КУВАЛДИН
