суббота, 28 февраля 2015 г.

Юрий Кувалдин "Ода художнику Буйначёву"

Юрий Кувалдин

ОДА ХУДОЖНИКУ БУЙНАЧЁВУ

Плоды твои, жизнь, загадочны и прекрасны, словно говорит нам всеми своими созданиями Владимир Буйначёв. Он внешне строг, молчалив, сосредоточен, но в его творениях вспыхивает неподражаемый свет нежности. Детскую душу художника не скроешь. 
Буйначёв создаёт те невидимые взрослому формы жизни, которые скрыты под вуалью детского воображения. Не лепо ли ны бяшет, братие, начати старыми словесы… Он разгадывает в реальностях предметов, нереальные их проявления. 
Тени того, что ему видится, приобретают вполне реальные формы, но они отчётливы до той поры, пока ветерок не шевельнул гладь воды, и картина не исчезла. Мягкие краски поэтизируют угловатость жизни, её нежелание становится предметом искусства. 
Говорят, вот это - писатель, это - скульптор, это - музыкант, это - поэт. Но в каждом из перечисленных я, прежде всего, ищу художника, который всю свою жизнь положил, как я люблю, говорить, на алтарь искусства. Буйначёв всею своею жизнью утверждает именно эту истину - он художник. Он творит только то, что ему хочется творить, и только так, как ему хочется, и как он может. Из этих простых понятий складывается лицо художника, не похожего ни на кого, создавшего свой единственный художественный мир. Буйначёв соединил в себе как бы все виды и все роды искусства, подобно мастерам Возрождения. Он выходит за рамки направлений, принадлежности к группам и кастам. Буйначёв - сам по себе. И когда он сидит ночами за письменным столом над новой книгой, и когда он в комбинезоне и в защитных очках в литейке отливает новую скульптуру, и когда он, как молотобоец в цеху, вырубает из гранта свою Галатею, и когда он в Парке Искусств проводит с коллегами-скульпторами очередной симпозиум, и когда он, как «денди лондонский одет», выступает на вернисажах и на приёмах, и когда он незаметным прохожим задумчиво идёт по какому-нибудь Спасоналивковскому переулку, и когда он, как поэт, читает свои афоризмы в Ахматовском культурном центре.
Я иду с Буйначёвым по заснеженной улице, смотрю на его белую бороду и невольно вслух специально для него декламирую:


В спокойных пригородах снег, 
Сгребают дворники лопатами.
Я с мужиками бородатыми 
Иду - прохожий человек...


Жизнь, живопись, женщина. Ярославна рано плачет в Путивле на забрале, аркучи: "Светлое и тресветлое солнце! Всем тепло и красно еси. Чему, господине, простре горячюю свою лучю на ладе вои? В поле безводне жаждею имь лучи съпряже, тугою им тули затче?" 
Жажда проникнуть в истоки бытия. День ускользает из-под ног, как лестница эскалатора, бегущая то вниз, то вверх.  Так и жизнь идет то вниз, то вверх, то к юбилею. Но Слово идет совершенно иначе. Иеремия плачет: "Услышали, что я стенаю, а утешителя у меня нет; услышали все враги мои о бедствии моем и обрадовались, что Ты соделал это: о, если бы Ты повелел наступить дню, предреченному Тобою, и они стали бы подобными мне!" 
Можно представить, что был действительно такой Гомер, главное, слепой, поэтому не писал, а устно пел. Писатель - это тот, кто пишет. Если Гомер не писал, то его и не было. За него, под этим именем писали другие. Спрашивается, кто записал его поэмы? Вообще, вопрос о древних авторах остается открытым. Я могу согласиться с версией, что, как и Европа, так и Россия заглубляли свою историю, писали якобы древние тексты вроде «Одиссеи» и «Слова о полку Игореве». Парадокс в том, что туда, в те времена никто ни сходить и ни проверить не сможет. С другой стороны и проверять не стоит, поскольку и наше время сотрется через тысячу лет в запятую. У церкви проблема авторства вообще отпадает, поскольку всё написано и создано Богом, который через совокупление размножил себя до бесконечности во времени и пространстве. И гений Буйначёва состоит в том, что он автором «Слова» посчитал самого князя Игоря. Мифологизация есть естественная функция большого искусства, которое отрывается от современников и парит в бессмертной вечности.
Иногда во всём творчестве Буйначёва мне видится один какой-нибудь египетский иероглиф, или, даже скорее, клинописный рисунок, с неестественной позой, скажем, женской фигуры - в этом, как мне кажется, наглядно проявляется уход Буйначёва от нереальной реальности к остановленным во времени и сохранённым для нас первозданным, незамутнённым истокам искусства.
Буйначёв размещает в воздухе объёмы своих фантазий, чтобы перейти на поверхность водной глади, в которой отразятся его глаза. Я давно заметил, что художником (писателем, поэтом) становится только тот, кто выходит из подчинения авторитетам. Искусство, по большому счёту, есть форма сохранения души, обеспечение собственного бессмертия. Любопытство художника Буйначёва беспредельно, особенно, когда он собирается наблюдать, как будут распускаються почки на сирени, похожие на маленькие зеленые розочки, да и как все прочие кусты и деревья примутся распускаться - березы, липы, осины, тополя, ольха, ясени…  - подернутся желтоватой дымкой, готовой вот-вот стартовать буйной весенней московской зеленью. Скульптура, картины и книги, столкновения дерева, камня, бронзы с литературным текстом, идущим от библейского плача Иеремии, положенного красками на поверхность холста, помогают Буйначёву с максимальной объёмностью выразить себя.

На снимке (слева направо): скульптор Владимир Буйначёв и писатель Юрий Кувалдин.
Фото Александра Трифонова
26 февраля 2015 года в выставочных залах Московского Союза художников на Беговой улице, 7-9, открылась персональная выставка скульптора Владимира Буйначёва.

На снимке (слева направо): скульптор Владимир Буйначёв (в реале) и Владимир Буйначёв (в дереве) - автопортрет.
Фото Юрия Кувалдина

На снимке (слева направо): художник Александр Трифонов и скульптор Владимир Буйначёв. 
Фото Юрия Кувалдина 



На снимке (слева направо): скульптор Дмитрий Тугаринов и художник Александр Трифонов. 
Фото Юрия Кувалдина

На вернисаже 26 февраля 2015 года скульптора Владимира Буйначёва. 
Фото Александра Трифонова 



Женщины Владимира Буйначёва.
Фото Юрия Кувалдина

Перевоплощения Владимира Буйначёва.
Фото Юрия Кувалдина

Своё лицо Владимира Буйначёва.
Фото Юрия Кувалдина

Поль Сезанн в мастерской Владимира Буйначёва.
Фото Юрия Кувалдина

Женщина синего периода Владимира Буйначёва.
Фото Юрия Кувалдина

Плодоносящие сады Владимира Буйначёва.
Фото Юрия Кувалдина

Женщина Владимира Буйначёва.
Фото Юрия Кувалдина

Владимир Буйначёв "Облако", бронза. 
Фото Юрия Кувалдина

Владимир Буйначёв "Автопортрет", холст, масло. 
Фото Юрия Кувалдина

Поэзия в камне, бронзе и красках Владимира Буйначёва.
Фото Александра Трифонова

Стройная скульптура Владимира Буйначёва.
Фото Юрия Кувалдина


Владимир Петрович Буйначев родился 10 января 1938 года в Свердловске. Окончил Строгановское училище. Скульптор, художник, филолог, писатель. Член-корреспондент Российской академии художеств. Участник и руководитель многих выставок и симпозиумов. Памятник Пушкину (1999) его работы стоит в Парке искусств перед зданием ЦДХ. Работы находятся в собраниях Третьяковской галереи, Русского музея, в музеях Германии, Югославии, Болгарии, Венгрии и др. Автор книги "Новое прочтение "Слова о полку Игореве", изданной в 1998 году Издательством "Книжный сад". 

Фото Юрия Кувалдина
Фото Юрия Кувалдина

Фото Юрия Кувалдина


"Наша улица” №184 (3) март 2015

СЧЁТ



Считать шаги до поворота - занятие во всех отношениях прекрасное, отвлекающее от новых всё разрастающихся мыслей, успокаивающее, лучше лекарства, потому что при счёте шагов ты забываешь даже о ритмичном дыхании, хотя в то время, когда просто ходишь по улицам и переулкам, о дыхании даже не вспоминаешь, дышишь себе и дышишь вполне бессознательно, но стоит только подумать о необходимости поступления кислорода в кровь, как тут же на этом самом месте непременно вспоминаешь о бесперебойной работе сердца, и сразу перестаешь считать шаги до поворота, а принимаешься вместо этого считать удары сердца, для удобства кладя пальцы на запястье для прослушивания пульса.

Юрий КУВАЛДИН

пятница, 27 февраля 2015 г.

ДАЛЕКО




Я пошёл по незнакомой улице, глядя по сторонам и думая, как же всё здесь далеко от того мира, в котором родился, вырос и живу я. Первое, что сразу бросалось в глаза - это какие-то уменьшенные размеры. От вокзала шла главная улица, больше похожая на затрапезный московский переулок где-нибудь в Курьяново или в Новой Москве на Пахре. Вокзал был стандартный для всей железной дороги, некая уменьшенная копия и без того маленького Савёловского вокзала. Я остановился, чтобы сообразить, какой это город. Если тот, то шагая прямо, я упрусь в памятник Батюшкову. Если другой, то ноги сами меня приведут к Иоанну Грозному.

Юрий КУВАЛДИН